скачать книгу бесплатно
Размазывая слёзы по щекам, мальчишечка никак не мог совладать с собой. Наверное, предчувствовал что-то нехорошее.
– Ну, хватит, Коля, ты же мужчина. Мужчины не плачут.
«Плачут, ещё как плачут», – подумал Алексей, вспомнив своё состояние и катившиеся из глаз помимо воли слёзы, когда фактически на его руках после долгой изнурительной болезни умирал отец.
– Я ещё мальчик, а не мужчина! – не унимался парень. – Я хочу, чтобы ты жил долго, и я хочу жить.
– Я тебя в обиду не дам. А, жить Колёк, ты будешь долго и счастливо. У меня в Москве был друг, – уже обращаясь к ребятам, продолжил Иван Федотович, – в Японии работал, по иностранному ведомству. Язык знал. Расстреляли его наши энкэвэдэшники за измену родине… шпионом признали. – Председатель замолчал. Затем заговорил опять:
– Так вот, он встретил там одного человека. Кацудзо Ниши его звали. Он систему здоровья создал. Человек, по его понятиям, может жить без болезней до ста лет. А может и больше, если захочет.
Гена и Алексей переглянулись. Об этом японце они слышали от выручившего их автомобильными камерами Николая Ивановича.
– Книгу написал о своей системе, – продолжал председатель. – Если повезёт, найди её, Коля. Мы же не будем вечно в оторванной от остального мира стране вариться. Может быть, в библиотеке, в центральной, в Москве.
– Николай Иванович, «Союз 1791», «Цундап», с Лениным в башке, с лопатой в руке, – пробормотал Гена, глядя на маленького Колю. Правда, шрама на щеке мальца не было. Потом перевёл взгляд на Ивана Федотовича.
– Ёлы-палы, да вы не такой уж простой, сельский председатель колхоза.
– Да, я в Москве на заводе работал инженером. В октябре семнадцатого примкнул к революционерам. Потом в партию вступил. В тридцать втором она меня сюда послала село поднимать. Из «двадцатипятитысячников» я. Кстати, вижу, вы тоже не из простых. Эвона, как одеты. Что за штаны у вас такие?
– Да это обычные джинсы, – простодушно ляпнул Алексей. Сообразив, что это ничего мужику не говорит, добавил:
– Это недавно совсем в Москве стали шить, по американской лицензии.
– До войны что ли? Да, давненько я не был в столице. Как вы думаете, устоит белокаменная против супостата?
Генка оживился.
– Ха! Устоит?! Битва под Москвой станет началом разгрома Третьего рейха. Когда Десятая резервная армия Голикова, сформированная в районе Рязани из сибирских полков, а Тридцать девятая, Пятьдесят восьмая и Пятьдесят девятая, в районе Рыбинска, я уж не говорю о Первой ударной армии на Московском рубеже… И вот когда Тимошенко, Конев и Ерёменко…
Алексей легонько толкнул локтем друга в бок.
– В общем, мы верим в победу, – Алексей, пытаясь переключить внимание выпучивших глаза Ивана Федотовича и Кольки. Потом как будто вдруг что-то вспомнив, полез в карман, а про себя подумал: «Ну, прямо как в кино…»
– Эй, Коля, жвачку хочешь? – Денисов достал пластинку жевательной резинки.
– Что это? – мальчик немного отвлекся от своих тревожных мыслей.
– Ну, это как конфета, только нужно жевать и не глотать. Потом, когда вкус пропадёт, выплюнешь.
– