Стертая личность

Вадим поверил ему. Может быть, это была ошибка, но инстинкт подсказывал, что Горский говорит правду.

– Что мне делать?

– Для начала – выжить, – Горский огляделся по сторонам. – За тобой следят. Державин знает, что ты начал задавать вопросы. Он не оставит это просто так.

– Он пригласил меня на ужин. Сегодня вечером.

Горский помрачнел.

– Не ходи. Это ловушка.

– Или возможность узнать больше, – возразил Вадим. – Если я откажусь, он просто найдет другой способ добраться до меня.

– Ты всегда был упрямым, – Горский покачал головой. – Даже когда был настоящим.

Он встал, слегка пошатываясь.

– Изучи блокнот. Там есть адрес убежища – место, где можно спрятаться, если станет совсем горячо. И способ связаться со мной, если я понадоблюсь. – Он положил руку на плечо Вадима. – Будь осторожен. Они не остановятся ни перед чем, чтобы сохранить свою тайну.

Когда Горский ушел, Вадим открыл блокнот и начал читать. То, что он узнал, заставило его кровь стынуть в жилах. Имена, даты, детали экспериментов – все выглядело слишком реальным, чтобы быть вымыслом. И среди записей – вырезки из старых газет с его статьями. Статьями, которые он не помнил, что писал.

Одна из них была особенно выразительной – репортаж о тайных лабораториях в пригороде Москвы, где проводились эксперименты над добровольцами. Подпись: "Вадим Ревнев, специальный корреспондент".

Стиль, манера изложения, даже характерные обороты – все это было его, но одновременно и не его. Как будто писал человек, которым он мог бы стать, если бы жизнь пошла по другому пути.

В конце блокнота была карта с отмеченным местом в лесу Подмосковья. "Убежище", как назвал его Горский. И зашифрованный код для связи через темную сеть.

Вадим закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман. Часы показывали 16:30. До встречи с Державиными оставалось несколько часов. Времени как раз хватало, чтобы подготовиться к игре, ставкой в которой была его собственная личность.

Глава 4: Мать и сын

Клиника "Эдельвейс" располагалась в тихом пригороде Москвы, окруженная вековыми соснами и высоким забором. Одно из самых дорогих медицинских учреждений России, специализирующееся на лечении неврологических заболеваний. Место, где богатые и влиятельные люди могли спрятать своих родственников, страдающих от старческого слабоумия, болезни Альцгеймера и других форм деменции.

Вадим приезжал сюда каждую неделю. Это был его личный ритуал, не связанный с работой или социальными обязательствами. Визит к матери – единственному человеку, к которому он чувствовал привязанность.

Елена Ревнева, 65 лет, бывший профессор этики МГУ, последние три года жила в "Эдельвейсе", медленно теряя связь с реальностью из-за ранней стадии деменции. Болезнь прогрессировала медленно, но неумолимо, стирая воспоминания, размывая личность, превращая блестящего интеллектуала в растерянного ребенка.

Вадим припарковал свой Мерседес на стоянке клиники и несколько минут сидел неподвижно, собираясь с мыслями. После всего, что он узнал за последние дни, этот визит приобретал особое значение. Если его собственная личность была сконструирована, что насчет его отношений с матерью? Были ли они настоящими или тоже частью искусственной биографии?

Охранник на входе кивнул, узнав постоянного посетителя, и Вадим прошел в просторное фойе, оформленное в успокаивающих пастельных тонах. Повсюду живые растения, мягкая музыка, приглушенный свет – все создавало атмосферу покоя и благополучия. Никаких признаков того, что здесь люди медленно теряли самих себя.

– Господин Ревнев, добрый день, – поприветствовала его администратор. – Ваша мама сегодня в хорошем настроении. Доктор Саймонс отметил улучшение краткосрочной памяти.

– Спасибо, Ирина, – Вадим слабо улыбнулся. – Я принес ее любимые цветы.

Он показал букет белых лилий – цветов, которые Елена всегда предпочитала всем остальным.

– Замечательно. Она будет рада. – Администратор улыбнулась. – Вы знаете дорогу.

Вадим поднялся на третий этаж, где располагались VIP-палаты. Дверь в комнату матери была приоткрыта. Он тихо постучал и вошел.

