
Полная версия:
Сиделка
– Сэм, осторожно! Ты меня всю вымочил! – взвизгнула Трейси, смахивая несколько случайных капель воды с бикини.
Я мельком подивилась тому, как она сумела сохранить такой плоский живот, и попыталась втянуть собственный.
– Что вы здесь делаете? – спросила я Элиз. – Я думала, вы начинаете только в понедельник.
– Решила перевезти часть вещей сегодня, – ответила она. – А когда услышала, что вы подъехали, подумала, что вам, возможно, захочется выпить чего-нибудь прохладного. Что-то не так?
– О нет. Вы тут совсем ни при чем, – поспешила объяснить я. – Только что позвонила клиентка: она хочет увидеться со мной сегодня, а не завтра.
– Тогда бегите, – добродушно предложила Элиз. – Я присмотрю за детьми, пока вы не вернетесь.
– Нет! Я не могу вас о таком просить.
– Вы и не просили. Я сама вызвалась.
– Но…
– Никаких «но». Не беспокойтесь. Я хорошо плаваю и пригляжу за малышами.
– Вы уверены?
– Лучше поезжай, пока она не передумала, – посоветовала Трейси.
– Постараюсь не задерживаться.
– Можете не спешить.
– Спасибо. Спасибо огромное. Я скоро вернусь, – обратилась я к детям. – Ведите себя хорошо и слушайтесь миссис Вудли.
– Ладно! – рявкнул Сэм, и крошки печенья разлетелись у него изо рта, будто осколки снаряда.
– Сэм, бога ради, – проворчала Трейси, руками отмахиваясь от крошек, словно от мух.
– Пока, мамочка! – крикнула мне вслед Дафни, когда я поспешила к задним воротам.
Я обернулась и увидела Элиз Вудли: в шортах и майке она стояла по пояс в воде и держала Сэма одной рукой, а Дафни другой.
Глава 7
Линда и Дин Фрэнсис жили в Лоуренс-парке, другом зажиточном районе города в добрых пятнадцати минутах езды от Роуздейла, особенно с таким движением на дорогах, как в субботу днем. Я остановила машину на залитой солнцем улице и с минуту изучала фасад большого двухэтажного дома в георгианском стиле. По соседству у меня жила подруга, которая и порекомендовала меня Фрэнсисам, когда узнала, что они надумали продавать дом.
– Они слегка эксцентричны, – предупредила меня подруга.
Я отдышалась, нанесла свежий слой губной помады и чуть взбила волосы, прежде чем выйти из машины. С бесформенной туникой в цветочек, прикрывающей слитный купальник, и ярко-розовыми шлепанцами на ногах я уже ничего поделать не могла. Линда Фрэнсис просила поспешить, поэтому я решила не тратить время на то, чтобы заехать домой и переодеться. Позвонив в дверь, я подумала, что могла и ошибиться. Даже если клиенты «эксцентричны», не факт, что они ценят это качество и в других.
Оказалось, что «эксцентричны» – это еще мягко сказано.
– Миссис Фрэнсис? – спросила я, стараясь не глазеть на приземистую дамочку, открывшую дверь.
Она была лет на десять старше меня и одета во все черное. Темные волосы с широкой белой прядью были взбиты в высокую «бабетту», делая ее похожей на невесту Франкенштейна. Ярко-розовые губы были обведены тем же насыщенным оттенком красного, который покрывал ее скулы без малейшей попытки его растушевать, а веки едва поднимались под тяжестью туши на ресницах. В ушах у нее болтались большие серьги-обручи со стразами, а на шее висело ожерелье из нескольких рядов хрустальных бусин. На каждом из десяти пухлых пальцев красовалось по кольцу, а запястья были стянуты браслетами, словно наручниками.
– Спасибо, что согласились перенести встречу, – проворковала она, приглашая меня в прихожую, где уже ожидал ее муж. – Это мой муж, Дин.
Дин Фрэнсис выглядел не менее живописно: под два метра ростом и одет в темно-зеленые шорты бермуды, черные гетры по колено, черные туфли и темно-синий блейзер. Остатки шевелюры были выкрашены в ужасающий бордовый цвет и зачесаны через макушку от уха до уха, подчеркивая острые птичьи черты лица.
– Хотите посмотреть дом? – спросил он вместо приветствия.
