Клетка

Он посильнее запахнул куртку и выпил целую бутыль воды, запасенной им в машине. Недалеко протекала река Амбардах и впадающая в нее Хайыртах, и в принципе, можно было для начала припарковаться у берега одной из них, запастись влагой и немного отдохнуть. Немного подумав, Дмитрий так и сделал. Впереди еще долгий путь, а времени до официального объявления достаточно, чтобы успеть на начало шоу.

* * *

Петру разбудил стук в дверь. Она вскочила, глянула на часы и начала сумбурно бегать по комнате, одеваясь и приводя себя в порядок.

– Подождите минуточку! – крикнула она, расчесывая непокорные волосы.

– Стоун, пройдите в столовую, как соберетесь, – послышался с другой стороны двери голос Волкова. – Я привел к вам гостью.

Петра похолодела. Наверное, Волков привез ту девчонку, на «хранении» у который находится ее шар. Несмотря, на то, что Петре хотелось поскорее воссоединиться со своим «Speculo», видеть новую знакомую она не желала. Сказывались обстоятельства их встречи и общее негативное впечатление от наглой девчонки. А ведь им еще вместе жить целый месяц.

И действительно на краю длинного общего стола, в компании военных скромно сидела та самая девушка.

– Привет. Мне кажется пора тебе уже назвать свое имя. – заметила Петра, протягивая руку.

Девушка улыбнулась.

– Ты права, меня зовут Пернилла.

– Ну что ж Пернилла, скоро нас отвезут в столицу. Ты уже собрала вещи?

– Да, но сержант Боголепов сказал, что поездка откладывается на несколько дней. У него появились какие то дела и теперь придется ждать, пока он с ними разделается.

– В самом деле? – обрадовалась Петра. Это означало, что у нее есть дополнительное время что-то разузнать. Как она это будет делать, Петра не знала. Но сидеть, сложа руки, рядом с активными действиями, гораздо спокойнее, чем в домашнем благополучии.

Но время текло, не принося никаких изменений, пока однажды не объявился Дмитрий. Это случилось, когда вся рабочая компания, включая двух затесавшихся девушек, обедала в столовой тушеной курицей с овощами. Волков, восседавший за отдельным небольшим столом, нахмурился и ждал объяснений.

Дмитрий подошел и что-то тихо начал нашептывать ему на ухо, отчего Волков все больше и больше приходил в молчаливое, негодование. В итоге он грозно поднялся, что-то ответил Дмитрию и указал ему на свободное место рядом с Петрой. Дмитрий обернулся и в удивлении воззрился на девушку.

– Я приезжала искать тебя. – сказала она виновато, как только он подошел. – Я так боялась тебя потерять. – всхлипнула Петра и вскочила его обнимать. Дмитрий гладил ее по голове и нежно шептал на ухо какие-то слова, которые разобрать, впрочем, она была не в силах из-за рыданий, сотрясающих тело и гула любопытствующей толпы.

– Ну-ну, все хорошо успокойся. – он отстранил ее от себя и улыбнулся.

– Садись поешь, ты стал такой худой. Где тебя носило?

– Об этом позже. Мне не хочется есть, я пойду в казарму, а вечером зайду к тебе, договорились?

Петра кивнула. Вечером, он, как и обещал, постучался в дверь, и не дожидаясь ответа, вошел.

– Завтра нас отправят в столицу.

– Нас? – удивилась Петра. – Ты тоже поедешь?

– Меня отстраняют от работы. За халатность и невыполнение служебных обязанностей, – ответил он. – И это еще повезло, если честно. За такое сажают, но Волков сжалился надо мной в силу обстоятельств, – он пожал плечами, изображая равнодушие, но в глазах застыла влага.

– Где тебя носило? – повторила свой вопрос Петра.

– Ты разговаривала с Сашкой? – вопросом на вопрос ответил Дмитрий.

– Да, но он сказал, что ничего не знает о твоем исчезновении.

У Дмитрия отлегло от сердца. Значит, наваждение. Он доверял Сашке, но, судя по всему, где-то в глубине его подсознания, подозрения в предательстве жили и на счет лучшего друга.

-Завтра в семь утра отчаливаем. Будь готова, пожалуйста. – проговорил он и вышел из комнаты.