Елена сидела у окна, глядя на сад. Солнечный свет подчеркивал седину в ее когда-то каштановых волосах, но осанка оставалась гордой, а лицо – красивым, несмотря на возраст и болезнь. Она повернулась на звук шагов, и в ее глазах мелькнуло узнавание.

– Вадим! – она улыбнулась. – Ты пришел.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку, чувствуя знакомый аромат духов "L'Heure Bleue" – единственная роскошь, которую она всегда себе позволяла.

– Как ты, мама? – спросил он, присаживаясь рядом.

– Хорошо, дорогой. Сегодня я вспомнила, как мы с тобой ходили в Третьяковскую галерею, когда тебе было десять. Ты так любил картину "Утро в сосновом лесу". – Она улыбнулась воспоминанию. – Мы простояли перед ней почти час.

Вадим замер. Он не помнил этого. Совсем. Ни галереи, ни картины, ни того дня.

– Расскажи еще, – мягко попросил он, стараясь скрыть волнение.

– О чем, милый? О нашей поездке в Петербург? Или о том, как ты впервые пошел в школу? – Она ласково погладила его по руке. – Ты так не хотел отпускать мою руку. Такой серьезный мальчик в огромном синем портфеле.

Вадим слушал, пытаясь уловить в себе хоть какой-то отклик на эти истории. Но ничего не было. Пустота. Как будто она рассказывала о ком-то другом.

– Мама, – осторожно начал он. – Ты помнишь, чем я занимался десять лет назад?

Елена нахмурилась, пытаясь сосредоточиться.

– Десять лет… Это когда ты работал в газете? Когда писал те страшные статьи о правительственных экспериментах?

Сердце Вадима пропустило удар. Горский не солгал.

– Да, именно тогда, – тихо подтвердил он. – Расскажи мне об этом.

Лицо Елены помрачнело.

– Ты был так увлечен этим расследованием. Говорил, что это изменит страну, откроет людям глаза. – Она покачала головой. – Я боялась за тебя. Просила остановиться. Но ты был упрямым. Всегда таким был, с детства.

– Что случилось потом? – осторожно спросил Вадим.

Елена посмотрела на него с недоумением.

– Ты же знаешь, что случилось. Ты исчез. На три месяца. Я сходила с ума, обращалась в полицию, наняла частного детектива. – Ее глаза наполнились слезами. – А потом ты вернулся. Другой. В дорогом костюме, с новой прической, с новой работой. Ты сказал, что взял творческий отпуск, что решил сменить профессию. Что журналистика – это прошлое.

– И ты поверила?

– Конечно, нет! – в ее голосе прорезалась неожиданная твердость. – Я мать. Я знаю своего сына. Ты говорил как робот, двигался как манекен. Это был не ты.

Вадим почувствовал, как внутри все холодеет.

– Что ты сделала?

– Я пыталась выяснить правду. Связалась с твоим редактором, Павлом. Он рассказал о проекте, который ты расследовал. О технологиях изменения сознания. – Она сжала его руку. – Я поняла, что они сделали с тобой. Они стерли моего сына и записали кого-то другого.

– Почему ты никогда не говорила мне об этом раньше? – тихо спросил Вадим.

Елена посмотрела на него с грустью.

– Я говорила. Каждый раз, когда ты приходил. Но ты всегда реагировал одинаково – вежливая улыбка, и "мама, тебе нужно отдохнуть". – Она вздохнула. – В какой-то момент я просто смирилась. Решила, что лучше иметь сына, даже если он не совсем тот, кем был, чем не иметь вообще никого.

Вадим ощутил, как к горлу подкатывает комок. Все эти годы она знала. Видела его настоящего сквозь наведенную личность. И любила его, несмотря ни на что.

– А потом началась моя болезнь, – продолжала Елена. – Сначала я забывала мелочи. Потом – целые дни. А теперь я не всегда помню, какой сегодня год. – Она горько усмехнулась. – Ирония судьбы – мы оба теряем себя, только разными путями.

– Мама, – Вадим сжал ее руку. – Мне нужно кое-что спросить. Ты знаешь что-нибудь о проекте "Альтернатива"? Или о человеке по имени Константин Державин?

Елена замерла, ее глаза расширились от страха.

– Не произноси это имя здесь, – прошептала она. – Он опасен. Он был главным. Руководил всем проектом. Это он выбрал тебя. Лично.

