История Греции. Том 1

Мы сталкиваемся с обычными расхождениями в родословной линии и её членах. Так, одни называли Эпея сыном Этлия, другие – сыном Эндимиона:[323] третья версия, поддержанная авторитетом Аристотеля и принятая Кононом, называет первого поселенца Элиды, Элея, сыном Посейдона и Еврипилы, дочери Эндимиона, а Эпея и Алексиса – сыновьями Элея.[324] Сам Пиндар в своей оде локрийцу Эфармосту с большим пафосом упоминает другого царя эпейцев по имени Опунт, чья дочь, зачавшая от Зевса, была перенесена этим богом к старому и бездетному царю Локру: рождённый ребёнок, усыновлённый Локром и названный Опунтом, стал эпонимом одноимённого города в Локриде.[325] Более того, Гекатей Милетский не только утверждал (вопреки и «Илиаде», и «Одиссее»), что эпейцы и элейцы были разными народами, но и добавлял, что эпейцы помогали Гераклу в его походе против Авгия и Элиды – рассказ, сильно отличающийся от версий Аполлодора и Павсания и указывающий на то, что у него была иная генеалогия.[326]

Уже упоминалось, что Этол, сын Эндимиона,[стр. 142] покинул Пелопоннес после убийства Аписа.[327] Земля к северу от Коринфского залива, между реками Эвен и Ахелой, получила от него название Этолия вместо прежнего имени Куретида: он завладел ею, убив Дора, Лаодока и Полипойта, сыновей Аполлона и Фтии, которые прежде гостеприимно его приняли. От своей жены Пронои (дочери Форба) он имел двух сыновей, Плеврона и Калидона, в честь которых были названы два главных города Этолии.[328] Плеврон женился на Ксанфиппе, дочери Дора, и стал отцом Агенора, от которого произошли Порфей (или Порфаон) и Демоника: последняя родила от Ареса Евена и Фестия.[329]

У Порфея было три сына: Агрий, Мелас и Эней; среди потомков Фестия – Алфея и Леда,[330] имена, которые выводят нас на важный этап легендарной истории. Леда выходит замуж за Тиндарея и становится матерью Елены и Диоскуров; Алфея сочетается браком с Энеем и рождает, среди прочих детей, Мелеагра и Деяниру – последнюю от Диониса, а первого от Ареса.[331] Также его сыном является Тидей, отец Диомеда:[стр. 143] воинская слава идёт рука об руку с трагическими бедствиями в этой знаменитой семье.

Нам повезло: в «Илиаде» изложена подробная легенда об Алфее и Мелеагре в речи Феникса, обращённой к Ахиллу, чтобы смягчить его гнев. Эней, царь Калидона, во время жертвоприношений богам по случаю сбора винограда забыл включить Артемиду – то ли по небрежности, то ли намеренно.[332] Разгневанная богиня наслала на виноградники Энея огромного вепря невероятной силы, который вырывал деревья с корнем и уничтожал все плоды. Зверь был настолько страшен, что против него могла выступить только большая группа воинов. Мелеагр, сын Энея, собрав значительный отряд, включая куретов из Плеврона, в конце концов убил его. Но гнев Артемиды не утих, и она вызвала спор среди участников охоты о том, кому должны достаться голова и шкура вепря – трофеи победы. В этой распре Мелеагр убил брата своей матери Алфеи, князя куретов из Плеврона, после чего куреты напали на этолийцев Калидона, чтобы отомстить за своего вождя. Пока Мелеагр сражался, этолийцы одерживали верх. Но вскоре он отказался выходить на битву, разгневанный проклятиями, которые на него навлекла мать: Алфея, убитая горем из-за гибели брата, рыдая, била себя в грудь, призывая Аида и Персефону поразить Мелеагра смертью – мольбу, которую безжалостная Эриния в Эребе услышала слишком хорошо. Герой настолько оскорбился поведением матери, что устранился от войны, и куреты не только оттеснили этолийцев, но и осадили стены Калидона, готовые сокрушить его жителей. Единственной надеждой на спасение была сила Мелеагра, но он оставался в покоях с прекрасной женой Клеопатрой, дочерью Идаса, не обращая внимания на опасность.[стр. 144] Когда крики победителей уже раздавались у ворот, старейшины Этолии и жрецы умоляли Мелеагра выступить,[333] предлагая ему на выбор самые плодородные земли Калидонской равнины. Его ближайшие друзья, отец Эней, сёстры и даже сама мать присоединились к мольбам, но он оставался непреклонен. Наконец, куреты ворвались в город и начали поджигать его. В этот критический момент Клеопатра обратилась к нему с мольбой спасти её и семью от неминуемой гибели. Мелеагр не мог более сопротивляться: облачившись в доспехи, он вышел и отразил врага. Но когда опасность миновала, сограждане отказали ему в обещанных дарах, поскольку он пренебрёг их мольбами и вышел лишь по собственному капризу.[334]

