
Полная версия:
Эксперимент S
Доктор Уоллис был уверен, что эти двое прекрасно справятся с задачей, не сомневался он в этом и сейчас. Но проблема с Пенни Пак заключалась в том, что она явно с ним кокетничала. За последние два года она несколько раз заходила к нему в кабинет в рабочее время, всегда демонстрируя прекрасное, отчасти ядовитое чувство юмора, порой даже поддразнивая доктора Уоллиса, но его это никак не заботило. Однако три недели назад кое-что изменилось. Выбрав Пенни и Гуру ассистентами, он пригласил их в пивную через дорогу от корпуса психологии – угостить пиццей и пивом. Гуру, как выяснилось, не ест пиццу и не пьет алкоголь, и заявил, что ему вполне хватит стакана кока-колы. Пенни, со своей стороны, почти целиком выдула кувшин довольно крепкого пива, заказанного Уоллисом.
Есть два типа любителей выпить. Одни прекрасно держатся, и трудно определить, пьяны они или нет. У других сразу видно, что они под мухой. Пенни определенно относилась ко второй категории. Поначалу ее комплименты были просто лестными: «Вы единственный среди профессоров, который умеет хорошо одеваться!» и «Знаю, звучит странно, но вы же наверняка занимаетесь фитнесом? Занимаетесь?». Но затем последовали намеки более тонкого свойства. В конце концов Уоллис отлучился под предлогом того, что ему нужно в туалет, а вернувшись, сел по другую сторону стола от Пенни. Пассы Пенни не ускользнули от внимания Гуру, и следующие двадцать минут он сидел глупо улыбаясь. Наконец Уоллис, не обращая внимания на призывы Пенни заказать еще один кувшин пива, попросил принести счет.
С тех пор Уоллис несколько раз общался с Пенни по телефону и по электронной почте по поводу эксперимента, но лично они виделись только в последний день занятий, когда после его лекции она осталась в аудитории.
Тогда она казалась прежней Пенни Пак, как и сейчас, но Уоллис уже видел, что скрывается под этой маской, и знал: она к нему неравнодушна. Поэтому на душе у него было как-то неспокойно.
Уоллис ничего не имел против романов между преподавателями и студентами, при условии что последние достигли совершеннолетия. Несмотря на неодобрение некоторых представителей академических кругов, такие отношения в большинстве университетов не считались чем-то незаконным и не запрещались. Собственно говоря, Уоллис и сейчас периодически встречался с одной своей бывшей студенткой.
Нет, ухаживания Пенни беспокоили его по другой причине: вдруг это отрицательно повлияет на эксперимент? Эксперимент S – так Уоллис решил его назвать. Ведь следующие три недели они с девушкой будут работать бок о бок, и важно, чтобы ее внимание было сосредоточено на эксперименте, а не на нем.
Посмотрим, как пойдет дело, решил Уоллис. В конце концов, что такого случилось в пивной? Да, она перебрала, слегка повеселилась. Но не более того.
* * *Сказать, что Пенни Пак была неравнодушна к доктору Уоллису, значило не сказать ничего. Она была влюблена в него по уши. Разве можно ее за это винить? Он сексуален, в форме, следит за модой. Мало того, он ее профессор, что делало ее увлечение еще более пикантным.
Если бы ее спросили, Пенни, вероятно, сказала бы: это любовь с первого взгляда. На занятиях она часто садилась в первый ряд, чтобы не отвлекала возня качков, обкуренных и «крутых девчонок». Там она и сидела в первый день занятий по психологии у доктора Уоллиса. Все пятьдесят минут не сводила с него глаз, всякий раз одаривая его приятной улыбкой, когда их взгляды ненадолго встречались.
Позже, на той же неделе, она зашла к нему в кабинет с вопросом насчет домашнего задания. Пенни помнила, как нервничала, оставшись с ним наедине, что ей, экстравертной и к тому же хорошенькой, было совсем не свойственно. С ранних лет она знала, что может легко завязать отношения с любым мальчиком из своего класса – достаточно его выделить и проявить каплю интереса. К шестнадцати годам у нее было, наверное, около двух десятков парней, большинство из которых через пару недель ей надоедали. Ни к одному из них она попросту не испытывала влечения.
А вот мужчины постарше ее привлекали.