Увы, жилище оказалось еще хуже, чем его владельцы. Фрэнсисы были барахольщиками. Они собирали все что угодно, хотя ничего по-настоящему ценного я не заметила. Кипы старых газет и журналов карабкались по стенам, словно плющ. Все полки были уставлены жуткими старыми куклами и дешевыми пластмассовыми фигурками. Семейные фотографии без рамок покрывали стены наподобие обоев. Старых диванов и кресел в гостиной хватило бы, чтобы обставить вестибюли в паре гостиниц. Спальни представляли собой кошмар дизайнера с мешаниной совершенно не сочетающихся стилей и обивки.
– Что-то не так? – спросила Линда Фрэнсис, когда, закончив обход, мы уселись на деревянные стулья с высокой спинкой, громоздящиеся вокруг кухонного стола.
Я старалась не замечать стоящие посреди стола четыре комплекта солонок и перечниц.
– Нужно перевести дух, – услышала я собственный ответ.
– Мы понимаем, что вкус у нас особый.
– Но наверняка найдется человек, который полюбит дом, – предположила его жена.
– Дело не в доме, – сказала я, представляя себе каждую комнату со свежим слоем краски и минималистичным набором изящной мебели. – Дом – не проблема.
– А в чем же тогда проблема? – спросили супруги в один голос.
Я прикусила язык, чтобы не ляпнуть: «В вас».
– Просто здесь слишком много… всего, – сказала я вместо этого. – Уверена, дом прекрасен. Но любой вошедший прежде всего увидит… вещи.
– Что вы предлагаете? – спросила Линда, явно ошарашенная такой реакцией. – Мы уже, как у вас, агентов, говорится, избавились от хлама.
Я едва не рассмеялась.
– Придется немного постараться, – начала я, стараясь быть как можно дипломатичнее. – Обычно мы предлагаем выбросить вдвое больше хлама, чем кажется необходимым хозяевам. Но в вашем случае следует проявить волю, – продолжала я. – Избавиться от старых газет и журналов или хотя бы убрать их в коробки. Упаковать коллекции и семейные фотографии. Возможно, имеет смысл арендовать склад, нанять грузовик…
– Грузовик? Ну это, наверное, лишнее.
– Это необходимо, если вы всерьез намерены продать дом, – заявила я. – Прямо сейчас потенциальный покупатель не сможет себе представить, как превратить ваш дом в свое семейное гнездо, и я не смогу продать особняк в таком состоянии. Поверьте, иначе вы получите лишь часть тех денег, которые этот дом стоит на самом деле, а я попросту буду терять чужое время. У меня есть предложение, – сказала я после нескольких секунд мучительного молчания и встала, стараясь ничего не опрокинуть. – Вы на несколько дней поедете к друзьям. Отдохните, подумайте над моими словами, обсудите их с друзьями и примите решение. Можете перезвонить мне в любой момент.
«Они не перезвонят», – думала я на обратном пути в Роуздейл, браня себя за напрасно потраченный день. Не нужно было отвечать на чертов звонок, злилась я, глядя на часы на приборной доске и понимая, что к моменту возвращения буду отсутствовать почти два часа. Я мысленно вознесла молитву любым богам, которые только есть на свете, за то, что они послали мне Элиз Вудли.
– Простите, что так задержалась, – извинилась я, едва войдя в дом.
– Ерунда, – отозвалась Элиз. – Я прекрасно провела время.
Я обратила внимание, что она переоделась в сухое.
– А где все? – спросила я, глянув в сторону дальней части дома.
Не оставила же она детей одних у бассейна?
– Ну, ваша сестра уехала вскоре после вас, мама спит, а отец отдыхает, – объяснила сиделка. – А дети сейчас в домашнем кинотеатре, смотрят мультфильмы. Надеюсь, вы не против. Они очень устали после бассейна, и я решила, что им не помешает передышка. Вы ведь не возражаете?
– Шутите? – Не верилось, что она еще и извиняется. – Вы же вообще сегодня не должны были работать.
Она пожала плечами.
– Конечно же, я оплачу ваш труд.
Элиз отмахнулась от моего предложения:
– Не беспокойтесь. Но я хочу попросить вас об одном одолжении.
– Просите о чем угодно.
– Идите за мной.
Она повела меня по лестнице в подвальный этаж.
– Привет, дети! – помахала я рукой отпрыскам, проходя мимо кинотеатра.
Сэм помахал в ответ, даже не обернувшись.
– Привет, мама! А мы мультики смотрим! – крикнула Дафни.
– Я переодела их в ту одежду, которую вы оставили, а мокрую сложила в пакет, – сказала Элиз, когда мы вошли в ту комнату, куда ей предстояло переехать.