Петра присела на краешек кровати и задумалась. В поведении Дмитрия решительно все было не так, будто, он изменился за те дни, что она его не видела. Ее терзало любопытство, хотелось поскорее узнать, что же с ним приключилось, но она чувствовала, что не получит ответа. Он, словно, стал для нее чужой, холодный и незнакомый, лишь внешне напоминавший прежнего Диму. Но, в конце концов, все это может быть временно. Да, все изменится, как только они вернутся домой. Петра молча, кивала, убеждая саму себя в правдивости собственных мыслей.

Утро возвращения выдалось еще более пасмурным чем все те, что застала Петра в провинции. Тучи наполнились снегом под завязку и чернели тяжелым потолком, кажется, совсем низко над головами жителей казарм.

– Минут через двадцать начнет мести. – констатировал Волков.

Ребята покидали рюкзаки и уселись на заднее сиденье. Аэрокар был из тех, что возит гражданских – просторный, удобный, с мини баром и широким TV. За рулем оказался Сашка, что весьма приободрило Дмитрия.

– Я вызвался проводить тебя. – подмигнул он другу. – Когда еще свидимся.

Пернилла уселась с самого краю и сразу же достала какое-то вязание, Петра села посередине и включила один из местных каналов, а Дмитрий разложил кресло и невидящим взглядом смотрел в потолок. Сашка поставил аэрокар на автопилот и развалился на сиденье изредка поглядывая на дорогу.

– Что делать то собираешься? – поинтересовался Сашка у Дмитрия. – Теперь карьера полицейского тебе закрыта.

– Время покажет, – задумчиво проговорил тот. – Может это уже и не важно.

Саша замолк и углубился в чтение газеты, Дмитрий задремал. Петра смотрела TV, переключившийся на столичный канал при выезде за территорию провинции. Оставшееся время ехали молча. Сначала Сашка высадил Дмитрия, сердечно попрощался, крепко обняв, далее подвез девочек и неопределенно мотнув головой, на долю секунды замешкавшись, пожал Петре руку, не удостоив внимания Перниллы.

– Добро пожаловать ко мне домой! – язвительно проговорила Петра.

Та молча протянула «Speculo» хозяйке.

Глава 4

Контроль качества

Шла суббота второй недели пребывания Перниллы в гостях у Петры. Девушка, к ее удивлению, очень понравилась родителям и брату. Они отлично поладили, особенно с мамой, которая всегда увлекалась вышиванием и вязанием. За это время Пернилла успела научить женщину многим тонкостям кройки и шитья, с которыми обычно незнакомы любители рукоделия. Петру не очень радовало сложившееся положение вещей. Особенно после того, как она получила нагоняй за то, что бездумно ушла из дома и отдала свой «Speculo» в незнакомые руки. Перниллу они ни в чем не винили, Дмитрия ждали в гости, но он удосужился прийти только нынешним утром, предусмотрительно принеся цветы всем женщинам (за исключением Перниллы), леденцы Савве, конфеты к чаю и старые монеты, найденные в провинции, в подарок отцу, который их коллекционировал.

– Что-то ты совсем запропастился. – заметил отец, провожая Дмитрия в гостиную.

– Прошу прощения. Заканчивал трудовую деятельность.. – он почесал затылок. – Ну знаете, бумаги подписывал, ездил сдавать форму и инвентарь. В общем, всякие бюрократические дела доводил до конца.

Они пили чай, когда второй раз за месяц заскрипело включающееся радио.

– Уважаемые граждане Столицы! – заскрипел незнакомый голос. – Завтра двадцать пятого декабря две тысячи двести девятнадцатого года в двенадцать часов пополудни на центральных площадях каждого района состоится собрание! Просим всех быть на месте без опоздания. Проигнорировавших данное распоряжение ожидает наказание! Счастливого дня!

– Ожидает наказание? – скривила лицо мама. – Очень странная фраза. Кто это говорил?

– Не знаю, – отхлебывая чай, сказал отец. – Голос, вроде как, не президента. Наверное, новая власть собирается, наконец, официально объявить себя. А то уже целый месяц тишина.

– Странно, что никто не обращает на это внимание. – пожала плечами Петра.

– Ничего странного в этом не вижу, – подала голос Пернилла. – Все переваривают информацию об окончании войны, возвращаются с фронта и приводят жизнь в порядок.