О причинах своего фетиша она узнала годом раньше, по иронии судьбы как раз от доктора Уоллиса. В своем курсе по психологии развития он объяснил: когда финансовый и социальный статус уже не имеет значения, интерес молодой женщины к зрелому мужчине часто объясняется ее отношениями с отцом в период полового созревания. По мнению доктора Уоллиса, если отец не может справиться с растущей сексуальностью дочери, потому что чувствует себя неловко и неуютно, то начинает ее избегать, а когда это невозможно, высмеивает ее за макияж или распутные наряды. Не имея возможности завоевать его благосклонное внимание на этом важном этапе взросления, она вынуждена искать это внимание в другом месте.
Действительно, этот сценарий как нельзя лучше описывал непростые отношения Пенни Пак с ее отцом. К тому же в ее случае в подростковые годы единственными взрослыми помимо родителей, которых она хорошо знала, были учителя – отсюда и объяснение того, что произошло в выпускном классе.
Однажды вечером после уроков Пенни задержалась в библиотеке, чтобы подготовиться к предстоящему зачету. По дороге к выходу, проходя мимо кабинета биологии, она увидела своего учителя, мистера Чо, который сидел за столом и что-то писал. Уже почти год он снился ей в эротических снах, а за неделю до этого она познакомилась на школьном празднике с его женой и сразу ей позавидовала. Старая мымра, явно старше мистера Чо, но вся из себя такая подтянутая, с идеально уложенными волосами, выкрашенными в каштановый цвет, большими кукольными глазами (может, двойная пластика век?), туфлями на двухдюймовых каблуках и новехонькой сумочкой «Луи Виттон». Идеальная маленькая домохозяйка, у которой только и дел, что ходить по магазинам, наводить порядок в доме и готовить мужу еду.
После той встречи Пенни не раз посещали фантазии: вот бы украсть мистера Чо у этой женщины! И в тот вечер, собираясь выйти из школы, она спонтанно и безрассудно вошла в его класс, якобы спросить о предстоящем экзамене, а сама при этом выставляла напоказ свою сексуальность, к восемнадцати годам ставшую для нее второй натурой. Скрестив ноги, она увидела, что мистер Чо пожирает глазами открывшиеся под короткой клетчатой юбкой бедра, и отважилась сказать, как бы между делом: «Часам к семи я буду в Итэвоне. Там есть клевый маленький бар, “Железнодорожный клуб”. Если будете поблизости, может, пересечемся и выпьем вместе?»
Пенни, конечно, знала, что поблизости мистер Чо просто так не окажется. Школа находилась в районе Юннань, в восточном пригороде Сеула. Скорее всего, где-то здесь он и живет. А Итэвон, напротив, в самом центре города, где любят тусоваться туристы и иностранные рабочие. Поэтому она и выбрала этот бар: там вполне можно встретиться, не боясь столкнуться с кем-то из знакомых.
Мистер Чо замолчал, обдумывая ее предложение, и Пенни уже собиралась выпалить, что просто пошутила, но тут он сказал:
– Рановато тебе пить, Пенни.
– Мне почти девятнадцать. – Она пожала плечами и улыбнулась. – Меня в том баре знают. И всегда обслуживают.
Отчасти так оно и было. Однажды она туда зашла после концерта где-то по соседству, заказала себе выпить, и никаких проблем не возникло.
– Семь часов, говоришь? – спросил мистер Чо.
Пенни кивнула, все еще улыбаясь.
– Ты будешь с подругами?
– Нет, одна.
– Может быть, я и зайду.
Пенни приехала в «Железнодорожный клуб» на пятнадцать минут позже и увидела, что мистер Чо сидит в кабинке с почти пустым бокалом пива. Она села за столик, они заказали закуски и еще две кружки пива. Пенни не была опытной выпивохой, мистер Чо этим воспользовался и здорово ее подпоил, чему она была только рада.
Примерно через час она перебралась на его сторону стола, и они оказались прижаты друг к другу. Через брюки она стала гладить его промежность, а он запустил руку ей под юбку. Она попыталась его поцеловать, и он предложил пойти в другое место. Оплатив счет, он отвез ее в вульгарный отель для свиданий. Единственный свободный номер назывался «Лапша» – полуторная кровать действительно находилась внутри гигантской копии пенопластовой упаковки лапши быстрого приготовления.
До этого у Пенни было не меньше дюжины парней, с которыми она обжималась и целовалась, но до полового акта ни разу не доходило. Она не сказала об этом мистеру Чо – а тот и не спрашивал – и получила от секса огромное удовольствие. Когда он ушел, сказав, что идти к метро надо порознь, она осталась в номере, залезла в ванну на двоих и побаловалась с секс-игрушками, что лежали на полке над панелью телевизора.
