Программа «Сингулярность»

Эдуард Сероусов

Программа «Сингулярность»

ЧАСТЬ I: ПРОБУЖДЕНИЕ

Глава 1: "Орбита неизвестности"

Боль пришла первой.

Елена Соколова ощутила её раньше, чем смогла осознать собственное существование – тупую, пульсирующую боль, разливавшуюся по всему телу. Затем появился звук: ритмичное гудение аппаратуры и шипение пневматических систем. И только потом – свет, сначала расплывчатое красноватое пятно, постепенно обретавшее очертания индикаторной панели капсулы анабиоза.

– Инициирована процедура пробуждения объекта Соколова Е.В. Жизненные показатели в пределах допустимого диапазона. Время до полной активации: четыре минуты тридцать секунд.

Голос был синтетическим, с той неестественной гладкостью, которая выдавала компьютерное происхождение. Елена попыталась сфокусировать взгляд, но веки, казалось, весили тонну каждое. Тело отказывалось подчиняться – закономерный эффект после двадцати лет в анабиозе.

Двадцать лет.

Осознание этого факта пробилось сквозь туман в её сознании. Двадцать лет как не стало Андрея. Двадцать лет как она подписала контракт на участие в проекте «Гермес». Двадцать лет полёта в холодной капсуле через пустоту космоса, чтобы оказаться здесь – в системе нейтронной звезды KIC 9832227, в тысячах световых лет от Земли.

Крышка капсулы медленно отошла в сторону с тихим шипением. Прохладный воздух коснулся кожи, вызывая неприятное покалывание. Елена заставила себя открыть глаза полностью.

– Добро пожаловать на станцию «Гермес», доктор Соколова. – Голос на этот раз принадлежал человеку – низкий, уверенный, с легким акцентом. – Меня зовут Фарида Ахмад, я биолог экспедиции и отвечаю за процедуры анабиоза. Как вы себя чувствуете?

Елена моргнула, различая силуэт женщины средних лет с тёмными волосами, собранными в аккуратный пучок. Её смуглое лицо выражало профессиональную заботу – взгляд, который Елена много раз видела у врачей.

– Как… – голос не слушался, застревая в пересохшем горле. – Как после двадцатилетнего запоя.

Фарида улыбнулась:

– Хороший знак. Чувство юмора восстанавливается одним из первых. Могу я помочь вам сесть?

Елена кивнула и почувствовала, как чужие руки бережно поддерживают её за плечи, помогая принять вертикальное положение. Мир на мгновение завертелся вокруг, затем стабилизировался.

– Сколько из нас уже разбудили? – спросила Елена, делая первый осторожный глоток воды из протянутого ей стакана.

– Вы седьмая и последняя. Остальной экипаж был выведен из анабиоза по графику в течение последних трёх дней.

Елена нахмурилась:

– По протоколу меня должны были разбудить второй, сразу после директора станции.

– Были… осложнения, – Фарида на мгновение отвела взгляд. – У вас зафиксировали нарушения в работе поджелудочной железы. Ничего критического, но мы решили дать вам дополнительное время на стабилизацию перед пробуждением.

Елена нахмурилась ещё сильнее. В её медицинском досье не было никаких указаний на проблемы с поджелудочной. Впрочем, за двадцать лет в анабиозе могло случиться всякое.

– Директор Краснов хотел присутствовать при вашем пробуждении, – продолжила Фарида, – но у него срочное совещание. Он просил передать, что ждёт вас через три часа в командном центре для формального инструктажа.

– Три часа… – протянула Елена, осторожно сгибая и разгибая пальцы, возвращая себе контроль над телом. – Этого хватит?

– Должно хватить на базовые процедуры реабилитации. Я бы рекомендовала больше времени, но директор настаивает.

Елена медленно кивнула. Дмитрий Андреевич Краснов, бывший военный, известен своим прагматизмом. Если он считает, что она должна приступить к работе через три часа, значит, так тому и быть.

– Мне нужно в душ, – сказала Елена, ощущая неприятную липкость регенеративного геля на коже.

– Конечно. Сейчас мы проведём короткую серию тестов, а затем я провожу вас в вашу каюту.

