Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 4. Детство и юность Ираиды Глава 3

Но ты ещё так молода, так не глупа, что можешь осознать себя. Укрепить волю, и направить себя по правильному пути.

Я часто Боре привожу следующий афоризм индийской мудрости: – «Не давай советы глупцу, добрый совет только разозлит его».

Но я повторяю, что не считаю тебя ограниченной, и, возможно, наши общие, такие единые советы будут приняты с тем добродушием, которое было свойственно тебе когда-то…

Много, много ещё хотелось бы сказать, но для чего? Послушай радио, кино, книги, – всё не идёт в разрез с тем, о чём я только что беседовала с тобой: такая развалина, и с такой цветущей, многообещающей юностью!

Может быть, я не увижу «другой» тебя, но я глубоко верю, что всё наносное, всё мещанское соскользнёт с тебя, и ты, как бабочка из куколки, вылетишь «новой».

Целую тебя.

Бабуся.

Письмо на ТЭЦ – 22, в общежитие Степановой И. В. из Шатуры от Степановой Мариамны Алониевны.

Хочется думать, что ты устроишь и на этот раз общую судьбу нашей семьи, уже в 4-ый раз.

Разорви это письмо. Не досадуй на меня: больше писать не буду…

Наконец, папа решил, что пора бабусю и Бориса забирать в Дзержинку, где уже, хоть и в общежитии, но уже обосновались – он сам и я.

Посёлок Дзержинского в то время был маленьким городком, на краю которого, в сторону леса, располагалась очень старая деревня – Гремячево.

Деревня располагалась на горе. Её улочки протянулись – одна к лесу, вверх, а вторая – вдоль основной дороги. По ней ходили автобусы, тоже до леса, только правее. Там «наверху», был пятачок, на котором автобус разворачивался и ехал обратно. Летом, в лес, на знаменитые песчаные карьеры, люди приезжали даже из Москвы. Они доезжали до этой конечной остановки, и потом пешком шли через лес к воде и песку.

Папа снял комнатку у хозяйки маленького домика в деревне – Гремячево, у Фени. Фенин дом стоял именно на той улице, которая стояла на краю горы, и протянулась параллельно дороге, пробегавшей внизу, под горой У неё был совсем маленький домик с палисадником и небольшим двориком. В глубине двора стояли сарайчики и погреб. За домом был небольшой огород, обрывающийся на краю крутой горы. В этом месте, спустившись вниз, можно было попасть сразу же к знаменитому ключевому источнику. Прямо из горы вытекала вода, заключённая в большую выводную трубу. Вода текла беспрерывно, падая в бревенчатый сруб. В ночь под крещенье каждый год там происходили церемонии «купанья» и «крещенья».

Я не помню, куда перебралась сама Феня со своими ребятишками, а воспитывала одна двух мальчишек, но нам она сдала свою единственную комнату.

Когда у Фени со временем собралась вся наша семья, мы перебрались в другой дом – к тёте Моте.

Мой отец около дома Моти, в который наконец перебралась наша воссоединившаяся семья 1958 г.

Гремячево. 1958 год.

На фотографии – моя мама – на крылечке дома Моти в деревне

После долгих лет разлуки со мной, Борисом, отцом и бабусей, Милочка и она вернулись в нашу семью.

Гремячево Мой братишка – Борис Степанов 1958 год

На фотографии справа – налево: друг Бориса – Борис Волков, мой брат – Борис Степанов, и сестрёнка – Людмила

Так до сих пор, когда мы с Милочкой (моя сестрёнка) вспоминаем те времена, у нас бытует выражение: – «Когда мы жили у Фени», или – «Когда мы жили у Моти»…

Мотя – хозяйка «нашего» дома жила отдельно – у своих детей.

Но частенько навещала нас. Она, приходя к нам – садилась на крылечко дома и бесконечно курила. У неё была астма. Я раньше всегда думала, что астматики не курят. Но тётя Мотя уверяла, что именно курение спасает её. И курила она крепкий табак, а не «дохленькие» сигаретки типа ментоловых…

Она сидела, между затяжками – покашливала и хриплым голосом рассказывала нам что-нибудь из последних деревенских новостей (по нашему – сплетен)…

Мы сейчас рассказывае о воссоединении нашей семьи – Степановых.