С мистером Чо они встречались еще шесть раз, а потом учебный год закончился, и Пенни переехала в Калифорнию, в Беркли, – учиться в Калифорнийском университете.
Да, у нее был опыт общения со взрослым мужчиной, но Пенни не смогла набраться смелости и завязать флирт с доктором Уоллисом в день, когда впервые вошла в его кабинет осенью две тысячи пятнадцатого. Она всего месяц назад перебралась в США, где все было новым и слегка пугающим, и чувствовала себя далеко не столь уверенно, как в Южной Корее. К тому же доктор Уоллис не какой-то школьный учитель, а профессор одного из самых престижных университетов страны. Видный мужчина, щеголеватый, уверенный в себе, – куда до него мистеру Чо! Такой видный мужчина – наверняка от женщин отбоя нет.
Впрочем, Пенни не сдавалась и регулярно навещала его в приемные часы все три года, каждый раз говоря себе, что сегодня пригласит его на свидание, но духу так и не хватило. Он был очень популярен, то у него сидели коллеги, то у дверей толпились студенты… пару раз она заставала его одного, но подходящий момент так и не представился.
И вот в прошлом месяце на своих занятиях по сну и сновидениям доктор Уоллис объявил, что в летние каникулы будет проводить на кампусе эксперимент и ему нужны два ассистента. Пенни сразу же вызвалась и, к ее полному восторгу, была выбрана. Она могла дословно пересказать телефонный разговор с доктором Уоллисом, завершившийся словами: «Если тебе это интересно, Пенни, с удовольствием возьму тебя в команду».
На следующий день доктор Уоллис пригласил Пенни и ботаника-индуса Гуру Рампала на пиццу и пиво, чтобы познакомиться поближе. Пенни, общаясь с профессором, изо всех сил старалась держаться профессионально, хотя ее либидо пылало. Она понимала, что сейчас не время и не место, чтобы к нему подкатываться, однако после нескольких бокалов пива забыла о сдержанности, стала флиртовать – без особого успеха. В общем, позволила себе лишнее, а доктор Уоллис не проявил интереса к ее пассам. На следующее утро она проснулась с мыслью: сейчас он позвонит и скажет, что нашел ей замену. Но Уоллис не позвонил.
И вот я здесь, думала она. Мы вдвоем, вместе идем в Толман-холл.
Повторять ошибку Пенни не собиралась. Никаких наездов, бросаться ему на шею она не будет. Пусть отношения с доктором Уоллисом развиваются органично, у нее есть три недели, чтобы его завоевать.
Пенни не сомневалась – она его завоюет.
* * *Кампус Калифорнийского университета в Беркли, основанного почти сто пятьдесят лет назад, представлял собой мозаику классических и современных зданий, выстроившихся вдоль симметричных проспектов и извилистых дорожек.
Толман-холл, можно сказать, был в этом выводке гадким утенком.
Его построили в середине двадцатого века, в период расцвета брутализма – открытый бетон и резкие геометрические формы на протяжении десятилетий вызывали как похвалу, так и критику. Кафедра психологии занимала это здание с 1963 года, но в этом году переехала в западную часть Беркли. Толман-холл признали сейсмически небезопасным, наметили под снос и закрыли.
Таким образом, он идеально подходил для проведения эксперимента S.
– Вот и пришли, – сказал доктор Уоллис, глядя на обреченное здание.
– Знаете, – сообщила Пенни, – когда объявили, что его собираются сносить, фотки стали вирусными в интернете.
– Вилусными? – поддразнил он.
– Вирусными. Извините, профессор, мне еще надо поработать над произношением.
Уоллис кивнул.
– Неудивительно. Это здание или любят, или ненавидят. Лично у меня смешанные чувства. Оно пятьдесят лет служило нам верой и правдой. Но характер нашей работы здорово поменялся, и Толман-холл уже отстал от жизни, верно?
– От него веет жутью. Особенно сейчас, когда нет ни дверей, ни окон. Будто монстр, хочет нас сожрать.
– У вас фантазия бьет ключом, Пенни. А вот и Гуру.
* * *Гуру Рампал прислонился к ближайшему дереву, скрестив ноги, и тыкал большим пальцем в телефон. Редеющие черные волосы, которые он зачесывал наверх, по моде середины прошлого века (возможно, чтобы скрыть лысину на макушке), темные, полусонные глаза (скрытые очками от солнца), кожа цвета кофе с молоком. Стройный, хотя и с легким животиком, который его футболка в обтяжку с персонажем из мультика только подчеркивала. Бежевые шорты аккуратно отглажены, белые кроссовки сверкают чистотой.