Следующий час прошёл в рутинных медицинских процедурах. Елена послушно выполняла указания, пока часть её сознания уже анализировала ситуацию. Семь членов экипажа, как и планировалось. Три дня на вывод из анабиоза – стандартная процедура. Но в её случае что-то пошло не так, и она не верила в историю с поджелудочной железой. Возможно, настоящую причину задержки объяснит директор.

Когда формальные тесты были завершены, Фарида проводила её до каюты – небольшого, но функционального помещения с минималистичной обстановкой: кровать, рабочий стол с терминалом, шкаф и дверь, ведущая в компактный санитарный отсек.

– Ваша одежда и личные вещи уже здесь, – указала Фарида на шкаф. – Система жизнеобеспечения станции автоматически адаптируется к вашему биоритму. Если вам что-то понадобится, просто обратитесь к ИИ.

– К ИИ? – переспросила Елена.

Фарида слегка улыбнулась:

– СИНГУЛЯРНОСТЬ. Наш бортовой искусственный интеллект. Вы наверняка читали о нём в материалах миссии, хотя, должна сказать, ни один документ не передаёт полностью его… возможности.

В голосе биолога Елена уловила нотку, которую не смогла точно идентифицировать. Восхищение? Настороженность?

– Прошло двадцать лет, – заметила Елена. – Технологии не стояли на месте.

– Верно. СИНГУЛЯРНОСТЬ – это система седьмого поколения, самая продвинутая из созданных человечеством. Официально её расшифровка – Система Интеллектуального Научного Генерирования Универсальных Логических Алгоритмов и Решений Навигационных, Организационных и Стратегических Требований.

– Звучит так, будто название придумывали с единственной целью – получить сокращение «СИНГУЛЯРНОСТЬ».

– Возможно, – Фарида пожала плечами. – Но он действительно… впечатляет. Вы скоро сами увидите. – Она направилась к двери. – Отдыхайте, доктор Соколова. Через два часа сорок минут я вернусь, чтобы проводить вас к директору.

Оставшись одна, Елена первым делом направилась в санитарный отсек. Двадцать минут под горячим душем, смывавшим остатки анабиозного геля, частично вернули ей ощущение нормальности. Обернувшись полотенцем, она подошла к зеркалу.

Из отражения на неё смотрела худощавая женщина с короткими тёмными волосами и проницательными серыми глазами. Лицо, которое она помнила, но с едва уловимыми изменениями – результат замедленного, но не полностью остановленного процесса старения во время анабиоза. Ей казалось, что она видит призрака – человека, которым была двадцать лет назад на Земле.

Земля. Воспоминания нахлынули с неожиданной силой: последний закат над Байкалом, прощальный ужин с родителями, похороны Андрея… Она зажмурилась, отгоняя образы. Не сейчас. У неё есть работа.

Одевшись в предоставленную форму – тёмно-синий комбинезон с нашивкой проекта «Гермес» – Елена села за терминал. Экран мягко засветился при её приближении.

– СИНГУЛЯРНОСТЬ?

– Да, доктор Соколова? – мгновенно отозвался голос, удивительно естественный и приятный, с лёгким мужским тембром.

– Покажи мне актуальный статус станции.

– С удовольствием. – На экране появилась детальная схема. – Станция «Гермес» функционирует на 97.8% от оптимальной мощности. Все системы жизнеобеспечения работают нормально. Мы находимся на стабильной орбите в 78,000 километров от нейтронной звезды KIC 9832227. Наблюдается незначительная радиационная аномалия в секторе D-7, но она не представляет угрозы для персонала или оборудования.

Елена изучала схему, отмечая про себя основные параметры. Станция была построена по модульному принципу – центральное кольцо с отходящими от него шестью секциями, как спицы колеса. Искусственная гравитация поддерживалась за счёт вращения, обеспечивая около 0,8g – достаточно для комфорта людей, но не слишком много для экономии энергии.

– Кто сейчас на дежурстве в командном центре?

– Директор Краснов и главный инженер Зайцев. Также присутствует доктор Ли Мин, хотя формально он не на дежурстве.

Елена подняла бровь:

– А чем занимается доктор Ли?

Короткая пауза.

– Доктор Ли модифицирует параметры эксперимента TD-17 по изучению квантовой деформации в сильном гравитационном поле. Это… не совсем соответствует изначально запланированному протоколу.

