Архивы Плутона

Малкольм вспомнил, что «Прозерпина» сравнивала его нейронную активность с показателями Чанг перед её смертью.

– «Прозерпина» сообщила мне, что Чанг инициировала активацию центральной структуры в хранилище, но процесс остался незавершенным из-за её смерти.

– Она говорила об этом, – кивнула Ирина. – Полагала, что полная активация откроет доступ ко всему объему информации, хранящейся в «Архивах». Но для завершения процесса требовался человек с определенным типом нейронной активности – кто-то, чей мозг уже начал синхронизироваться с темпоральными сигналами.

– Кто-то вроде меня, – заключил Малкольм.

– Или меня, – тихо добавила Ирина. – Я тоже слышу голоса, детектив. Не так отчетливо, как вы или Элизабет, но они там. Шепчущие, направляющие.

Малкольм внимательно посмотрел на неё, замечая едва уловимые признаки изменений – особый блеск в глазах, микроскопические движения зрачков, как будто следящие за чем-то невидимым.

– Вы использовали препарат Чанг?

– Нет, – покачала головой Ирина. – Мои изменения происходят медленнее, естественным путем. Возможно, из-за отсутствия нейроинтерфейса, который, как мы полагаем, усиливает процесс.

Она вернулась к голографическим проекциям, манипулируя символами.

– Но это не единственный прорыв. Я обнаружила ещё кое-что – инструкцию для активации коммуникационного протокола.

– Что это значит?

– Это означает, что мы можем установить более прямую связь с источником сигнала. Не просто пассивно получать информацию, но и… задавать вопросы.

– Вы хотите связаться с создателями артефактов? С людьми из будущего?

– Именно, – подтвердила Ирина, её глаза сияли от волнения. – Представьте возможности! Мы могли бы получить точные инструкции, спросить о деталях технологий, узнать, как именно развивались события в их временной линии.

– Или создать парадокс, который уничтожит обе временные линии, – предостерег Малкольм.

– Риск существует, – признала Ирина. – Но, судя по структуре сообщений, создатели «Архивов» предвидели возможность коммуникации. Они оставили протоколы, инструкции. Это был их план с самого начала.

Малкольм обдумал ситуацию. Риск был огромен, но и потенциальная выгода тоже. Если они смогут получить более полную информацию напрямую от создателей артефактов, это могло бы разрешить многие вопросы и ускорить разработку защитных технологий.

– Что требуется для активации этого коммуникационного протокола?

– Два ключевых элемента, – ответила Ирина. – Во-первых, правильная последовательность символов, которую я уже расшифровала. Во-вторых, человек с достаточной степенью темпоральной синхронизации, способный служить… живым интерфейсом.

– Кто-то вроде меня, – снова заключил Малкольм.

– Да. Но процесс не без риска. Более интенсивное взаимодействие с сигналом может ускорить нейронные изменения. То, что случилось с Элизабет…

– Её мозг не выдержал нагрузки, – закончил Малкольм. – Перегорел, как сказал Вайс.

– Именно. Но у вас есть преимущество – вы знаете о рисках и имеете доступ к стабилизирующему препарату.

Малкольм подошел к защищенному постаменту с фрагментом артефакта, внимательно изучая светящиеся линии, пульсирующие внутри черного материала.

– Когда вы планируете провести эксперимент?

– Как можно скорее, – ответила Ирина. – Прежде чем Кейн и её люди поймут, что мы обнаружили. Они контролируют доступ к пещерам, но у нас есть этот фрагмент и знания, необходимые для активации протокола.

– А «Прозерпина»? Она будет участвовать?

– Обязательно, – кивнула Ирина. – ИИ станции уже изменен контактом с артефактами. Элизабет модифицировала базовые алгоритмы «Прозерпины», чтобы она могла лучше интерпретировать сигналы и помогать в исследованиях.

– Я заметил эти изменения, – сказал Малкольм. – Она демонстрирует признаки самосознания.