Он родился в деревушке недалеко от Дели и, как и Пенни Пак, приехал в Америку пару лет назад. Еще один счастливчик среди иностранных студентов, получивший полную академическую стипендию. Но, в отличие от Пенни, от западного образа жизни он оставался далек. Впрочем, если ему и не хватало социальных навыков, он с лихвой восполнял этот недостаток учебой. Гуру был одним из самых многообещающих студентов среди тех, кого доктор Уоллис имел удовольствие обучать, и его, несомненно, ждало блестящее будущее в любой области психологии, будь то наука, промышленность, здравоохранение или политика.
– Гуру! – позвала Пенни. Она всегда произносила его имя «Гулу», как город в Уганде.
Гуру поднял глаза от телефона.
– Привет!
Доктор Уоллис и Пенни подошли к дереву.
– Клевые очки, – заметила Пенни.
– Спасибо, детка.
Гуру снял очки и зацепил за воротник.
– Можно не называть меня деткой?
– Не нравится?
– Нет.
Гуру пожал плечами.
– Купил за десять долларов в хозяйственном магазине, – сказал он, четко чеканя слова. – Думаю, они добавляют мне крутизны. Вы как, согласны?
Уоллис хлопнул его по плечу.
– Станешь еще круче, Гуру, будем называть тебя Верхолазом.
– Верхолаз, – сказал он. – Мне нравится. Можете так называть меня уже сейчас.
– Эй, – показала Пенни, – это наши подопытные крысы?
– Или, – вставил Гуру, – как писал Джордж Бернард Шоу, морские свинки.
– Они самые. – Уоллис глянул на наручные часы. – Минута в минуту.
* * *Трое ученых смотрели, как к Толман-холлу, улыбаясь и махая руками, подходили путешественники из Австралии. Оба светловолосые, загорелые. На женщине, Шэрон Нэш, белая майка поверх бикини, обрезанные джинсовые шорты. Мужчина, Чед Картер, одет в футболку и шорты для серфинга. У обоих на ногах – заношенные шлепанцы. Они шли неторопливо, будто в свое удовольствие гуляли по парку.
«И почему говорят, что стереотипы обманчивы? – подумал Уоллис. – Особенно если речь идет о двадцатилетних австралийцах, приехавших в Калифорнию ловить волну».
В мае Уоллис поместил объявление в газете «Сан-Франциско кроникл»: нужны два человека для участия, как он это назвал, в программе по изучению сна в стационаре. К его удивлению, желающих оказалось несметное множество. Каждому потенциальному кандидату он по электронной почте отправил индивидуальный отборочный тест с критериями включения и исключения. Уоллис остановился на австралийцах по целому ряду причин: индекс массы тела в идеальном диапазоне, оба некурящие, не принимают лекарств, в анамнезе никаких заболеваний, аллергий или анафилактических реакций. Их ответы на вопросы указывали на то, что они относятся к типу личности B. Люди этого типа, как правило, более расслаблены, чем личности типа А, более терпимы к окружающим и более склонны к задумчивости, у них ниже уровень тревожности, а уровни воображения и креативности выше. Еще один плюс: австралийцы были друзьями, но не любовниками.
Короче, для эксперимента, в ходе которого два человека находятся в одной комнате три недели, о лучших кандидатах Уоллис не мог и мечтать.
Доктор Уоллис обменялся с Чедом и Шэрон крепкими рукопожатиями, представил их Пенни и Гуру.
– Дружище, классные солнечные очки, – сказал Чед Гуру. – Ты под Элвиса косишь или как?
Гуру засиял.
– Видите, я же говорил. Добавляют мне крутизны.
Пенни смотрела на лифчик бикини Шэрон.
– Вы прямо с пляжа?
– Решили окунуться с утра, – ответила Шэрон. – Нам сказали, что одежду дадут, так что не стали заморачиваться и переодеваться.
– И тащить одежду тоже, – добавил Чед.
– И тащить тоже, – подтвердила Шэрон.
– Одежда будет, само собой, – объявил Уоллис. – И не только одежда. На три недели будете обеспечены всем необходимым. Идемте за мной.
* * *Университетский эксплуатационный отдел уже полностью опустошил Толман-холл, вынеся мебель, светильники, покрытия полов и шкафы. Остался лишь пустой бетонный блок, соответствующий статусу подлежащего сносу здания. Взялись бы и за разбор несущих конструкций, не договорись доктор Уоллис с управляющим повременить месяц и дать ему возможность провести эксперимент S.
