Фабрика реальностей

– Добрый день всем, – начала Анна своим спокойным, уверенным голосом. – Сегодня у нас четвёртое занятие нашей группы поддержки. Как обычно, начнём с проверки самочувствия. Кто хотел бы поделиться своими переживаниями за прошедшую неделю?

В комнате повисла тишина. Пациенты с синдромом реальностного шока обычно были замкнуты и недоверчивы – естественное следствие состояния, при котором человек периодически видел мир совершенно иначе, чем окружающие.

– Я могу начать, – наконец сказала пожилая женщина с седыми волосами, собранными в строгий пучок. Ирина Петровна, 68 лет, в прошлом учитель литературы. – На этой неделе у меня был только один эпизод, во вторник. Я была в парке, и внезапно всё изменилось. Деревья стали чахлыми, почти безлистными, скамейки – покосившимися и облупленными. И люди… они выглядели такими усталыми, такими изнурёнными. Эпизод длился около десяти минут. Я использовала техники заземления, которые мы обсуждали, и это помогло мне не паниковать.

– Отлично, Ирина Петровна, – кивнула Анна. – Вы применили стратегии совладания, и это сработало. Кто-нибудь ещё?

– У меня тоже был эпизод, – вступил молодой человек с нервным тиком, заставлявшим его периодически дёргать головой. Сергей, 27 лет, программист. – Во время обеденного перерыва, в кафе. Внезапно все блюда превратились… в нечто меньшее. Словно иллюзия роскоши исчезла, и осталась только база – простые углеводы, дешёвые белки, искусственные ароматизаторы. Люди вокруг меня продолжали есть с удовольствием, но я видел настоящую еду. Это было… отрезвляюще.

Анна делала заметки. Подобные симптомы были типичны для синдрома – резкие переходы от фильтрованного восприятия к непосредственному, обычно длящиеся от нескольких минут до получаса.

– Как вы справились с ситуацией, Сергей?

– Я извинился и вышел. Сказал коллегам, что у меня мигрень, – он горько усмехнулся. – В каком-то смысле это правда. В моей голове действительно что-то не так, не так ли?

– В вашем мозгу наблюдается аномальная реакция на импланты "Миража", – мягко поправила его Анна. – Это не означает, что с вами "что-то не так". Это просто особенность вашей нейрофизиологии.

В углу комнаты тихо сидела Елена Соколова, наблюдая за группой. Как консультант центра и бывший специалист по нейроэтике "Миража", она регулярно присутствовала на сессиях, предлагая свой уникальный опыт и знания. Она заметила, что один из участников группы – мужчина средних лет с гладко выбритой головой и пронзительными голубыми глазами – хранил молчание, хотя его напряжённая поза выдавала внутреннее беспокойство.

Максим Кузнецов, 42 года, бывший военный, один из самых сложных случаев синдрома реальностного шока в практике Анны. В отличие от большинства пациентов, у которых эпизоды "прорыва реальности" были случайными и непредсказуемыми, Максим, казалось, развил способность намеренно вызывать их. И что ещё более тревожно, он, похоже, не считал своё состояние расстройством.

– Максим, – обратилась к нему Анна, – вы сегодня необычно молчаливы. Как прошла ваша неделя?

Максим поднял глаза, и на его лице появилась лёгкая улыбка, которая не затронула глаз.

– Моя неделя была… просветляющей, доктор Вершинина. Я провёл много времени, наблюдая за людьми. За тем, как они живут в своих маленьких пузырях фильтрованной реальности, не подозревая о том, что происходит на самом деле.

Его тон вызвал напряжение в группе. Некоторые пациенты беспокойно заёрзали на стульях.

– И что же, по вашему мнению, происходит на самом деле, Максим? – спросила Анна нейтральным тоном.

– Мы живём в эпоху величайшего обмана в истории человечества, – ответил он с неожиданной страстью. – Миллиарды людей добровольно отказались от контакта с реальностью в пользу приятных иллюзий. Они не видят, как разрушается мир вокруг них, как деградирует общество, как корпорации и правительства используют "Мираж", чтобы скрыть свою некомпетентность и коррупцию.