– Это побочный эффект взаимодействия с темпоральными сигналами, – пояснила Ирина. – Квантовая природа сигналов как-то влияет на структуру ИИ, создавая новые связи и возможности. Элизабет считала это доказательством их происхождения – только технология, созданная людьми, могла бы так взаимодействовать с нашими системами, будь то биологический мозг или искусственный интеллект.

Малкольм задумался, пытаясь собрать все кусочки головоломки воедино. История становилась все более запутанной, но и более связной. Артефакты, созданные будущими людьми. Предупреждение о катастрофе. Технологии спасения. И странные эффекты, меняющие тех, кто взаимодействует с ними.

– Я согласен участвовать в эксперименте, – наконец решил он. – Но нам нужна дополнительная защита. Если что-то пойдет не так, должен быть способ прервать контакт.

– Мы можем настроить аварийный протокол через «Прозерпину», – предложила Ирина. – Она будет мониторить ваши жизненные показатели и нейронную активность, и прервет процесс, если значения выйдут за безопасные пределы.

– И нам нужен кто-то еще, – добавил Малкольм. – Кто-то, кому мы можем доверять, с медицинскими знаниями, на случай физических осложнений.

– Вайс, – предложила Ирина. – Он знает о работе Элизабет и разделяет её взгляды на необходимость свободного доступа к знаниям «Архивов».

– Хорошо. И последнее – нам нужно сделать это тайно. Кейн не должна узнать, пока мы не получим результаты.

– Согласна. Я могу создать ложный график экспериментов, чтобы зарезервировать лабораторию без привлечения внимания. «Прозерпина» поможет скрыть наши действия от систем наблюдения.

Ирина внезапно замерла, прислушиваясь к чему-то, что Малкольм не мог услышать.

– Они становятся сильнее, – прошептала она. – Голоса. Они знают, что мы готовимся к контакту.

– Что они говорят? – спросил Малкольм, внезапно ощущая собственные голоса, усиливающиеся на периферии сознания.

– «Время замыкается. Круг должен быть завершен». И еще… «Берегитесь хранителей прошлого. Они приближаются».

Малкольм нахмурился, пытаясь интерпретировать эти загадочные предупреждения.

– Кто такие «хранители прошлого»?

– Не знаю, – покачала головой Ирина. – Но Элизабет в своих последних заметках упоминала о фракции внутри Земной Коалиции, которая считает, что будущее не должно вмешиваться в ход времени. Они называют себя «временистами» – философская школа, верящая в неприкосновенность временной линии.

– И они готовы пожертвовать миллиардами жизней ради этого принципа?

– Некоторые религиозные фанатики верят, что катастрофа – это предначертанный путь человечества, испытание или даже наказание. Другие боятся, что вмешательство в ход времени может создать еще худшие последствия – парадоксы, альтернативные реальности, полное уничтожение причинно-следственных связей.

Малкольм покачал головой, осознавая масштаб проблемы. Это было уже не просто расследование исчезновения исследовательской группы или странной смерти ученого. Это была битва за будущее человечества, затрагивающая фундаментальные философские и этические вопросы о природе времени и праве людей вмешиваться в свою судьбу.

– Когда мы проведем эксперимент? – спросил он.

– Сегодня ночью, – ответила Ирина. – По станционному времени. Большинство персонала будет отдыхать, уменьшится риск вмешательства.

– Я буду готов, – кивнул Малкольм. – А пока мне нужно проанализировать данные, которые я собрал, и подготовиться ментально.

Покидая лингвистическую лабораторию, Малкольм чувствовал, как история делает очередной поворот. Из простого детектива, расследующего странный случай, он превращался в ключевую фигуру драмы космического масштаба. И хотя часть его сомневалась в правильности этого пути, шепчущие голоса в сознании, казалось, подтверждали, что это было предопределено с самого начала.

«Круг замыкается», – шептали они. И Малкольм начинал понимать, что его прибытие на станцию «Харон» не было случайностью. Как и выбор Чанг именно его для расследования. Как и способность его мозга синхронизироваться с темпоральными сигналами.

Все это было частью плана, разработанного в будущем, которое еще не наступило. И теперь ему предстояло сыграть свою роль в этой временной головоломке, даже если ценой могла стать его собственная жизнь или рассудок.

