Завещание Матрёшки

Кофе остывал в руках. Она отпила – горько, водянисто. Не как у Маркуса.

Прекрати, – сказала она себе. – Сосредоточься.

Экран мигнул.

Сначала она не обратила внимания – обычный сбой, помеха, артефакт обработки. Но потом мигнуло снова. И снова. Ритмично.

– Сандерс.

– М-м?

– Посмотри на это.

Он подкатился на кресле – колёсики скрипнули по металлическому полу. Его лицо отразило свет экрана: синеватый, мертвенный.

– Что там?

– Сектор KIC-8462. – Она указала на график. – Видишь?

– Вижу шум.

– Не шум. Смотри на периодичность.

Она вывела данные на главный дисплей. Линия прыгала вверх-вниз – хаотично на первый взгляд. Но если замедлить… если отфильтровать фон…

Паттерн.

Слабый. Почти неразличимый. Но – там.

– Это может быть инструментальная ошибка, – сказал Сандерс. Его голос стал осторожным. – Датчик барахлит, или…

– Датчик проверен вчера. – Лира уже переключала экраны. – Я запущу кросс-корреляцию с резервной антенной. Если ошибка – не подтвердится.

Пальцы летали по клавиатуре. Команды уходили в систему. Где-то на другой стороне станции вторая антенна – меньше, старше, но независимая – начала сканировать тот же участок неба.

Минута. Две. Три.

Данные пришли.

Лира смотрела на экран. Сандерс смотрел на экран. Никто не говорил.

Паттерн был тот же. Два независимых инструмента. Одинаковый результат.

– Это не ошибка, – сказала она. Голос прозвучал странно – слишком ровно.

– Это может быть… естественный источник. Пульсар. Или…

– Пульсары не мигают так. – Она вывела сравнительный анализ. – Слишком нерегулярно для вращения, слишком регулярно для хаоса. Это… структура.

Слово повисло в воздухе.

Сандерс снял бейсболку, потёр лысину. Жест, который означал: «Я не знаю, что думать».

– Нужно больше данных, – сказал он. – Запроси приоритетный доступ к «Уху». Полный спектр. И… вызови Нгуена. Он специалист по аномалиям.

– Сейчас три часа ночи.

– Разбуди его.

Лира потянулась к коммуникатору – и остановилась. На экране мелькнуло что-то новое. Не данные. Изображение.

– Подожди. – Она переключила режим. – Оптический диапазон. Телескоп «Аргус» тоже смотрит на этот сектор – плановое наблюдение, начатое вчера. У нас есть картинка.

Изображение загружалось медленно – пиксель за пикселем, как старая фотография проявляется в растворе. Звёзды. Темнота. И – что-то ещё.

Сначала она подумала: туманность. Газопылевое облако, освещённое соседней звездой. Такое бывает. Такое – объяснимо.

Но туманности не имеют формы.

А это – имело.

Сферы. Концентрические сферы. Вложенные друг в друга – как матрёшка, как луковица, как…

Как во сне.

Мысль пришла ниоткуда, острая, как осколок стекла. Лира моргнула. Во сне? Каком сне? Она не помнила никакого…

Облезает.

Слово всплыло само. Она не знала, откуда. Просто – было. Внутри. Под коркой сознания.

И когда она посмотрела на изображение снова – увидела.

Внешний слой структуры отходил. Медленно, беззвучно, в масштабах, которые мозг отказывался воспринимать. Огромная сфера – размером с… с орбиту Меркурия? Больше? – теряла свою оболочку. Осколки плыли прочь, рассеивались, гасли.

Структура умирала.

– Боже мой, – прошептал Сандерс.

Лира не ответила. Она смотрела на экран, и что-то внутри неё – что-то глубокое, древнее, спящее – начинало узнавать.

Через два часа обсерватория была полна.

Нгуен пришёл первым – взъерошенный, в мятой футболке, с глазами, которые ещё не проснулись. За ним – Ковальская, руководитель смены. Потом – Ямамото, Бхаттачарья, Ли. Все, кто мог передвигаться. Все, кто понимал, что происходит.

А понимал ли кто-то?

Лира сидела в углу, сжимая остывший кофе. Вокруг гудели голоса – возбуждённые, испуганные, скептические. Кто-то требовал перепроверить данные. Кто-то уже строил гипотезы. Кто-то просто смотрел на экран и молчал.