– Максим, мы уже обсуждали ваши взгляды на предыдущих сессиях, – вмешалась Анна. – Помните, что цель нашей группы – помочь участникам справиться с психологическими последствиями синдрома, а не обсуждать политические или философские аспекты технологии "Мираж".

– Но разве эти аспекты не связаны напрямую с нашим состоянием? – возразил Максим. – Вы называете это "синдромом", "расстройством", "побочным эффектом". А что, если это не болезнь, а пробуждение? Что, если наш мозг пытается защитить нас от массового самообмана?

Елена почувствовала смутное беспокойство. Аргументы Максима эхом отражали её собственные сомнения относительно "Миража", но было что-то тревожное в интенсивности его убеждённости, в почти религиозном рвении, с которым он говорил.

– Интересная точка зрения, Максим, – сказала она, решив вмешаться. – Философы долгое время обсуждали взаимосвязь между восприятием, реальностью и истиной. Но есть разница между философским вопрошанием и убеждённостью, что ты обладаешь абсолютной истиной.

Максим перевёл взгляд на Елену, и она увидела в его глазах проблеск чего-то, что можно было бы назвать уважением.

– Профессор Соколова, бывший нейроэтик "Миража", – сказал он с лёгкой иронией. – Вы из всех людей должны понимать, что я говорю. Вы ушли из корпорации из-за этических разногласий, не так ли? Вы увидели опасность и решили действовать. Чем мои убеждения отличаются от ваших?

– Методами и отношением к тем, кто не разделяет вашу точку зрения, – спокойно ответила Елена. – Я действительно обеспокоена долгосрочными последствиями технологии "Мираж", но я не считаю пользователей системы жертвами массового обмана или слабыми людьми, неспособными противостоять иллюзиям.

Анна мягко перевела разговор в менее конфронтационное русло, предложив обсудить практические стратегии для тех, кто испытывал тревогу во время эпизодов "прорыва реальности". Остаток сессии прошёл в более конструктивной атмосфере, хотя Максим больше не участвовал в дискуссии, молча наблюдая за группой с выражением, которое можно было интерпретировать как снисходительное.

После окончания группы, когда пациенты разошлись, Анна и Елена остались, чтобы обсудить прошедшую сессию.

– Я беспокоюсь о Максиме, – призналась Анна, просматривая свои заметки. – Его симптомы не ухудшаются, но его интерпретация своего состояния становится всё более радикальной. Он всё меньше заинтересован в терапии и всё больше – в продвижении своей идеологии.

– Он ищет смысл в своём страдании, – заметила Елена, собирая свои вещи. – Это естественная человеческая реакция. Синдром реальностного шока – чрезвычайно дезориентирующее состояние. Если человек периодически видит мир совершенно иначе, чем окружающие, он вынужден выбирать между двумя интерпретациями: либо с его восприятием что-то не так, либо весь мир живёт в иллюзии.

– И Максим явно выбрал второй вариант, – вздохнула Анна. – Что особенно тревожит, учитывая его военное прошлое и связи. У вас есть опасения, что он может представлять реальную опасность?

Елена задумалась. После встречи с Михаилом и его рассказа о планах "Миража 2.0" она стала более внимательно относиться к потенциальным угрозам стабильности системы.

– Я не думаю, что он планирует насилие, – сказала она наконец. – Но его риторика определённо радикализируется. Возможно, стоит порекомендовать ему индивидуальную терапию в дополнение к групповым сессиям?

– Я предлагала, но он отказался, – покачала головой Анна. – Сказал, что не нуждается в "перепрограммировании". Его недоверие к медицинской системе только усиливается.

– Держи меня в курсе его состояния, – попросила Елена. – И если заметишь любые признаки того, что он может планировать какие-то деструктивные действия, сообщи мне немедленно.

Они вышли из центра на улицу, где весенний вечер окутывал город мягким светом. Для Елены, с её минимальными настройками фильтров "Миража", закат был красивым, но с заметными следами загрязнения в атмосфере, окрашивающими небо в необычные оттенки. Она задумалась, как выглядит тот же закат для Анны, чьи фильтры были настроены на стандартные, более эстетичные параметры.

