Цветок Бельгард

Что ж, вот и конец моей истории. У Рашель же все только начинается. Может быть, этот парень лишь первая ступенька. Барон – лучший спутник на бал, но, возможно, до статуса жениха он не дотянет. Дальше тетушка Женевьева пригласит на чай какого-нибудь виконта, и барон канет в Лету. А я уже ухожу со сцены.

Смотрю на Рашель. Она любуется новым украшением.

– Желаю вам с бароном счастья, – говорю напоследок. Не то чтобы от чистого сердца, но матушку эти слова бы обрадовали.

Глава третья

ЭВИ

Если мадам Биссетт дает тебе указания, надо подчиняться – выбора нет. Вот как я оказалась в корсете на косточках и позволила Джозефине его затянуть. Осталось еще несколько рывков. Джозефина дергает за ленты, посмеиваясь, – она прекрасно знает, что мне меньше всего хотелось, чтобы все так обернулось!

– Вспомни, что ты мне всегда говоришь! – сквозь смех произносит подруга. – Ты выглядишь как принцесса!

Я злобно смотрю на нее, а она только громче хохочет.

А я ведь только ради нее стараюсь! Все потому, что платье, сшитое Джозефиной, – тот самый наряд, в котором она должна была выступать на сегодняшнем показе мод мадам Биссетт, – сейчас лежит комом в недрах ее шкафа. Она хотела его выбросить, но я не разрешила. Платье уже не починить, оно безнадежно испорчено, но такую красивую ткань – парчу нежно-лавандового цвета – отправлять на помойку было бы преступлением! Может, я смогу сшить что-нибудь из обрезков.

В моем платье должна была выступить Морган, но она заболела. В другой день это означало бы, что я свободна, но сегодня нам приходится лгать: мы говорим мадам Биссетт, что этот наряд мы с Джозефиной делали вместе, – ей сейчас нельзя получать плохие оценки по шитью. Для моего платья она высоковата, вот почему именно я теперь задыхаюсь в тугом корсете и скоро пойду позориться как никогда в жизни.

– Сейчас вернусь! Надо найти тебе туфли! – говорит Джо.

В дальнем углу примерочной мадам Биссетт, постукивая по ладони портновской линейкой, оценивает все наряды. Не проходит и минуты, как ее ледяной взгляд впивается в меня, она направляется прямиком ко мне, приподняв тонкую бровь. Я мгновенно напрягаюсь.

– Вижу, ты закончила вышивку, Эви, – замечает мадам Биссетт, разглядывая ткань, расшитую бусинками, потом поправляет мне пояс и придирчиво рассматривает стеганую нижнюю юбку, а особенно внимательно – кривоватые швы, которые я как могла попыталась замаскировать. – Впрочем, ты можешь и лучше.

Я открываю рот, готовая рассыпаться в извинениях, но она строго поджимает губы – верный знак, что ни одно из них не будет принято.

– Да, мадам Биссетт, – со вздохом соглашаюсь я. – Постараюсь исправиться.

Можно было бы обидеться на ее замечания, на придирчивость к мелочам, но для меня мадам Биссетт – одна из немногих, чье мнение я ценю. Не поверь она в меня, я бы вряд ли выбралась из стен пекарни на тропинку к мечте. Если бы не обрезки ткани, которые она мне отдавала последние четыре года, мне не из чего было бы сшить даже носовой платок. Поэтому я принимаю ее строгие, но вместе с тем справедливые замечания. И совершенно искренне обещаю исправиться.

– Вот, нашла! – кричит Джозефина и бежит ко мне с парой туфель на высоком каблуке.

– А других точно не было? – спрашиваю я. Остроносые туфли размера на два больше, чем надо.

Джо молча смотрит на меня и робко улыбается, будто говоря: «Будем верить в лучшее».

– Все уже разобрали, – оправдывается она. – Да ладно, что ты! Так и не скажешь, что они великоваты!

