Полёт японского журавля. Я русский

– Откуда они, дочка, – спросил он, когда блондинка проходила мимо.

– Студенты из Японии в Москву, поезд дружбы через всё страну, – ответила она заученно и не останавливаясь. Она скрылась в здании вокзала и через минуту вывела оттуда ещё несколько студенток, журила их, а те явно чувствовали себя виноватыми.

Потом раздался гудок, люди мгновенно растворились в вагонах, перрон опустел, остались лишь несколько студентов художников, всё ещё общавшихся у окна. Там же крутился рыжий пёс по кличке Барик, с которым, вероятно, успели познакомиться все.

Когда состав ушёл, стало до необычности тихо и тоскливо, на перроне всё ещё находились художники, обсуждавшие произошедшее. Похожий на красного волка пёс Барик, как ни в чём не бывало, крутился рядом, по привычке выпрашивая у девушек что-нибудь вкусное. Михалыч немного понаблюдал, а потом пошёл в кассу, там была его очередь, и быть может, давно прошла.

«Что же это было?» – спрашивал сам себя Михаил, идя от вокзала с купленным билетом, и обдумывая минувшее событие. Он понимал, что это была не просто случайная встреча с земляками, это был знак, который должен был ему что-то подсказать. Волнение все еще не уходило. Михаил почувствовал, что нуждается в совете, в том, чтобы поделиться пережитым. Он перебрал в памяти всех, кого бы мог увидеть в этом городе, – из близких были только Вязов и Володька. Вязов, который уже был на пенсии, в данный момент отдыхал в санатории, оставался Изаму.

Он быстро нашёл телефон-автомат и набрал номер. Володька оказался дома. – Приезжай, жду тебя, – коротко ответил тот и повесил трубку.

– В который раз приезжаю к тебе, Китамура, и никак не могу застать твою женскую половину, – пожаловался Михаил, снимая обувь в маленькой прихожей. Володька сухо рассмеялся. –Ты бы ещё реже приезжал, Миша.

– Работа, ничего не поделаешь.

– Скажи ещё, старость, тогда точно поверю.

Они дружно рассмеялись и крепко обнялись. Потом сидели на маленьком балконе с видом на залив, вокруг шумели листьями пирамидальные тополя, дом словно прятался в их высоких кронах.

– Значит, проснулся, говоришь? Увидел японских студентов и очнулся ото сна, – сказал Изаму, блуждая прищуренным взглядом среди бесконечной водной дали. – Родина знак подала?

В словах Изаму и в интонации голоса не было никакой иронии, но Михаила всё равно задело.

– А тебя не тянет домой?

– Прости, если что не так сказал. Не хочу я поднимать эту тему. Жизнь идёт своим чередом.

– Она проходит! Неужели ты не видишь? Посмотри на нас, мы стали седыми, а всё ещё прячемся. Как те пацаны во дворах, что играют в казаки-разбойники. Не видел? Игра такая. Кто-нибудь спрячется, разбойник, а казаки ищут. Ищут, ищут, а потом бросят, и пойдут по домам, пирожки с чаем жрать. А этот чудак всё сидит где-нибудь в бочке, довольный тем, что его не могут найти, сочиняя в башке, как его ищут, и какой он хитрый. Вылезет в потёмках, а понять не может, что игра давно закончилась, и про него забыли. А все, потому что он поверил в неё, понимаешь? Это мы с тобой Володя. И нас давно никто не ищет, и никому мы с тобой не нужны со своими липовыми именами. Нас с тобой сорок лет назад так же вот включили в игру, а мы и рады были. Да я не жалею, нет. И, слава богу, что так вышло. Но не пора ли проснуться? Жить свою жизнь.

– А ты знаешь её, свою-то? И как её жить.

– В том-то и дело, что не знаю. Но дальше так больше не хочу, не вижу смысла. Мне что скрывать? Скажи! Мне надоело жить в легенде, как в той бочке. Сегодня я был среди японских студентов, а они меня даже не заметили, словно меня нет. Посмотри, как всё изменилось, время пришло, Изаму.

– Не кричи, могут услышать соседи, я для них Владимир Иванович.

– Да знаю, – махнул рукой Михаил. – У медведя все песни про мёд.

– Это у тебя все песни про мёд.

– Это почему?

– Ведь ты же у нас Мишка.

Они дружно рассмеялись, но Михаил неожиданно замолчал.

– У тебя найдётся несколько листков белой бумаги и чем писать.

– Бумага? Вроде есть. Что ты задумал?

– Увидишь.