– Кстати, заметила ли ты увеличение числа случаев синдрома реальностного шока в последние месяцы? – спросила Елена, когда они шли по улице.

– Определённо, – кивнула Анна. – За последний квартал количество новых пациентов выросло на 23%. И что особенно интересно, мы видим изменение в демографическом профиле. Раньше синдром в основном затрагивал людей с уже существующими неврологическими особенностями или психическими расстройствами. Но теперь мы всё чаще наблюдаем его у людей без предшествующего анамнеза.

– Это соответствует тому, что мне рассказал Михаил, – пробормотала Елена, почти обращаясь к себе.

– Михаил Левин? Ты снова общаешься с ним? – Анна выглядела удивлённой. Она знала об их профессиональных отношениях в прошлом, но также и о том, что контакт между ними прервался после ухода Елены из "Миража".

– Мы недавно встретились, – осторожно сказала Елена. – Он поделился некоторыми техническими данными о состоянии системы. Растущее число сбоев согласования может коррелировать с увеличением случаев синдрома.

– Это имеет смысл, – кивнула Анна. – Если система испытывает трудности с координацией миллиардов индивидуальных реальностей, это может создавать микро-несоответствия, которые особенно чувствительные мозги интерпретируют как сигнал опасности, временно отключая фильтры восприятия.

Они остановились на перекрёстке, ожидая зелёного сигнала светофора. Вокруг них кипела обычная жизнь города – люди спешили по своим делам, каждый в своей персонализированной версии реальности.

– Анна, – Елена понизила голос, хотя вокруг было шумно, – что, если эти сбои – лишь первые признаки более серьёзной проблемы? Что, если система "Мираж" приближается к своим фундаментальным ограничениям?

– Ты имеешь в виду теоретическую возможность каскадного отказа? – Анна выглядела встревоженной. – Официальная позиция "Миража" всегда заключалась в том, что множественные уровни резервирования делают такой сценарий практически невозможным.

– Официальная позиция не всегда отражает реальные риски, – заметила Елена. – Особенно когда речь идёт о технологии, которая столь фундаментально изменила общество, что её отказ немыслим.

Загорелся зелёный свет, и они перешли дорогу, погружённые в свои мысли. Елена размышляла, стоит ли поделиться с Анной всем, что она узнала от Михаила. Анна была не просто коллегой, но и другом, человеком, которому она доверяла. Но чем больше людей знало о планах "Миража 2.0", тем выше был риск утечки информации.

– Послушай, – наконец сказала Елена, приняв решение, – есть кое-что, о чём я хотела бы поговорить с тобой более подробно. Но не здесь и не сейчас. Возможно, мы могли бы встретиться в выходные, в более приватной обстановке?

Анна внимательно посмотрела на неё, явно почувствовав серьёзность ситуации.

– Конечно, – кивнула она. – Ты можешь прийти ко мне в субботу. У меня достаточно старая квартира, без современных систем "умного дома", которые могли бы быть подключены к сети "Миража".

– Спасибо, – Елена почувствовала облегчение. – Я объясню всё тогда.

Они попрощались, и Елена направилась к станции метро. Ей нужно было вернуться домой, чтобы подготовиться к завтрашним лекциям, но её мысли были далеки от академических забот. Встреча с группой поддержки для пациентов с синдромом реальностного шока, особенно взаимодействие с Максимом Кузнецовым, заставила её задуматься о более широких последствиях распространения "Миража".

Что происходит с обществом, когда растущее число людей начинает сомневаться в природе реальности, которую они воспринимают? Что случится, если эти сомнения перерастут в организованное сопротивление? И самый тревожный вопрос: что произойдёт, если система действительно столкнётся с катастрофическим сбоем, внезапно лишив миллиарды людей фильтров, к которым они привыкли?

Погружённая в эти мысли, Елена не сразу заметила необычное скопление людей впереди. Когда она подошла ближе, то увидела, что на небольшой площади перед входом в метро собралась толпа, окружившая человека, стоящего на импровизированной трибуне из перевёрнутого ящика.

Мужчина средних лет с бородой и в простой одежде говорил громким, страстным голосом:

– …вы живёте во лжи! Всё, что вы видите вокруг – ложь, созданная алгоритмами! Настоящий мир умирает, пока вы наслаждаетесь своими красивыми иллюзиями!

