скачать книгу бесплатно
Выжившие
Ханна Джеймесон
Историк Джон Келлер находился на конференции в одном из отелей Швейцарии, когда ядерное оружие разрушило большую часть мира. Люди охвачены паникой. Но постояльцев пугают не только последствия катастрофы… У многих из оставшихся в живых есть свои тайны, которыми они не готовы делиться. Джон находит на крыше тело маленькой девочки.
Под подозрением – каждый из двадцати выживших.
Ханна Джеймсон
Выжившие
Ли на память
«На арену всегда будут выходить новые противники, а наш прекрасный мир будет осыпаться кусочек за кусочком, словно древние руины, разрушенные стены которых не сдерживают уже ни дождь, ни свистящий ветер. Каждый день будет отваливаться еще один кусочек, пока на том месте, где он стоял в лучшие времена, не останется только груда камней. И мы участники этой жестокой игры, которые тешат себя иллюзией, что у игры может оказаться счастливый финал. Я с грустью думаю о том, каким будет этот конец».
Ганс Кейлсон, «Смерть Противника»
«Это конец света, как мы его понимаем, и я чувствую себя прекрасно».
Р. Э. М.
© Hanna Jameson, 2019
© Дворецкая Е.В., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2020
Пролог
День Третий
Надя как-то сказала, что не может спать по ночам при мысли, что узнает о конце света из телефонного оповещения. Ее замечание не могло сравниться с речью Кеннеди[1 - Джон Фицджеральд Кеннеди – 35-й президент США; в одной из своих речей сравнил ядерную угрозу с Дамокловым мечом. – Здесь и далее примеч. редактора и переводчика.] про Дамоклов меч, но я запомнил его слово в слово.
Что же до меня, все случилось за приветственным завтраком три дня назад.
Я сидел у окна, любуясь окружающим отель лесом и расчищенной дорожкой, ведущей вокруг здания к парковке.
Слышался гул разговоров: несколько пар и одна-две семьи рано утром выезжали из отеля. Из участников конференции я спустился вниз первым. Накануне мы все допоздна пили, но я старался придерживаться привычного распорядка, даже если было нелегко.
Изначально планировалось, что конференция пройдет в совсем другом месте – чуть ближе к Цюриху, дальше на север. Но восемь месяцев назад там случился пожар. Без особой суеты организаторы перенесли мероприятие в отель «Сизьем», о котором мы шутили, что он посредине «нигде». Такой геморрой добираться туда.
Я читал главу «Что мы имеем в виду, когда говорим о фоторазведке: юридическая и практическая история воздушного шпионажа», делал заметки для предстоящей серии лекций, отложив телефон в сторону.
Слева на столе стояли стакан апельсинового сока и чашка черного кофе. От нетерпения поскорее выпить сок и взять еще один я немного пролил его на скатерть. Я ждал яйца Бенедикт.
Мне до сих пор причиняет боль, как по-дурацки все произошло.
Последнее сообщение от Нади пришло в одиннадцать тридцать вчера вечером. В нем говорилось: «По-моему, в моей профессии все приносят больше вреда, чем пользы. Как можно любить такую работу? Я очень скучаю по тебе: ты всегда знаешь, что сказать, когда я не в настроении. Мне стыдно за то, как мы расстались. Люблю тебя».
Я не стал помогать ей преодолевать кризис веры, надеясь, что это промедление с ответом сойдет мне с рук. Зная про разницу во времени, Надя вполне могла решить, что я сплю. Мне хотелось немного подумать и ответить утром что-нибудь размеренное и обнадеживающее. Блестящая журналистика все еще востребована, и у нее есть шанс сделать этот мир лучше… В общем, как-то так. Может, я сочиню письмо и получше.
Все мы думали, что время у нас еще есть. Теперь больше нельзя отправлять письма по электронной почте.
От одного из столов донесся странный звук – пронзительное восклицание. Женщина ничего не сказала, только вскрикнула.
Я взглянул на нее: она сидела рядом со своим спутником, не отрывая взгляда от телефона.
Как и все остальные в ресторане, я подумал, что она просто слишком взволнована сообщением или фотографией, и вернулся к своей книге, но через несколько секунд она добавила:
– Они бомбят Вашингтон!
Мне совсем не хотелось ехать на эту чертову конференцию.
Я плохо помню события последующих часов, но, листая в своем телефоне новостные рассылки и соцсети, я в полной мере осознал, как права была Надя. Все произошло именно так, как она боялась. По сути, заголовки – это в общем-то все, что я запомнил в тот момент.
ГЛАВНАЯ НОВОСТЬ: ядерная атака на Вашингтон продолжается. СЛЕДИТЕ ЗА НОВОСТЯМИ.
СРОЧНАЯ НОВОСТЬ: по оценкам экспертов, число погибших достигло 200 тысяч человек.
СРОЧНАЯ НОВОСТЬ: президент и ЕГО АДМИНИСТРАЦИЯ – в числе погибших в результате ядерного взрыва. Ждем дополнительной информации.