Я пытаюсь встать, пошатываюсь – и хватаю Джо за плечо, чтобы не грохнуться на пол.

– Ага, ни за что не догадаешься.

– Ни у кого нет гребня? – громко спрашивает Джозефина.

Вокруг нас шуршат юбки. В воздухе повисли облака пудры. Подруга запускает мне пальцы в волосы и пытается вручную распутать их, она дергает так сильно, что у меня запрокидывается голова.

Я сердито оборачиваюсь:

– Даже не думай, Джо.

– А что тут такого? – Она смотрит мне в глаза и заливисто смеется; должно быть, видок у меня тот еще. – Хочу попробовать кое-что! Вот увидишь, получится как у королевы!

– Королеве прическу делает сам Леонар Отье[3], – напоминаю я. Мне становится смешно, но я даже посмеяться толком не могу – корсет затянут слишком туго. И как их вообще носят?

– Ну дай хоть волосы тебе припудрю или губы накрашу! Пожалуйста, пожалуйста! – Джозефина умоляюще хлопает ресницами. Передразнивает меня: я говорю все то же самое, когда мы меняемся ролями и мне приходится ее наряжать.

Тут мимо проходят Рашель и Лола – два прекрасных, сокрушительных напоминания о том, что мне к такой красоте ни за что не приблизиться, помада и пудра тут не помогут. Рашель поправляет корсет. Ее безупречные – волосок к волоску – локоны почти не двигаются. Все, как и я, не сводят с нее глаз. Вот над кем природа потрудилась на славу, что и говорить.

– Не надо, – уверенно говорю я Джозефине. – Обойдемся без косметики. Что есть, то есть.

Мадам Биссетт выстраивает нас в линию. Я оказываюсь почти в самом конце – теперь у меня больше времени на то, чтобы мучительно представлять грядущий провал во всех вариантах. Но за мной стоит еще один человек – Рашель. Сестры Честейн бросают на нее взгляды украдкой, когда она не смотрит.

Вскоре у меня за спиной слышатся жалобы:

– Ну почему мне досталось такое уродство? Оборки на бедрах? Кремовый цвет? Ну и мерзость! Лучше бы выдали что-нибудь вроде этого!

Можно даже не оборачиваться, я и так понимаю, что Рашель говорит о моем платье. У него фисташковый цвет – мне он не очень идет, но ведь наряд и шился для Морган! На груди – легкая вставка из тюля, она блестит на ключицах, будто иней. Рукава внизу отделаны пышными кружевными лентами, а на вышивку из бусин ушло несколько месяцев. Повседневные платья Рашель, Лолы и близняшек – просто восторг! Фасоны – выше всяких похвал: оригинальные, изысканные, совсем не похожие на каноничные французские наряды. Их портные, должно быть, вдохновлялись самой королевой, но это не мое. Не мой стиль. Может, мне и не сравниться с теми, кто обшивает этих красавиц, но если б я только могла проститься с пекарней, пройти обучение и найти опытного наставника…

– Готова? – спрашивает Джо, отвлекая меня от хоровода мыслей.

Кривлю рот. Нет, конечно.

Я замечаю, что Рашель все еще смотрит на мое платье, изучающе склонив голову набок.

– Хм… – едва слышно тянет она. Рашель Ле Блан нравится моя работа! Невольно улыбаюсь – вот чего они у меня никогда не отнимут.

Мадам Биссетт хлопает в ладоши.

– По местам! Вот-вот начнем. Публика у нас сегодня что надо. Месье Травер и мадам Райт привели свои классы.

У меня екает сердце. Мы ведь устраивали показ мод только для нашего класса – человек на двадцать, не больше! А теперь, возможно, весь актовый зал будет заполнен.

Лола радостно взвизгивает:

– Дре в классе у месье Травера! Пусть увидит, какая я красотка!

Рашель вздыхает:

– Бо тоже. Просто блеск.

