скачать книгу бесплатно
Много времени надо, чтобы выстроить и наладить жизнь, а зачеркнуть все можно в одно мгновение. Понадобится много лет, десятилетий, возможно, вся жизнь, чтобы стать тем, кто ты есть. Пути, которыми мы идем, обычно извилисты, и мне представляется, что так и задумано: вся наша жизнь строится на ошибках и мытарствах. Характер закаляется в испытаниях.
Куда труднее мне понять то, что случилось с нашей семьей этой осенью. Я знаю – все понять невозможно, и в этом есть большой смысл, но в событиях последних недель лично я никакого смысла разглядеть не могу. Не могу объяснить ни себе, ни кому-либо другому.
Вероятно, такое случается со всеми, но мне кажется, что я, как священник, в большей степени, чем другие, несу ответственность за свое мировоззрение. Вообще-то, у людей часто вызывает сомнения моя вера. Меня спрашивают, вправду ли я верю в Адама и Еву, в Непорочное зачатие, в то, что Иисус шел по воде и воскрешал мертвых.
В самом начале своей христианской жизни я нередко уходил в глубокую защиту и начинал оспаривать взгляды на мир, которых придерживался мой собеседник. Случалось, я утверждал, что наука – всего лишь одна из религий. И конечно же, не раз в душе моей пробуждались сомнения, пошатывалась моя убежденность. Однако теперь я тверд в своей вере. Я принял благословение Господне, и Господь обратил ко мне светлое лицо свое. Бог есть любовь. Бог – мое упование и надежда. Бог – мое прибежище и утешение.
Обычно я говорю, что я верующий, а не знающий. Когда начинаешь думать, будто что-то знаешь, легко совершить промах. Полагаю, что жизнь – это постоянное обучение.
Как и многие другие, я считаю себя человеком добрым. Это звучит, конечно, несколько самодовольно, чтобы не сказать высокомерно. Но я не то имел в виду. Я человек с огромным количеством недостатков, человек, совершивший массу ошибок и просчетов. Я прекрасно это осознаю и первым готов в этом расписаться. Просто я хотел сказать, что всегда имел благие намерения, руководствовался соображениями любви и заботы. Мне всегда хотелось поступать правильно.
Неделя, последовавшая после дня рождения Стеллы, мало чем отличалась от других. В субботу мы с Ульрикой поехали на велосипедах к друзьям в Гуннесбю. Воспользовавшись случаем, я задал осторожный вопрос по поводу ночных событий, но Ульрика заверила меня, что со Стеллой ничего страшного не случилось – проблемы с каким-то парнем, у девятнадцатилетних девушек такое бывает. Мне не стоит волноваться.
В воскресенье я беседовал по телефону с родителями. Когда речь зашла о Стелле, я сказал, что она теперь редко бывает дома, – в связи с чем мама напомнила мне, как сам я вел себя в подростковые годы. О таком легко забываешь.
В понедельник у меня были похороны в первой половине дня и крещение во второй. Удивительная у меня профессия, в которой жизнь и смерть обмениваются рукопожатиями на крылечке. Вечером Ульрика поехала на йогу, а Стелла заперлась в своей комнате.
В среду я повенчал пожилую пару в своем приходе; они познакомились, оплакивая утрату бывших спутников жизни. Эта история поразила меня до глубины души.
В четверг я слегка подвернул ногу, играя в хоккей с мячом. Мой старый приятель по гандбольной команде Андерс, ныне пожарный и отец четверых сыновей, в пылу атаки случайно наступил мне на ногу. Тем не менее я сумел завершить передачу.
В пятницу утром, когда ехал на велосипеде на работу, я ощущал усталость. После обеда хоронил мужчину, который дожил только до сорока двух лет. Рак, само собой. Никак не могу привыкнуть к тому, что умирают люди, которые моложе меня. Его дочь написала прощальное стихотворение, но не сумела его прочесть, поскольку ее душили слезы. Я не мог не думать о Стелле.
В пятницу вечером я чувствовал себя совершенно разбитым после долгой недели. Стоя у окна, наблюдал, как тает за горизонтом конец августа. Осень со всей серьезностью стояла на пороге. Последний дымок от гриля поднялся и растворился над крышами домов. С садовой мебели убрали мягкие подушки.
Наконец-то я мог снять с себя пасторский воротничок. Я провел рукой по вспотевшему затылку. Наклонившись к подоконнику, случайно задел семейную фотографию в рамочке, и та упала на пол.
По стеклу прошла трещина, но я все же поставил фотографию обратно. На снимке, сделанном лет десять назад, кожа у меня ровнее и свежее, а в глазах таится озорство. Помню, мы смеялись чему-то как раз перед тем, как фотограф нажал на кнопку. Ульрика широко улыбается, а перед нами стоит Стелла с розовыми щечками, двумя косичками и Минни-Маус на джемпере. Долго еще я стоял у окна и смотрел на семейное фото, а воспоминания теснились в груди.