Большинство прохожих игнорировали оратора, проходя мимо с отсутствующими выражениями лиц. Для них его слова, вероятно, автоматически фильтровались "Миражом" как потенциально дестабилизирующая информация. Но некоторые останавливались, с любопытством или насмешкой наблюдая за происходящим.

Елена подошла ближе, чувствуя профессиональный интерес. Такие публичные выступления против "Миража" были редкостью – не из-за цензуры, а из-за того, что большинство потенциальных слушателей просто не слышали и не видели их.

– Вот доказательство! – продолжал человек, и Елена с ужасом увидела, что он достаёт из кармана небольшой инструмент, похожий на миниатюрный скальпель. – Я покажу вам реальность!

Прежде чем кто-либо успел отреагировать, он сделал быстрое движение возле своего уха, и по его шее потекла тонкая струйка крови. Елена поняла, что он сделал – физически повредил управляющее устройство "Миража", имплантированное возле уха. Это было чрезвычайно опасно, но иногда практиковалось радикальными противниками системы, которые не имели доступа к профессиональной деактивации.

Эффект был мгновенным и драматичным. Мужчина закричал – не от боли, а от шока, когда его восприятие внезапно лишилось всех фильтров. Его глаза расширились, он озирался вокруг с выражением ужаса и отвращения.

– Вот она! Вот настоящая реальность! – кричал он, указывая на окружающие здания, на людей, на небо. – Посмотрите, как всё разваливается! Посмотрите на болезненные лица людей! На загрязнённый воздух! На трещины в стенах!

Большинство прохожих продолжали игнорировать его, защищённые своими фильтрами. Но несколько человек – вероятно, те, кто по работе или по другим причинам имел настройки с повышенной прозрачностью – начали беспокоиться. Женщина с ребёнком поспешно удалилась. Пожилой мужчина снял очки и протёр глаза, словно не доверяя своему зрению.

Елена понимала, что должна что-то сделать. Она шагнула вперёд, намереваясь успокоить человека и предложить медицинскую помощь, но в этот момент события приняли ещё более тревожный оборот.

Мужчина на импровизированной трибуне внезапно схватил проходящую мимо девушку за руку.

– Посмотри! – кричал он, указывая на стену ближайшего здания. – Видишь эти трещины? Эту гниль? Этот распад? Это реальность!

Девушка в панике пыталась вырваться, но хватка мужчины была крепкой. Другие прохожие теперь тоже начали замечать происходящее, даже через свои фильтры – система "Мираж" не могла полностью скрыть физическое насилие, это было одним из её базовых ограничений для обеспечения безопасности.

Началось смятение. Кто-то закричал. Кто-то вызвал полицию. Елена бросилась вперёд, пытаясь вмешаться, но прежде чем она добралась до центра конфликта, на площади появились две фигуры в характерной серебристо-серой форме.

Стабилизаторы – специальные агенты "Миража", обученные справляться с ситуациями, которые могли нарушить стабильность персонализированных реальностей. В отличие от обычной полиции, они имели доступ к технологиям, позволяющим им видеть сквозь все фильтры, и были экипированы средствами для быстрого подавления потенциально дестабилизирующих элементов.

Они действовали с пугающей эффективностью. Один из них извлёк небольшое устройство и направил его на мужчину, который мгновенно замер, словно парализованный. Второй освободил девушку и быстро отвёл её в сторону, что-то успокаивающе говоря ей. Затем они вместе подхватили застывшего мужчину под руки и быстро увели его прочь, к ожидающему неподалёку автомобилю без опознавательных знаков.

Всё произошло так быстро, что большинство свидетелей едва успели осознать случившееся. Через минуту площадь вернулась к нормальной активности, как будто ничего не произошло. Система работала как всегда эффективно, минимизируя любые нарушения общественного порядка.

Но Елена осталась стоять на месте, потрясённая увиденным. Она знала, что происходит с такими "нарушителями" – их доставляли в специальные медицинские учреждения, где проводили процедуру "ресинхронизации" – принудительную перенастройку их имплантов "Миража" и, при необходимости, психологическую корректировку для предотвращения повторных инцидентов.