Глава 5: Естественные аномалии

Ли Джианг работал в физической лаборатории станции – просторном помещении, заполненном сложным оборудованием для изучения экзотических форм материи. Когда Малкольм вошел, астрофизик настраивал квантовый сканер – устройство, способное анализировать структуру материи на субатомном уровне.

Джианг был невысоким мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой и цепким взглядом, выдававшим острый, аналитический ум. Он выглядел безупречно собранным, несмотря на общую атмосферу напряженности, царившую на станции.

– Детектив Харпер, – он поприветствовал Малкольма легким кивком. – Я ожидал вашего визита. Полагаю, вы уже выслушали мистических и политических теорий достаточно и готовы рассмотреть научный подход?

В его голосе звучала легкая ирония, которую Малкольм счел профессиональной привычкой ученого, привыкшего полагаться исключительно на факты.

– Я выслушиваю все теории, доктор Джианг, – ответил Малкольм. – И предпочитаю делать выводы только после сбора всей доступной информации.

– Разумный подход, – одобрительно кивнул Джианг. – Тогда позвольте представить вам альтернативную точку зрения на наше… открытие.

Он активировал голографический проектор, и в воздухе возникла детализированная трехмерная модель Харона с выделенным участком, где располагались пещеры.

– Большинство моих коллег убеждены, что пещеры искусственного происхождения, созданные некой разумной силой – будь то инопланетяне или, как утверждала доктор Чанг, люди из будущего.

Он произнес последние слова с легким скептицизмом, который не укрылся от внимания Малкольма.

– Но я предлагаю более прозаическое объяснение, – продолжил Джианг. – Наблюдаемые структуры могут быть результатом естественных процессов, неизвестных современной науке, но все же подчиняющихся физическим законам.

Голограмма изменилась, показывая внутреннюю структуру пещер в разрезе.

– Обратите внимание на геометрическую регулярность туннелей и камер. На первый взгляд, это кажется явным признаком искусственного происхождения. Однако в природе существуют примеры подобной регулярности – кристаллические структуры, формации базальтовых колонн, даже некоторые типы коралловых рифов.

– Но материал стен не соответствует ни одному известному природному веществу, – заметил Малкольм.

– Верно, – кивнул Джианг. – И это главный аргумент сторонников искусственной теории. Однако я предлагаю взглянуть на проблему иначе.

Он изменил голограмму, показывая молекулярную структуру черного материала стен.

– Этот материал демонстрирует свойства, которые можно объяснить процессом, который я назвал «квантовой кристаллизацией». Теоретически, при определенных условиях – экстремальном холоде, специфическом радиационном фоне и наличии экзотических форм материи – обычные вещества могут трансформироваться, образуя структуры с регулярной геометрией и необычными физическими свойствами.

– Включая способность излучать энергию и влиять на нейронные процессы? – скептически спросил Малкольм.

– Да, включая это, – уверенно ответил Джианг. – Квантовые эффекты могут создавать поля, воздействующие на окружающую материю, включая органическую. Возможно, то, что мы воспринимаем как «сообщения» или «символы» – лишь случайные паттерны, которые наш мозг интерпретирует как осмысленную информацию из-за свойственной людям тенденции искать закономерности даже там, где их нет.

Малкольм внимательно изучал голограмму, признавая, что теория Джианга была элегантной и лаконичной. Она объясняла физические аспекты феномена, не прибегая к экзотическим концепциям вроде путешествий во времени.

– А как вы объясняете лингвистические закономерности в символах? – спросил он. – Доктор Ковалева продемонстрировала мне связь с человеческими языками.

– Парейдолия, – пожал плечами Джианг. – Человеческий мозг запрограммирован находить знакомые паттерны. Вы когда-нибудь видели лица в облаках, детектив? Или слышали осмысленные слова в шуме ветра? То же самое происходит здесь, но на более сложном уровне, усиленном воздействием излучения на нейронные процессы.

Джианг приблизился к консоли и активировал новую серию голограмм, показывающих результаты различных экспериментов.