– Вам здесь нравится? – спросила я, когда она подошла к тумбочке у изголовья большой кровати.
Дверь в небольшую отдельную ванную комнату была приоткрыта, и я увидела, что на полочке возле раковины уже выстроились туалетные принадлежности.
– Лучше и не бывает. А теперь просьба, если не возражаете. – Она подошла ко мне с книгой в руках: – Это роман вашего мужа. Мне очень повезло его найти – в магазине оставался последний экземпляр. Как думаете, мистер Бишоп будет не против подписать его для меня?
– Он только обрадуется, – честно призналась я.
– Точно? Не хотелось бы его беспокоить.
– Поверьте, никаких проблем не возникнет.
Сиделка протянула мне книгу.
– Как замечательно! Буду очень признательна.
– Пустяки.
Из переговорного устройства возле кровати раздался мамин кашель.
– Мне нужно заглянуть к ней, – сказала я.
– Давайте я с вами схожу, – тут же предложила Элиз.
«Пожалуйста, пусть она будет здесь счастлива! Пусть останется», – молилась я по пути домой, пока дети весело болтали на заднем сиденье.
«Будь осторожна в своих желаниях», – шептали в ответ боги.
Но я была слишком рада собственной удаче, чтобы к ним прислушаться.
Глава 8
Сейчас, задним умом, мне трудно вспомнить точный момент, когда все перевернулось.
Возможно, такого момента и не было.
Возможно, события развивались постепенно и незаметно: смещение акцента тут, изменение тона там. Вещи, которым не придаешь значения, когда они происходят. Вещи, которые если и замечаешь, то воспринимаешь как естественные и считаешь незначительной мелочью. Пока все вдруг не меняется.
Пока все не встает с ног на голову.
Первые месяцы работы Элиз у родителей стали настоящим благословением. Она оказалась именно такой, как я и надеялась, и даже больше: отличная кухарка, отличная домохозяйка, отличная компаньонка – терпеливая, добрая, заботливая. Для нее не существовало неисполнимых обязанностей. Элиз откликалась на любую просьбу. Когда она не была занята уборкой или готовкой, то могла часами сидеть с мамой, расчесывая ей волосы, ухаживая за ногтями, читая ей, следя за тем, чтобы мама питалась как следует, благодаря чему отец получал необходимую передышку.
– Скажи правду, – шепнула я папе за ужином недели через четыре после того, как Элиз принялась за работу. – Она просто дар Божий, и без нее ты бы не справился.
– У нее получается лучше, чем я ожидал, – признал он, но не стал вдаваться в подробности.
Приглашение на ужин к родителям меня удивило, и я подозревала, что здесь тоже не обошлось без Элиз. Отец впервые устроил семейный ужин с тех пор, как мама стала слишком больна, чтобы принимать в нем участие.
И вот мы все – я, папа, Трейси, Харрисон, дети – собрались вокруг длинного узкого дубового стола в столовой; мама в длинном розовом стеганом халате, со свежевымытой головой и красиво уложенными вокруг исхудавшего лица волосами сидела в кресле-каталке во главе стола, рядом с папой, и наслаждалась свежей щукой с дикими рисом, капустным салатом с ягодами и лучшим домашним яблочным пирогом, какой я только пробовала в жизни.
Происходящее казалось мне настоящим чудом.
Правда, не все прошло гладко. Маму приходилось кормить с ложечки, глотала она с заметным трудом, а ее реплики ограничивались еле слышными словами и фразами, которые повисали в воздухе, прежде чем мама успевала закончить мысль.
Глядя в ее пустые глаза и застывшее лицо, я невольно гадала, узнает ли она нас. Деменция считалась распространенным симптомом поздней стадии болезни Паркинсона.
– Так вот, у Харрисона на следующей неделе начинаются занятия, – сказала я, стараясь прогнать неприятные мысли и выглядывая хоть малейшие признаки оживления на мамином некогда прекрасном лице, но наталкиваясь лишь на прежний пустой взгляд.
– И зачем ты только тратишь на это время? – спросил у Харрисона отец, отправляя крошечный кусочек яблочного пирога в чуть приоткрытый мамин рот. – Разве там так хорошо платят?
– Я не считаю преподавание пустой тратой времени, – ответил Харрисон на первый вопрос, словно не замечая второго.
– Твои ученики уже хоть что-то опубликовали?
