Эксперимент S

– Как мы будем общаться с вами? – спросила Шэрон. – Если возникнут какие-то вопросы.

– Внутренняя связь, – объяснил Уоллис. – В потолок встроено шесть микрофонов, а также система динамиков. Делать ничего не надо, мы услышим все, что вы скажете, через этот планшет. Если возникает вопрос, просто задаете его, и все. И последнее. Мобильный телефон кто-то из вас принес?

– Вы велели не приносить, – сказал Чед.

– И не принесли?

Он покачал головой.

– Оставил у приятеля.

Шэрон с виноватым видом вытащила телефон из кармана.

– Я подумала, может, вы шутите.

Уоллис протянул руку.

– К сожалению, контакты с внешним миром исключаются. Нельзя транслировать ход эксперимента в соцсетях…

– Да ни за что!

– Извините, Шэрон, но я ясно сказал…

– Знаю. Прекрасно. – Она передала ему телефон. – Не потеряйте.

– Он будет заперт у меня в кабинете, получите его, как только эксперимент закончится. Еще вопросы?

Австралийцы переглянулись и обменялись ободряющими улыбками, но было ясно – их гнетут сомнения.

– Что ж, – сказал Уоллис. – Тогда начинаем.

* * *

Себе доктор Уоллис поставил смены с двух дня до десяти вечера. Он попрощался с Пенни Пак и Гуру Рампалом, открыл ноутбук и закурил сигарету. На кампусе курить запрещено, но какая разница? Через месяц Толман-холл превратится в гору воспоминаний и мусора. Подумаешь, немного дыма.

Первый час в лаборатории сна австралийцы изучали все, что было в комнате. Уоллису пришло в голову, что они похожи на пару хомяков, которые обнюхивают новое жилище. Удовлетворив любопытство, они сели на диван и включили телевизор. Шэрон взяла было пульт, но Чед захотел посмотреть программу по ремонту жилья, и она согласилась. Во время рекламы она поднялась и сделала несколько упражнений на тренажерах. Потом подошла к смотровому окну и остановилась в нескольких шагах. С ее стороны окно было зеркальным, и она могла видеть только свое отражение, но никак не доктора Уоллиса.

Она убрала за ухо светлую прядь волос. В этом жесте читалась какая-то неуверенность, даже робость, хотя до этой минуты робостью она не отличалась. Глаза с густыми ресницами метнулись от одного края зеркала к другому, она словно искала в стекле место, где будет видна другая сторона. Глаза светло-голубые, с примесью весенней зелени, Уоллису пришла на ум тропическая лагуна. Она поджала губы, будто что-то хотела сказать. Но передумала, просто взмахнула рукой.

Уоллис нажал на сенсорной панели клавишу и сказал:

– Зеркальное стекло.

Шэрон взглянула на потолок, откуда из динамиков донесся его голос.

Чед тоже поднял голову, потом снова уставился в телевизор.

– Теперь я и правда чувствую себя подопытной, – сказала Шэрон.

Ее голос из колонок сенсорной панели звучал глуховато, но четко. Она постучала по зеркальному стеклу. Здесь не было рамы или другого крепления, и звук получился более резким, чем при стуке по обычному окну. Вряд ли ей это известно, подумал Уоллис. Просто постучала, чтобы постучать, не более.

– Двадцать один день, – добавила она. – Без сна. Ого.

– Без сна, – согласился доктор Уоллис.

– И что мы с Чедом будем делать?

– Может, прочтете книги, которые хотели, но не успели прочесть? – предложил он.

– Может.

– На полке стоит полное собрание сочинений Лавкрафта. Я принес из домашней библиотеки.

– Это который про ужасы писал?

– Ужасы, фэнтези, научная фантастика. Там всего тысяча шестьсот страниц, на какое-то время хватит.

Шэрон покачала головой.

– От пугалок я нервничаю. В детстве кошмары снились… да и сейчас бывает.

– Обычное дело, – успокоил ее Уоллис. – Каждого второго взрослого иногда мучают кошмары.

Она хитро улыбнулась.

– Точно. Я забыла, что вы доктор по сну. Мне вас так называть? Доктор? Или док?

– Можно просто Рой.

Она обдумала это предложение.

– Не-а, что-то не то. Мне нравится «док».

– Пусть будет док.

– Так что, док… почему нас мучают кошмары?