– Складывают оружие, – важно согласился Савва.

Петра глянула на брата и закатила глаза. Вечно ему нужно что-то добавить.

На следующий день на площадях было самое настоящее столпотворение. Всего в городе их насчитывалось двадцать пять штук, но этого оказалось явно мало, для того чтобы без труда вместить всех жителей сразу. Огромные пробки в воздухе и на дороге ставили под сомнение своевременное прибытие всех людей. Но сильнейшие мира сего терпеливо ждали, когда последний аэрокар припаркуется рядом с местом встречи, а пассажиры займут место в строю. Когда, на входе на площадь, военные вычеркнули из списка последнее имя прибывшего, представитель новой власти заговорил:

– Уважаемые граждане! Мы рады приветствовать Вас на всеобщем собрании! Речь пойдет дальнейшей послевоенной жизни! Как мы уже объявляли по Радио, планета претерпела значительные изменения! Загрязнение атмосферы достигло критической точки и более так продолжаться не может! Еще пять лет, и все мы погибнем от радиации, болезней и прочих напастей! Именно поэтому мы взяли под ответственность Ваше и наше будущее! Но, к сожалению, в новом мире, не всем найдется место. По математическим подсчетам планета выдержит проживание не более десяти процентов населения.

Давящая тишина, опустившаяся на площадь, исчезла в шелесте шепота. Новая власть продолжала:

– Через два месяца, двадцать седьмого февраля, состоится Тест, по результатам которого будут избраны достойнейшие! Лучшие из лучших отправятся на спасительном корабле в космос, в то время как планета будет готовиться к лучшим временам! С завтрашнего дня все граждане, в принудительном порядке начнут проходить медицинское обследование! Мы делаем это ради общего блага! Желаем вам лучших времен!

Новая власть покинула сцену, оставив коллективный разум жителей города на произвол.

* * *

– Мам, а что будет с остальными? – в который раз вопрошал Савва у задумчиво листающей книгу матери.

– Откуда я знаю, сын. – отмахивалась она.– Ну может быть, построят резервации на островах.

– Разве в мире хватит на всех островов?

– Разумеется, нет, глупый. – разозлилась Петра. – Не понятно что ли, она тебя просто успокаивает. Остальных под снос.

Савва открыл рот и закатил истерику, громко вопя. Мама строго посмотрела на Петру:

– Зачем брата нервируешь? Кому от этого лучше то?

Петра отложила учебник по физике (теперь вся семья, включая Дмитрия и Перниллу) сидела за разнообразными образовательными материалами, стремясь ухватить как можно больше информации перед предстоящим Тестом. Какие вопросы и задания на нем будут, никто не знал, но каждый, в меру своих умственных способностей почитывал ту или иную дисциплину по школьной программе. Тяжелее всего приходилось Пернилле. Провинциальные школы не славились хорошим образованием, а потому девушка очень много не знала из того, что для Петры было как дважды два. Но юная провинциалка была рада тому, что так вовремя оказалась в нужном месте. Ей очень хотелось увидеться с матерью и братом, но собственное благополучие было важнее всего. Все лучше и лучше узнавая девушку, Петра перестала испытывать к ней одну лишь неприязнь. К гадкому чувству добавилось и любопытство. Она редко встречала людей, в которых совмещались настолько противоположные друг другу качества. С одной стороны Пернилла удивляла своей эгоистичностью, находчивостью и стремлением перевести все в собственную выгоду. Ее привязанности к людям были слишком поверхностными, чтобы можно было назвать их любовью. В аналогичной ситуации, Петра бы сразу же рванула к родным, лишь бы быть с ними рядом в тяжелую минуту, но Пернилла не допускала даже мысли о преждевременном возвращении на малую родину. Напротив она весьма откровенно намекала родителям Петры о том, чтобы продлить ее пребывание в Столице до самого кануна Теста. Но стоило взглянуть, как старательно, с каким воодушевлением она шьет ту или иную одежку для самых бедных людей ее города, практически за бесплатно (по крайней мере так рассказывала сама Пернилла), как сразу проникаешься уважением к ее самоотдаче. Петра не была хорошим психологом, она вообще мало задумывалась над человеческим характером и чувствами, но поведение гостьи уж слишком сбивало ее с толку. Дмитрий же, будучи человеком, не лишенным предрассудков, даже не пытался разбираться в личности провинциалки, полагая, что та не достойна его внимания. Это казалось странным Петре, знающей, что он является первым поколением в семье Диков, рожденным в Столице. Пренебрежение Дмитрия неприятно поразило девушку, но она не слишком долго задумывалась об этой стороне его характера. Все же спустя века и тысячелетия развития человеческого мышления, разум оказывается беззащитным, сталкиваясь с такими яркими чувствами как любовь и ненависть. Дни летели с молниеносной скоростью. На улицах Столицы, впервые за много лет процветала преступность, пусть и не в таких глобальных масштабах, как в остальных городах. Убийства, как и прежде, были нонсенсом для цивилизованных граждан, однако драки, стычки потасовки стали ежедневными занятиями большинства молодых людей. Но самое страшное заключалось в том количестве самоубийств, зафиксированных во всех районах. Одиночные и массовые прыжки с небоскребов, самодельные виселицы в домах, звуки выстрелов, кровавые ванны и сотни килограммов таблеток в желудках напуганных предстоящим будущим людей. Многие надеялись на лучшее, но, то были законченные оптимисты. Остальные готовились к неутешительным результатам на свой счет. Когда до Теста оставалось меньше недели, Петра стала плохо спать. Раньше, бывало, ее будили по целому часу, будильниками, холодной водой и громкой музыкой, теперь же она вскакивала от малейшего шороха и отправлялась на балкон дышать свежим воздухом. Пернилла же измученно вставала и успокаивающе обнимала девушку за плечи. Казалось, она совсем не переживала насчет предстоящего испытания.