– Почему меня?

– Из-за твоих статей. Ты раскопал слишком много. Нашел документы, свидетелей. Готовил разгромный материал о проекте. – Она наклонилась ближе. – Но я думаю, была и другая причина. Более личная.

– Какая?

Елена замялась, словно пытаясь упорядочить путающиеся мысли.

– Ты и Державин… у вас была история. До всего этого. Ты интервьюировал его для статьи о цифровой безопасности. Он впечатлился твоим интеллектом. Предлагал работу в министерстве. – Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. – А потом был конфликт. Ты узнал что-то о его прошлом. Что-то, связанное с его женой…

Дверь палаты открылась, прерывая их разговор. В проеме стояла медсестра.

– Извините, господин Ревнев, но у вашей мамы запланированные процедуры. И к ней еще один посетитель.

– Посетитель? – удивился Вадим. – Кто?

– Я здесь по официальному визиту, – раздался знакомый голос, и в палату вошел Константин Державин собственной персоной. – Проверяю условия содержания наших уважаемых граждан в рамках программы "Цифровая забота о старшем поколении".

Он улыбался, но глаза оставались холодными.

– Господин Державин, – Вадим встал, инстинктивно заслоняя мать. – Какое… совпадение.

– В нашем мире не бывает совпадений, Вадим Александрович, – Державин прошел в комнату. – Только закономерности и причинно-следственные связи. Например, закономерно, что человек навещает свою мать. И закономерно, что я, как ответственный чиновник, проверяю учреждения, финансируемые из бюджета.

Он повернулся к Елене, которая смотрела на него со смесью страха и ненависти.

– Елена Михайловна, рад видеть вас в добром здравии. Наслышан о прогрессе в вашем лечении.

– Не подходите к ней, – тихо, но твердо сказал Вадим.

Державин поднял бровь.

– Вижу, наш разговор сегодня утром произвел на вас впечатление. Вы начали задавать вопросы. Копать. – Он сделал паузу. – Это может быть опасно, Вадим. Особенно для близких.

Угроза была явной. Вадим почувствовал, как внутри закипает ярость.

– Я не понимаю, о чем вы, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие.

– Конечно, понимаете, – Державин улыбнулся. – Иначе зачем бы вам встречаться с Павлом Горским? Зачем расспрашивать мать о прошлом, которое лучше оставить похороненным?

Он знал. Знал о каждом шаге Вадима.

– Что вам нужно? – прямо спросил Вадим.

– То же, что и вам – сотрудничества. – Державин пожал плечами. – У нас общие интересы, хотя вы этого еще не осознаете.

– Какие общие интересы могут быть у меня с человеком, который стер мою личность?

– А, значит, вы уже знаете, – Державин кивнул с удовлетворением. – Или думаете, что знаете. Но правда, как всегда, сложнее. – Он подошел ближе. – Приходите сегодня на ужин. Я отвечу на ваши вопросы. Все до единого.

– А если я откажусь?

– Тогда вам придется искать ответы самостоятельно. – Державин пожал плечами. – Но учтите – время работает против вас. И против вашей матери.

Елена, которая до этого молчала, внезапно произнесла:

– Вы его не получите. Не в этот раз.

Державин повернулся к ней с холодной улыбкой.

– Елена Михайловна, вы всегда были умной женщиной. Но сейчас ваш разум… не совсем надежен, не так ли? Кто знает, что реально, а что – плод воображения?

– Я знаю своего сына, – твердо сказала она. – Настоящего сына. И он сильнее, чем вы думаете.

– Возможно, – Державин кивнул. – Мы проверим эту теорию. – Он повернулся к Вадиму. – Восемь вечера. Не опаздывайте.

Когда он ушел, Вадим опустился на стул, чувствуя себя опустошенным.

– Мама, мне нужно знать все, что ты помнишь. Все о настоящем Вадиме. О моем прошлом.

Елена взяла его за руку.

– Я записала все, что могла вспомнить. Пока болезнь не зашла слишком далеко. – Она указала на тумбочку рядом с кроватью. – Третий ящик. Под книгами.

Вадим открыл ящик и нашел тонкую тетрадь, спрятанную под стопкой романов. Он быстро пролистал ее – десятки страниц, исписанных мелким почерком. Воспоминания, даты, имена. История его настоящей жизни, записанная рукой матери.