– Покажешь ему, кого он потерял! – подмечает Дарси Честейн.

Рашель резко поднимает голову и смотрит на Дарси:

– Дарси, я же сама его бросила. Мне не нужно показывать, что он потерял. Он уже знает.

Сначала я думала, что нелепый вид отвергнутого Бо Бельгарда меня порадует, но мне скорее стало грустно. И почти его жалко. Но только почти.

Кто-то начинает играть на скрипке, и наша очередь приходит в движение. Сердце у меня стучит так громко, что отдается в горле.

Джозефина подбегает и хватает меня за руку.

– Я выглянула в зал. Все не так уж и плохо. Я буду по ту сторону сцены. Смотри на меня, смело иди по подиуму, а там уже и выступление закончится!

– Легко сказать, – ворчу я.

На сцену выходит первая девочка, за ней отправляется вторая, потом третья. Моя очередь стремительно приближается. Я вижу зрительный зал и понимаю: Джо соврала, сказав, что там все не так уж и плохо. Почти все места заняты. Начинаю жалеть обо всех решениях, которые меня сюда привели. Ну зачем я пошла в швейный класс мадам Биссетт? Почему мне не сиделось в отцовской пекарне? Зачем мадам Ландри много-много лет назад научила меня шить?

Мадам Биссетт кладет костлявую ладонь мне на спину и толкает вперед тонкими пальцами, но я словно к земле приросла.

– Эви! – шипит учительница. – Эви! Иди!

Спотыкаясь, я выбираюсь на сцену. Все взгляды – все до единого – тут же впиваются в меня; даже скрипачка и та отрывает глаза от нот. Я ищу в дальнем конце сцены Джо, но там слишком темно, и за занавесями ничего не видно.

Иди, Эви. Главное – платье. Иди.

Усилием воли заставляю себя сделать первый шаг, раскинув руки в стороны, чтобы не оступиться на каблуках. Наверное, со стороны я похожа на новорожденного теленка, который впервые встал на нескладные ножки. Наконец я нахожу опору и изо всех сил цепляюсь пальцами ног за стельку. Мадам Райт улыбается. Может, мой звездный час настал. Может, сейчас все наконец поймут, на что я способна. Может, после выступления все девчонки закажут у меня наряды к Придворному балу. Я научусь делать маски к нарядам – будет комплект! Поднимаю подбородок, расправляю плечи, но не успевает тяжесть в моей груди раствориться, как из зрительного зала доносится какой-то звук, похожий на приглушенный смешок.

Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Жюльеном. Он шепчет что-то на ухо Бо и Дре. Не могу рассмотреть, наблюдают ли они за мной, но, кажется, да. Могло ли быть иначе? Кроме меня, тут никого нет. Наверняка они надо мной и смеются! Вдруг перехватывает дыхание. Зрение мутнеет, сердце начинает колотиться еще быстрее, а я совсем забываю держать равновесие. Каблук застревает в какой-то трещине, и у меня подкашиваются ноги. Я мгновенно понимаю: это конец, у меня нет ни единого шанса. И все же мне удается не разбить нос – я успеваю вытянуть руки и обдираю ладони о сцену. Все происходит так быстро, будто в бреду. Я поднимаюсь и иду за сцену. Мальчик, управляющий занавесом, сложившись пополам, хохочет. Нежно-розовая туфелька на высоком каблуке так и остается лежать на сцене.

Джо хватает меня за руку и придвигает деревянный ящик.

– Сядь, – говорит она. – У тебя кровь!

– Что у меня?! – испуганно переспрашиваю я и послушно сажусь, голова сильно кружится.

Я отклоняюсь назад, пытаюсь нащупать ленты корсета, но Джо уже принялась за дело. Она расслабляет их, и я наконец делаю глубокий вдох. Да, действительно, колено саднит. Пустяки, обычная царапина – и все-таки Джо суетливо обматывает мою ногу обрезками какой-то ткани и устраивает ее поудобнее, будто я получила смертельную рану.