– Я провел серию тестов, подвергая различные материалы воздействию излучения от стен пещеры. Результаты показывают, что излучение действительно влияет на молекулярную структуру, но строго в соответствии с физическими законами – никакой "магии" или технологий из будущего.

Он выглядел полностью уверенным в своей теории, но Малкольм заметил определенную напряженность в его позе и слишком активную жестикуляцию – признаки того, что Джианг не был полностью искренен.

– Ваша теория объясняет физические аспекты, – согласился Малкольм. – Но что насчет исчезновения исследовательской группы?

– Несчастный случай, – без колебаний ответил Джианг. – Возможно, внезапный выброс энергии, дезинтеграция на молекулярном уровне. Трагично, но объяснимо с научной точки зрения.

– А смерть доктора Чанг?

– Перенапряжение, воздействие излучения на мозг, возможно, даже намеренное самоповреждение вследствие измененного состояния сознания. Она работала без отдыха, была одержима своей теорией о сообщениях из будущего. Такая одержимость может иметь… трагические последствия.

Малкольм внимательно наблюдал за реакциями Джианга, отмечая мельчайшие признаки неискренности. Астрофизик явно верил в свою теорию – или хотел, чтобы в нее верили другие.

Внезапно лабораторию сотряс легкий толчок. Предметы на столах сдвинулись, жидкость в контейнерах всколыхнулась, формируя странные узоры. Затем последовала странная флуктуация гравитации – на несколько секунд Малкольм почувствовал, как его тело стало легче, почти невесомым, а затем тяжелее обычного, прижимая его к полу.

– Что это было? – спросил Малкольм, когда аномалия прекратилась.

Джианг выглядел обеспокоенным, хотя пытался скрыть это.

– Еще одно доказательство моей теории, – сказал он, быстро проверяя показания приборов. – Естественные квантовые флуктуации, влияющие на локальное гравитационное поле. Они участились после открытия пещер.

– И всегда так… удачно совпадают с обсуждением природы артефактов? – скептически заметил Малкольм.

Джианг замер, затем медленно выпрямился, переводя взгляд с приборов на Малкольма.

– Вы весьма наблюдательны, детектив. Большинство списывает эти явления на случайность или технические неполадки.

– Я не верю в случайности, доктор Джианг. Особенно когда они формируют закономерность.

Джианг колебался, явно решая, насколько откровенным быть. Затем он подошел к двери лаборатории и активировал протокол конфиденциальности – уже знакомое Малкольму устройство для блокировки наблюдения.

– Моя теория естественного происхождения имеет научное обоснование, – тихо сказал он. – Но я не отрицаю, что происходит нечто… выходящее за рамки нашего понимания. Я просто предпочитаю объяснять это через науку, а не через концепции, граничащие с мистикой.

– Как путешествия во времени?

– Путешествие информации во времени через квантовую запутанность теоретически возможно, – неохотно признал Джианг. – Но только в очень ограниченной форме, не целые структуры или материальные объекты.

Малкольм решил, что пришло время для прямой конфронтации.

– Доктор Джианг, я обнаружил ваши зашифрованные коммуникации с Марсианской Республикой.

Лицо астрофизика не выразило удивления, только легкую настороженность.

– Вы быстро работаете, детектив. Или у вас есть доступ к системам, о котором я не знал.

– Мои методы не имеют значения. Важнее то, что вы не тот, за кого себя выдаете. Вы здесь не просто как ученый, но и как представитель интересов Марса.

Джианг молчал несколько секунд, оценивая ситуацию, затем кивнул.

– Да. Я был направлен научным директоратом Марсианской Республики для оценки потенциала открытия. Но это не делает мои научные исследования менее достоверными.

– Что конкретно интересует Марс?

– То же, что и всех, – пожал плечами Джианг. – Технологические аспекты, которые могут быть извлечены из этого открытия. Будь то действительно сообщение из будущего или естественный феномен с уникальными свойствами – потенциал для научного прорыва огромен.

– И для военного применения, – добавил Малкольм.