– Спасибо, – он спрятал тетрадь во внутренний карман. – Я должен идти. Но я вернусь. Обещаю.

– Будь осторожен, – Елена сжала его руку. – Он не остановится ни перед чем. Ты нужен ему. Твой мозг, твои способности. Ты был лучшим из всех, кого они тестировали. Идеальный субъект.

– Для чего?

– Для следующей фазы. – Ее глаза были ясными, несмотря на болезнь. – Они хотят не просто стирать личности. Они хотят создавать новые. Программировать людей, как компьютеры. И ты – их прототип. Их успешный эксперимент.

Вадим почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Я разберусь с этим, мама. Я верну себя. Настоящего себя.

– Я знаю, милый, – она улыбнулась, и на мгновение болезнь отступила, открывая прежнюю Елену – сильную, умную женщину, которая вырастила его одна. – Ты всегда был бойцом. Даже когда они забрали твои воспоминания, они не смогли забрать твою сущность.

Вадим обнял ее, чувствуя неожиданный прилив любви и защищенности. Что бы ни случилось с его памятью, с его личностью, эта связь оставалась настоящей. Единственной константой в мире лжи.

Покидая клинику, он принял решение. Он пойдет на ужин к Державиным. Выслушает их версию. Притворится, что рассматривает их предложение, каким бы оно ни было. А потом найдет способ уничтожить их проект. Раз и навсегда.

Он сел в машину и открыл тетрадь матери. На первой странице было написано: "Моему сыну. Настоящему Вадиму Ревневу. Чтобы ты вспомнил, кем был. Кем можешь стать снова".

Вадим начал читать, погружаясь в историю жизни, которую у него украли. И с каждой страницей его решимость вернуть эту жизнь становилась все сильнее.

Глава 5: Предупреждение

Ужин у Державиных был назначен на восемь, и у Вадима оставалось несколько часов, чтобы подготовиться. Вернувшись в свою квартиру, он первым делом проверил системы безопасности. Все датчики показывали, что в его отсутствие никто не проникал внутрь. По крайней мере, никто, кто не обладал технологиями обхода продвинутых систем защиты.

Вадим закрыл жалюзи, отключил «Нейролинк» и достал тетрадь, которую дала ему мать. Страница за страницей она восстанавливала историю его жизни – настоящую историю, а не ту, что была имплантирована в его сознание.

«Вадим всегда был принципиальным ребенком. В шесть лет он вернул найденный кошелек с деньгами, хотя мы едва сводили концы с концами. В двенадцать организовал в школе газету и писал о коррупции среди учителей, из-за чего у нас были проблемы с администрацией…»

«Его отец ушел, когда Вадиму было пять. Сказал, что не создан для семейной жизни. Вадим тяжело переживал это предательство. Поклялся, что никогда не бросит тех, кого любит…»

«В университете он был лучшим на факультете журналистики. Получил грант на стажировку в США, но отказался, решив остаться в России и "менять систему изнутри", как он говорил…»

«Его первое громкое расследование – о схемах отмывания денег в строительстве олимпийских объектов. Вышло, когда ему было всего 23. После этого начались угрозы, но он только смеялся над ними…»

С каждой страницей перед Вадимом вырисовывался образ человека, которым он когда-то был – идеалиста, бесстрашного журналиста, верящего в силу правды. Человека, бесконечно далекого от циничного "чистильщика" цифровых следов, которым он стал.

Затем шли записи о его последнем расследовании. О проекте «Альтернатива».

«Он пришел ко мне взволнованный, говорил, что наткнулся на что-то страшное. Правительственный проект по контролю сознания. Тайные лаборатории, эксперименты над людьми, "добровольцами" из числа заключенных и психически больных. Я умоляла его остановиться, предчувствуя беду…»

«Перед самым исчезновением он сказал, что получил доступ к внутренним документам проекта. Что там замешан высокопоставленный чиновник из ФСБ, откомандированный в Министерство цифрового развития. Он не назвал имени, но теперь я знаю – это был Державин…»

«Когда Вадим вернулся после трех месяцев отсутствия, я сразу поняла, что это не мой сын. Внешне – он, но внутри – кто-то другой. Холодный, отстраненный, с иными интересами и ценностями. Он не помнил детских семейных шуток, любимых книг, важных событий из нашей жизни. Когда я пыталась говорить с ним об этом, он отмахивался, говоря, что я все придумываю…»

Последние записи были сделаны неровным почерком – следствие прогрессирующей болезни.