Затем были кадры из Лондона, и мы все наблюдали в реальном времени, как исчезают, превращаясь в пыль, здания, а над ними поднимается всем знакомый силуэт «ядерного гриба». Мы смотрели этот ролик снова и снова, поскольку других доступных видеоматериалов не было и он не выглядел таким реальным, как заголовки. Возможно, причиной нашей нечувствительности к видеоряду было множество фильмов, что смотрел в своей жизни каждый из нас, в которых слишком быстро и слишком тихо испарялись целые города.
На окраине Берлина упал самолет, и мы поняли, что Берлина больше нет, только потому, что какая-то женщина в самолете выложила в Интернете видео их падения. Наверное, в двигатели попала пыль. Я не понял, что она сказала: она плакала и говорила не по-английски. Скорее всего, просто прощалась.
СРОЧНАЯ НОВОСТЬ: над Вашингтоном ВЗОРВАНА ЯДЕРНАЯ БОМБА, погибли сотни тысяч человек.
СРОЧНАЯ НОВОСТЬ: премьер-министр Канады призывает к спокойствию, ТАК КАК ЯДЕРНЫЙ УДАР НАПРАВЛЕН НА США.
СРОЧНАЯ НОВОСТЬ: США без правительства, Вашингтон УНИЧТОЖЕН ЯДЕРНЫМ ВЗРЫВОМ.
Возможно, мне повезло: я наблюдал конец света в Интернете, а не переживал его, реагируя на каждый взрыв или объявляющую о нем сирену.
Мы еще живы. Идет уже третий день, и Интернет не работает. Я сижу в своем номере, наблюдая из окна за горизонтом. Если что-то произойдет, я обязательно постараюсь описать происходящее. На много миль вокруг раскинулись леса, поэтому, когда настанет наша очередь, думаю, что получу какой-нибудь сигнал. А прощаться здесь мне не с кем.
До сих пор не могу себе простить, что оставил письмо Нади без ответа, понадеявшись, что у нас еще есть время.
День шестой
Я считаю, надо продолжать вести записи. Небо закрывают облака странного цвета, но у меня нет уверенности, что они на самом деле такие необычные. Возможно, их цвет – следствие моего глубочайшего потрясения.
Пытаюсь припомнить, сколько дней прошло с тех пор, когда мы в последний раз видели солнечный свет или когда шел дождь. Получалось пять.
Вероятность, что на нашем горизонте появятся признаки Армагеддона, похоже, уменьшилась, но с отключением Интернета и отказом мобильных телефонов мы понятия не имеем, что происходит в большом мире. В любом случае, я больше не гляжу подолгу в окно. Мне нужно есть.
В ресторане, где сотрудники отеля все еще кормят нас, я поговорил со своими знакомыми. Они собираются уйти пешком, а я решил ждать, пока нас не заберут отсюда или не будет объявлена официальная эвакуация. Интернета и телевидения нет, поэтому трудно сказать, когда это случится. Но в конце концов кто-то да придет за нами.
День шестой (2)
То, что я написал раньше, ложь. Я хотел поехать на конференцию, радуясь, что побуду немного вдали от Нади и от детей. Возможно, я скоро умру, поэтому не вижу смысла лгать.
Надя, прости. Если ты когда-нибудь прочитаешь эти записки, знай, что я во всем раскаиваюсь.
У меня уже нет уверенности, что за нами кто-то придет.
День Восьмой
Погода не меняется.
Я хотел отправиться на прогулку вокруг отеля и на лестнице обнаружил двух человек, покончивших с собой: они повесились на лестничной клетке. Двое незнакомых мужчин. Мы с Диланом, главой службы безопасности отеля, похоронили их напротив главного входа. На траурной церемонии к нам присоединились несколько человек со свечами.
После похорон я спросил Дилана, не собираются ли нас эвакуировать. Он ответил, что нет – наверное, нет, – но он не хочет никого пугать. А тем временем мы все живем по более-менее сложившемуся распорядку: спускаемся в ресторан на завтрак и ужин, а остальное время прячемся в своих комнатах.
Интересно, если ядерные удары все еще продолжаются, доберутся ли они в ближайшем будущем до нас. Может, оно и к лучшему, это незнание того, с чем мне не справиться.
Сегодня первый день, когда я осознал, что, вероятно, никогда больше не увижу Надю, Рут и Марион. Или моих родителей, моих студентов, моих друзей. Даже знакомых коллег, приезжавших на конференцию. Они ушли из моей жизни.
Меня подташнивает, и трудно сказать, от радиоактивного отравления или нет.
День Восемнадцатый
От радиоактивного отравления до сих пор никто не умер.
Никто за нами не придет. Эвакуации точно не будет.
