скачать книгу бесплатно
– О, я смогу, уверяю тебя.
Совершенно неожиданно она шагнула вперед и положила ладонь на мою руку. Я опустила взгляд, тут же смутившись собственных поломанных ногтей, сухой кожи и общего несовершенства.
– Тогда в ближайшее время, – продолжила Симона, – я воспользуюсь приглашением посетить ваш сад.
Я удивленно подняла взгляд.
– Прошу прощения?
– Я собираюсь воспользоваться вашим приглашением, чтобы увидеть ваш сад, – повторила она.
– Нет-нет, я никогда бы не предложила такого.
– Но вы сделали это, в нашу последнюю встречу.
– Ты ошибаешься, – упорствовала я, энергично мотая головой.
– Вы что, не помните? В кафе? Вы спросили, не будет ли мне интересно посетить ваш сад.
Мое приподнятое настроение мгновенно улетучилось – я вспомнила собственное опрометчивое и беспечное предложение. Почему я так сказала? Не могу себе представить.
– Теперь я вспомнила. Но это невозможно.
Симона шагнула еще ближе и слегка сжала мою руку.
– Прошу вас, не говорите так. Я ведь очень ждала этого момента.
– Тогда мне жаль тебя разочаровывать.
– Это потому, что я не нравлюсь вам, – грустно вздыхая, проговорила Симона.
Ее утверждение не имело ничего общего с истиной, и мне очень хотелось ей об этом сказать. Вместо этого, упершись взглядом в ссадину на ее лбу, я отрезала:
– Вопрос здесь не в том, нравишься ты мне или нет. Все дело в риске. Растения очень опасны, а я не готова отвечать за потенциально нанесенный тебе вред.
Вопреки здравому смыслу, такое объяснение ей, кажется, понравилось. На лицо Симоны вернулась улыбка, она откинула голову.
– Все ясно. Что ж, я готова взять на себя ответственность за это предприятие. Я даже подпишу – как это называется? – дисклеймер[29 - Дисклеймер – письменный отказ от ответственности за возможные последствия того или иного поступка.], если хотите. И обещаю ничего не трогать. – Симона засунула руки в тесные карманы джинсов. – Я видела вашу руку, помните? Я же не хочу, чтобы так случилось со мной. Я буду очень смирно стоять на одном месте, а вы можете ходить вокруг, показывая и рассказывая мне всякие интересности.
Я вздохнула, но Симона продолжала настаивать на своем, теперь уже более ласковым тоном.
– Вы просто очаровательны, Роуз. Мне так хотелось бы увидеть ваш мир.
Она придвинулась еще ближе и голосом столь тихим, что он больше походил на шепот, произнесла:
– Вы впустите меня в свой мир, Роуз?
Меня разом словно отбросило на двадцать лет назад – в тот день, когда моя единственная подруга сказала мне ровно то же: впусти меня. И я впустила. Я распахнула дверь и впустила их обеих, всецело и бесповоротно. «Если я смогла сделать это тогда, почему не повторить сейчас?» – подумала я.
Глава 9
Открыть перед Симоной дверь и впустить ее в свое жилище представлялось мне чем-то волнующим, опасным и незаконным. Она стала первой, кто за двадцать лет, что я прожила здесь, переступил порог моей квартиры. Даже ни один метролог не был сюда допущен, и всем необходимым ремонтом я тоже занималась сама. Шагая по коридору, Симона глядела на обстановку во все глаза, а оказавшись в кухне, восхищенно выдохнула:
– Meu Deus![30 - Боже мой (португ.).] Да это просто музей.
Я не могла быть уверена в том, что это комплимент. Окинув взглядом собственную кухню, ничего необычного я не отметила.
– Светильники, мебель, посуда, – не останавливалась Симона, – все это ведь из сороковых-пятидесятых, нет?
Она оказалась недалека от истины.
– Все это из дома моего отца.
– И ваша одежда тоже оттуда?
Теребя пальцами лацкан, я ответила:
– Да.
– Ему разве это не нужно?
– Больше нет.
По выражению лица Симоны сложно было что-то понять.
– Вы что же, себе совсем ничего не покупаете?
У меня мелькнула мысль о стоявшем на крыше телескопе, который в тот самый момент как раз был наведен на заднее окно Симоны.
– Конечно покупаю. По мере необходимости.
Симона принялась обходить кухню кругом, скользя кончиками пальцев по обстановке, ненадолго останавливаясь, чтобы подержать в руках заварочный чайник, или подсвечник, или керамическую вазу. Включила угловую лампу и снова выключила. Отщипнула листок базилика, который рос в горшке на подоконнике, растерла его между большим и указательным пальцами и поднесла их к носу. Я наблюдала за ней, стоя в дверном проеме. Было так странно, что в моей квартире находился кто-то еще. В этом была некая интимность.