Изображение висело над ними – увеличенное, обработанное, очищенное от шума. Структура. Сферы внутри сфер. Облезающая оболочка.

– Это не может быть естественным, – говорил Нгуен. Его голос дрожал. – Никакой известный процесс не создаёт такие формы. Это… это…

– Сфера Дайсона, – тихо сказала Бхаттачарья. – Или… что-то похожее.

Тишина.

Сфера Дайсона. Теоретическая конструкция – оболочка вокруг звезды, собирающая всю её энергию. Мегаструктура, которую могла бы построить только сверхцивилизация. Гипотеза, над которой посмеивались на конференциях.

И теперь – возможно – реальность.

– Подождите, – вмешался Ямамото. Он был старшим в группе, седой, осторожный. – Мы не можем делать такие выводы на основании одного изображения. Нужна спектроскопия, нужен анализ движения, нужно…

– У нас есть спектр, – перебила Лира.

Все повернулись к ней.

Она подняла глаза от чашки. Кофе внутри давно превратился в холодную жижу, но она продолжала её держать – как якорь.

– Я запустила анализ полчаса назад. Результаты готовы.

Ковальская кивнула:

– Показывай.

Лира вывела данные на экран. График. Линии поглощения и излучения. Химический состав.

– Внешний слой – углерод, кремний, следы металлов. Стандартный набор для… ну, для чего угодно космического. – Она указала на другой участок. – Но внутренние слои – другое дело. Вот здесь – структуры, которые я не могу идентифицировать. Неизвестные полимеры. Возможно – наноматериалы. И это.

Она выделила пик на графике. Резкий, аномальный.

– Изотоп технеция-99. Период полураспада – двести тысяч лет. В природе не встречается. Только – как продукт ядерных реакций.

Молчание.

Технеций-99. Искусственный элемент. Следы технологии.

– Это доказательство, – прошептала Бхаттачарья. – Это… мы нашли…

– Это возможное доказательство, – поправила Ковальская. Но её голос дрогнул. – Нам нужно больше данных. Нам нужно…

– Посмотрите на скорость распада, – перебил Нгуен. Он что-то считал на планшете, пальцы бегали по экрану. – Внешний слой отделяется со скоростью… три тысячи километров в секунду? Это невозможно. Это – катастрофа. Структура не просто умирает. Она разрушается.

Лира смотрела на изображение. Сферы. Слои. Шелуха.

Как лук, – подумала она. И снова это чувство – узнавание. Дежавю, только глубже. Будто она видела это раньше. Не на экране – изнутри.

– Есть ещё кое-что, – сказала она.

Голос прозвучал тихо, но все услышали.

– Что?

– Сигнал. – Она переключила экран. – Тот паттерн, с которого всё началось. Я прогнала его через мои алгоритмы – те, что я разрабатывала для анализа возможных внеземных сообщений. И получила… это.

На экране появился график – сложный, многомерный. Волны, пересекающиеся, складывающиеся, образующие…

– Это не шум, – сказала Лира. – Это структурированные данные. Очень сложные. Очень… плотные. Я не могу их расшифровать – пока. Но могу сказать одно: это намеренный сигнал. Кто-то хотел, чтобы его услышали.

– Кто? – спросил Ямамото. – Откуда?

– Оттуда. – Лира указала на изображение. – Из структуры. Она передаёт.

– Передаёт что?

– Не знаю. – Она помолчала. – Но у меня есть гипотеза.

Все ждали.

– Структура разрушается, – сказала Лира медленно. – Мы видим финальную стадию. Что бы там ни было – оно умирает. И перед смертью… оно отправляет сообщение.

– Сообщение кому?

Лира не ответила. Вместо этого она вывела на экран ещё одну карту – схему Солнечной системы. Красная линия пересекала её от края до центра.

– Сигнал направленный, – сказала она. – Узкий луч. Почти лазерный. И он указывает… сюда.

Красная линия упиралась в жёлтую точку в центре.

– На Солнце? – не понял Нгуен.

– Нет. – Лира покачала головой. – Через Солнце. Если продлить траекторию… – она нажала кнопку, и линия вытянулась дальше, – он проходит через нашу систему. Через все планеты. Через всё, что мы построили.

Пауза.

– Ты хочешь сказать… – начал Ямамото.

– Я хочу сказать, что сигнал адресован нам. Всем нам. Солнечной системе. Человечеству. – Она посмотрела на коллег – на их бледные лица, расширенные зрачки. – Что-то там, далеко, знает о нас. И оно… передаёт.