Таково предание о Мелеагре в «Илиаде». Во второй книге упоминается лишь его смерть, без подробностей, как причина, по которой Фоас командовал этолийцами под Троей.[335] Хотя обстоятельства указаны косвенно, нет сомнений, что Гомер представлял гибель героя следствием материнского проклятия: неумолимая Эриния исполнила мольбы Алфеи буквально, даже если та сама позже раскаялась.

Поздние поэты и расширили, и изменили миф. Гесиодические «Эои» и древняя поэма «Миния» изображали Мелеагра убитым Аполлоном, который помогал куретам в войне; а эпизод с горящим поленом, хотя и противоречит Гомеру, восходит как минимум к трагику Фриниху, предшественнику Эсхила.[336] Мойры, явившись Алфее вскоре после рождения Мелеагра, предрекли, что ребёнок умрёт, как только сгорит головня, тогда пылавшая в очаге. Алфея выхватила её из огня и сохранила с величайшей осторожностью, пока не разгневалась на Мелеагра за убийство брата. Тогда она бросила головню в пламя, и, как только она сгорела, жизнь Мелеагра оборвалась.[стр. 145] Мы знаем из резкого осуждения Плиния, что Софокл усилил пафос этого сюжета, описав скорбную смерть сестер Мелеагра, погибших от чрезмерной печали. Они превратились в птиц, называемых мелеагридами, а их нескончаемые слезы, сливаясь, образовали янтарь.[337] Но в руках Еврипида – был ли он первоначальным автором этой версии или нет,[338] мы не знаем – Аталанта стала центральной фигурой и движущей силой пьесы, а в охоту на калидонского вепря были вовлечены все знаменитые герои со всей Греции. Действительно, как справедливо отмечает Гейне, это событие стало одним из четырех великих драматических эпизодов греческой героической жизни,[339] наряду с походом аргонавтов, осадой Фив и Троянской войной.

Чтобы уничтожить ужасного зверя, которого Артемида в гневе наслала на землю, Мелеагр собрал не только лучших юношей куретов и этолийцев (как упоминается в «Илиаде»), но и целый сонм прославленных героев, включая Кастора и Полидевка, Идаса и Линкея, Пелея и Теламона, Тесея и Пейрифоя, Анкея и Кефея, Ясона, Амфиарая, Адмета, Эвритиона и других. Нестор и Феникс, которые позже предстают как старцы под стенами Трои, здесь демонстрировали свою юношескую доблесть, помогая страдающим калидонцам.[340]

Среди всех выделялась дева Аталанта, дочь аркадского Схенея,[стр. 146] прекрасная и несравненная в быстроте ног, но жившая в лесах как охотница и неугодная Афродите.[341] Несколько героев пали от клыков вепря, другие спаслись благодаря различным уловкам. Наконец, Аталанта первой ранила его в спину, затем Амфиарай попал ему в глаз, и, наконец, Мелеагр добил зверя. Очарованный красотой Аталанты, Мелеагр отдал ей главные трофеи, утверждая, что именно она нанесла первую рану. Но его дяди, братья Фестия, отняли их у нее, ссылаясь на права ближайших родственников,[342] если сам Мелеагр отказывался оставить добычу себе. Разгневанный Мелеагр убил их. Алфея, охваченная скорбью по братьям и гневом на сына, решает сжечь роковую головню, которую так долго хранила.[343] Трагедия завершается добровольной смертью и Алфеи, и Клеопатры.

Хотя аркадская охотница Аталанта интересна сама по себе, она является вторжением – и не самым удачным – в гомеровскую историю калидонской охоты, где центральное место уже занимала другая женщина, Клеопатра.[344] Однако более поздняя версия получила распространение по всей Греции и [стр. 147] подтверждалась свидетельствами, которые в те времена мало кто осмеливался оспаривать. Ведь Аталанта увезла трофеи и голову вепря в Аркадию, и там на протяжении веков в храме Афины Алеи в Тегее висели подлинная шкура и гигантские трехфутовые клыки. Каллимах упоминает их как хранящиеся там реликвии в III веке до нашей эры;[345] но истинную ценность этих трофеев лучше всего доказывает то, что император Август забрал клыки из Тегеи вместе с величественной статуей Афины Алеи и поместил их в Риме среди прочих публичных диковин. Даже полтора века спустя, когда Павсаний посетил Грецию, ему показали истлевшую от времени шкуру, а кражу клыков еще помнили.