Наблюдая за Симоной, я отметила, что все взятые в руки вещи она возвращала на свои места немного под другим углом или слегка меняя их положение. Это привело меня в смятение. Я могла бы остаться педантичной до конца и напомнить Симоне о данном ею обещании ни к чему не прикасаться. Вместо этого я молчаливо следовала за ней, возвращая вещи на положенные им места точь-в-точь так, как все было до ее прихода.
– Вам это неприятно? – спохватилась Симона, поворачивая крышку мельницы для перца на четверть оборота влево.
– Вовсе нет, – заверила ее я, возвращая крышку в исходное положение.
– Думаю, что все-таки есть немного, – с улыбкой возразила Симона, складывая руки за спиной. – Как же мы попадем в ваш сад?
Я подняла взгляд к люку в потолке кухни.
– О, я вижу. По лестнице. Можно уже подниматься?
– Только не в такой одежде. Слишком много открытого тела. Это небезопасно. Подожди здесь. Я принесу комбинезон.
Оглядев Симону в моем комбинезоне, я испытала странное чувство – словно, надев мою вещь, она и сама стала принадлежать мне. Или наоборот.
– Твои волосы.
– Что с ними?
– Их нужно убрать.
Симона стащила с запястья резинку и собрала гриву волос в высокий конский хвост. Протянув к ней руку, я проговорила:
– Ты пропустила несколько прядей. Давай я помогу.
Однако Симона увернулась от меня и, самостоятельно собрав волосы, скрутила их в пучок.
– Сойдет?
– Да. Я пойду первой. Нужно кое-что подготовить.
Я взобралась по лестнице, распахнула люк, бегом пересекла крышу и повернула телескоп к небу. Симона неуклюже выбралась из люка, а оказавшись на крыше, с опаской скрестила руки на груди.
– Это ведь не в полной мере сад, верно? Я имею в виду, что это не место для отдыха.
– Нет. Это лаборатория.
– И некоторые из этих растений способны убить?
– Многие. Хочешь о них послушать?
– Конечно. За этим я и здесь.
Польщенная таким ответом, я расправила брезентовый стульчик и поставила его перед ней. Давненько я никому не читала лекцию по классификации. Дав себе пару мгновений, чтобы привести мысли в порядок, я заговорила.
– Ядовитые растения в моем саду организованы согласно классификации. Здесь пять секций в соответствии с областью поражения токсинами – мышечные, нервно-мышечные, нервные, кровеносные и кожные раздражители. Если растение из какой-то секции требует больше солнца или тени, чем остальные, в течение дня я могу поменять его положение, однако на ночь всегда возвращаю каждое растение в его секцию. Знаю, это звучит нелогично. Возможно, тебе покажется, что растения стоило бы сгруппировать согласно естественному ареалу их обитания. Юго-Восточная Азия, Южная Америка, Африка – в самой солнечной части сада. Северная Америка, Северная Европа – в прохладной, тенистой. Однако для собственной безопасности я все же предпочитаю группировать растения в соответствии с классификацией.
Жестом я указала в дальний угол сада.
– Там зона мышечных токсинов. Эти растения содержат алкалоиды, которые воздействуют непосредственно на мышечную ткань и провоцируют рвоту, боли в животе и мышечную слабость. Видишь то высокое растение позади, с зелеными соцветиями?
Симона повернула голову в нужном направлении.
– Это Veratrum viride[31 - Veratrum viride (лат.) – Чемерица зеленая.], в обиходе ложный морозник, – сообщила я. – Очень ядовит. При случайном проглатывании вызывает холодный пот, головокружение, затем угнетение дыхания и сердечного ритма, а также снижение артериального давления, что в итоге повлечет смерть. Однако обычно люди успевают его выблевать прежде, чем он успеет нанести невосполнимый урон. Самая ядовитая его часть – корень. Некоторые индейские племена использовали корни морозника, чтобы выбирать вождей. Кандидатам давали съесть корень, и того, кто продержался дольше остальных, не выблевав съеденное, признавали вождем.
Я замолчала, ожидая реакции и последующих вопросов, которые неизбежно возникали в студенческой аудитории, но Симона сидела, засунув сомкнутые ладони между колен, с нечитаемым выражением на лице. Меня же неудержимо несло дальше.
– Вон там, на другой стороне – нервно-мышечная секция. Ты узнаешь эти розовые цветы, я уверена.
– Это же наперстянка, нет?
– Именно. Латинское наименование – Digitalis Purpurea. Безобидное на вид растение, которое очень полюбилось иллюстраторам детских книжек. Однако в листьях, цветках и семенах наперстянки содержится сердечный гликозид дигитоксин – яд, который воздействует на процесс передачи импульсов от нервов к мышцам и может вызывать паралич.