Тишина.

Потом – взрыв голосов. Вопросы, возражения, требования доказательств. Ковальская пыталась навести порядок. Нгуен что-то яростно печатал. Бхаттачарья закрыла лицо руками.

Лира не слышала их.

Она смотрела на экран – на структуру, на сферы, на облезающие слои. И внутри неё – там, где прятались забытые сны – что-то шевелилось.

Год назад, – думала она. – Та ночь. Маркус готовил ужин. Лук. Порез. Сон, который я не запомнила.

Но она помнила. Сейчас – помнила.

Сферы. Свет. Голос, который не был голосом.

Мы умираем. Мы оставляем.

Вас.

Её руки дрожали. Кофе выплеснулся на пальцы – холодный, липкий.

– Чэнь? – Голос Ковальской прорвался сквозь шум. – Ты в порядке?

– Да, – соврала Лира. – Да. Я просто…

Она не закончила. Экран мигнул – новые данные. Сигнал усиливался. Структура продолжала разрушаться, и с каждой минутой передача становилась громче.

Будто кто-то торопился сказать последнее.

Следующие шесть часов слились в одно размытое пятно.

Лира не выходила из обсерватории. Кто-то приносил еду – она не помнила, ела ли. Кто-то говорил с ней – она отвечала, но слова не задерживались в памяти. Всё её существо было сфокусировано на одном: данные. Сигнал. Смысл.

Структура получила временное название: «Объект Мидаса» – в честь телескопа, который её обнаружил. Официальное обозначение: KIC-8462-A. Расстояние: 1400 световых лет. Возраст сигнала, соответственно: 1400 лет. То, что они видели сейчас, произошло ещё до падения Римской империи.

И всё это время – оно ждало, пока его услышат.

Лира работала над дешифровкой. Её алгоритмы – те самые, которые она совершенствовала девять лет – наконец-то получили настоящую задачу. Не гипотетические модели. Не симуляции. Реальный сигнал от реального источника.

От кого-то.

Паттерны были сложными – слишком сложными для быстрого анализа. Многослойными, как сама структура. Она выделяла фрагменты, группировала, искала повторы. Медленно, мучительно – но прогресс был.

К полудню – по станционному времени – она нашла первый ключ.

– Сандерс, – позвала она. Голос охрип от молчания.

Он подошёл – усталый, с красными глазами. Никто не спал в эту ночь.

– Что?

– Смотри. – Она вывела на экран два графика рядом. – Слева – наш сигнал. Справа – периодическая таблица элементов. Видишь?

Он смотрел. Молчал.

– Вот здесь, – Лира указала на фрагмент, – последовательность, которая повторяется. Один импульс, пауза, два импульса, пауза, и так далее до ста восемнадцати. А потом – сброс и новая структура. Это…

– Числа, – выдохнул Сандерс. – Они передают числа.

– Не просто числа. Периодическую таблицу. Атомные номера. – Лира откинулась в кресле. Спина болела – сколько часов она сидела? – Это… маяк. Или… введение. «Мы знаем физику. Мы разумны. Слушайте дальше».

– Как «Вояджер», – сказал Сандерс. – Золотая пластинка.

– Да. Только в миллиард раз сложнее.

Она смотрела на экран. Периодическая таблица – первый шаг. За ней – что? Математика? Химия? Язык?

Язык.

Слово отозвалось внутри. Это было её специальностью. Нейролингвистика – наука о том, как мозг обрабатывает смысл. Она всю жизнь готовилась к этому моменту. И теперь – он наступил.

– Мне нужно больше времени, – сказала она. – И больше мощности. Можем ли мы подключить кластер Б?

– Подключим что угодно. – Сандерс положил руку ей на плечо. – Чэнь… ты понимаешь, что это значит?

– Да.

– Нет, – он покачал головой, – я не уверен, что понимаешь. Это – первый контакт. Настоящий. Мы искали сто лет и нашли… это. И ты – ты первая.

Кассандра, – подумала Лира. Почему это имя? Пророчица, которой не верили. Которая видела падение Трои.

– Мне повезло, – сказала она вслух.

– Везение – это когда подготовка встречает возможность. – Сандерс улыбнулся – впервые за ночь. – Ты готовилась девять лет.

Она хотела ответить – но коммуникатор запищал. Входящее сообщение. Приоритет: высокий.