– Пока нет, – признался мой муж. – Но у них все впереди. В наше время издаться нелегко.
– Ну, тебе лучше знать, – произнес отец, привычно маскируя улыбкой мимолетную шпильку. – Кстати, как там твоя новая книга?
Я увидела, как Харрисон улыбнулся в ответ, и подивилась его самообладанию.
– Конец уже приближается, – ответил мой муж.
– Рождество тоже, – не замедлил возразить отец.
– Джоди говорила тебе, что я пыталась записаться на твой курс? – спросила Трейси. – Мне сказали, что все места уже заняты.
«Слава богу!» – подумала я, склонив голову.
– Поэтому я выбрала другой курс, – продолжила сестра.
– Правда? – спросил Харрисон. – И какой же?
– «Как написать бестселлер». Наверное, мне он даже лучше подходит. То есть в этом же и есть конечная цель, верно? Зачем писать книгу, которую никто не будет читать?
– Я считаю, что цель – создать нечто ценное, – возразил Харрисон с прежней улыбкой, хотя по тону я поняла, что его терпение на исходе. – А если оно еще и будет продаваться, то это лишь приятное дополнение.
– Чушь! – со смехом ответила Трейси.
– Верно, детка, – поддержал ее отец. – Ты слышала, Одри? – обратился он к маме. – Трейси собирается написать бестселлер.
Мама открыла рот, чтобы ответить, но ее слова быстро утонули в жестоком приступе кашля; кашель перешел в одышку, одышка вызвала рвотный рефлекс, и мама начала задыхаться.
– Что с бабушкой? – закричала Дафни и, спрыгнув со стула, уткнулась лицом мне колени.
– Она умирает? – спросил Сэм.
– Ради бога, Сэм! – рявкнул Харрисон. – Не говори ерунды.
– Она не умирает, – заверила я сына, хотя сама была далеко не уверена в этом.
По правде сказать, я страшно перепугалась и застыла на месте. Элиз мгновенно оказалась рядом с мамой, обняла ее и помогла унять спазм.
– Тише, тише, – шептала она. – Все хорошо. Все хорошо.
То ли подействовал утешающий голос сиделки, то ли приступ прошел сам собой, но мама вскоре перестала задыхаться и размахивать руками, снова приняв прежнее скрюченное положение.
– Может, поднять вас наверх? – к всеобщему облегчению, спросила у нее Элиз.
– Я сам, – сказал отец.
– Нет, Вик, – возразила Элиз, положив ладонь ему на плечо, чтобы не позволить встать. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри.
– Можно с вами? – спросил Сэм, тут же вскочив со стула. – Я хочу покататься на лифте.
– Я тоже, – подала голос Дафни.
– Сядьте сейчас же! – рыкнул Харрисон.
– Нам всем места в лифте не хватит, – ласково сказала Элиз. – Но я прокачу вас перед отъездом. Согласны?
– Ура! – обрадовался Сэм.
– Ура! – повторила за ним Дафни.
– Ужин был просто великолепен, – заявила я Элиз, когда мы готовились к отъезду.
Трейси уже уехала, а отец извинился и ушел, чтобы побыть с мамой.
– Рада, что вам понравилось. Это ваш дом, и вы здесь всегда желанные гости.
– Дети! – крикнул Харрисон наверх, куда Сэм и Дафни приехали на лифте по меньшей мере в десятый раз. – Спускайтесь. Мы уезжаем.
– Ну папа…
– Сейчас же, – скомандовал Харрисон.
Дети снова залезли в лифт, который начал медленно спускаться. Однако, едва они достигли нижнего этажа, Сэм нажал на кнопку, и лифт снова поехал вверх.
– Сэмюэл! – Харрисон в ярости обернулся ко мне, словно это я нажала кнопку: – Сделай что-нибудь!
– И что я, по-твоему, должна сделать?
– Это я виновата, – поспешила вмешаться Элиз. – Показала детям, как пользоваться этой дурацкой штукой…
– Вы тут ни при чем, – поправил ее Харрисон, давая выход раздражению, копившемуся весь вечер. – Они знают, что Джоди им что угодно простит, поэтому мне приходится настаивать на дисциплине.
Он бросился вверх по лестнице, прежде чем я успела ответить.
Элиз наклонилась ко мне.
– Нелегко быть мужем идеальной жены, – тихо произнесла она.
Мне захотелось ее обнять.
– Спасибо, – прошептала я. – Спасибо за все.
– Не за что, – отозвалась сиделка.