И это были не единственные напоминания о героическом подвиге в Тегее. На фронтоне храма Афины Алеи, не имевшего себе равных в Пелопоннесе по красоте и величию, знаменитый скульптор Скопас изобразил калидонскую охоту в одном из своих самых изысканных рельефов. Аталанта и Мелеагр были помещены в первый ряд атакующих, а Анкей, один из тегейских героев, погибший от клыков вепря,[346] был изображен падающим от смертельной раны в объятия своего брата Эпоха. Павсаний замечает, что хотя тегейцы проявили такую же доблесть, как и другие аркадские общины, в завоевании Трои, отражении Ксеркса и битве при Дипе против Спарты, только они, благодаря Анкею и Аталанте, могли утверждать, что участвовали в славе калидонской охоты.[347] Такова была непоколебимая вера [стр. 148] и тегейцев, и самого Павсания в историческую реальность этого романтического приключения.

Страбон, однако, пытается превратить романтическую историю в нечто, имеющее видимость исторического факта, утверждая, что спор из-за головы и шкуры вепря не мог быть истинной причиной войны между куретами и этолийцами; настоящей причиной (по его мнению) был, вероятно, территориальный спор.[348] Его рассуждения здесь аналогичны замечаниям Фукидида и других критиков, которые приписывали Троянскую войну не похищению Елены, а завоевательным планам или политическим опасениям. Но он рассматривает сам факт битвы между куретами и этолийцами, упомянутый в «Илиаде», как нечто бесспорно реальное и историческое, перечисляя при этом различные противоречия у разных авторов, но не вынося собственного суждения об их истинности.

Точно так же, как Аталанта была введена в калидонскую охоту, она, по-видимому, была добавлена и в памятные погребальные игры после смерти Пелиа в Иолке, где изначально не фигурировала во времена создания ларца Кипсела.[349] Но ее истинная родина – Аркадия, где даже во времена Павсания показывали ее беговую дорожку близ города Метидрион.[350] Эта дорожка стала местом гибели для многих неудачливых женихов. Аталанта, не желавшая выходить замуж, объявила, что отдаст руку лишь тому, кто превзойдет ее в беге. Все, кто пытался и проигрывал, были обречены на смерть, и многие пали жертвой ее несравненной красоты и быстроты. Наконец, Меланион, тщетно пытавшийся завоевать ее расположение верной службой в охотничьих походах, решился вступить в опасное состязание. Зная, что не сможет победить ее честно, он с помощью Афродиты добыл три золотых яблока из сада Гесперид и во время бега по одному ронял их перед Аталантой. Та не устояла перед искушением поднять их и проиграла. Она стала женой Меланиона и матерью аркадского Парфенопея, одного из семи вождей, павших при осаде Фив.[351]

[стр. 150] В семье Энея есть еще одна женщина, чье имя обессмертила легенда. Его дочь Деянира была предметом вожделения речного бога Ахелоя, являвшегося ей в разных обликах – сначала змея, потом быка. От назойливости этого ненавистного жениха ее спас Геракл, который вступил в схватку с Ахелоем, победил его и отломил один из его рогов. Ахелой выкупил его, отдав Гераклу рог Амалфеи, обладавший чудесным свойством давать своему владельцу любое желаемое количество еды и питья. В награду за свою доблесть Геракл получил Деяниру в жены, а рог Амалфеи подарил Энею как свадебный дар.[352]

Вынужденный покинуть дом Энея после того, как в приступе гнева он случайно убил юного слугу Евнома,[353] Геракл удалился в Трахину, перейдя реку Эвен в том месте, где кентавр Несс обычно перевозил путников за плату. Несс переправил Деяниру, но на другом берегу начал вести себя дерзко, за что Геракл пронзил его отравленной стрелой, пропитанной ядом лернейской гидры. Умирающий кентавр посоветовал Деянире собрать его кровь, сказав, что она станет любовным талисманом, способным вернуть ей любовь Геракла, если у него появится другая женщина.