От: Ковальская, Е.

Тема: Срочно. Конференц-зал.

Лира поднялась – ноги затекли, колени хрустнули. Сколько она просидела? Не важно. Есть новости.

Конференц-зал находился в центральном модуле – три минуты по коридорам, если идти быстро. Она шла быстро. Мимо лабораторий, мимо жилых секций, мимо окон, за которыми крутились звёзды. Станция жила своей обычной жизнью – люди работали, ели, спали. Они ещё не знали.

Скоро узнают, – подумала Лира. – Все узнают.

Двери конференц-зала открылись. Внутри – Ковальская, Ямамото, ещё несколько человек, которых Лира не сразу узнала. Экраны. Голограммы. Кто-то из руководства станции – седой мужчина в форме, адмирал или что-то вроде.

– Чэнь, – сказала Ковальская. – Садись. У нас новые данные.

Лира села. Стул был жёстким, неудобным.

– Что происходит?

– Структура, – ответила Ковальская. – Объект Мидаса. Мы получили обновлённые изображения с «Аргуса». И… есть проблема.

Экран ожил. Новое изображение – чётче, детальнее. Структура всё ещё там: сферы, слои, распад. Но теперь Лира видела больше.

Внешний слой почти полностью отделился. Обломки плыли в пустоте – тысячи, миллионы осколков, каждый размером с континент. За ними – второй слой, тоже трескающийся. За ним – третий. Четвёртый. Пятый.

Как луковица.

Облезает.

– Боже мой, – прошептала она.

– Это ещё не всё. – Ковальская переключила экран. – Спектральный анализ ядра. Посмотри на температуру.

Лира смотрела. Цифры не складывались в голове – слишком большие, слишком… неправильные.

– Это… ошибка?

– Нет. Мы перепроверили четырежды. Ядро структуры – тридцать миллионов Кельвинов. Как… как термоядерный реактор. Только больше. Гораздо больше.

– Сфера Дайсона, – сказал Ямамото. – Или, точнее, – рой Дайсона. Множество объектов вокруг звезды, собирающих её энергию. Мы видим не одну сферу – мы видим миллиарды.

Миллиарды.

Лира попыталась представить – и не смогла. Масштаб был запредельным. Вся человеческая цивилизация – песчинка рядом с этим.

– И они разрушаются, – сказала она.

– Да. – Ковальская кивнула. – Катастрофически. Мы оценили скорость распада. При текущих темпах – полный коллапс через… – она сверилась с планшетом, – через три-четыре месяца. По земному времени.

Три месяца. Четыре. Структура, которая существовала… сколько? Миллионы лет? Миллиарды?

– Почему? – спросила Лира. – Что их уничтожает?

– Не знаем. – Это сказал адмирал – или кто он там был. Голос сухой, командный. – Возможно – естественный процесс. Звезда в центре могла стать нестабильной. Или… – он помедлил, – или это преднамеренно.

– Преднамеренно?

– Самоуничтожение. – Адмирал встал, подошёл к экрану. – Мы не можем исключать такую возможность. Если там была… цивилизация… и если она решила уйти…

– Они бы не оставили сообщение, – возразила Лира. – Зачем передавать, если ты решил уничтожить себя?

– Может, сообщение – часть процесса. – Это сказала Ковальская. – Завещание, если хочешь. «Мы были. Мы уходим. Вот что мы знали».

Завещание.

Слово ударило Лиру как пощёчина. Откуда? Почему?

Мы умираем. Мы оставляем. Вас.

Голос из сна. Голос, который не был голосом.

Она стиснула кулаки под столом. Ладони были влажными. Сердце колотилось – слишком быстро, слишком громко. Паническая атака? Нет. Не сейчас. Не здесь.

Дыши. Фокус. Здесь и сейчас.

– Чэнь? – Ковальская смотрела на неё с тревогой. – Ты бледная. Всё в порядке?

– Да. – Лира заставила себя разжать кулаки. – Просто… не спала. Продолжайте.

Совещание продолжилось. Планы, приоритеты, распределение ресурсов. Нужно было уведомить Землю – задержка связи: двадцать две минуты. Нужно было координировать с другими станциями. Нужно было… много чего.

Лира слушала вполуха. Её мысли были в другом месте.

Год назад. Лук. Порез. Сон.

Она помнила – теперь помнила отчётливо. Сферы в пустоте. Голос. Слова, которые не были словами.