– Тебе совсем не страшно, что будет дальше? – спросила как то раз Петра, нервно потирая руки и глядя на ночной город.

– Может быть страшно. Наверное.

– Но по тебе этого не скажешь.

– Просто я умею держать себя в руках. – пожала плечами Пернилла и усмехнулась. – И на самом деле я просто стараюсь рассуждать здраво. Какая мне польза от переживаний? Ну буду я по ночам так же трусить как и ты. Перестану высыпаться, мозги начнут плохо работать, а ведь они у меня и так не самые тренированные. – усмехнулась она.

– Это все понятно. Но скажи мне на милость как можно контролировать свои чувства? Если мне страшно, то лишь от одной мысли, что страх бесполезен, он не исчезнет, не испарится.

– Верно. Если ты так думаешь. Но я никогда не боюсь, если знаю, о чем идет речь. Другое дело – предчувствие.

– Что это значит?

– Ну… – Пернилла замешкалась, будто, обдумывая, стоит ли ей откровенничать с Петрой, а затем продолжила, видимо решив, что ничего страшного из этого не выйдет. – Понимаешь, иногда на меня накатывает что-то. Какое-то ощущение безысходности, причем абсолютно безосновательно. Трудно дышать и в груди что-то щемит. Наверное, так все люди ощущают страх. Обычно это происходит за день или за несколько часов, до свершившейся трагедии или нависшей опасности. Но как только мне становится понятно, что послужило катализатором моего страха, он отступает и больше не возвращается. Остаются просто мысли и рассуждения.

– Ты прямо предсказательница какая-то. – восхитилась Петра. Она помолчала и тяжело вздохнула. – Но мне такое не подвластно. Если уж я боюсь, то хоть ты тресни, здравый смысл мне изменяет.

– Таково большинство. – ответила девушка, не замечая, что обидела Петру приравняв ее к серой массе.

– Пойдем спать. – буркнула та и вышла с балкона.

Пернилла немного постояла, пытаясь понять, что сказала не так и отправилась вслед за Петрой.