– Часто они возникают спонтанно, – сказал ей Уоллис, закуривая новую сигарету. – Но причины могут быть разные. Например, человек ест перед сном. Пища ускоряет обмен веществ, и мозг становится более активным. Иногда виноваты лекарства, особенно антидепрессанты и наркотические средства, химически действующие на мозг. – Он стряхнул пепел в пустой стаканчик из-под кофе. – Разумеется, есть и психологические факторы, когда человек взволнован, пребывает в депрессии. Сюда же надо отнести нарушения сна.

– Какие еще нарушения сна? – спросила она.

– Самые распространенные – бессонница и апноэ. Кому-то мешает спать синдром беспокойных ног…

Шэрон издала легкий смешок.

– Кто-то сучит ножками, как собака, которая ищет пожарный гидрант.

Уоллис улыбнулся.

– Человек ворочается и ничего не может с этим поделать, заснуть крепким и глубоким сном трудно, а то и невозможно.

– Вот я уже забеспокоилась.

– Вы сейчас в новой и непривычной среде. Попробуйте расслабиться. Скоро будете себя чувствовать здесь как дома. Люди очень быстро приспосабливаются.

– Потому что у нас большой мозг?

– Социальный мозг, – поправил Уоллис. – Мы запрограммированы на то, чтобы созидать, делиться знаниями, передавать их другим. Поэтому мы легко приспосабливаемся к новым обстоятельствам, чем и отличаемся от наших далеких предков, а наши далекие предки – от приматов. Кажется, мы отклонились от темы. – Он раздавил сигарету, сказав себе, что на следующую смену нужно принести пепельницу. И, выбросив окурок в кофейный стаканчик, где уже покоились три, заключил: – Кошмары, Шэрон, – это совершенно нормальная часть сна, они выпускают сдерживаемое волнение. Я бы о них сильно переживать не стал. Для психического здоровья они полезны. Чед, как дела?

Чед поднял в воздух большой палец, не отрывая глаз от телеэкрана.

– Все клево, дружище.

– Спасибо за беседу, док. – Шэрон снова откинула за ухо непокорную светлую прядь. – Мне уже не так одиноко. Наверное, следующие три недели нам с вами будет о чем поговорить… если не возражаете.

– Ни в коем случае.

– Жаль только, что я вас не вижу. Разговаривать со своим отражением в зеркале как-то палевно.

Уоллис задумался над подходящим ответом, но Шэрон уже отошла к книжной полке и начала разглядывать сотню с лишним книг, взятых из местной библиотеки.

Он еще немного понаблюдал за ней, потом встал, потянулся и не торопясь пошел по коридору в туалет, рядом с отключенным лифтом. Кабинки и сантехнику уже демонтировали, оставив по его просьбе только один унитаз, писсуар и раковину. Он воспользовался писсуаром, помыл руки, опять же заметив себе, что в следующую смену надо принести туалетную бумагу, мыло и полотенца для рук, – и вернулся к наблюдательному пункту.

Шэрон присоединилась к Чеду, оба смотрели телевизор.

Шесть часов пролетели незаметно. Уоллис исписал три страницы и перечитывал свои заметки, когда раздался стук в дверь.

Через секунду в комнату вошел Гуру Рампал, в той же футболке и шортах цвета хаки, что были на нем раньше. Но без темных очков.

– Добрый вечер, профессор, – сказал он, снял с плеча рюкзак и поставил на пол рядом со столом.

Уоллис уловил запах фастфуда.

– Прихватили перекус на ночь глядя, Гуру? – спросил он.

– А вдруг проголодаюсь? – Он поглядел через окошко на лабораторию сна. – Что-нибудь интересное было?

Уоллис покачал головой.

– Пока их тела не вышли из привычного циркадного ритма. Отклонения от обычного поведения проявятся не раньше чем после первой бессонной ночи. – Он поднялся. – Садись. А то стоишь надо мной, заставляешь нервничать.

– Спасибо, профессор. – Гуру сел в кресло. – Будут какие-то конкретные указания, пока вы не ушли?

– Нет, все просто. Следите за поведением наших подопытных антиподов, записывайте их поведение. Хотите получить представление о том, что нужно фиксировать, – прочитайте на ноутбуке мои заметки. Что еще… – Уоллис пожал плечами. – Постарайтесь не заснуть.

– Об этом не беспокойтесь, профессор. Я сова. Кстати, если они захотят со мной перекинуться парой слов?

– Пожалуйста.

– Это нормально?

– Почему нет?

– Не знаю. Я подумал… Никогда не участвовал в опытах на людях.

Уоллис показал на сенсорную панель.