Найдите. Примите. Станьте.

Это был не сон. Или – не только сон. Что-то прикоснулось к ней тогда. Что-то показало. И она забыла – но не полностью. Где-то глубоко, под коркой сознания, образ остался. Ждал.

Ждал этого дня.

– …Чэнь будет руководить дешифровкой, – сказала Ковальская. – Это её специальность. Возражения?

Никто не возразил.

– Хорошо. – Ковальская повернулась к ней. – Лира, у тебя есть всё, что нужно?

– Почти. – Лира откашлялась. – Мне нужна связь с Меркурием.

Пауза.

– Зачем? – спросил адмирал.

– Мой муж там. Маркус Иванов-Чэнь. Инженер проекта «Прометей». – Она подбирала слова осторожно. – Он… специалист по сложным системам. Его опыт может быть полезен.

Полуправда. Настоящая правда была проще: она хотела услышать его голос. Хотела рассказать. Хотела – не быть одной с этим.

– Личная связь с Меркурием сейчас ограничена, – сказал адмирал. – Солнечная активность, приоритет служебных каналов…

– Я понимаю. Но это важно. – Лира посмотрела ему в глаза. – Я нашла сигнал. Я буду его дешифровать. И мне нужна… поддержка.

Адмирал молчал. Потом – кивнул.

– Я распоряжусь. Но только один сеанс связи. И короткий.

– Спасибо.

Совещание закончилось. Люди расходились – усталые, возбуждённые, напуганные. Лира осталась сидеть. Смотрела на экран, на изображение структуры.

Сферы. Слои. Шелуха.

Она думала о Маркусе. О том, как он чистил лук – год назад, в другой жизни. Как порезался. Как смеялся: «Неуклюжий».

Я скучаю, – подумала она. – Так сильно скучаю.

Коммуникатор снова запищал. Новые данные. Сигнал усиливался.

Лира поднялась и пошла работать.

Связь с Меркурием установили через шесть часов.

Лира сидела в изолированной кабине – крошечный отсек, предназначенный для личных переговоров. Экран перед ней мерцал статикой. Задержка: семь минут в одну сторону. Разговор в реальном времени невозможен. Только сообщения – туда и обратно, как письма через бездну.

Она записала первое:

«Маркус. Это я. Произошло… кое-что. Не могу объяснить по открытому каналу, но… я нашла. То, что искала. То, что мы все искали. Пожалуйста, ответь. Мне нужно услышать тебя».

Отправила. Ждала.

Семь минут туда. Семь обратно. Плюс время на ответ.

Она смотрела на экран. Статика. Шум. Тишина.

Потом – его лицо.

Маркус. Загорелый – откуда загар на Меркурии? – с новыми морщинами вокруг глаз. Волосы короче, чем она помнила. Улыбка – та же. Почти та же.

«Ли. Я получил. Рад слышать тебя. Видеть. – Пауза. – Здесь всё… хорошо. Проект идёт по плану. Реактор заработает через три месяца, может раньше. А ты… ты нашла? Правда нашла? Это… это невероятно. Я горжусь тобой. – Ещё пауза. – Ли, я должен кое-что сказать. Здесь, на Меркурии… мы тоже кое-что обнаружили. Не могу объяснить подробнее. Протокол безопасности. Но… это связано. Я чувствую. Всё связано».

Запись оборвалась.

Лира смотрела на замершее изображение его лица. Что-то было не так. Что-то в его глазах, в голосе, в паузах между словами.

Она записала ответ:

«Маркус, о чём ты? Что вы обнаружили? Почему не можешь сказать? Пожалуйста, объясни. Мне… мне страшно. Не знаю почему. Просто – страшно».

Отправила. Ждала.

Статика.

Шум.

И – снова его лицо. Но теперь – другое. Спокойнее. Отстранённее.

«Ли. Не бойся. Всё будет хорошо. То, что вы нашли… то, что мы нашли… это не угроза. Это – возможность. Величайшая возможность в истории человечества. Ты поймёшь. Скоро. – Улыбка. – Я люблю тебя. Помни это. Что бы ни случилось – я люблю тебя».

Запись закончилась. Соединение оборвалось – автоматически, лимит времени исчерпан.

Лира сидела в темноте кабины. Экран погас. Тишина.

Что с ним? – думала она. – Что изменилось?