Приняв душ, я приготовил свинину с чоризо в горшочке. Ульрика купила себе новые серьги, маленькие серебряные перышки, за ужином мы выпили на двоих бутылку южноафриканского вина, чтобы потом провести остаток вечера на диване за игрой в «Тривиал персьют», поедая соленые палочки.
– Ты знаешь, где Стелла? – спросил я, раздеваясь в спальне.
Ульрика уже забралась под одеяло.
– Она пошла к Амине. Не факт, что она придет ночевать.
Последнее было сказано мимоходом, хотя Ульрика прекрасно знает, что я думаю по поводу того, когда наша дочь не ночует дома.
Я взглянул на часы – они показывали четверть двенадцатого.
– Придет, когда придет, – сказала Ульрика.
Я уставился на нее. Порой мне кажется, что некоторые вещи она говорит лишь для того, чтобы меня спровоцировать.
– Отправлю ей эсэмэску, – ответил я.
И я написал Стелле, спрашивая ее, придет ли она ночевать домой. Само собой, ответа я не получил.
С тяжелым вздохом я улегся в постель. Ульрика тут же перекатилась на мою половину и стала гладить меня по бедру. Она целовала меня в шею, а я лежал и смотрел в потолок.
Знаю – мне не следовало волноваться. В молодости я никогда не был невротиком. Страх прокрался ко мне в душу, когда у меня появилась дочь, – и теперь он с каждым годом только растет.
Имея девятнадцатилетнюю дочь, нужно сделать выбор: либо сойти с ума от бесконечных страхов за нее, либо выбросить из головы все рискованные ситуации, которые она, похоже, обожает. Тут остается надеяться лишь на инстинкт самосохранения.
Вскоре Ульрика заснула у меня на плече. Ее дыхание касалось моей щеки, словно теплая волна. То и дело она вздрагивала – быстрые, напряженные движения, но сон тут же снова одолевал ее.
Я честно пытался заснуть, но голова моя была забита всякими мыслями. Усталость перешла в состояние маниакальной мозговой деятельности. Я думал о своих мечтах и планах, которые были у меня в разные периоды жизни, – многие уже изменились, но некоторые я все еще надеюсь осуществить. Потом я подумал о мечтах Стеллы – и с болью констатировал, что мне неизвестно, чего моя дочь хочет от жизни. Сама она упорно утверждает, что не знает. Никаких планов, никакой структуры. Она так не похожа на меня. Оканчивая гимназию[2 - Гимназия в Швеции – профильное трехлетнее образование после 9 классов школы.], я уже имел в голове четкое представление, как сложится моя жизнь.
Я знаю, что не могу повлиять на Стеллу. Ей девятнадцать, она сама делает свой выбор. Как-то раз Ульрика сказала, что любовь – это когда размыкаешь ладони и отпускаешь в полет того, кого любишь, но мне часто кажется, что Стелла все еще сидит на краю гнезда и машет крыльями, не решаясь взлететь. Я представлял себе нечто иное.
Несмотря на усталость, я никак не мог заснуть. Перекатившись на бок, проверил мобильный. Там я обнаружил ответ от Стеллы.
Еду домой.
Часы показывали без пяти два, когда в двери повернулся ключ. Ульрика перекатилась на свою половину кровати и повернулась ко мне спиной. На первом этаже ходила Стелла, в туалете спускалась вода, быстрые шаги в постирочной, снова шум спускаемой воды. Это продолжалось целую вечность.
Наконец лестница заскрипела под ее шагами. Ульрика дернулась на подушке. Я склонился над ней и посмотрел на нее, но она, похоже, спала.
Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, раздражение из-за того, что Стелла заставила меня мучиться, с другой – облегчение, что она наконец-то вернулась домой.
Я поднялся с постели и отворил дверь спальни как раз в тот момент, когда Стелла проходила мимо в одном белье, а волосы были собраны в мокрый хвост на затылке. Когда она открыла дверь в свою комнату, ее спина казалась в полумраке светящейся чертой.
– Стелла! – окликнул я.
Не отвечая, она быстро проскользнула в комнату и заперла за собой дверь.
– Спокойной ночи, – донеслось из-за двери.
– Приятных снов, – прошептал я.
Моя доченька дома.
3
В субботу утром я проснулся поздно. Ульрика сидела в халате за кухонным столом и слушала музыку.
– С добрым утром!
Она достала наушники из ушей, повесила их вокруг шеи.
Хотя я проспал дольше, чем обычно, туман в голове еще не рассеялся, и я пролил кофе на утреннюю газету.
– Где Стелла?
– На работе, – ответила Ульрика. – Когда я проснулась, ее уже не было.
Я попытался вытереть газету тряпкой.
– Она, наверное, совершенно разбитая. Прогуляла полночи.
Ульрика с улыбкой оглядела меня:
– Ты тоже не особо бодро выглядишь.