– Тут есть клавиша «говорить». Хочешь, чтобы они тебя услышали, – нажимаешь ее. Еще есть клавиша «слушать», если хочешь их слушать. Вот и все.

Гуру кивнул, постучал пальцами по столу.

Уоллис нахмурился.

– Что у вас на уме, Гуру?

– Как думаете, мне стоит постричься наголо?

Уоллис моргнул, таким неожиданным оказался вопрос. Он посмотрел на вздыбленную шевелюру Гуру.

– Мне ваша прическа нравится, – сказал он.

– Спереди-то хорошо смотрится. Я скопировал прическу нашей знаменитой индийской поп-звезды. Но есть проблема. – Гуру наклонился и показал на лысеющее темя. – Видите?

– Многие мужчины лысеют.

Гуру откинулся на спинку кресла.

– Но мне всего двадцать два! Будь у меня жена, тогда не страшно. Но лысому найти жену гораздо сложнее.

Уоллис улыбнулся.

– Найдете, никуда не денетесь.

– Спасибо, профессор. Но на вопрос вы не ответили. Стоит постричься налысо? В интернете все советуют именно это.

– Могу только повторить: ваша прическа мне нравится. Это ваш стиль. Но если редеющие волосы на макушке смущают – обрейтесь наголо, почему нет? Если что, снова вырастут.

Гуру вздохнул.

– Проблема в том, что я не уверен, хорошо ли буду смотреться с бритой головой. Я же не такой красивый, как вы. Черты лица так себе.

– Может, для равновесия отрастить что-то на лице?

– Тут еще одна проблема! Не растет! Уже пробовал! Какие-то кустики, здесь и здесь. – Он прикоснулся к нижней губе и подбородку. – А если волос на голове вообще не будет, боюсь, стану похож на коричневого инопланетянина.

– Коричневый инопланетянин – мечта женщин.

Гуру опустил плечи.

– Никакой от вас помощи, профессор. Вам легко – отличная прическа, модная бородка под пару. Вам мои мучения не понять.

Теперь вздохнул уже Уоллис.

– Извините, приятель, что не принял вас всерьез. Что посоветовать? Сходите к хорошему парикмахеру. Не дешевому. К хорошему. Если хотите, могу порекомендовать своего. Его зовут Андре. Он подскажет, чем пользоваться, чтобы придать волосам объем, и как лучше подстричься, с учетом ваших проблем.

Гуру просиял.

– Правда?

– У него салон на Юнион-сквер. Мимо не пройдете.

– Спасибо, профессор. Завтра с утра пойду к нему, первым делом.

– Возможно, надо записаться…

– Да, точно. Тогда с утра ему позвоню.

– Вот, уже какое-то решение. Доброй ночи, Гуру. И помните, возникнут какие-то проблемы, вопросы – не связанные с прической, – сразу звоните мне.

* * *

Сидя в черном кожаном вращающемся кресле, Гуру Рампал оглядел комнату для наблюдений – порадовать глаз было особенно нечем. Перед ним стол с сенсорной панелью и ноутбуком. На металлической тележке компьютер и оборудование для электроэнцефалографии. И пятисотлитровый баллон, из которого в лабораторию сна поступает стимулирующий газ.

Полный любопытства, Гуру поднялся и подошел к баллону. Коснулся поверхности из нержавеющей стали. По руке пробежал легкий холодок. Он внимательно осмотрел всевозможные клапаны и датчики давления, но трогать ничего не осмелился. Гуру знал, что амфетамины и другие психостимулирующие препараты вводятся в организм в виде таблеток, внутривенно, в виде порошка через нос или с дымом, но никогда не слышал о веществах, которые можно испарить и вдыхать так же легко, как кислород. С другой стороны, если так можно делать наркоз веселящим газом или ксеноном, наверное, это всего лишь вопрос времени и кто-нибудь додумается, как таким же путем вводить в организм стимулирующие вещества.

Не кто-нибудь, подумал Гуру. А сам доктор Уоллис.

Мой профессор.

Гуру пришел в полный восторг, когда доктор Уоллис привлек его к своему смелому эксперименту. Этого человека он просто боготворил. За годы учебы он не пропустил ни одного курса Уоллиса и собирался посещать их и впредь, в магистратуре и в аспирантуре.

Называя вещи своими именами, Гуру был интеллектуалом. Во-первых, хорошая генетика, во-вторых, трудолюбие. Если верить маме, уже к первому своему дню рождения он умел ходить и говорить. В два с половиной года умел считать до ста. В пять с первой попытки собрал кубик Рубика, который нашел в школьной библиотеке. В шестом классе выиграл школьный конкурс по правописанию, и это достижение повторял вплоть до окончания школы.