Его голос. Его лицо. Что-то не то. Слишком спокойный. Слишком… уверенный. Маркус никогда не был таким. Он шутил, он сомневался, он говорил «не знаю» чаще, чем «знаю».

А сейчас – будто другой человек.

«Это не угроза. Это – возможность».

Откуда он знает? Что они нашли на Меркурии?

Лира вышла из кабины на негнущихся ногах. Коридор был пуст – середина ночного цикла. Станция спала. Но она не могла спать. Не сейчас.

Она вернулась в обсерваторию. Экраны ждали – данные, которые она не успела обработать. Сигнал, который продолжал поступать. Структура, которая продолжала умирать.

И – новая аномалия.

Лира заметила её сразу. В потоке данных – что-то, чего не было раньше. Вторичный сигнал. Слабее основного, но отчётливый. И направленный… не на Солнце.

На Меркурий.

Она проверила дважды. Трижды. Данные не менялись.

Объект Мидаса передавал два сигнала. Первый – широкий луч, проходящий через всю Солнечную систему. Второй – узкий, точный, как лазерный прицел.

Прямо на проект «Прометей».

«Мы тоже кое-что обнаружили», – сказал Маркус.

Лира смотрела на экран. На красную линию, упирающуюся в жёлтую точку рядом с Солнцем. На структуру – облезающую, умирающую, передающую.

Год назад она видела это во сне. Сферы. Свет. Голос.

Найдите. Примите. Станьте.

Сон, который она не запомнила. Сон, который оказался пророчеством.

Кассандра, которой не поверят.

Но – она верила сама.

Это был не сон.

Глава 2: Наследство

Орбитальная станция «Вавилон», лаборатория дешифровки День 3–10

На третий день Лира перестала различать сон и явь.

Не в медицинском смысле – она знала признаки психоза, помнила их слишком хорошо. Это было другое. Просто границы размылись: четыре часа работы, двадцать минут дрёмы в кресле, снова работа, снова дрёма. Экраны мерцали перед глазами и когда она смотрела на них, и когда закрывала веки. Данные преследовали её в темноте – паттерны, последовательности, фрагменты смысла, которые почти складывались в картину и ускользали в последний момент.

Кофе больше не помогал. Она пила его машинально – горький, холодный, синтетический – и не чувствовала вкуса. Еду приносили коллеги; она съедала что-то, не глядя, не запоминая. Тело существовало отдельно от сознания, как скафандр, который таскаешь за собой по привычке.

Лаборатория дешифровки располагалась в секторе D – подальше от жилых модулей, поближе к серверам. Раньше здесь работали трое: Лира, стажёр Паоло и аналитик Сун. Теперь – двенадцать человек в три смены. Станция перераспределила ресурсы. Первый контакт требовал всех рук.

Но расшифровывала всё равно она.

Не потому что лучшая – хотя была. Потому что понимала. Чувствовала. Данные говорили с ней на языке, который она изучала всю жизнь, не зная, что он существует.

– Чэнь, – раздался голос за спиной. Сандерс. Он дежурил рядом уже вторые сутки, хотя это не входило в его обязанности. – Ты что-нибудь ела сегодня?

– Да.

– Что?

Она задумалась. Вспомнить не получилось.

– Что-то белое.

– Это был салфетка. – Сандерс положил перед ней контейнер. Запах – острый, незнакомый. – Карри. Настоящее, из офицерского рациона. Ешь.

Она хотела возразить, но желудок предательски заурчал. Взяла контейнер, открыла. Рис с овощами, коричневый соус. Первый укус обжёг язык – слишком горячо, слишком остро. Она не остановилась.

– Спасибо, – сказала между глотками. – Откуда?

– У адмирала день рождения был вчера. Остатки.

Вчера. Она не заметила, что прошёл ещё один день.

– Какое сегодня число?

– Шестое. – Сандерс сел рядом, развернув кресло спинкой вперёд. – Ты работаешь семьдесят два часа почти без перерыва. Ковальская хотела отстранить тебя принудительно.

– И?

– Я сказал, что ты нужнее здесь, чем в медотсеке. – Он помолчал. – Это правда?

Лира отложила контейнер. Карри было хорошим – лучше всего, что она ела за последний год. Но аппетит исчез так же быстро, как появился.

– Я нашла кое-что, – сказала она.

Сандерс подался вперёд.

– Что?

Она повернулась к экрану. Данные ждали – терпеливые, равнодушные.

– Смотри.

Первые два дня ушли на базовую структуру.