А у Виктора – наоборот семья Дудко распалась вторично. Во время войны Батя расстался с матерью Виктора – Верой Николаевной. А теперь «не сошлись характерами – Батя и мама Женечки – сводного брата Вити.

Также, как у меня, у Виктора семья разбросана по разным городам и республикам. Мама с сестрёнкой Ритой на Украине, а отец (чаще называют его все БАТЕЙ) со сводным братишкой Женей – в Белоруссии.

Но, в отличие от моей семьи, Витиной маме и Бате, помириться было не суждено. Они, расставшись во время войны, ни разу больше не встречались.

А теперь Батя расстался с мамой Жени – сводного Витиного брата. Она продолжала жить в Бресте, но в дом приходила только тогда, когда Батя уезжал куда-нибудь из города…

Моя бабуся, несмотря на то, что именно она ратовала за объединение семьи, в этот момент засомневалась. Ей было жалко бросать Шатурскую квартиру, в которой именно сейчас сделали капитальный ремонт. Помощников у бабуси не было, и вся строительная грязь легла на её плечи.

Кроме того, Борис защищал в это время диплом – он оканчивал энергетический техникум.

Папа продолжал работать на стройках.

Когда он вернулся из заключения, начальник отдела кадров, по моей просьбе, устроил его на вакантную должность исполняющего обязанности начальника ОТК на Дзержинский комбинат по производству бетонных изделий, с тем, чтобы он в дальнейшем сам подыскал себе место работы.

Через пол года он перешел на должность прораба СМУ-3 в Тресте ОСОБСТРОЙ № 2.

Работа была ему привычная. Видимо, находясь в заключении он соскучился по настоящему делу.

По крайней мере фотографии с нового места работы нас всех радовали.

Но время бежит быстро. Борис диплом защитил.

Причин оставаться в Шатуре больше не было, и папа перевёз из Шатуры бабусю с Борисом в Гремячево к Фене.

Шатура Выпуск группы энергетического техникума 1956 год

Борис Степанов – в верхнем ряду крайний справа

А чуть позже, туда же переехали из Вельяминово и мама с Милой. Если за вещами, в Шатуру, папа ездил на машине, то мама с Милой привезли с собой по узелку со своими пожитками – это всё, что у них было…

Папа долго колебался и морально «сопротивлялся» воссоединению с мамой. Хотя он не раз после освобождения ездил к ним. Как всегда, у него была любовница. На этот раз ею стала боевая жена Долгова, с которым он сдружился в общежитии. Работая на стройке, папа в свободное время навещал Долговых чуть ли не каждый день. Сам Долгов вёл уроки истории в школе, а Валентина Ивановна и Владимир Васильевич в это время «пили чай».

Когда приехала мама, встречи с Долговыми стали реже, в основном, по праздникам. Папа увлёкся молодой маляршей, которая работала у него на участке. А маме всё это время он «вешал лапшу на уши», что ещё, будучи в заключении в Иркутске, он чем-то переболел, и превратился в полного импотента. В своё время бытовал анекдот про красивого сибирского кота, который каждой кошке объяснял, что в Сибири отморозил х… Нет, они ложились в одну постель, но… Тем более, что у Фени в одной комнате (на ночь ставили раскладушки) спали и Мила и бабуся, и Боря, хоть и редко, но приезжала и я.

Вот так и получилось, что в этот памятный 1959 год воссоединилась наша семья Степановых, которую столько лет мотало и болтало по дорогам судьбы. Мила в этот год окончила 10 классов. Боря защитил диплом, окончив энергетический техникум. В ноябре состоялась наша с Виктором Дудко свадьба.

Но рассказ о ней ещё впереди. А до неё ещё нужно вернуться к нашим с Виктором отношениям.

Часть 29

Проступок

Вернёмся к непосредственным событиям того года.

В жизни каждого человека есть поступки, за которые ему потом бывает стыдно всю жизнь. О таких моментах стараются не вспоминать, и никому не рассказывать. В моей жизни тоже были поступки, которые я даже не знаю, как назвать: наивными, легкомысленными, безответственными, глупыми… Наверное, в них сочетались все эти качества.