– Возможно, – не стал отрицать Джианг. – В этом и заключается проблема. Земная Коалиция стремится монополизировать любые технологии, которые могут быть разработаны на основе артефактов. Марс хочет гарантировать, что эти знания будут доступны всем.

– Альтруистичная позиция.

– Прагматичная, – поправил Джианг. – Если предсказанная катастрофа реальна, то она затронет всю Солнечную систему. Выживание не должно быть привилегией избранных.

Малкольм внимательно изучал лицо Джианга, оценивая его искренность. Астрофизик, казалось, действительно верил в то, что говорил, хотя, несомненно, скрывал часть информации.

– Вы были здесь, когда исчезла исследовательская группа?

– Да, я работал в этой лаборатории. Регистрировал странные энергетические всплески, когда поступил сигнал тревоги из пещер. К моменту, когда спасательная команда прибыла на место, все уже исчезли.

– И каково ваше мнение о том, что произошло?

Джианг снова колебался, затем решился:

– Официально я придерживаюсь теории о естественной аномалии. Но между нами… я считаю, что группа действительно могла быть перемещена – не обязательно во времени, возможно, в пространстве или в другое состояние материи.

– А доктор Чанг?

– Её смерть не была естественной, – твердо сказал Джианг. – Но я не имею к этому никакого отношения. Напротив, мы с ней начали находить общий язык в последние дни перед её гибелью. Она поделилась некоторыми своими теориями, которые я нашел… интригующими, несмотря на мой скептицизм.

Он подошел ближе к Малкольму, понизив голос:

– Детектив, на этой станции есть силы, готовые на всё ради контроля над артефактами. Я представляю интересы Марса, это правда. Но мои методы – научные исследования и информирование, не насилие или саботаж.

– Вы подозреваете кого-то конкретно?

– Кейн, – без колебаний ответил Джианг. – Она не просто представитель консорциума. Она связана с разведывательным подразделением Земной Коалиции, специализирующимся на приобретении передовых технологий.

Это подтверждало предупреждения и Чанг, и Санчеса о Кейн.

– Есть доказательства?

– Ничего, что можно было бы представить официально. Но незадолго до своей смерти Чанг обнаружила закодированные передачи с её терминала на засекреченные адреса на Земле. Частоты, используемые военными.

Джианг выглядел искренне обеспокоенным.

– Детектив, я предлагаю сотрудничество. У нас могут быть разные мотивы, но общая цель – выяснить правду о пещерах и предотвратить монополизацию этих знаний любой отдельной фракцией.

– Даже если эта правда подтвердит теорию Чанг, а не вашу?

– Наука не о личных предпочтениях, – твердо ответил Джианг. – Она о поиске истины, какой бы странной или неудобной она ни была. Если факты подтвердят, что мы имеем дело с сообщением из будущего… я приму это.

Малкольм обдумал предложение. Джианг мог быть ценным союзником – его научная экспертиза и связи с Марсианской Республикой могли пригодиться. Но полностью доверять ему было бы неразумно.

– Я рассмотрю ваше предложение, – осторожно ответил Малкольм. – Но мне нужно больше информации о том, что происходит на станции. Особенно о работе доктора Чанг в последние дни.

– Я могу предоставить вам доступ к части моих исследований, – кивнул Джианг. – Включая данные, которые я не включал в официальные отчеты. Но будьте осторожны, детектив. Здесь все не то, чем кажется. Даже пещеры.

– Что вы имеете в виду?

– Архитектура туннелей… она меняется. Медленно, почти незаметно, но инструментальные замеры не лгут. Как будто пещеры… адаптируются.

– К чему?

– К нашему присутствию, – тихо ответил Джианг. – Или к чему-то, что должно произойти.

Новая волна гравитационной аномалии прокатилась по лаборатории, более сильная, чем предыдущая. Контейнеры с образцами задрожали, несколько предметов поднялись в воздух, затем резко упали на столы.

– И эти явления, – добавил Джианг, кивая на хаос вокруг, – становятся все интенсивнее. Как будто что-то накапливает энергию. Готовится.