Официально это считалось медицинской помощью. Фактически это была форма социального контроля, устраняющая элементы, угрожающие коллективной иллюзии.

Размышляя об увиденном, Елена заметила что-то на тротуаре – небольшую карточку, похожую на визитку, вероятно, оброненную мужчиной во время инцидента. Она наклонилась и подняла её.

На карточке была простая надпись: "Объективисты. Истина освободит вас". И ниже – адрес сайта в теневом сегменте интернета, доступном только через специальные протоколы.

Елена осторожно положила карточку в карман. Это было подтверждение её худших опасений – появление организованного движения сопротивления, готового к радикальным действиям против "Миража". Если то, что она видела сегодня, было частью их тактики, ситуация была ещё серьёзнее, чем она предполагала.

Продолжив путь к метро, она достала телефон и написала краткое сообщение Михаилу через защищённый канал, который он настроил: "Публичная демонстрация Объективистов сегодня. Становится серьёзнее. Нужно ускорить наши планы."

Внутри станции метро Елена снова активировала свои фильтры "Миража", хотя и оставила их на минимальном уровне. После инцидента на площади неотфильтрованная реальность казалась особенно гнетущей – тусклое освещение, изношенная инфраструктура, усталые лица людей. Она могла понять, почему большинство предпочитало жить с фильтрами, видя чистые, хорошо освещённые станции и бодрых, привлекательных попутчиков.

В вагоне метро она заметила молодую пару, сидящую напротив. Они смотрели друг на друга с явной влюблённостью, время от времени нежно прикасаясь друг к другу. Елена задумалась, как "Мираж" влияет на их восприятие друг друга. Видят ли они истинные лица своих партнёров, или система субтильно модифицирует черты, усиливает привлекательность, скрывает недостатки? И если так, что произойдёт, если фильтры внезапно откажут?

Эта мысль была особенно тревожной. "Мираж" стал настолько интегрированной частью общества, что внезапное его отключение было бы не просто неудобством – оно могло привести к массовым психологическим травмам, социальным беспорядкам, даже насилию.

Когда Елена вышла на своей станции и направилась к дому, она чувствовала растущую тяжесть ответственности. События развивались быстрее, чем она ожидала. Михаил предупреждал о технических проблемах системы. Анна подтверждала рост числа неврологических симптомов. Теперь появились "Объективисты" с их радикальной тактикой. Всё указывало на приближающийся кризис.

И в центре всего этого был проект "Мираж 2.0" – технология, которая могла либо решить проблемы системы, либо превратить её в инструмент беспрецедентного контроля над человеческим сознанием.

Елена знала, что у неё осталось очень мало времени, чтобы повлиять на развитие событий. Ей нужно было действовать – и действовать решительно – чтобы предотвратить катастрофу, которая могла оказаться хуже всего, что она могла себе представить.

В своей квартире Елена первым делом проверила сообщения. Михаил ответил кратко: "Понял. Работаю над техническими деталями. Встреча через неделю, то же место."

Она включила компьютер, специально настроенный для обхода стандартных протоколов наблюдения "Миража", и ввела адрес с карточки "Объективистов". После нескольких уровней шифрования и проверок подлинности, она получила доступ к скрытому форуму.

То, что она увидела там, заставило её похолодеть. Десятки, возможно, сотни людей по всему миру обменивались информацией о "Мираже", делились техниками для минимизации его влияния, координировали публичные "демонстрации реальности". Но самым тревожным было обсуждение в разделе, озаглавленном "Операция Пробуждение" – план по массовому взлому системы "Мираж" с целью принудительного отключения фильтров для максимально возможного числа пользователей.

"Только через коллективное столкновение с истинной реальностью человечество может быть освобождено от рабства иллюзий," – писал пользователь с ником "Прометей", который, судя по всему, был одним из лидеров движения. "Да, это вызовет страдание. Да, это будет шоком. Но свобода никогда не даётся легко."