Пока Владимир копошился на кухне, собирая поесть и закусить, Михаил уединился в детской, некоторое время разглядывая фотографии над столом: на снимках были озорные девчушки, дочери Изаму. Обе они мало чем напоминали японок, светленькие с вьющимися волосами на тоненьких длинных ногах, они были уже русскими. Наконец, он оторвался, и стал писать. Первое время было непривычно, даже страшновато, писать иероглифами, и пришлось испортить два листка, прежде чем появился стиль и ровность столбцов.

«Обращаюсь к вам с просьбой, рассмотреть моё дело. Волею судьбы я был несправедливо осуждён…

Подумав, Михаил скомкал лист и бросил его на пол, потом надолго ушёл в себя. Идея, посетившая его на вокзале, выглядела страшной и фантастической. Он решил написать в японское консульство, держа в уме одного из своих старых дружков по руднику Мишку Черепкина, который последнее время ударился в коммерцию и возил из Японии товары. Минуя все инстанции, он мог передать это письмо куда надо. «Тоже ведь Мишка», – поймал себя на мысли Михаил. «С кем ни столкнёшься, одни тёзки, одни медведи. Россия». Он вздохнул и снова начал писать.

«Прошу рассмотреть мою просьбу, я родился в Японии, и до семнадцати лет проживал в Японии. В сорок пятом году меня арестовали за участие…»

Он снова отбросил ручку и задумался, поймав себя на том, что многое из его прошлого потеряло для него смысл. Оно не перестало быть в памяти, но уже не волновало его как раньше, не вызывало тех трепетных переживаний, от которых когда-то щемило сердце. Это было прошлое, потерявшее для него цену, и единственное, что имело для него смысл, было настоящее – его жизнь, работа, близкие люди.

Его позвал Владимир. На кухне звучало радио, шла «Встреча с песней», из окна по-прежнему доносился лёгкий шум ветра, звучали детские голоса, цокали каблучки по асфальту, и у Синтаро возникло ощущение нереальности происходящего, словно всё это было сон. Потом они ужинали, Владимир пил водку, а гостю наливал вино. Он был озадачен идеей друга и много молчал.

– Если решил, то доводи до конца, Миша. Но я в этом деле не помощник, и честно скажу, что не понимаю тебя. Столько времени прошло. Но если ты решил…

– И на этом спасибо Володя. – Они снова чокнулись. – Давай, за нашу с тобой молодость, за то время. За…

– За родину, Миша.

Солнце уже было готово спрятаться за горизонт, едва освещая стены комнаты. Синтаро вновь взялся за бумагу и, не размышляя, стал писать:

«Я Идзима Синтаро…

От автора:

Больше двадцати лет назад я услышал историю о Синтаро. Её мне поведал мой друг Игорь Прахов, приёмный сын Михаила Ван Куан Ли, которого до семнадцати в Японии знали как Иидзима Сюнтаро, пропавшего без вести в 1945 году где-то на севере Корейского полуострова. Буквально по крупицам приходилось собирать сведения, чтобы проявился хоть какой-то образ этого необычного и таинственного человека. Вместе с этим вырисовывался и образ того времени, в котором жил герой. Незаметно появились очертания романа, и по мере накопления информации, уверенность, что он будет написан. Появлялись и люди, которые хорошо знали дядю Мишу как близкого человека, неожиданно оказавшегося для всех героем, и к тому же разведчиком. Благодаря им, появлялись детали, без которых не может состояться ни одно художественное произведение. И как автор, взявший на себя ответственность перед читателем, как впрочем, и перед самим Иидзима Сюнтаро за всё, что написал, я хочу выразить слова благодарности всем людям, кто помогал мне, ждал, и верил в результат:

Игорю Прахову, Михаилу Черепкину, Андрею Донченко, хорошо знавших Михаила Ван Куан Ли… Благодарю московское издательство «Белые альвы» и его директора Светлану Удалову, приложившую немало энергии в работе над книгой, а так же Фёдора Маливанова, совершенно бескорыстно сделавшего обложку для будущей книги. Хочу так же вспомнить Елену Русакову, редактора журнала «Роман-газета», одну из первых, кто увидел всё повествование как состоявшийся роман. Столь же значительным был вклад переводчицы японского языка Галины Ковалёвой, взявшей на себя роль эксперта по японской тематике.

Благодарю Вячеслава Кулакова, российского актёра теат-

ра и кино, чьи критические замечания и профессиональная поддержка во время совместного написания сценария к будущему фильму, во многом определили основную канву романа, характер сюжетов и героев.

Мы все сделали одно большое дело, привнеся свой вклад в развитие русской культуры, сохранение истории, и процветание нашей Великой России.

Роман написан, с уважением, Дмитрий Ефремов.

Дубна, февраль 2018 г.