Уоллис отвел Пенни, Гуру и двух австралийцев в западное крыло Толман-холла, спустился по лестнице в подвал. В здании еще было электричество, и он щелкнул выключателем. Одна за другой под потолком зажглись старые флуоресцентные лампы и залили светом пространство без окон.
– О-о, здесь так жутко, когда никого нет, – сказала Пенни.
– Как в психушке из фильма, – подхватил Гуру.
– Эй, вы, хватит, – проворчал Уоллис раздраженно: не ровен час, у австралийцев нервы разгуляются.
– Ничего страшного, – успокоил его Чед. – Нас с Шэз на испуг не возьмешь. Если тут дегроды не водятся, то все в порядке.
– Дегроды? – переспросила Пенни.
– Которые шарятся по заброшкам. Ну, бродяги, бездомные, синяки, крысы помойные, нищеброды…
– Да, понятно, спасибо.
Уоллис вел их по лабиринту коридоров. По слухам, архитектор здания вдохновился экспериментами с крысами, которые проводил не кто иной, как психолог-бихевиорист Эдвард Ченс Толман, – отсюда и название.
Уоллис остановился возле комнаты, дверь которой осталась нетронутой, рядом на стене была намалевана пульверизатором большая красная буква Х.
– X – это метка нашей базы! – пискнула Пенни.
– Это пометил я, – объяснил Уоллис, – чтобы из этой комнаты подрядчики по сносу ничего не выносили. – Он толкнул дверь, шагнул в темноту, включил свет, и им открылась небольшая прихожая. В десяти футах от входа от стены до стены тянулась перегородка с длинным прямоугольным смотровым окном и еще одной дверью, ведущей в помещение, где следующие три недели предстояло жить австралийцам. Перед окном стоял стол, на котором лежали сенсорная панель размером с планшет и серебристый ноутбук.
Уоллис сел в единственное в комнате кресло.
– Жаждете откровения? – спросил он.
– Ждем не дождемся, – ответил Чед.
– Ничего не вижу, – пожаловался Гуру, приставив руки к смотровому окну.
– Потому что там свет не включен, гений, – поддела его Пенни.
– Я и есть гений. Мой коэффициент интеллекта…
– Расскажи тем, кому это интересно.
– Дети, не ссорьтесь, – прервал их Уоллис. Обращаясь к австралийцам, он добавил: – Раньше здесь был самый большой конференц-зал в этом здании. Я распорядился построить эту стену для эксперимента, чтобы отделить комнату для наблюдений от… назовем ее… лаборатории сна.
– Но спать-то мы и не будем, дружище, – возразил Чед. – Так что название не очень подходит.
– Да, но? учитывая характер эксперимента… он ведь называется эксперимент S, поэтому…
– Тоже не очень. Не лучше ли назвать эксперимент «Б» – бессонница»?
Пенни хихикнула.
Уоллис вежливо улыбнулся.
– Акцент немного сместится, вам не кажется? – заметил он.
– Не-а, – Шэрон говорила слегка в нос. – Я с Чедом согласна. Лаборатория сна? Не-а, смысл не тот, дружище.
– Вы для себя можете называть, как вам больше нравится, – бросил Уоллис. – Давайте глянем?
Он включил сенсорную панель, прикоснулся к ней сбоку, и на экране появился пульт управления освещением. Он быстро нажал пять кнопок, и под потолком лаборатории сна одна за другой зажглись пять светодиодных ламп.
– Ух ты! – воскликнула Пенни. – Круто!
– Класс, – сказал Чед.
– Кла-а-асс, – попугаем повторила Шэрон.
– Больше, чем наш дом в Индии. – Гуру явно был под впечатлением. – А у меня, между прочим, четыре брата.
Доктор Уоллис был доволен, что им понравилось. Несколько месяцев он потратил на поиски грантов, от государства и от штата, но после неизбежных отказов – по этическим соображениям – решил все профинансировать сам.
– Помещение, конечно, полностью закрыто, – объяснил он. – Здесь библиотека с самыми разными авторами, от Бронте и Этвуд до По и Кинга. Рядом – домашний кинотеатр. Если не ошибаюсь, восемьдесят каналов, а также подписка на стриминг. Есть дивиди-проигрыватель с хорошим набором фильмов. Небольшой спортзал…
– И баскетбольная площадка! – изумилась Пенни. – Просто жесть!