Что она хотела этим сказать? Ведь ей прекрасно известно – я не могу заснуть, пока Стеллы нет дома.
В этот день мы были приглашены на поздний обед к Дино и Александре. Такой обед предполагает алкогольные напитки, поэтому мы поехали в город на велосипедах. Поравнявшись с боулинг-клубом, я увидел полицейскую машину, а в пятидесяти метрах от нее, у развязки с круговым движением рядом с гимназией «Польхем»[3 - Кристофер Польхем – знаменитый шведский ученый и изобретатель XVII в.], стояли еще две. У одной были включены мигалки. По улице Родмансгатан быстрым шагом шли трое полицейских.
– Интересно, что тут произошло, – сказал я Ульрике.
Велосипеды мы поставили во внутреннем дворе, и только тут до меня дошло, что неудобно являться в гости с пустыми руками.
– Как хорошо, что хоть кто-то в семье об этом позаботился, – сказала Ульрика, вынимая из сумочки коробку дорогих трюфелей.
– Ты просто молодчина, моя дорогая, – шепнул я и чмокнул ее в щеку.
Александра открыла нам дверь с улыбкой на лице.
– Да что вы, это лишнее! – воскликнула она, когда я вручил ей коробочку трюфелей.
От хозяйки дома приятно пахло ландышами и лимоном.
– Привет-привет, – сказал Дино, пожимая мне руку.
Несколько минут мы стояли в холле и обменивались самыми насущными новостями и любезностями.
– Давно не виделись. Как дела?
– А Амины нет дома? – удивилась Ульрика.
На мгновение Александра заколебалась:
– На самом деле она должна была сегодня играть, но почувствовала себя неважно.
– Прямо не понимаю, что с ней! – воскликнул Дино. – Не припомню, чтобы она пропустила хоть один матч по гандболу.
– Может, это обычная простуда, – сказала Александра.
Дино чуть заметно поморщился. Наверное, я один заметил его гримасу.
– Лишь бы она поправилась к началу учебы, – сказала Ульрика.
– Нет уж, первый день учебы она не пропустит, будь у нее температура хоть под сорок, – усмехнулась Александра.
Ульрика рассмеялась:
– Из нее получится замечательный врач. Такого старательного и работящего человека еще поискать.
Дино просиял и загордился, как павлин. Впрочем, с полным правом.
– А как дела у Стеллы? – спросил он.
В этом вопросе не было ничего странного. Напротив. Но мне показалось, что мы слишком долго не могли подобрать ответ.
– Все хорошо, – произнес я наконец.
Ульрика улыбнулась в знак согласия. Возможно, этот ответ все же не был так уж далек от реальности. Все лето наша дочь пребывала в отличном настроении.
Сидя на застекленном балконе, мы наслаждались питой и мини-пирожками, приготовленными Дино, – и, конечно же, гандбольными историями. У Дино потрясающая способность вспоминать детали игры, даже если она была десять лет назад. Между тем мои самые яркие воспоминания связаны с событиями за пределами спортивного зала. Как из автобуса, везущего нас по Ютландии, вдруг стало подтекать топливо, или как чиновник из Шёвде начал тепло отзываться о национал-социализме, или как однажды в Литве, когда мы потеряли ключи, нам пришлось коротать ночь под открытым небом.
От гандбольных воспоминаний Александру вскоре стала одолевать зевота.
– Вы слышали об убийстве?
Весьма эффективный способ сменить тему.
– Об убийстве?
– Прямо тут, у гимназии «Польхем». Там сегодня утром обнаружили труп.
– Полицейские… – пробормотала Ульрика. – Так вот почему…
Ее прервал скрип балконной двери. В проеме двери за нами стояла Амина – с потухшим взглядом, бледная, словно выцветшая тень.
– Боже мой, девочка моя, ты ужасно выглядишь! – воскликнула Ульрика, не проявляя ни малейшего такта.
– Я знаю, – хрипло ответила Амина, которая, казалось, держалась за балконную дверь, чтобы не упасть.
– Иди ложись.
– Стелла, наверно, так же разболеется – это вопрос времени, – сказал я. – Ведь вчера вечером она была с тобой?
Взгляд Амины остановился. Всего на полсекунды, даже на десятую долю секунды, но я сразу понял, что это значит.
– Да, со мной… – Амина закашляла. – Авось она не расклеится.
– Иди скорее ложись, – сказала Ульрика.
Амина закрыла балконную дверь и поплелась обратно через гостиную.
Ложь – искусство, которым мало кто владеет в совершенстве.
4
Если бы не дочери, мы с Ульрикой вряд ли бы подружились с Александрой и Дино.
Амине и Стелле было по шесть лет, когда они оказались в одной команде по гандболу. Большинство других девочек в ней были на год старше, но это не бросалось в глаза. И Амина, и Стелла с самого начала проявили боевой дух. Они были сильны, настойчивы и не сдавались. В отличие от Стеллы, Амина обладала к тому же неординарным чувством мяча.