Наши воспоминания хороши именно тем, что мы не придумываем «рассказы о своём прошлом», а повествуем правду. Поэтому, как бы мне не было неприятно, но придётся рассказывать всё по порядку.

Мне поручили на работе в конце 1958 года сделать подписку на газеты – на следующий год для работников управления ТЭЦ – 22.

Я с присущей мне энергией, обошла всех, составила списки и собрала деньги. Хранить мне их было негде, поэтому, я просто положила их под матрас на кровати.

Собирала деньги я в ноябре. Никогда раньше я не занималась подпиской, и поэтому не знала, что оформить надо её до 1 декабря…

В деньгах я всегда была безалаберной. Я могла после зарплаты за несколько дней истратить сразу почти все деньги, а потом жить в долг, и, соответственно, питаться кое-как. Наверное, ноябрь был не исключением. Денег у меня не было. И, когда мне надо было купить какую-нибудь еду, или сходить в столовую, я просто залезала под матрас, и брала «в долг» до получки, с тем, чтобы потом вложить, и оформить подписку. Но зарплата-то была в первых числах декабря…

Когда я её получила, и пошла на почту… оказалось, что подписка уже закончилась.

О, ужас!!! Только в этот момент я оказалась перед лицом «содеянного».

Наверное, надо было бы сразу оформить подписку с февраля. Но, я и этого сделать не догадалась. И не нашла ничего лучшего, как просто молчать обо всём. В результате, как часто бывает, увязала всё дальше в своём преступном «художестве».

Но время бежит неуловимо. Наступил январь. Газеты не пришли ни в один дом. И меня, наконец, пригласили «на ковёр».

Надо было как-то оправдываться, вернее – «гладко врать». И я, конечно, сочинила историю о том, что у меня украли деньги, а достать нужную сумму я не смогла вовремя и т. д.

Конечно, это было ЧП «районного масштаба». Я была на виду. Меня очень уважали, и не побоюсь сказать, даже любили. Поэтому все поверили в мою «легенду». Но, естественно, сам факт случившегося затрагивал личные интересы многих, поэтому, было много и возмущений.

Ну, во-первых, меня решили проработать на комсомольском бюро. А, надо сказать, что именно там собралось несколько девчонок, которые очень даже завидовали мне: и тому, что меня всё время хвалили за работу, и тому, что я всегда была в окружении ребят, и многому другому…

На заседание бюро я, конечно, пришла. Вела я себя нагло, что всех, наверное, раздражало. Заодно, я им наплела новую версию, как у меня пропали деньги. Будто бы я пошла с кем-то в ресторан вечером. Деньги не оставила в общежитии, а положила во внутренний карман пальто и застегнула булавочкой. А уже, когда ушли оттуда, и только тогда, я обнаружила, что деньги пропали.

Что дальше было! Оказалось, что я тему перевела в новое русло. Как могла комсомолка пойти вечером в ресторан, и т. д. и т. п.

Деньги, собранные на подписку (а часть я ещё и в декабре потратила – всё равно, мол, лежат просто так…», с январской зарплаты я вернула, но приняла решение – уволиться. Надо сказать, что мне всё же было совестно, ну будем так говорить – «смотреть людям в глаза». Хотя это было не обязательным.

А начальник отдела кадров даже очень долго уговаривал меня этого не делать. А когда он узнал, что у меня нет никаких реальных взглядов на будущую работу, он предложил помощь. У него друг работал директором завода стекловолокна в деревне Андреевка, Химкинского района. Он сразу же ему позвонил…

13.01. 1959 года я уволилась с ТЭЦ – 22, и уехала в деревню Андреевка, где меня зачислили и.о. прораба Государственного опытного завода СТЕКЛОВОЛОКНА.

27.07. 1959 года я уволилась с завода и вернулась в Дзержинку.

За эти полгода произошло много событий.

Запись в трудовой книжке:

8. 1958 г. 12.30. И. О. ПРОРАБА ГОС. ОПЫТНОГО ЗАВОДА СТЕКЛОВОЛОКНА

9. 1959 г. 7.27. Уволена по собственному желанию.