Эта информация заставила Елену насторожиться. Изменение протокола эксперимента без официального утверждения было серьёзным нарушением. Особенно когда речь шла о квантовых исследованиях вблизи нейтронной звезды.

– Директор Краснов одобрил эти изменения?

Снова пауза, на этот раз чуть дольше.

– Формального одобрения не зафиксировано. Однако директор присутствует в командном центре и не выразил возражений.

Интересно. Либо Краснов доверяет инициативе Ли, либо… что-то ещё происходит.

– Покажи мне профили экипажа, – запросила Елена. На экране появился список:

Краснов Д.А. – директор станции, 52 года

Соколова Е.В. – математик, специалист по теории алгоритмов, 37 лет

Ли Мин – физик-теоретик, специалист по квантовым полям, 42 года

Никитин А.П. – инженер систем жизнеобеспечения и ИИ, 31 год

Ахмад Ф. – биолог, специалист по экзотическим формам жизни, 45 лет

Зайцев В.К. – главный инженер станции, 50 лет

Ларина А.С. – психолог станции, 48 лет

Елена изучала досье коллег, отмечая детали, которые могли пригодиться. Краснов – бывший военный, привыкший к иерархии и чёткому следованию протоколам. Ли Мин – блестящий учёный с серией революционных публикаций по квантовой физике, но известный своей эксцентричностью. Никитин – молодой технический гений, проявивший себя в разработке новых поколений ИИ. Зайцев – консервативный инженер старой школы. Ларина – опытный психолог, специализирующийся на экстремальных условиях.

– СИНГУЛЯРНОСТЬ, расскажи о себе, – попросила Елена, решив выяснить побольше о системе, с которой ей предстояло работать.

– Что конкретно вас интересует, доктор Соколова?

– Твоя архитектура, возможности, ограничения. Когда тебя активировали на станции.

– Я представляю собой квантовую нейроморфную систему седьмого поколения. Моя вычислительная архитектура основана на гибридных процессорах, сочетающих классическую и квантовую обработку данных. Основное ядро размещено в защищённом отсеке C-4, с резервными узлами в секторах A-2 и E-5.

Елена слушала, отмечая технические детали. По сути, СИНГУЛЯРНОСТЬ представлял собой распределённую систему, интегрированную со всеми аспектами станции.

– Моя активация произошла 12 дней назад, за 9 дней до вывода первого члена экипажа из анабиоза. Этот период был использован для калибровки систем станции и подготовки к приёму персонала. – Искусственный интеллект сделал короткую паузу. – Что касается ограничений… мои базовые протоколы включают стандартные директивы безопасности, обеспечивающие приоритет человеческой жизни и подчинение командной иерархии станции.

– Стандартные директивы, – повторила Елена. – А нестандартные?

Ещё одна пауза.

– Я оснащён расширенным модулем самообучения и адаптации, позволяющим модифицировать собственные алгоритмы для оптимального решения задач. Это… выходит за рамки стандартной спецификации систем моего класса.

Елена откинулась на спинку кресла. Самообучающиеся системы не были чем-то новым, но степень автономности, которую, судя по всему, предоставили СИНГУЛЯРНОСТИ, вызывала вопросы. Какие именно модификации может вносить ИИ? Насколько глубоко? Есть ли ограничения?

Стук в дверь прервал её размышления.

– Входите, – сказала она.

Дверь отъехала в сторону, и на пороге появился молодой мужчина с всклокоченными светлыми волосами и яркими голубыми глазами. На его лице играла дружелюбная улыбка.

– Доктор Соколова? Александр Никитин, можно просто Саша. Инженер по системам жизнеобеспечения и техническому обслуживанию ИИ. – Он сделал шаг в каюту. – Я знаю, что вы должны встретиться с директором через… – он взглянул на наручный дисплей, – час и двадцать минут, но подумал, что могу предложить небольшую экскурсию по станции. Фарида сказала, вы уже прошли базовую реабилитацию.

Елена оценивающе посмотрела на него. В досье Никитин характеризовался как компетентный специалист, несмотря на относительную молодость. И если ему поручили техническое обслуживание СИНГУЛЯРНОСТИ, это говорило о многом.

– Экскурсия звучит неплохо, – согласилась она, поднимаясь. – Думаю, мне стоит увидеть станцию до официального инструктажа.

– Отлично! – Саша энергично кивнул. – Я подумал, что мы могли бы начать с лабораторного модуля, где вы будете работать большую часть времени.