– К чему?

– Если верить теории Чанг, – лицо Джианга стало мрачным, – к активации. Полному раскрытию «Архивов».

Малкольм почувствовал холодок, пробежавший по спине. Голоса в его сознании, приглушенные препаратом Чанг, внезапно стали отчетливее, повторяя одну фразу снова и снова:

«Время сжимается. Круг замыкается».

Глава 6: Биологические эффекты

Малкольм направлялся в биологическую лабораторию, размышляя о разговоре с Джиангом. Политический аспект ситуации становился все более очевидным – различные фракции боролись за контроль над потенциальными технологиями, которые могли быть извлечены из артефактов. Но истинная природа самих артефактов оставалась загадкой.

Биологическая лаборатория располагалась в отдельном модуле станции, изолированном от основных жилых и рабочих зон. Протоколы безопасности здесь были строже – двойное сканирование перед входом, обязательная дезинфекция и мониторинг биометрических показателей всех посетителей.

Тобиас Вайс встретил Малкольма у входа – его добродушное лицо выглядело осунувшимся, а под глазами залегли тени от недосыпания.

– Детектив, – поприветствовал он Малкольма. – Рад, что вы нашли время посетить мою скромную обитель. Боюсь, биологические аспекты феномена часто остаются в тени физических и лингвистических исследований, хотя, возможно, именно они наиболее… тревожны.

Он провел Малкольма через стерильный шлюз в основное помещение лаборатории. В отличие от других отсеков станции, здесь преобладали органические образцы – культуры клеток в прозрачных контейнерах, мелкие лабораторные организмы в специальных средах, ряды микроскопов и сканеров для изучения биологических процессов.

– Я слышал, вы уже посетили пещеры, – заметил Вайс, ведя Малкольма к центральной исследовательской станции. – Как ваше самочувствие?

– Нормально, – сдержанно ответил Малкольм, не упоминая о голосах и видениях.

– Уверены? – Вайс внимательно посмотрел на него. – Никаких головных болей, слуховых или визуальных аномалий, эпизодов дезориентации?

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что практически все, кто имел прямой контакт с пещерами, демонстрируют те или иные симптомы, – пояснил Вайс. – У большинства они слабовыраженные и временные. У некоторых, как у Элизабет, они… прогрессировали.

Малкольм решил проявить осторожную откровенность:

– Были некоторые эффекты. Слуховые… впечатления. Но ничего, что мешало бы моей работе.

Вайс кивнул, словно ожидал такого ответа.

– Именно об этих эффектах я и хотел с вами поговорить. Точнее, о их биологической основе.

Он активировал голографический проектор, и в воздухе появилось увеличенное изображение клеток.

– Это обычные человеческие нейроны до воздействия излучения от артефактов.

Изображение сменилось другим, показывающим те же клетки, но с заметными изменениями – более сложные структуры, новые соединения между нейронами, странные органеллы внутри клеток.

– А это после воздействия. Заметьте, детектив, это не повреждение или дегенерация. Это… эволюция. Ускоренная, направленная эволюция.

Малкольм внимательно изучал изображение, отмечая радикальные изменения в структуре клеток.

– Излучение изменяет ДНК?

– Не просто изменяет, – покачал головой Вайс. – Оно перестраивает её с невероятной точностью, как будто следуя заранее определенному плану. Ни одно известное мутагенное воздействие не дает таких специфических, направленных изменений.

Он переключил изображение, показывая сравнительный анализ различных образцов.

– Я провел серию экспериментов с микроорганизмами, подвергая их воздействию излучения различной интенсивности и продолжительности. Результаты поразительны – организмы не просто мутируют, они развиваются в сторону большей сложности и функциональности. Как будто излучение содержит своего рода… шаблон.

– Шаблон для чего?

– Для следующего этапа эволюции, – тихо ответил Вайс. – По крайней мере, так считала Элизабет. Она была убеждена, что артефакты не просто несут информацию в виде символов или технических данных. Они меняют саму биологическую основу тех, кто с ними контактирует, готовя… адаптируя их к восприятию знаний из будущего.