Учеба давалась ему легко, но этот дар он не рассматривал как нечто, само собой разумеющееся. Гуру всегда стремился поднажать, в чем-то опередить одноклассников, потому что знал: это единственный способ выбраться из трущоб, где он родился, и обеспечить лучшую жизнь себе, матери и братьям.

Его приняли в Калифорнийский университет Беркли – в немалой степени благодаря хвалебной рекомендации от начальника отдела школьного образования в его родном городе Дхарамсала, – и мама посоветовала ему заняться информационными технологиями. «Из индусов выходят очень хорошие программисты, Гуру, – сказала она ему. – Это очень хорошая работа, и платят за нее очень достойно. Зачем тебе психология? Среди индусов хороших психологов нет».

Гуру, разумеется, не был согласен с тем, что среди индусов нет хороших психологов, и ответ на вопрос, почему он выбрал именно эту стезю, звучал довольно просто: это то, чем он хотел заниматься.

Его отец страдал от болезни Альцгеймера, один из старших братьев родился аутистом, и в юношеские годы Гуру пришлось ходить с ними по больницам и быть им сиделкой. Он глубоко заинтересовался их заболеваниями, постоянно донимал врачей и сестер вопросами о психическом здоровье, вырезал статьи из доступных газет и журналов. Со временем он стал настоящим специалистом, и когда его отец скончался от связанных с Альцгеймером осложнений, решил посвятить жизнь изучению человеческой души.

Гуру был готов отправиться в это путешествие как можно быстрее, но путь к цели предстоял долгий. Еще два года уйдет на получение степени магистра, а потом еще четыре на то, чтобы стать дипломированным психологом и получить аккредитацию Ассоциации американских психологов. Кроме этого, придется провести еще год или два в университете, стажируясь и приобретая практические навыки. И только тогда, через семь или восемь лет, он получит лицензию на работу клиническим психологом.

Поначалу Гуру мечтал открыть практику в Калифорнии. Но сейчас подумывал об Индии, где сможет что-то менять в системе здравоохранения на низовом уровне. В юношеские годы он видел своими глазами, что здравоохранение в Индии просто удручает. Больницам и поликлиникам на местах не хватает персонала и средств. Медицина нацелена на лечение, а не на профилактику. Во многих деревнях и поселках про терапию и консультации слыхом не слыхивали. Конечно, его голос будет лишь одним в стране с населением в миллиард триста миллионов человек, но с чего-то надо начинать…

– Вы там, док?

Вздрогнув от незнакомого голоса, Гуру поспешил к панели.

– Да, привет. Это Гуру.

– Элвис! – Чед стоял прямо перед зеркальным стеклом и ухмылялся.

– Ага, он самый.

Он еще не привык общаться через интерком.

– Ты в своих окулярах? Я в этом зеркале тебя не вижу.

– Ты про очки?

– Да, дружище.

– Нет, солнечные очки я вечером не ношу.

– Я по ночам ношу очки от солнца, – пропел Чед. – Чтоб видеть, чтоб мог я видеть…

Гуру узнал песню и понял, что Чед над ним посмеивается. Он ничего не ответил.

Перестав петь, Чед спросил:

– Дружище, ты откуда? Из Индии, да?

– Да, верно. Из города Дхарамсала, штат Химачал-Прадеш. Тебе может быть интересно, что там живет далай-лама.

– Неслабо. Ты его когда-нибудь видел?

– Когда в школе учился, было дело. Наш класс повезли в храм Цуглахан, послушать его проповедь.

– Он какие-нибудь волшебные штуки делал?

– Волшебные? – Гуру нахмурился. – Нет. Далай-лама – обычный буддийский монах. Волшебной силы у него нет.

– А я думал, он исцеляет людей, и всякая такая хрень.

– Нет, он даже себя исцелить не мог, когда заболел, и пришлось удалить желчный пузырь.

– Ясно, дружище, понял тебя. Слушай, есть вопрос.

– Про далай-ламу?

– Не-а. Про еду. Рецепты хорошие знаешь?

– Я… нет. – Гуру покачал головой, хотя видеть его австралиец не мог. – Повар из меня так себе.

– Ладно тебе, приятель. Какие-то наверняка знаешь! А то у нас тут жрачки полно, а ни Шэз, ни я ни хрена в кулинарии не разбираемся.