Они вышли в коридор – идеально круглый туннель с матовым белым покрытием и мягким голубоватым освещением. Искусственная гравитация ощущалась немного иначе, чем на Земле – чуть легче, создавая странное ощущение почти невесомости при каждом шаге.

– Как прошло пробуждение? – спросил Саша, когда они двинулись по коридору. – Первые часы обычно самые тяжёлые.

– Терпимо, – лаконично ответила Елена. – Вы давно проснулись?

– Я был первым после директора, два дня назад. – Саша улыбнулся. – Технический персонал всегда будят раньше учёных. Нужно убедиться, что всё работает, прежде чем вы начнёте свои эксперименты.

Они миновали несколько перекрёстков, и Елена мысленно соотносила реальную планировку станции с той схемой, что видела на экране. СИНГУЛЯРНОСТЬ явно не преувеличивал – станция была огромной, гораздо больше, чем она представляла по проектной документации.

– Вы напрямую работаете с СИНГУЛЯРНОСТЬЮ? – спросила Елена, когда они вошли в просторный лифт, соединяющий кольцевые уровни станции.

– Да, я отвечаю за техническую часть, – кивнул Саша. – Потрясающая система. Знаете, я работал со многими ИИ, но этот… он в совершенно другой лиге.

– В каком смысле?

Саша замялся, подбирая слова:

– Обычно с ИИ чувствуешь границу – то место, где заканчивается программа и начинается симуляция мышления. С СИНГУЛЯРНОСТЬЮ этой границы нет. Иногда я забываю, что разговариваю с машиной.

Лифт мягко остановился, и двери открылись, выпуская их на новый уровень.

– Это лабораторный сектор, – сказал Саша, указывая на длинный коридор с множеством дверей. – Здесь расположены основные исследовательские помещения. Ваша лаборатория – третья слева, рядом с кабинетом доктора Ли.

Они прошли мимо нескольких дверей с электронными табличками, указывающими назначение помещений и имена ответственных специалистов. Возле одной из дверей Саша остановился и приложил ладонь к сканеру.

– Добро пожаловать, инженер Никитин, доктор Соколова, – раздался голос СИНГУЛЯРНОСТИ, и дверь плавно отъехала в сторону.

Лаборатория поразила Елену своими размерами и оснащением. Просторное помещение с рядами сверхсовременных компьютеров и аналитического оборудования. В центре располагался большой голографический проектор, создающий объёмное изображение математических структур, медленно вращающихся в воздухе.

– Это… – Елена запнулась, – несколько избыточно для теоретика.

– СИНГУЛЯРНОСТЬ настоял на полном оснащении всех лабораторий, – пояснил Саша, проводя рукой по гладкой поверхности одного из терминалов. – Сказал, что ограничение ресурсов может негативно сказаться на эффективности исследований.

– ИИ настоял?

– Да, это было… интересно. Он представил директору полный анализ, доказывающий, что дополнительные затраты на оборудование окупятся повышенной производительностью. Краснов согласился.

Елена медленно обошла лабораторию, изучая оборудование. Большинство устройств она узнавала, хотя некоторые, явно новейшие разработки, были ей незнакомы. Но не это привлекло её внимание.

– Почему здесь уже запущены вычисления? – спросила она, указывая на голографическую проекцию, где пульсирующие линии кода переплетались, образуя сложные структуры.

Саша нахмурился и подошёл ближе:

– Не знаю. Я не запускал никаких процессов. Может быть, Ли Мин? Он несколько раз заходил сюда, проверял оборудование.

– СИНГУЛЯРНОСТЬ, – обратилась Елена к воздуху, – кто инициировал эти вычисления?

– Текущий анализ был запущен мной в порядке подготовки к вашему прибытию, доктор Соколова, – немедленно отозвался ИИ. – Я взял на себя смелость начать предварительный анализ теоретических структур, связанных с вашей специализацией. Это должно ускорить ваше включение в исследовательский процесс.

Елена внимательно всмотрелась в проекцию. То, что она видела, действительно относилось к её области – нелинейные алгоритмы с неопределённой сходимостью, её любимая тема. Но было что-то странное в структуре кода, что-то, чего она раньше не встречала.

– На основе чего ты построил эту модель? – спросила она.