– Это была катастрофа, да? – спрашиваю я.

– Да нет, пустяки, – торопливо отвечает подруга, но меня не обманешь. От стыда я закрываю лицо ободранными ладонями. Джо завязывает прочный узел на моей ноге и поглаживает меня по плечу. – Слушай, да они уже обо всем забыли!

Я раздвигаю пальцы и смотрю сквозь них на сцену. Там сейчас выступает Лола. Она кружит, прыгает, танцует, хотя танцовщица из нее неважная. А еще смеется над собой, и все ее подбадривают. После чересчур резкого пируэта ее пышная юбка слегка задирается – и когда уже кажется, что мадам Биссетт прогонит ее со сцены, Лола убегает за кулисы, к нам с Джозефиной. Она воет от смеха и тяжело дышит, а при виде меня украдкой подмигивает и спешит к раздевалкам. Вряд ли Джозефина заметила. Что это было? Неужели она решила мне помочь? Отвлечь публику, чтобы все забыли о моем падении? Нет. Не может быть.

Толпа ревет еще громче – нетрудно догадаться, кого она приветствует. Рашель сегодня в платье, сшитом Амели, и совсем не важно, что ей не нравятся оборки на бедрах, – она и с ними выглядит потрясающе. Она так похожа на дам из Цветочного двора – модниц, которые гуляют по городу со сверкающими парасолями[4], а все смотрят на них, прильнув к окнам, и мечтают стать такими же. Сама не знаю почему, но я поднимаюсь с ящика и иду к кулисам.

Вот только не для того, чтобы любоваться красавицей Рашель. Наверное, я единственная, кто сейчас на нее не смотрит. Я ищу взглядом Бо – его место пустует, а Дре и Жюльен еще в зале. Жюльен вскакивает и что-то кричит Рашель, сложив ладони рупором, а месье Травер пытается его усадить. А вот Бо нигде нет.

Наконец я перевожу взгляд на Рашель. Ее кожа мерцает, словно шампанское, а улыбка такая непринужденная – кажется, она знает, что пользуется всеобщим обожанием. До сегодняшнего утра она встречалась с главным любимчиком школы, но теперь, похоже, ничуть не переживает, что отношениям пришел конец. Да и с какой стати, если каждый в этом зале хочет быть с ней – или быть ею!

Интересно, каково это.

И вот мы уже в раздевалке. Я наконец сменила наряд с ненавистными косточками на свое чудесное удобное платье. Все столпились вокруг мадам Биссетт, будто стая голодных волков, – она раздает приглашения на бал Цветочного двора. Ну и хорошо – все так воодушевлены, что, кажется, и не думают о моем конфузе.

– Я взяла одно для тебя, – говорит Джозефина и протягивает приглашение – маленький свиток пергамента бледно-розового цвета.

Я осторожно его разворачиваю. Блестящая бумага по краям украшена рисунками цветов и позолоченных веточек.

БАЛ ПРИ ЦВЕТОЧНОМ ДВОРЕ«Вера в розы заставляет их цвести».

Цветочный двор приглашает Вас принять участие в нашем празднике. Бал состоится в пятницу, 30 мая, в 7 часов вечера по парижскому времени.

Новая обладательница титула «Цветок Бельгард» будет названа с первой звездой.

Я подношу пергамент к носу.

– Это что, духи́?

– Наверное, – отвечает Джозефина. – За кого будешь голосовать?

Пожимаю плечами:

– Ни за кого.

У нас принято выдвигать пять кандидаток, которые поборются за титул Цветка, но я никогда никого не предлагаю. Это бессмысленно. Каждый год выбирают исключительно обладательниц роскошных поместий и громких фамилий – и этот выбор всегда предсказуем. Это настоящее безумие. Весь сезон девочки ищут кавалера, который сопроводит их на бал. Но стоит им только переступить порог, начинается сущий ад. Бал – самое важное событие в году для юных французов, которые жаждут найти себе пару, поэтому, как только они на него попадают, зал охватывает настоящий хаос флирта!