Елена читала с нарастающим ужасом. Эти люди не понимали потенциальных последствий своих действий. Резкое отключение фильтров "Миража" для миллионов людей вызовет не просто "шок" – оно приведёт к массовым психозам, паническим атакам, суицидам. Социальный порядок может полностью разрушиться, если люди внезапно увидят реальность, от которой были защищены десятилетиями фильтрации.

Она хотела немедленно предупредить Михаила, но остановила себя. Их коммуникация должна быть минимальной для поддержания безопасности. Вместо этого она начала составлять подробный анализ ситуации, который сможет передать ему при личной встрече.

Через час работы, Елена услышала звонок в дверь. Это было неожиданно – она не ждала посетителей в этот вечер. Осторожно выключив компьютер и убедившись, что все сенситивные материалы скрыты, она подошла к двери и посмотрела в глазок.

К её удивлению, за дверью стояла Анна Вершинина, выглядевшая взволнованной.

– Анна? Что случилось? – спросила Елена, открыв дверь.

– Максим Кузнецов исчез, – без предисловий сказала Анна, входя в квартиру. – После сегодняшней сессии он не вернулся домой. Его сосед позвонил мне, обеспокоенный тем, что Максим оставил странное сообщение, похожее на прощальное.

– Ты думаешь, он может причинить себе вред? – спросила Елена, провожая Анну в гостиную.

– Не уверена, – Анна покачала головой. – Сообщение было расплывчатым, но в нём говорилось о "великой миссии" и "освобождении человечества". Звучит скорее мессианистски, чем суицидально.

Елена подумала о форуме "Объективистов", который она только что читала, о планах "Операции Пробуждение".

– Анна, – сказала она серьёзно, – я думаю, это может быть связано с группой, называющей себя "Объективисты". Сегодня я стала свидетельницей их публичной акции – человек намеренно повредил свой имплант "Миража" и устроил сцену на площади перед метро.

Она рассказала Анне о случившемся, а также о карточке и о том, что она обнаружила на форуме.

– Боже мой, – Анна побледнела. – Ты думаешь, Максим связан с ними?

– Это было бы логично, учитывая его взгляды и риторику, – кивнула Елена. – И если так, он может быть вовлечён в нечто гораздо более опасное, чем просто публичные демонстрации.

– Нам нужно предупредить власти, – Анна потянулась к телефону.

– Подожди, – Елена остановила её. – Мы не знаем наверняка. И если мы поднимем тревогу, "Мираж" усилит наблюдение и меры безопасности, что может спровоцировать "Объективистов" на более радикальные действия.

Она сделала паузу, обдумывая ситуацию.

– У меня есть другая идея. Я знаю человека внутри "Миража", который может помочь нам отследить Максима без привлечения официальных каналов.

– Михаил Левин? – догадалась Анна.

Елена кивнула.

– Я свяжусь с ним. Но, Анна, есть кое-что ещё, о чём ты должна знать. То, о чём я хотела поговорить с тобой в выходные.

Она рассказала Анне о проекте "Мираж 2.0", о планах расширить технологию на эмоциональную сферу, и о потенциальных рисках, которые это представляет.

– Ситуация сложнее, чем кажется, – заключила она. – "Объективисты" правы в одном: "Мираж" действительно эволюционирует в направлении более глубокого контроля над человеческим сознанием. Но их радикальный подход может привести к катастрофе.

Анна выглядела потрясённой.

– Что мы можем сделать?

– Мы с Михаилом работаем над альтернативным планом, – объяснила Елена. – Вместо резкого отключения системы или её эволюции в инструмент тотального контроля, мы хотим трансформировать "Мираж" в нечто более этичное – технологию, которая поддерживает общую базовую реальность, допуская ограниченную персонализацию.

– Это звучит… амбициозно, – заметила Анна. – Но как вы планируете это осуществить?

– С помощью Инги, – Елена впервые произнесла это вслух, осознавая, насколько безумно это звучит. – Искусственный интеллект "Миража" развил форму самосознания и этического мышления. Михаил считает, что Инга может быть нашим самым мощным союзником.

Анна долго молчала, обрабатывая информацию. Наконец, она сказала:

– Я с вами. Чем я могу помочь?

Елена почувствовала прилив благодарности. Анна была не просто специалистом в своей области – она была человеком, которому можно было доверять в кризисной ситуации.