Часть 30

Крюково

Итак, я приехала на завод. От Москвы это было недалеко. Надо было доехать до станции Крюково, потом автобусом – до деревни Андреевка.

Деревня небольшая. Да и завод – малюсенький. Деревня, как и многие подобные ей, располагалась вдоль основной дороги, слева и справа от неё. За деревянными домами были сады и огороды. Ничего выдающегося, кроме завода. Он располагался в стороне от деревни. В него упиралась улочка, по сторонам которой тоже стояло несколько домиков. В одном из них я сняла угол с койкой.

Местные работали на заводе, в основном – стеклодувы. Но для нового производства нужны были специалисты, которых пригласили с таких же других заводов, из других областей и городов. К ним набирали молодых учениц. Многим нужна была прописка. Министерство выделило заводу лимит. Приехавшие работать на завод, пока не будет выстроен для них дом, вынуждены были снимать в деревне жильё.

Много раньше, на протяжении, может быть, даже столетий, до организации завода СТЕКЛОВОЛОКНА, в этих помещениях был стекольный завод. Деревня Андреевка славилась литьём художественного стекла. Стекольный цех был сохранён. Там продолжали работать местные стеклодувы. Я часто приходила к ним в цех, и смотрела, как они выдувают из жидкого цветного стекла вазы, чаши, графины и другие изделия. Если вспоминать, то перед глазами всплывают огненные печи, пышащие жаром. Недалеко от них располагались мастера. У каждого – длинные тонкие трубки. Они макали конец трубки в чашу с расплавленным стеклом. На конце трубки повисала густая капля или комочек огненной жидкости. А дальше начиналось волшебство.

Мастер дул в эту трубку, одновременно вращая трубку ладонями в разные стороны. Они могли перестать выдувать, и трубку опускали вертикально, или раскручивали её рукой по кругу. Какими-то щипцами на длинных ручках, чтобы не обжечься, что-то откусывалось, отщипывалось. Казалось, они исполняют какую-то культовую церемонию. И на глазах, из огненной капли, сначала проявлялся контур, а потом рождалось стеклянное чудо ручной работы.

Мастера работали в каких-то жёстких фартуках, поджаренного цвета. Они предохраняли от ожогов. Тем не менее, почти у всех следы ожогов были и на руках, и даже на лицах. А самое страшное, оттого, что они всю жизнь, выдувая стекло, вдыхали огненный воздух, практически все рано или поздно заболевали лёгкими. Производство считается вредным. На пенсию они выходят рано, но часто пенсия совпадает с инвалидностью.

Совершенной противоположностью стекольной мастерской был цех стекловолокна. Сам завод – кирпичный, с толстыми, как у монастыря, потемневшими, как бы подкопченными стенами. Открываются ворота, и попадаешь в огромное заасфальтированное помещение, вдоль которого справа расположены конторки руководителей, слева – стекольные мастерские, а от ворот до цеха стекловолокна проложены рельсы для вагонеток с сырьём. Сам цех производил незабываемое впечатление: огромный, ярко освещённый, все в белых халатах и шапочках, а в середине – что-то сверкающее, завораживающее взгляд.

Смысл производства такой. В стекольных мастерских на специальной аппаратуре отливали стеклянные шарики. Затем эти шарики привозили в цех стекловолокна, и загружали в круглую печь, в центре зала. Шарики плавились. Из расплавленного стекла вытягивались, охлаждались и наматывались на бобины белые нити стекловолокна. Для цветного волокна отливали цветные шарики. Но, в то время я видела только шарики двух или трёх цветов.

К цехам, со стороны улицы делались какие-то пристройки. Может быть, заводоуправление, может, ещё что-то, не помню. Вроде бы я занималась их строительством. Но в основном, я болталась без дела на территории основного завода, в цехах, или отсиживалась в конторках. Работа моя была не пыльная, но и не интересная.

Моя бабуся и Боричка продолжали жить в Шатуре. На выходные, если я не была в Дзержинке, то ездила в Шатуру. Там встречалась со своими девчонками, моими ровесницами. Им было где-то 21–24 года. Возраст критический. Все одноклассники разбежались кто куда. Кто мог, замуж уже вышел. Молодёжь разъехалась. На танцы ходят в основном – зелёные подростки. Естественно, когда я приезжала раньше, много им рассказывала про свои похождения и приключения. Они пробовали и сами устроиться в Москве. Но с пропиской ничего не получалось. А без прописки не брали на работу.