И хотя в нашем районе нет других школ, а на титул Цветка могут претендовать только парижанки, на праздник съезжаются подростки со всей страны – и каждый надеется отыскать достойную партию.

Бал для того и придумали, чтобы студенты знакомились и создавали крепкие союзы. В первый год лучшую из лучших выбрала комиссия из представителей разных французских школ. Она-то и стала самой завидной невестой на балу. Ей даровали титул Цветка и подарили бутоньерку, которую она должна была прикрепить к пиджаку понравившегося юноши. Эти двое становились королем и королевой бала. Самой первой титула удостоилась Анна Гранд, прапрабабушка Бо Бельгарда. Свою бутоньерку она подарила Франсуа Бельгарду, за которого впоследствии и вышла замуж. Титул же получил название «Цветок Бельгард» в память об этом удачном союзе, а Франсуа, скопив внушительное состояние, купил цветочный магазинчик в подарок жене – это было одно из многих его вложений. Он назвал его «Цветы Бельгард», и теперь мне каждую неделю мозолят глаза кареты, полные роз и глициний, – они с грохотом спешат по улице Сент-Оноре, и на каждой можно разглядеть заветную фамилию.

Постепенно под руководством Анны возник Цветочный двор – элитарный дамский клуб, в который могут попасть лишь обладательницы титула «Цветок Бельгард». Двор заменил школьную комиссию и с тех пор взял проведение балов на себя. Самые знатные и богатые парижские красавицы мечтают вступить в этот клуб. Его участницы находят себе богатых мужей, купаются в бриллиантах, пользуются обожанием и закатывают званые вечера.

А в этом году номинировать кого-то тем более бесполезно. Внесите в списки хоть саму королеву – Двор все равно отдаст победу Рашель.

Немного подумав, я улыбаюсь Джозефине и говорю:

– Хотя, может, я просто пять раз проголосую за тебя.

– А я – за тебя. И Мию, конечно. Ты, случайно, не видела ее?

– Нет, Джо, мне было не до того. Я была занята разглядыванием пола, – невесело напоминаю я.

Подруга хмурится:

– Как думаешь, она пойдет со мной на бал?

– Хочешь, чтобы она тебя сопровождала? – уточняю я. – Она же Бельгард! У нее от парней отбоя не будет.

– Даже не знаю, – неуверенно качает головой Джо. – Я вот что подумала: может, я буду сопровождать ее, а она – меня? Глупая мысль, наверное.

О Мие я толком ничего не знаю. Она – Бельгард, и это настораживает, но Джозефину к ней тянет, и этого достаточно.

– Вовсе не глупая, – уверенно говорю я. – Нужно быть сумасшедшим, чтобы не захотеть пойти с тобой на бал.

– Спасибо, Эви, – благодарит она и широко улыбается. – Ты готова?

– Надо за обувью сходить. Скоро вернусь.

Я надеваю башмаки у вешалки. Лодыжка еще побаливает после падения. Прежде чем уйти, задерживаю взгляд на моем платье, висящем рядом с другими нарядами. Стоит признать: оно тут самое красивое, пусть раньше я его и недооценивала.

– Слушай, а это ты сама сшила? – Поворачиваю голову на голос и вижу Лолу. Она гладит тюлевую вставку на моем платье. Щечки у нее румяные, как яблочки, а глаза и косы – янтарные. На висках и смуглой груди мерцают остатки блестящей пудры.

Киваю:

– Ага.

Лола пробегает пальцами по одному из рукавов.

– На вышивку, наверное, ушла целая вечность!

Я тихо смеюсь.

– Вроде того.

– Моя бабуля любила шить. Почти все мои детские наряды она сама смастерила, – рассказывает Лола. – И меня пыталась научить, но это безнадежно.