Только по пути домой я воспроизвела в памяти события вечера: чудесный домашний ужин, присутствие мамы за столом, ее ужасный приступ, последующее спокойствие Элиз и ее утешающие слова; легкость, с которой она взяла ситуацию под контроль. «Нет, Вик, – сказала она отцу. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри».
Я рассеянно подумала, когда это они успели превратиться из мистера и миссис Дандас в Вика и Одри, но легко приняла перемену. Зачем настаивать на неудобных и ненужных формальностях? Я была в восторге, что дела идут так хорошо и всех все устраивает.
Но теперь я гадаю, не был ли это тот самый момент.
Смещение акцента, изменение тона.
Момент, когда все перевернулось.
Глава 9
Еще не обсохнув после душа, я сидела на кровати: голова наклонена к груди под неестественным углом, руки бессильно лежат ладонями вверх на полотенце, обернутом вокруг тела, а босые ноги неподвижны и бесполезны, как два пенька.
Не двигая головой, я покосилась на радиочасы на прикроватной тумбочке, отметив, что сижу в такой неудобной позе уже без малого двадцать минут. Все тело болело. «Еще десять минут, – сказала я себе. – Посмотрим, продержишься ли ты еще десять минут».
– Чем это ты занимаешься? – спросил Харрисон, стоя в дверях.
От неожиданности я вздрогнула, вскинула руки и подняла голову. Полотенце съехало на талию.
– Ты меня напугал, – проворчала я, подтягивая ткань обратно, чтобы прикрыть голую грудь.
– Что ты делаешь? – снова спросил он.
– Задумалась, – ответила я, пожав плечами.
Ложь. Но проще было соврать, чем сказать правду. Звучало не так безумно. На самом деле я пыталась представить себя на месте мамы, понять, каково это – быть запертой в собственном теле, скрученной, словно кусок папье-маше, оставаясь неподвижной целыми часами, и так все время.
Весь день. Каждый день.
Год за годом.
Я не продержалась и получаса.
– Тебе не кажется, что пора готовиться? Они будут меньше чем через час.
Я заставила себя встать. С мокрых волос на плечи закапала вода.
– Что наденешь? – неожиданно спросил муж.
– Что?
– Что ты собираешься надеть? – перефразировал он вопрос.
– Пока не думала, – честно призналась я. – Может, то платье в оранжево-белую клетку, которое я купила в прошлом месяце?
Харрисон скорчил гримасу, словно унюхал неприятный душок.
– Нет. Его не надевай. Лучше… не знаю, что-нибудь… посвежее.
– Свежее, чем прошлый месяц?
– Ты понимаешь, о чем я. Что-нибудь более модное, более… в теме.
«В какой теме?» – захотелось съязвить мне.
– Как насчет белых брюк и яркого верха? – спросила я вместо этого.
– А какой верх?
Он серьезно?
– Может, винтажная футболка «Роллинг Стоунз», которая с огромным языком? Это достаточно «в теме»?
– Пожалуй, подойдет, – протянул Харрисон, приняв мой вопрос за чистую монету. – И, может быть, сделаешь что-нибудь с прической?
– Я только что из душа, – напомнила я. – Волосы еще не высохли.
– Ага. Значит, у тебя мало времени.
– Я постараюсь.
– Ты купила соус барбекю, как я просил?
– Стоит в шкафу.
– Ладно. Хорошо. – Харрисон развернулся к двери.
– Не стоит благодарности, – буркнула я.
Он остановился.
– Извини. Спасибо.
– Да не за что, – ответила я, надеясь на ответную улыбку.
Вместо этого Харрисон глянул на часы и сказал:
– Тик-так!
Ученики мужа прибыли ровно к шести: все двенадцать человек явились с разницей всего в несколько минут, словно ехали на одном автобусе. Не знаю почему, но меня это всегда удивляло. Последние четыре года Харрисон устраивал ужин-барбекю для новых учеников в первую субботу занятий, и каждый год дюжина радостных лиц появлялась на нашем пороге одновременно: кто с цветами, кто с конфетами, кто просто с широко открытыми от благоговения и радости глазами при виде красавца-учителя.
Вообще говоря, женщин обычно бывало больше, чем мужчин, но в этом году распределение выглядело более равномерным: семь женщин и пятеро мужчин в возрасте от восемнадцати до семидесяти, но в основном где-то между.
– Это моя жена Джоди, – говорил Харрисон, представляя меня каждому по очереди.