– Я клевый завтрак могу сварганить! – заявила Шэрон, подняв голову от книги, которую читала на кровати.

– Яичница с беконом – тоже мне, крутая повариха, – заметил Чед.

– Могу и кое-что покруче! – возмутилась она.

– Короче, Элвис, – сказал Чед Гуру, – гони рецепт. Что-нибудь изысканное, не то я в этой коробке помру от скуки.

– Если я что дома и готовил, так это карри. Этот рецепт дать могу. Мама научила.

– Карри, шикарно! Типа виндалу, цыпленка в масле, что-то такое?

– Зависит от того, какого хочешь цыпленка – острого или сладкого.

– Острого, дружище! Чем пикантнее, тем лучше.

– Перец чили у вас там есть?

– Да тут целый супермаркет, дружище. Сейчас проверю. – Он подошел к холодильнику. – Ага, битком набит!

– Пряности, наверное, в кладовке…

* * *

Доктор Рой Уоллис жил в Сан-Франциско, в старинном здании с часовой башней в районе Саут-оф-Маркет, если проще – Сома. Построенное в 1907 году, кирпично-деревянное строение занимало два городских квартала на Второй и Брайант-стрит. Когда-то в нем располагалась типография «Шмидт литограф», крупнейшая на Западном побережье. В 1992 году дальновидные инвесторы реконструировали здание, превратив огромное пространство в сотню модных лофтов с высокими потолками, бетонными колоннами, и фабричными окнами.

Уоллис припарковал свой миниатюрный спортивный кабриолет на оплаченном месте в тылу здания и, отказавшись от лифта, чтобы сжечь немного калорий, поднялся по шести лестничным пролетам в свой пентхаус.

Дом, милый дом, подумал он, переступая порог помещения площадью три тысячи квадратных футов. От индустриального прошлого зданию достались кирпичные стены и высоченные потолки с открытыми стальными балками, а масштабный ремонт, проведенный доктором Уоллисом, – окна от пола до потолка, световые люки в крыше, пол из полированного серого камня, черно-серая цветовая гамма – перенес эстетику квартиры в двадцать первый век.

Уоллис никогда бы не смог позволить себе такую роскошь на зарплату преподавателя. Но его богатые родители, погибшие двадцать лет назад в путешествии на яхте, оставили ему около двадцати миллионов долларов. Он тогда жил в скромной квартире-студии в Сома, в то время городе-призраке – лишь пустые склады с прокопченными трубами, несколько ресторанов и ни одного продуктового магазина. Когда он услышал, что в соседнем здании «Часовая башня» выставлен на продажу пентхаус, он из любопытства пошел посмотреть и сразу же влюбился. Просторное, полное воздуха, так еще и с индивидуальным доступом к трехэтажной часовой башне. Уоллис согласился на запрошенную агентом цену и через месяц переехал. С тех пор он называл пентхаус домом и ни о каком другом жилье в городе даже не помышлял.

Доктор Уоллис повесил пиджак на крючок на стене, небрежно бросил ключи в хрустальное блюдо на столике рядом с дверью, потом подошел к бару и сделал себе коктейль: темный ром, имбирный лимонад, лед и ломтик лайма. С бокалом он вышел на террасу площадью двенадцать сотен квадратных футов и глубоко вдохнул, наслаждаясь сумеречным воздухом. Вдали сверкал огнями центр города, а мост Бэй-Бридж волшебно парил над окутанным туманом заливом Сан-Франциско, словно ожерелье из драгоценных камней.

Он собрался закурить, но тут зазвонил телефон.

Уоллис достал его из кармана, взглянул на экран, ответил.

– Ты караулишь меня внизу? – спросил он. – Я только вошел, а ты уже тут как тут.

– Ты стоишь на своей крыше с «Темной бурей» и любуешься вечерним видом, – сказал женский голос.

– Откуда ты знаешь?

– Наблюдаю за тобой.

Уоллис невольно глянул вниз, на окна зданий.

– Неужели я такой предсказуемый? – спросил он.

– Как дедушкины часы.

– Это намек на мой возраст?

Бренди Кларксон рассмеялась.

– Для своих сорока с маленьким хвостиком ты выглядишь отлично, Рой. Так что не парься.

– И не думаю париться.

– В день рождения ты только об этом и говорил.

День рождения был месяц назад. Бренди оказалась в Сан-Франциско и пригласила его в китайский ресторан в Чайна-тауне; видимо, там он ей и поплакался, что стареет.