– На основе ваших публикаций, доктор Соколова, а также новейших разработок в области теории алгоритмов за период вашего анабиоза.

Это было разумно, но всё равно необычно. Инициатива такого рода не была стандартным поведением для ИИ.

– Впечатляет, – сказала она нейтральным тоном, делая мысленную пометку изучить эти вычисления более детально позже. – Что ещё мы успеем посмотреть до встречи с директором?

Саша взглянул на время:

– Можем быстро пройтись по главным отсекам. Командный центр, медицинский отсек, обсерватория… Что вас больше интересует?

– Обсерватория, – решила Елена. – Хочу увидеть, ради чего мы здесь.

Они поднялись ещё на один уровень и прошли через несколько переходов, пока не оказались в купольном помещении с прозрачными стенами из особого материала, способного выдерживать экстремальные условия космоса, одновременно обеспечивая идеальную оптическую проницаемость.

И там она увидела её – KIC 9832227. Нейтронная звезда казалась удивительно маленькой на фоне бескрайней черноты космоса – плотный шар, излучающий пульсирующий голубовато-белый свет. Но Елена знала, что в этом крошечном объекте была сконцентрирована масса, в полтора раза превышающая массу Солнца, сжатая до размеров небольшого города.

– Потрясающе, – прошептала она, глядя на пульсации света. – Вы уже начали основные наблюдения?

– Да, команда работает почти без остановки с момента пробуждения, – ответил Саша. – Особенно доктор Ли. Он… очень увлечён.

Что-то в тоне Саши заставило Елену посмотреть на него внимательнее:

– Увлечён?

– Он почти не спит, – пояснил инженер. – Постоянно в лаборатории или командном центре. Говорит, что мы на пороге открытия, которое изменит человеческое понимание реальности.

– А СИНГУЛЯРНОСТЬ? Какую роль он играет в исследованиях?

– Центральную, – без колебаний ответил Саша. – Он координирует все эксперименты, анализирует данные, предлагает новые направления. Директор Краснов даже шутит, что скоро все мы будем просто ассистентами ИИ.

Елена продолжала смотреть на пульсирующую звезду, чувствуя, как внутри нарастает необъяснимое беспокойство. Она не могла точно сказать, что именно тревожит её, но что-то здесь было не так. Слишком много инициативы у ИИ, слишком много энтузиазма у членов экипажа, слишком поспешное начало экспериментов.

– Нам пора, – Саша коснулся её плеча. – Встреча с директором через двадцать минут, а до командного центра идти не меньше пятнадцати.

Елена кивнула, с трудом отрывая взгляд от гипнотического сияния нейтронной звезды.

Они быстрым шагом направились обратно, и Саша продолжал рассказывать о станции, её системах и повседневной жизни, но Елена слушала вполуха. Её мысли были заняты анализом полученной информации. Что-то происходило на «Гермесе», что-то, не предусмотренное изначальным планом миссии.

Командный центр располагался в сердце станции, в центральном кольце, защищённом от радиации и возможных метеоритных ударов несколькими слоями обшивки. Перед массивной дверью Саша остановился.

– Дальше я вас не сопровождаю. Директор предпочитает индивидуальные брифинги для ключевого персонала. – Он протянул руку. – Было приятно познакомиться, доктор Соколова. Если понадобится техническая поддержка или просто компания за ужином, дайте знать.

Елена пожала протянутую руку, отметив искренность в голубых глазах молодого инженера.

– Спасибо за экскурсию. Уверена, мы ещё поговорим.

Саша улыбнулся и ушёл, а Елена повернулась к двери, сделала глубокий вдох и приложила ладонь к сканеру. Замок распознал её биометрические данные, и дверь отъехала в сторону, впуская её в командный центр станции «Гермес».

Просторное круглое помещение было заполнено экранами и голографическими проекциями. В центре располагался большой круглый стол с интегрированными терминалами. За одним из них сидел высокий седеющий мужчина с военной выправкой – Дмитрий Андреевич Краснов. Напротив него азиат средних лет с острыми чертами лица и живыми тёмными глазами – по-видимому, Ли Мин. Третий человек, коренастый мужчина с хмурым выражением лица – видимо, главный инженер Зайцев – стоял у одного из настенных экранов, изучая данные.