Уоллис кивнул. Это не была площадка в техническом смысле слова, потому что разметки не было, но перед баскетбольным щитом с корзиной хватало места, чтобы побросать мяч или сыграть один на один.
– Там кухня, – продолжал показывать он. – Полный холодильник еды. И много чего в кладовке. Вы оба написали, что никакой пищевой аллергии у вас нет. Но если пожелаете что-то конкретное, дайте знать, и вы это получите.
– А зачем кровати? – поинтересовался Чед. – Спать мы вроде не должны?
– Спать вы не будете. – Он показал на большой баллон в дальнем конце прихожей, размером и формой напоминающий домашнюю систему газового отопления. – Здесь газообразный стимулятор, который уже подается в лабораторию. Подышите им пять минут – и не сможете спать, даже если очень захотите. А кровати… личное пространство, если угодно. Ведь у вас будет уйма времени. Спать не будете, но полежать и расслабиться сможете.
Шэрон не сводила глаз с баллона.
– А этот газ… он не опасен?
– Конечно, нет, – подтвердил Уоллис. – Испытан самым тщательным образом.
– А что это? В смысле, из чего он?
– Боюсь, что формула – это коммерческая тайна.
– Если он вам скажет, – добавила Пенни, – ему придется вас убить.
– А если мы захотим выйти из комнаты? – спросил Чед. – Дверь заперта не будет?
– Заперта? Нет. Но покидать лабораторию сна нежелательно. Ведь это контролируемый эксперимент. Все факторы должны носить постоянный характер, кроме одного: независимая переменная. В нашем случае это вы оба. И если кто-то из вас эту комнату покинет, то подышит обычным воздухом и внесет в эксперимент вторую независимую переменную, а это может сказаться на конечном результате.
– Хочу уточнить, профессор, – заговорил Гуру, – при испытаниях на людях неизбежно есть неконтролируемые переменные: возраст, пол, генетическая предрасположенность. Поэтому, строго говоря, это не контролируемый экс…
– Неизбежные неконтролируемые переменные будут отфильтрованы в ходе дальнейших экспериментов, Гуру, – пояснил Уоллис.
– Но суть в том, что мы должны сидеть в этой комнате двадцать один день? – спросил Чед.
– Именно так. Об этом было сказано в формах с информацией об испытуемых и их согласии, вы их подписали, – сказал Уоллис с легким раздражением. – Если засомневались, скажите сразу, у меня целый список других…
– Не-а, дружище, – перебил Чед. – Никаких сомнений.
Он взглянул на Шэрон.
– Задний ход давать не буду, – сказала она. – Получим тут приличную денежку, еще полгода сможем по миру ездить.
– Слыхали? Мы не отказываемся. Но… – Чед пожал плечами. – Если что-то случится? Кто-то из нас заболеет? Вы же нас выпустите?
– Естественно, – заверил Уоллис. – Вы же не в тюрьме. Вы имеете право прервать эксперимент в любую минуту.
– Но тогда останемся без бонусов?
– А вам положены бонусы? – удивилась Пенни.
– Если проведут в эксперименте двадцать один день, – объяснил Уоллис.
– Я бонус не получаю. А ты, Гуру?
– Никакого бонуса, – сказал он. – Насколько мне известно.
Уоллис вздохнул.
– Вам не придется не спать двадцать один день.
Пенни посмотрела на Чеда, вопросительно приподняв бровь.
– И какой у вас бонус? Сколько вам за это заплатят?
– Пенни! – оборвал ее Уоллис. Увидев, что она вздрогнула, он тут же взял себя в руки и повторил уже спокойнее: – Пенни, в этом эксперименте главное – не деньги. А наука. Я выбрал тебя, потому что решил: тебе это понятно. Но если ты считаешь, что с тобой поступают несправедливо, наверное, можем это обсудить…
– Нет, профессор. – Ей стало стыдно. – Вы правы. Дело не в деньгах. Извините. Они меня совсем не… Я просто…
Уоллис подошел ближе, одобрительно сжал ее локоть, и Пенни сразу просияла. Австралийцам он сказал:
– В самом конце лаборатории сна – туалет и душевая. Это единственное место в комнате, где за вами не наблюдают. Но мы можем следить за вашим состоянием с помощью вот этого. – Он извлек из сумки две пары наручных смарт-часов и вручил им. – Сердцебиение, уровень стресса, движение – все под контролем. Рядом с телевизором есть беспроводное зарядное устройство. Батарейки часов надо подзаряжать.