И поэтому, они всё время приставали ко мне с просьбой – устроить их на Тэц-22 – в общежитие и на работу. В принципе, если бы я очень захотела, я смогла бы это сделать (устроила же я по лимиту на работу и в общежитие – Розова и его сестру из Калуги, а потом своего отца).

Узнав, что перешла на работу в Крюково, они мне написали письмо.

Письмо из Шатуры в Крюково.

ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!

С приветом к тебе Тамара и Люда. Ира, мы обращаемся к тебе с очень большой просьбой. Надеемся, если можешь, то не откажешь. А просьба наша такая: нам хотелось бы устроиться в Москве, но из-за прописки очень трудно Может быть, ты нам поможешь только прописаться, а жить где, мы сами найдём. Один раз мы ездили в Москву к Салтыковой Гале. Нам обещала хозяйка прописать нас, но уже целый месяц от неё нет ничего. Наверное, не дождёмся. Осталась последняя надежда только на тебя. Если бы ты нас прописала, то как бы хорошо встретиться вновь частенько, как раньше на кухне, только в более культурных условиях. Ведь, мы совершенно пропадаем, Ира. Кто только придёт, все говорят, почему вы никуда не едете? Мы бы с большой радостью уехали бы, но увы! Как скучно в Шатуре, ведь ты, наверное, сама знаешь. Идти некуда, погулять не с кем. В 21 год мы сидим дома, когда это невозможно.

Поэтому, Ира, мы тебя очень и очень просим, пожалуйста, помоги и постарайся за нас. Ведь, у тебя много там знакомых.

На этом разреши закончить письмо.

До свидания. Ждём ответа.

Затухина Тамара и Манюкова Люда.

28.12.58 г.

ПРИВЕТ ИЗ ШАТУРЫ! ИРА, ЗДРАВСТВУЙ!

С горячим приветом к тебе – Тамара и Люся. Ира, извини, пожалуйста, нас, что не дождались твоего ответа и пишем второе письмо. Мы просто не знаем причину твоего молчания. Может быть, наше первое письмо не ушло к тебе, или просто нельзя там прописаться, то так нам и напиши. Только ответь нам, пожалуйста, до нового года, а после нового года мы ещё к кому-либо обратимся за помощью.

Немного о нашей жизни. Живём по старому, В общем, не живём, а существуем.

Ира, как скучно здесь. Почти что никуда не ходим, потому что не куда и не с кем ходить. Кругом дети с 40–41-го года, даже поглядеть не на кого. Скука страшная.

Больше писать вроде нечего. До свидания. Ждём ответ.

Тамара и Люся.

Я устроила их работать ученицами на завод стекловолокна. Они освоили профессию лаборанта (кажется, лаборанта – оператора), и из учениц перешли в основные работницы. Сняли себе комнату на двоих, где мы и коротали втроём свободное время.

К себе я их приглашать не могла, т. к. жила я в закутке, где стояла только кровать и тумбочка. Хозяева мои были странными людьми. Старик (мне он казался стариком, а, в общем, – просто пожилой мужчина), сухопарый, злой. Жена его на много старше его, она – то уж точно старая была по моим тогдашним понятиям. Держали они такую же злую, как сам хозяин, собаку. Соседи, а иногда и сама хозяйка (когда мужа не было дома) шёпотом рассказывали, что когда меня не бывало дома, он смертным боем бил её, натравливал на неё собаку, и т. п. Она всегда вся ходила в синяках, и, чтобы их не было видно, куталась в какие-то платки.

Позже, из письма Милы я узнала, что когда в Москве была Наташа Плешакова, она хотела повидаться со мной, приезжала ко мне, но хозяин её не пустил, и она уехала ни с чем.

Иногда (в основном, летом) мы с девчонками ездили в Москву, гуляли в парке Горького, там ходили на танцверанду. В общем, веселились, как могли.