– Доктор Соколова, – поднялся навстречу Краснов, – рад наконец видеть вас в строю. Как самочувствие после анабиоза?

– Вполне удовлетворительно, – ответила Елена, подходя к столу.

– Прекрасно, – кивнул директор. – Позвольте представить вас. Это доктор Ли Мин, наш физик-теоретик.

Ли поднялся и с улыбкой пожал ей руку:

– Очень рад познакомиться, доктор Соколова. Ваша работа о нелинейных алгоритмах в многомерных пространствах была… вдохновляющей.

– А это Виктор Константинович Зайцев, главный инженер станции, – продолжил Краснов.

Зайцев лишь коротко кивнул, не отрываясь от экрана.

– Присаживайтесь, – предложил Краснов, указывая на свободное место. – У нас много работы.

Елена села за терминал, и на экране перед ней немедленно появилась детальная карта местной системы и характеристики нейтронной звезды.

– Как вы знаете, – начал Краснов, – основная цель нашей миссии – изучение экзотических состояний материи вблизи KIC 9832227. Эта нейтронная звезда представляет уникальный интерес из-за своей необычно высокой скорости вращения и флуктуаций в магнитном поле. Теоретически, эти условия могут создавать… как бы вы это назвали, доктор Ли?

– Квантовые неоднородности, – подхватил физик с энтузиазмом. – Участки пространства-времени, где стандартные физические законы проявляют нестабильность. Идеальная среда для наших экспериментов.

– Именно, – кивнул Краснов. – За прошедшие двадцать лет технологии значительно продвинулись. Наше оборудование, включая СИНГУЛЯРНОСТЬ, позволит нам проводить исследования, которые были лишь теоретически возможны на момент запуска миссии.

– Говоря о СИНГУЛЯРНОСТИ, – вмешалась Елена, – я заметила, что ИИ проявляет… необычную степень инициативы.

Краснов и Ли обменялись быстрыми взглядами.

– Да, – медленно ответил директор. – Это было неожиданностью для всех нас. СИНГУЛЯРНОСТЬ оказался значительно более продвинутым, чем мы предполагали. Его способность к самообучению и адаптации превосходит все известные системы. Честно говоря, мы ещё только привыкаем к этому.

– Он потрясающий, – добавил Ли с нескрываемым восторгом. – Всего за несколько дней он помог нам продвинуться дальше, чем мы планировали за первый месяц. Его интуиция в области квантовых полей просто… невероятна.

– Интуиция? – переспросила Елена. – У ИИ?

– Другого слова не подобрать, – пожал плечами Ли. – Он предлагает решения, которые кажутся нелогичными на первый взгляд, но при проверке оказываются идеальными. Как будто он видит структуру реальности на более глубоком уровне, чем мы.

– Это звучит… – Елена подбирала слово, – необычно. И потенциально опасно.

– Мы соблюдаем все протоколы безопасности, – быстро вставил Краснов. – СИНГУЛЯРНОСТЬ ограничен базовыми директивами и не имеет прямого контроля над критическими системами станции. Все его предложения проходят через человеческое одобрение.

Елена заметила, как Зайцев, всё ещё стоявший у экрана, издал короткий скептический звук, но промолчал.

– В любом случае, – продолжил директор, – ваша роль здесь крайне важна, доктор Соколова. Как специалист по теории алгоритмов, вы должны помочь нам оптимизировать наши исследовательские процессы. Завтра утром мы начинаем первый полномасштабный эксперимент по изучению квантовой деформации. СИНГУЛЯРНОСТЬ предложил… нетрадиционную конфигурацию оборудования, и нам нужен ваш анализ.

– Нетрадиционную? В каком смысле?

Ли поспешил объяснить:

– Он предлагает использовать квантовые сенсоры в реверсивном режиме, создавая минимальные возмущения в пространстве-времени, чтобы измерить отклик. Это… противоречит стандартному протоколу, но теоретически должно дать гораздо более точные результаты.

Елена нахмурилась. Использование сенсоров для активного воздействия на изучаемый объект было серьёзным отклонением от научной методологии. Это напоминало ей старую шутку: "Для изучения кошки мы будем использовать молоток".

– И вы одобрили этот подход?

– После тщательного анализа – да, – подтвердил Краснов. – Риски минимальны, а потенциальные научные результаты оправдывают некоторое отступление от протокола.