«Я боюсь, что скоро забуду настоящего Вадима. Иногда, когда он приходит меня навестить, я уже путаю – это мой настоящий сын или тот, другой, кого они создали вместо него? Прости меня, если однажды я не узнаю тебя, даже если ты вернешься таким, каким был…»

Вадим закрыл тетрадь, чувствуя, как к горлу подступает комок. Эта женщина любила его – не сконструированную личность, а настоящего Вадима Ревнева. И теперь, когда ее разум угасал, она теряла даже память о нем.

Он должен был все исправить. Вернуть себя настоящего. Но как? Можно ли восстановить стертую личность? И что останется от нынешнего Вадима, если настоящий вернется?

Его размышления прервал звук входящего сообщения. «Нейролинк» был отключен, но телефон продолжал работать. Вадим взглянул на экран и похолодел.

Сообщение было от анонимного отправителя: «Проверь свою систему безопасности. Тщательнее».

Это могла быть ловушка, попытка выманить его из квартиры. Но могло быть и предупреждением. Вадим активировал скрытую панель управления системами защиты, спрятанную за фальш-стеной в коридоре.

Основной интерфейс показывал, что все в порядке. Но Вадим не стал бы лучшим в своей области, если бы доверял стандартным проверкам. Он запустил глубокое сканирование – протокол, который сам разработал для самых параноидальных клиентов.

Результат появился через три минуты: обнаружено несанкционированное устройство, подключенное к домашней сети. Крошечный жучок, замаскированный под стандартный модуль «умного дома», передающий информацию на внешний сервер.

Кто-то шпионил за ним. И этот кто-то был достаточно квалифицирован, чтобы обойти базовые уровни защиты.

Вадим не стал сразу нейтрализовать устройство. Вместо этого он активировал программу обратного отслеживания – еще один нелегальный инструмент из его арсенала. Пусть шпион думает, что его не обнаружили, пока Вадим выясняет, кто стоит за этим.

Программа работала около часа, пробиваясь через слои защиты и прокси-серверы. Наконец на экране появился результат: IP-адрес в диапазоне, зарезервированном для правительственных учреждений. Точнее – для Министерства цифрового развития.

Державин. Кто же еще? Он следил за каждым шагом Вадима.

Но зачем предупреждать о шпионском устройстве? Кто прислал сообщение?

Не успел Вадим обдумать этот вопрос, как заметил краем глаза движение за окном – тень, скользнувшую по карнизу здания. Он мгновенно погасил свет и взял пистолет, лежавший на столе.

В следующую секунду стекло разлетелось вдребезги, и в комнату влетел небольшой металлический шар. Газовая граната.

Вадим задержал дыхание и бросился к двери, но та оказалась заблокирована. Электронный замок не реагировал на команды. Квартира превратилась в ловушку.

Действуя по инстинкту, он схватил тетрадь матери, телефон и бросился в ванную – единственную комнату без окон, с массивной дверью старого образца, с механическим замком. Закрывшись изнутри, он включил вытяжку на полную мощность и заткнул щель под дверью полотенцами.

Снаружи раздались приглушенные звуки – кто-то методично обыскивал квартиру. Не менее двух человек, судя по шагам.

Вадим лихорадочно искал выход. Вентиляционная шахта была слишком узкой. Вызвать полицию? Бессмысленно – к моменту их прибытия все будет кончено. К тому же, если за этим стоит Державин, полиция может оказаться на его стороне.

Оставался только один вариант – выйти и сражаться. Но против профессионалов с газом и, возможно, огнестрельным оружием у него было мало шансов.

Внезапно звуки стихли. Затем раздался громкий хлопок, похожий на выстрел. И еще один. Крик. Звук падающего тела.

Вадим крепче сжал пистолет, готовясь к худшему. Кто-то подошел к двери ванной и тихо постучал.

– Вадим? Ты там? Это Гриф. Нам нужно уходить.

Гриф? Хакер, с которым он встречался утром? Как он здесь оказался?

– Откуда я знаю, что это ты? – тихо спросил Вадим через дверь.