– Приятно с вами познакомиться, – сказала женщина средних лет по имени Сара.
– Рад знакомству, – произнес Томас, бородач чуть за тридцать с сильным британским акцентом.
– У вас красивый дом. – Кэндис.
– Спасибо, что пригласили. – Зак.
– Как вкусно пахнет! – Лестер.
И так далее.
Я разглядывала гостей, которые собрались в нашем узеньком дворе с бокалами вина или пива в руках и весело болтали. Все были одеты неформально и по части нарядов особенно не отличались друг от друга, поэтому в своей футболке «Роллинг Стоунз» я слегка выделялась, словно слишком усердно старалась быть «в теме», и все это понимали. «Интересно, на кого именно Харрисон хотел произвести впечатление?» – рассеянно подумала я.
Едва я успела задать себе этот вопрос, как ответ возник прямо передо мной.
– Красивая футболка, – сказала очередная студентка.
– Спасибо.
– У моей мамы такая же.
«Вот тебе и “посвежее”», – подумала я, выдавив из себя улыбку.
– Меня зовут Рен.
– Милое имя, – сказала я.
Рен и в самом деле оказалась милой. Под тридцать лет, высокая, стройная, но с полной грудью; длинные каштановые волосы, стянутые в высокий хвост, темно-зеленые глаза. Непринужденно шикарная, какими бывают только молодые женщины, в джинсах и белой футболке с V-образным вырезом, и с чередой маленьких колечек и сережек-гвоздиков в идеальных мочках ушей. Ее кожа светилась без малейших признаков макияжа, если не считать туши на ресницах и тончайшего слоя блеска на губах.
– У вас потрясающий муж, – заявила Рен.
– Ну, насколько я знаю, ему очень нравится вести этот курс, – ответила я.
– Он настоящее чудо. И я не только о его литературном творчестве. Конечно, «Идет сновидец» вне всяких похвал, это всем известно. Однако можно быть отличным писателем и плохим учителем. Но Харрисон… Он хорош во всем.
Я постаралась не поморщиться, услышав, как легко она произносит имя моего мужа. Неужели я и в самом деле ожидала, что студентки называют его «мистер Бишоп»?
– А вы тоже пишете? – спросила она.
– Я? Нет. Я агент по недвижимости.
– Шутите? – рассмеялась Рен. – Моя мама тоже.
«Пристрелите меня», – подумала я.
– В самом деле? В какой фирме?
– «Ре-Макс». – Ее взгляд блуждал по компании, собравшейся в нашем дворике, показывая, что она теряет интерес к беседе. – А где ваши дети? Я надеялась с ними познакомиться. Харрисон говорил, у вас двое.
– Так и есть, – кивнула я, снова натужно улыбнувшись.
С каких это пор мой муж распространяется о своей личной жизни? «Не дури, – тут же сказала я себе. – Почему бы ему и не поделиться столь невинной информацией?»
Я знала, что Харрисон всегда начинает курс с того, что просит учеников рассказать товарищам немного о себе и о том, почему они выбрали его курс. Поэтому вполне естественно, что он и сам мог рассказать немного о себе. Разве не так?
– Дети ночуют у друзей.
– Да, были и у нас времена, – засмеялась Рен.
Я тоже улыбнулась, хотя на самом деле мне хотелось заорать: «Да что ты знаешь о времени?! Ты еще и не жила толком!»
Подошла одна из учениц постарше. Я попыталась вспомнить ее имя, но не преуспела.
– А ваш муж готовит так же хорошо, как и пишет? – спросила она.
– Прошу прощения… – произнесла Рен, не дожидаясь моего ответа.
Я смотрела ей вслед, пока она не скрылась в толпе, собравшейся вокруг барбекю. Харрисон переворачивал котлеты на решетке, купаясь в обожании преданных поклонников. Я улыбнулась, вспомнив деньки, когда сама была одной из них. Я помахала ему рукой. Но муж меня не увидел.
Глава 10
– Это просто безумие, – услышала я голос Трейси, которая вытянула шею, чтобы посмотреть, сколько человек стоит перед нами в очереди.
Хоть и прошло уже целых десять лет, но вечер, когда я встретила Харрисона, оставался в моей памяти в мельчайших подробностях, как это бывает с теми воспоминаниями, которые не устаешь переживать заново, с теми историями, которые не устаешь повторять.
– Там, наверное, сотня человек, а он копается целую вечность. Чем он там занят? Нет, ну серьезно, разве так уж долго написать свое имя?