– Ты в городе? – спросил он.

– Завтра с утра конференция.

Он взглянул на часы: половина одиннадцатого.

– Можем встретиться «У динозаврика», минут через двадцать.

– Нет, джаз мне сейчас ни к чему. Может быть, тихий вечер вдвоем?

Он был к этому готов.

– Хочешь приехать? Где ты остановилась?

– В «Фермонте». Возьму такси и буду у тебя через пятнадцать минут.

Уоллис прервал звонок, допил коктейль, принял горячий душ. Они с Бренди начали встречаться семь лет назад, когда ему было тридцать четыре, а ей – двадцать один, она была студенткой на одном из его старших курсов. После трех лет пылких свиданий отношения переросли в серьезные. Для него – чересчур серьезные, и он решил их прервать, к большому неудовольствию Бренди. Она переехала южнее, в Менло-Парк, устроилась работать аналитиком поведенческих данных в солидную компанию. Два года они не встречались, потом наткнулись друг на друга в видовом баре на тридцать девятом этаже гостиницы «Мариотт», куда частенько захаживали в бытность парочкой. Они выпили, вспомнили прошлое, и дело кончилось постелью. С тех пор они стали проводить время вдвоем всякий раз, когда она появлялась в городе, примерно раз в месяц. В двадцать восемь Бренди – независимая, уверенная в себе, изысканная – нравилась Уоллису еще больше, и он получал удовольствие от этих нечастых встреч.

Но ему, между прочим, уже сорок один. Сколько можно вести холостяцкий образ жизни? Он все чаще думал о подходящей подруге, с которой готов был бы проводить каждую ночь и строить совместное будущее.

Он вытерся полотенцем, побрился, оделся в черное, сделал себе еще один коктейль, и тут в дверь постучала Бренди. Дверь он специально оставил незапертой и крикнул:

– Входи!

– Привет, мой хороший! – пропела Бренди, входя в квартиру с лучезарной улыбкой. В одной руке бутылка шампанского, в другой – черная сумочка. Задом она прикрыла за собой дверь.

– Шикарно выглядишь! – сделал комплимент Уоллис.

– Спасибо!

Она прошла через гостиную, цокая каблуками по каменному полу, на плечах подрагивают завитки светлых волос, голубые глаза сияют. Яркая губная помада под цвет платья, которое облегает бюст и бедра и гордо выставляет напоказ длинные загорелые ноги.

Она запечатлела на его губах поцелуй.

– М-м-м, – промурлыкала она. – От тебя приятно пахнет. Люблю этот бальзам после бритья.

– От тебя тоже приятно пахнет, – сказал он. – Это не я купил тебе эти духи?

– Ты, конечно. Скучал?

– Я всегда по тебе скучаю.

Она надула губки.

– А вот и нет. Иначе ты бы меня не продинамил. Держи.

Она протянула ему шампанское.

– Какой у нас повод? – спросил он, разглядывая этикетку.

– Он еще спрашивает! – Она игриво толкнула его в грудь. – Первый день твоего великого тайного эксперимента, о котором ты ничего мне не сказал!

– Вроде на дне рождения я обмолвился…

– Именно что обмолвился, мистер Молчун. А я тебя слушаю – хочешь, верь, хочешь, нет. Для меня эти так называемые отношения не просто секс.

Уоллис провел Бренди на кухню. Наполнил шампанским два бокала, разложил на гранитной поверхности красный виноград, крекеры и козий сыр.

– За эксперимент S, – он поднял бокал.

Бренди чокнулась с ним.

– Надеюсь, ни тебя, ни меня не сморит раньше времени.

– Ни в коем случае. – Он сделал глоток. Пузырящаяся жидкость отдавала фруктовым ароматом и свежестью.

– Ну, рассказывай, – сказала она. – Прячешь под матрасом горошину, чтобы найти свою идеальную принцессу?

– Я изучаю последствия недосыпа, – просто объявил он.

Она внимательно посмотрела на него.

– И все? Больше ничего не хочешь рассказать?

– Да ничего особенного…

– Перестань, Рой! На дне рождения из тебя тоже ничего нельзя было вытянуть! В чем великая тайна?

– Никакой великой тайны нет. Я наблюдаю за поведением двух участников эксперимента, которым не позволено спать. – Он пожал плечами. – С помощью специального газа…

– Вот это уже ягодки! Что за газ?

– Заменитель амфетамина, из класса амфетаминовых.

– Разве амфетамин можно вдыхать?