За день до двадцать седьмого февраля загостившуюся Перниллу отправили домой, так как люди распределялись по зданиям проведения Теста в зависимости от места жительства. Петра с удивлением обнаружила, что ей в какой-то мере будет не хватать этой странной девчонки. Последний вечер Стоуны проводили в кругу семьи, даже Дмитрий не показался на их пороге, решив отдать последние спокойные часы родителям. Ночью Петра, словно наслушавшись болтовни Перниллы, спала крепко, и пожалуй, слишком сладко для человека, которому завтра предстоит доказать свое право на жизнь. Но утро выдалось слишком сумбурным. Семья судорожно собиралась, боясь опоздать к началу. Савва пролил чай на брюки и мама старательно наглаживала новый костюм, нервно поглядывая на часы, Петру два раза вырвало сначала тем, что она съела за завтраком, а потом какой то желтой неприятной жидкостью, оставившей горькое послевкусие во рту. С ней такого не случалось с самого детского сада, где ей как-то раз пытались впихнуть в глотку гороховую кашу, которую она упорно отказывалась есть. Воспитатель запомнил этот день на всю жизнь: от омерзения Петру стошнило, и весь стол, ковер и фартук нянечки оказались запачканы в содержимом желудка ребенка. Петра устроила истерику, в перерывах между всхлипываниями, качала права и объясняла обязанности хорошего воспитателя, с той непосредственностью, которую имеют только дети. Те давно минувшие годы, вспомнились с теплотой, и Петра слегка улыбнулась. Отец смотрел на нее в этот момент и, приняв улыбку на свой счет, улыбнулся в ответ.

– Не переживай. Все будет отлично. – он погладил ее по голове.

Наконец, сборы закончились, и они гурьбой вышли из квартиры. Проживание на пятьдесят седьмом этаже, хоть и имело приятный бонус – отличный вид на огни большого города, но имело и массу недостатков. Например, столпотворение в лифтах, которое ожидалось только на большие праздники, сегодня превзошло все границы. Они ждали, пока приедет хотя бы один из десяти лифов около пяти минут и удивлялись, почему нельзя было сделать больше на такое роскошное здание. Дорога к зданию Института Информационных Технологий проходила через самый центр района и Петра оглядывала знакомые дворы с грустью приговоренного к казни.

– Ну вот мы и приехали. – крякнул папа, выходя из аэрокара. – Милости просим, как говорится.

* * *

Наконец, на центральной площади города всех распределили по месту жительства на автобусы они тронулись. Пернилла глядя в окно, сквозь страх и дрожь, начала наслаждаться видами, запахами, доносящимися из открытых окон и собственным дыханием, частым и, временами, прерывистым. Чего-то все же стоит эта жизнь, пусть мрачная, погрязшая в войне и насилии… Когда-то на уроке географии она листала страницы учебника и наткнулась на картинку. Очень красивую. На ней было изображено море зеленовато-голубого цвета, желтый песок и очень странные растения, которых не найдешь в ее стране. Даже в Столице. Это были пальмы. Она знала, что сейчас в мире нет такого чистого и прекрасного места. И на пляже, изображенном здесь, в учебнике, сейчас валяются железные осколки войны, может быть даже кости мертвецов, а вода уже не такая лазурная как прежде. Но знание не мешало Пернилле мечтать о том, чтобы когда-нибудь ступить на столь прекрасный берег. Это было одно из наиярчайших воспоминаний детства. Тогда она думала, что готова отдать всю жизнь за один лишь день в месте своих грез. Сейчас она знала, что нет на свете такой вещи, за которую можно отдать хотя бы минуту жизни.

Они подъехали к строю высоких серых зданий, на каждом их котором значилась надпись ЛАВД (лаборатория военных движений). Высокий худой мужчина, с пепельными волосами, серыми глазами и очень тонкими губами подошел к их автобусу. Он развернул лист и громко произнес.

– Каревы!

– Мы. – Из толпы показалось четверо человек: женщина, мужчина, мальчик лет двенадцати и сухощавая старуха, прихрамывающая на одну ногу.

– Паспорта. Свидетельства о рождении.

Мужчина залез в карман и, вытащив документы, протянул их военному.

– Строение пять. Этаж тридцать четыре. Кабинет двести сорок пять. – он поставил каждому на ладонь по печати. Мальчишка ойкнул и залился слезами.

– Смирнова!

– Я. – ответила девушка, чуть старше Перниллы. У нее были густые соломенные волосы и напуганные глаза. Она отдала паспорт, получила печать и пошла следом за Каревыми.

– Декабревы! – вперед выступила Пернилла и ее семья. Старший брат так же как и все протянул документы.

– Строение двадцать три. Этаж тридцать девять. Кабинет триста пять.