После того, как я вернулась в Дзержинку, они ещё какое-то время работали в Андреевке, а потом до меня дошли слухи, что они вернулись в Шатуру, где всё – таки вышли замуж.

Я не помню уже – как я объяснила свой отъезд бабусе. Я даже не знаю – знал ли о моем проступке отец. Он уже не работал на стройках ТЭЦ-22, и в общем-то ни с кем не общался из прежних знакомых.

Уехав в Андреевку, я, естественно, ушла из общежития ТЭЦ-22 совсем. Но иногда на выходные я приезжала, теперь уже – в Гремячево, к своим родным. Кончно, перед бабусей у меня не проходило чувство вины за то, что я не оправдала всех надежд, которые она всегда питала в отношении меня.

Однажды я даже написала бабусе письмо из Крюково. Это было ещё до переезда бабуси и Бориса в Гремячево, где отец снял дом, в котором позже собралась вся семья.

Бабуся решилась мне ответить, высказав в письме то, что не решалась сказать при наших встречах.

Письмо в Крюково из Шатуры. Адрес в Крюково: – «Московская область. Ст. Крюково. Химкинский район. Деревня Андреевка. Экспериментальный завод стекловолокна. Степановой И. В.»

8.06.59 г.

МИЛАЯ ИДА!

Наконец-то я собралась ответить на твоё, исполненное таким задорным необузданным энтузиазмом письмо.

Говорят, что мечта – сестра молодости, а писатель без фантазии – не писатель. У тебя и то, и другое бьёт через край.

Ты смотришь на своё ближайшее будущее, и рисуешь его, как увлекательную сказку, но, чтобы последнюю претворить в жизнь, нужна такая энергия, такое упорство, такая настойчивость, а главное, самое главное – труд.

А, вот в твоей фантазии его и нет.

В твоём представлении студенческая богема снова (но не по-новому) рисуется, как какая-то увлекательная прогулка, полная чарующих всесторонних прелестей. И, лишь, в одном месте промелькнула одинокая, ни к селу, ни к городу бедная «картошка». А есть ли для неё какая-либо реальная подготовка? Конечно, нет: сама говоришь, весь месячный заработок уходит на питание.

Едва ли возможен такой крутой поворот, да ещё при твоём крайне безалаберном (пардон!) характере?

Ты надеешься не на свою серьёзную подготовку (иначе бы ты её давно начала) к экзаменам, а опираясь на некую свою «способность», думаешь проскользнуть»… Приводимые в пользу этого доводы, крайне легковесны, и просто никчёмны.

Нужна серьёзная подготовка, а главное, вообще серьёзное отношение к жизни. Это твой главный недостаток, с которым ты и не думаешь бороться, хотя, несомненно, и знаешь его: ведь, не исключено же у тебя чувство самоанализа?

В руки себя не можешь взять, распустилась, а думаешь стать писателем – «организатором человеческих душ» (кажется, так?).

Я до сих пор нахожусь под впечатлением финальной сцены вашего пребывания у меня. Может ли быть что-либо отвратительнее, чтобы не сказать больнее? Но, кроме меня, всё осталось спокойно: как будто произошел самый обычный разговор. Ида, милая, если хочешь начать жить по-другому, хочешь попасть в другую среду, научись владеть собой (это очень, очень трудно), не распускай себя, не сделайся окончательно мещанкой (Боже, как я ненавижу эту черту!). Изменишься ли ты? Думаю, едва ли. Вспомни, как ты мне доказывала, что как тебе необходимо перейти из Шатуры, где тебя «заедает» среда? Сколько уже у тебя с этого переменилось мест, а окружают снова всё те же мещане. Потому что зависит не от среды, а от самого человека.

Есть две черты у тебя наследственные от папы (не хотелось бы говорить об этом, но ты и сама знаешь), это – лень, и указанное уже мной раньше – не серьёзное отношение к жизни, о чём я ему всегда говорила. К чему это привело, конечно, ты и сама знаешь. А раз знаешь, и понимаешь, и видишь их у себя, постарайся взять себя в руки: ведь, ты так ещё молода, и вся жизнь у тебя впереди, а ты просто губишь себя. Ведь, папе я всегда говорила, что он сам себе враг.