– Это и правда сложно, – говорю я, думая о Джо. Сколько бы раз я ни показывала ей правильную технику, все бесполезно.

– У тебя, должно быть, талант от рождения! Такой красоте место во дворце! Вот бы и мне такое платье!

– Я могу тебе сшить, – выпалила я, не успев опомниться. Лола Сент-Мартин в моем платье – звучит очень даже неплохо! Мне даже заплатят. Наверное, немало! Вот бы шить для таких, как она. Прекрасное начало карьеры!

– Это было бы великолепно! – радостно восклицает Лола.

Рашель сдергивает с вешалки юбку и начинает переодеваться в школьное платье.

– Что было бы великолепно?

– Да так, она сказала, что может сшить мне похожее платье, – отвечает Лола, а потом снова обращается ко мне: – Тебя ведь Эви зовут, да?

Ну да, подумаешь, всю жизнь в одной школе проучились.

– Да, я Эви.

Рашель смеется.

– Можно подумать, у тебя гардероб не полон нарядов от-кутюр, – подмечает она, обращаясь к Лоле, и поворачивается ко мне. – Только без обид, само собой.

Само собой.

– Ну, думаю… – начинает Лола, но Рашель ее перебивает:

– Поможешь застегнуть?

– Конечно.

Когда она заканчивает, подружки уходят. Лола ни разу ко мне не обернулась. До чего наивно было думать, что она не такая, как остальные.

Паренек по имени Клифф, который управлял кулисами за сценой, подходит, когда Рашель с Лолой удаляются.

– Ох, это было жестоко, – говорит он и кривится. – Хочешь совет? Займись лучше булочками.

Я хмурюсь:

– Что?

– Ну, ты девчонка, которая вечно перепачкана мукой, – для них так будет всегда. Даже не думай обо всем этом, бесполезно. Булочницу они никогда не примут.

Даже не дав мне шанса ответить, Клифф уходит следом за Рашель с Лолой.

Они меня никогда не примут? Значит, я булочница? Так они меня называют? Забавно, что об этом мне рассказал именно Клифф – ведь он больше всех в школе хочет подняться по общественной лестнице, но терпит провал за провалом.

Выхожу во двор и ищу взглядом Джозефину. Про Клиффа я говорить не буду – она сразу побежит с ним разбираться. Не хватало еще, чтобы ее выгнали из школы накануне выпускного. Пытаюсь выкинуть из памяти этого рыжеволосого веснушчатого наглеца, но его слова по-прежнему звучат в ушах. Булочница. Вот, значит, кто я такая! Вот, значит, кем я обречена быть до конца! Неужели за семнадцать лет жизни, двенадцать из которых я провела с ними в одной школе, я ничуть не поднялась в их глазах?

Глава четвертая

БО

Весь Париж думает, что у меня есть все, о чем только можно мечтать. На самом деле я только что подписал бумагу, лишившую меня всего. Почти всего.

– Да ладно тебе, братец, – говорит Жюльен по пути из тусклой нотариальной конторы своего дяди. – Думаю, мы тебе разрешим поставить на стол именную табличку!

О, это его любимая шутка. Впрочем, не уверен, что он шутит. Жюльен считает, что он очень смешной. Наверняка он не догадывается (а может, и догадывается), что больше всего на свете я хочу врезать ему между глаз.

Всем, кто думает, что у меня нет никаких проблем, стоило бы спросить моего отца о наследстве. После нашего с Жюльеном выпускного брат получит почти все – деньги, землю, дома, – а мне перейдет только мамин коттедж, что стоит где-то на окраине Лондона. Дядя объясняет это тем, что Жюльен родился первым, – он и правда старше меня на два месяца и четыре дня. Но я знаю правду. Все дело в том, что я незаконнорожденный, сын любовницы. И мать Жюльена настояла, чтобы наследство распределили именно так, а отец не смог ей возразить.