Когда мужчина ставил ей печать, она поняла, почему морщились взрослые и плакали дети. Оказалось, она впивается в кожу, делая своеобразную татуировку. На печати были ее инициалы, номер помещения и надпись ЕТГ (единый тест годности). Кожа на ладони покраснела и сразу же начала ныть. «Ничего себе отметочка». – подумала Пернилла. – «Как рабам в средние века. Хотя ими, мы по сути и являемся. Интересно Петру ждет тоже самое?» Тем не менее, она, молча, последовала за братом.

* * *

Пернилла уже сорок минут сидела в огромной аудитории с серыми стенами, за белой партой. Мать и брат находились так далеко от нее, что услышали бы ее голос, только если бы она задумала кричать. Медосмотр прошел быстро и непосредственно перед экзаменом. У каждого гражданина взяли кровь из вены и заставили плюнуть в небольшую коробочку.

– Итак. – Прозвучал, наконец голос из радиоприемника. – Сегодня, двадцать седьмого февраля две тысячи двести двадцатого года от Рождества Христова через двадцать пять минут вы приступите к написанию ЕТГ. Довожу до вашего сведения, что списывание или какое-либо нарушение дисциплины наказывается незамедлительной ликвидацией. Пользоваться можно только ручками и листами, расположенными на вашей парте. В левом углу каждого стола находится пакет с тестом. В минуту, когда будет подан сигнал, произведите вскрытие пакета. До сигнала вскрывать пакет нельзя. Несоблюдение данного условия приравнивается к нарушению дисциплины и карается ликвидацией, соответственно. Всего на тест дается четыре часа. Настоятельно рекомендуем использовать все время, отведенное вам. Желаем удачи!

Наступила тишина. Все ждали сигнала. В назначенное время прозвучал громкий одиночный «бонг» и люди ринулись вскрывать тест. Пернилла трясущимися руками схватила его и зубами оторвала уголок и, разорвав ногтями полиэтиленовые бока, достала шершавые плотные листы бумаги. Их оказалось около пятидесяти. На верху каждого листа была обозначена дисциплина. Пернилла пролистала физику, алгебру, геометрию, сопромат, механику, химию, астрономию, кораблестроение, биологию, генетику, литературу, несколько языков, в том числе ее родной, основу безопасности жизнедеятельности, экономику, политологию и множество других предметов, которые видела вообще в первый раз. Вздохнув, она отсортировала все на три стопки: гуманитарные, технические и экономические науки. В общем то только первая давала ей шанс, хоть и небольшой. Пернилла решила отдать почти все время ей.

Вдруг раздался хлопок, и надзиратель поднял за руку молодого парня и вывел его в какую-то небольшую каморку. «Списывал» – догадалась Пернилла и уткнулась в свою работу. За все четыре часа вывели примерно дюжину таких отчаянных людей, среди которых не было, как заметила Пернилла, ни одной девушки. Никто не сопротивлялся, надзирателей все боялись. Эти люди были на одно лицо, жестокие и беспристрастные. Скорее всего они были клонами одного из представителей новой власти. В клонах, в отличие от обычных людей, всегда очень развито чувство долга перед прототипом. К тому же начисто отсутствует чувство самосохранения. Они обладают высокой работоспособностью и часто добиваются более хороших результатов в профессии, чем естесственнорожденные. Однако, интеллект у них не так хорошо развит, поэтому клонов обычно используют там, где думать нужно по минимуму. Наверное, это такая своеобразная защита природы. Как-то раз, один очень талантливый ученый создал себе порядка пяти таких клонов, надеясь получить он них помощь в разработке нового топлива. В итоге они помогали ему мыть склянки. Клонов создали в двадцатые годы войны, но не использовали, насколько знала Пернилла, уже более тридцати лет, потому что стоимость производства не окупала их рабочую деятельность.

По истечении трех с половиной часов прозвенел предупредительный «бонг», а ровно через четыре прозвучала команда: положить работы на левый край стола.

Тест закончился. Теперь началось самое страшное. Ожидание.

* * *

– Это провал, – вздыхала Петра тем же вечером за чашкой чая. Ее никто не слушал. Все молча, занимались своими делами: мама вязала, папа, нацепив очки, разглядывал свою коллекцию монет, Савва качался на стуле и облизывал руку в том месте, где поставили печать. – Мне кажется, я не сдала.