– Черт, Ревнев, у нас нет времени на проверки! – раздраженно отозвался голос. – Если хочешь, спроси что-нибудь, что знаем только мы.

– Что ты сказал мне сегодня утром в кафе «Аналог» о моем прошлом?

– Что оно слишком безупречно. Что стилистический анализ твоих статей показывает несоответствия. Словно два разных человека писали под одним именем, – последовал быстрый ответ. – Теперь открывай! У нас максимум две минуты, прежде чем явится подкрепление!

Вадим открыл дверь. Перед ним стоял Гриф, сжимающий в руке пистолет с глушителем. За его спиной Вадим увидел двух мужчин в черной форме без опознавательных знаков, лежащих на полу. Один не двигался, у второго из плеча сочилась кровь.

– Ты убил их? – спросил Вадим, выходя из ванной.

– Одного – да. Второй просто ранен, – Гриф говорил спокойно, словно обсуждал погоду. – Они из службы безопасности Министерства. Группа «Химера» – специальное подразделение для грязной работы. Их отправляют, когда нужно, чтобы человек исчез.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что когда-то я работал с ними, – мрачно ответил Гриф. – До того, как решил, что с меня хватит правительственных игр. Теперь собирай самое необходимое. Эта квартира больше не безопасна.

Вадим быстро схватил рюкзак и запихнул в него ноутбук, тетрадь матери, запасной телефон, документы и немного наличных.

– Куда мы пойдем?

– Ко мне. У меня есть убежище, о котором не знает даже Державин, – Гриф осторожно выглянул в окно. – Черный ход чист. Спустимся по пожарной лестнице. Идем.

Они молча покинули квартиру, стараясь не шуметь. Спустившись по пожарной лестнице, они оказались в узком переулке, где их ждал потрепанный фургон без опознавательных знаков.

– Садись за руль, – скомандовал Гриф, забираясь на пассажирское сиденье. – Поедешь по моим указаниям.

Вадим завел мотор и выехал на дорогу, стараясь не превышать скорость, чтобы не привлекать внимание.

– Объясни, что происходит, – потребовал он, когда они отъехали на безопасное расстояние. – Почему ты следил за мной? Откуда знал про нападение?

Гриф закурил, открыв окно.

– Я не следил. Я защищал. После нашего разговора утром я понял, что ты в большей опасности, чем думаешь. Державин не из тех, кто оставляет свидетелей. Если он узнал, что ты копаешься в прошлом, он попытается тебя устранить.

– Но ты сказал, что уходишь на дно. Что эта история слишком… государственная для твоего вкуса.

– Я солгал, – просто ответил Гриф. – Вернее, недоговорил. Я действительно ушел на дно, но не от тебя. И у меня есть личные счеты с Державиным.

– Какие?

Гриф выпустил струю дыма.

– Когда-то я был ведущим специалистом по кибербезопасности в ФСБ. Работал над защитой государственных систем. Потом меня привлекли к проекту «Альтернатива» – нужен был человек, который обеспечит цифровую безопасность программы. – Он помолчал. – Я видел, что они делали с людьми, Вадим. Видел, как стирали личности, записывали новые. Как превращали живых людей в послушные оболочки.

– Почему ты не остановил их?

– Пытался, – горько усмехнулся Гриф. – Собрал доказательства, собирался передать их в международные организации. Но Державин узнал. Моя жена и дочь погибли в «автокатастрофе». Меня арестовали, пытали, а потом предложили выбор – работать на них или умереть в пыточной.

– И ты выбрал первое.

– Да. Стал их цепным псом. Ловил «цифровых диссидентов», помогал следить за гражданами. – Гриф выбросил окурок в окно. – А потом начал тайно работать против них. Создал сеть в темном интернете. Находил единомышленников. Ждал момента, когда смогу нанести удар.

– И сейчас этот момент настал?

– Возможно, – Гриф задумчиво смотрел на дорогу. – Ты – ключ, Вадим. Ты был их лучшим экспериментом. Первым полностью успешным перепрограммированием личности. То, что ты начал вспоминать, то, что твоя настоящая сущность пробивается сквозь импланты – это сбой в их системе. Сбой, который может все разрушить.

Вадим свернул на указанную Грифом улицу. Они ехали на восток, в сторону старых промышленных районов.

– Что ты знаешь о моем прошлом? О настоящем Вадиме Ревневе?