Утром Дилан и еще двое мужчин ушли с охотничьими ружьями и вернулись с оленем. Предполагается, что какое-то время мы проведем здесь, в отеле. В ресторане за завтраком я пересчитал всех по головам, получилось двадцать человек. Среди них по крайней мере два маленьких ребенка и одна пожилая пара, один из супругов почти глухой.
И это все остатки человечества? Неужели я последний выживший, кто ведет записки о конце света? Не уверен, что тем, кто уже умер, хуже.
День двадцатый
Погода не меняется.
В отеле есть врач. Имени пока не знаю.
Только знаю, что у нас есть врач, потому что сегодня на лестнице покончила с собой одна француженка. Связав шнурки, она бросилась с лестницы, держа на руках маленькую дочь. К сожалению, врач ничем не могла помочь матери, но ребенок выжил. Японская пара забрала девочку к себе.
Я еще раз поговорил с Диланом. В конце недели он собирается отключить на верхних этажах газ и электричество. Неизвестно, на сколько нам хватит и того и другого, поэтому электричество и газ лучше экономить, чтобы мы не лишились возможности хранить продукты замороженными и готовить пищу.
Ранее, за ужином, по этому вопросу у нас прошло небольшое голосование. Дилан объяснил ситуацию с продуктами, все проголосовали «за», и в номерах электричество и газ отключили. Сейчас начало июля, но я сразу заметил, как теперь стало холодно.
День двадцать первый
С собой покончили еще двое. Пожилая пара шагнула из окна одного из верхних этажей. Их трудно судить, учитывая обстоятельства, если забыть о мучениях, через которые мы прошли, пока обмывали их и хоронили.
День двадцать второй
Обратил внимание, что за едой люди стали по-настоящему разговаривать друг с другом. До сих пор такого не было.
Не знаю, почему мне запомнилась одна женщина – молодая блондинка. Среди участников конференции ее не было. Среди оставшихся она, похоже, единственная американка и предпочитает держаться в стороне, и мы еще не общались.
Патрик живет в одном из соседних номеров. Иногда он быстро ходит взад и вперед по коридору прямо за моей дверью. Немного напрягает, когда ночью слышишь шаги.
День двадцать шестой
Бармен, молодой австралиец, сказал мне сегодня: «Я представлял себе ядерную войну совсем по-другому, здорово, что здесь есть бесплатный бар».
День двадцать седьмой
Прошлой ночью я точно слышал, как кто-то играет на гитаре. Я вышел пройтись по коридору, что уже само по себе пугало даже при свете свечи, и попробовал определить, из какого номера доносится музыка. Но ничего не получилось. Я просто никого не обнаружил. Тринадцать этажей, почти тысяча номеров, и я не встретил и не услышал ни одного человека. Отель оказался намного больше, чем я предполагал. Он заставляет чувствовать себя неуютно.
Дорогая Надя!
Прошел уже месяц, но не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь эти строчки. У меня даже нет уверенности, что ты жива. Но пока есть хоть самый маленький шанс, что ты прочитаешь эти записки, я хочу, чтобы ты знала: ты всегда заслуживала гораздо лучшего мужа, чем я. Возможно, в конце ты и сама поняла это.
Жаль, что даже во время конца света меня не было рядом. Я опять опоздал! Мне всегда не хватало умения оказываться в нужном месте в нужное время. Сожалею, тебе пришлось пережить так много моих неудач. В наших детях все самое лучшее – от тебя.
Прошу, берегите себя изо всех сил и так долго, как только можете.
Прости, я думал, что у нас еще есть время.
Я люблю тебя. И никогда не перестану любить. Обещаю, я вернусь к тебе, даже если это будет другая жизнь.
Твой Джон
День сороковой
Некоторое время я оставался в номере, слишком подавленный, чтобы писать или видеть других людей. Сегодня впервые за неделю я вышел на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом.
Я спросил о небе бармена, которого зовут Натан, и он согласился, что облака действительно странного цвета.
– Ржавые, – сказал он.
Таня, наш врач, только что вернулась с пробежки в ближайшем лесу. Она остановилась рядом с нами, заметив наши устремленные в небо взгляды. Было холодно. Никто из нас не захватил с собой достаточно теплой одежды, чтобы с комфортом пережить резкий конец нашего лета и человеческой цивилизации.
– Вы говорите об облаках? – спросила она.
– Да, странные, правда? – отозвался Натан.
– Они оранжевые. – Она прикрыла глаза ладонью, словно защищая их от солнца. Привычка из прошлого.
– Рад, что не только я вижу их такими, – заметил я. – Сначала подумал, что от нервного потрясения.
– Думаете, они такие… э-э, от радиации? – поинтересовался Натан.
– Нет, – уверенно ответила Таня. – Такой цвет, скорее всего, из-за всякого мелкого мусора и запыленности от взрыва. Если бы на нас упал астероид, выглядело бы так же.
Некоторое время мы молча смотрели на оранжевые облака, а потом Таня, замерзнув, поёжилась.
– Жутко все это, – проговорила она, направляясь внутрь. – Скоро начнут умирать деревья.