Каждый год нам приходится подписывать бумаги, и каждый год мне напоминают о том, что отношение ко мне и к Жюльену всегда будет разным, как бы с этим ни спорил отец, – ведь я просто внебрачный сын и живу в парижском поместье лишь потому, что моя матушка заболела и умерла, когда мне было шесть.

Дре ждет нас на улице, щурясь от яркого солнца.

– Вы почему так долго? Девчонки давно ушли, я остался один!

– Да так, надо было уладить кое-какие семейные вопросы, – говорит Жюльен и обнимает меня за плечи. – Верно, брат?

Я киваю:

– Угу.

Жюльен пытается меня растормошить:

– Да расслабься же! Все в порядке. Дре, а куда пошли девочки?

– Точно не знаю, – отвечает он, приглаживая короткие курчавые волосы, а потом, стиснув зубы, кивает в дальний конец улицы. – Я особо и не следил, но, кажется, они зашли в какой-то магазинчик. Лола хотела примерить наряды к балу.

– Ну что, тогда пойдем их искать? – предлагает Жюльен.

– Ты что, хочешь весь день проторчать в магазине? – спрашиваю я. – Ну уж нет.

Как же это странно – вот ты встречаешься с девчонкой, а потом она бросает тебя, но все ждут, что ты так и продолжишь спокойно с ней общаться, ведь у вас одна компания.

– Говори за себя. А я того и гляди заманю в постель Дарси. Или Диану. А может, даже обеих, если сделать все грамотно, – хвастает Жюльен и решительно направляется в сторону магазинов.

Качаю головой. У него нет ни малейшего шанса.

Дре смеется, прикрывая рот рукой.

– Ну-ну, мечтать не вредно.

Жюльен провожает взглядом какую-то девчонку.

– Посмотрим. Так или иначе, а я их найду.

В будний день после обеда, когда занятия в школе уже заканчиваются, на улице Фобур-Сент-Оноре кого только нет! Магазины полны народа, на прилавках лежит теплый хлеб, у кафе играет квартет музыкантов, а если позвать Луи, кузена Дре, как это делаем мы, вам в чай могут даже подлить немного ликера.

– Почему бы нам просто не посидеть в кафе? – предлагаю я. – В конце концов, они все равно туда придут.

– Кажется, кто-то не хочет встречаться с Рашель, – насмешливо подмечает Дре. Они с Лолой души друг в друге не чают с десяти лет и всегда знали, что однажды будут вместе. Вот бы и мне такую уверенность хоть в чем-нибудь.

– Дело не в этом, – лгу я.

– Да забудь ты о ней уже, – говорит Жюльен и продолжает путь. Я иду следом – а что мне еще делать? Сидеть в кафе в одиночестве?

Жюльен прекрасно знает, что мне особо и не нужно «забывать» о Рашель. Он знает, почему я с ней сошелся, и злится на то, что она выбрала не его. Я все вижу по глазам – вижу, что он просто вне себя от счастья после нашего расставания. Однажды он и сам пытался за ней ухаживать. Вот почему у него нос кривоват.

– Вот же они! – восклицает Дре, когда впереди на тротуаре показываются сестры Честейн и Лора. У каждой в руках кипа увесистых свертков с покупками.

– А вот и наши красотки. – Жюльен расплывается в улыбке, приближаясь к близняшкам. – Скажите, какой костюм мне надеть на бал, чтобы эффектнее вас сопроводить? Изумрудный? Сливовый? Говорят, мне идет синий, но с таким личиком можно носить что угодно!

– Спроси Лео и Блеза, – язвит Лола, вскинув бровь. – Они костюмы уже приготовили.

Жюльен фыркает:

– Лео и Блеза? С какой это стати?

Я прочищаю горло. И почему до него всегда так долго доходит?

– Кажется, она имеет в виду, что кавалерами близняшек будут Лео и Блез.

Жюльен резко поднимает взгляд.

– Что? Эти недоумки? Вы шутите?