– Так из-за него можно остаться парализованным?
– Верно, но, если доза токсина окажется выше, это может вызвать остановку сердца. Даже получив мизерную дозу, человек будет испытывать умеренные симптомы отравления – потерю аппетита, тошноту, сонливость, головные боли и боли в области живота. Ничего хорошего.
Эта информация не осталась без внимания: глубокая складка пролегла между бровями Симоны.
– А это растение единственное, что может вызвать паралич? – уточнила она.
– Нет, существует множество других. Вон то, с красными ягодами, – ответила я, указывая в сторону растения, – Karwinskia humboldtiana[32 - Karwinskia humboldtiana (лат.) – Карвинския Гумбольдта.] из семейства крушиновых, в обиходе – койотильо.
– Койотильо. Что-то испанское.
– Так и есть. Родом это растение с юго-запада Америки: Техаса, Нью-Мексико, Мексики, северной Колумбии.
– Из Мексики… – повторила за мной Симона. – А яд содержится в ягодах?
– Растение в целом содержит ряд антраценоновых токсинов, наибольшая концентрация которых отмечается в семенах незрелых ягод. Через одну-три недели после употребления токсин вызывает вялый паралич конечностей, однако если доза оказалась высокой – смерть.
– Насколько высокой должна быть доза?
– Пять-шесть семян.
– Какие они на вкус?
Приподняв бровь, я заметила, что никогда не пробовала их.
– Конечно нет, – воскликнула Симона, хлопнув себя ладонью по лбу. – Простите. Идиотский вопрос.
Она указала на лозу, обвивающую треножник из бамбуковых стеблей.
– Кажется, такое растение я встречала у себя дома. Что это?
– Это Abrus precatoris[33 - Abrus precatoris (лат.) – Абрус молитвенный.], в обиходе – четочник, бобы лакричника, розовые бобы, крабий глаз, в зависимости от того, откуда вы родом.
– Так я и знала. Когда я была маленькой, то делала браслетики из этих бобов. Что он делает?
– Делает? – переспросила я.
– Я имею в виду, что делает яд?
– Вызывает тошноту, рвоту, судороги, печеночную недостаточность, а по истечении нескольких суток – смерть.
– Если его съесть?
– Нет, если его съесть, всего лишь отравишься. Токсин становится смертельным, если его ввести непосредственно в кровеносный сосуд. Чем крупнее сосуд, тем вернее.
Я ожидала какой-то реакции, однако Симона словно утонула в раскладном стульчике – как будто израсходовала весь запас энергии на несколько заданных вопросов. Что-то изменилось. Я не смогла бы с точностью сказать что. Она перестала улыбаться – это очевидно, – но было и нечто иное. Если бы она хотела слушать дальше, сейчас было самое время об этом попросить. Во время работы в университете я проходила специальные курсы, чтобы научиться распознавать признаки стресса у студентов. Курсы я окончила, однако никогда не применяла изученные методики на практике. В основном потому, что никогда не была до конца уверена, что верно интерпретировала эти признаки. Улыбается человек или нет. Разговаривает ровным тоном или кричит. На более примитивном уровне – голоден он или нет. Мерзнет или потеет. Сонлив или взбудоражен. Но человек может также испытывать любовь, а эта эмоция была мне знакома… ну, или я так думала. Встряхнув головой, чтобы отогнать неприятную мысль, я вновь заговорила.
– Рядом с тобой – растения из секции нервных токсинов, – сообщила я, указывая на скопление горшков возле стульчика. – Эти растения напрямую воздействуют на нервную систему. Вон то, с большими белыми цветками, – Datura stramonium, в обиходе дурман. Все его части, но в основном семена, содержат тропановые алкалоиды гиосцин и атропин, которые вызывают галлюцинации и судороги. Галлюцинации могут быть пугающими, эффект может нарастать постепенно и длиться в течение нескольких дней, но если доза окажется выше допустимой, человека ждут конвульсии, лихорадка, способная повредить клетки мозга, а также постепенный отказ вегетативной нервной системы. Затем следуют кома и смерть.
Симона больше так и не проронила ни слова. Я была обескуражена. Я-то привыкла слышать оханья и вздохи целой когорты студентов, жадных до острых ощущений. Симона, однако, словно утратила всякий интерес. Она еще сильнее съежилась на стульчике и глядела куда-то вдаль. Кажется, она вовсе меня не слушала. Быть может, язык тела и ставил меня в тупик, однако я могла распознать, когда внимание студентов становилось рассеянным. Может быть, подача материала оказалась слишком скучна или слишком перегружена научными сведениями. В конце концов, она же не студент-ботаник, не профессионал, а буквально человек с улицы.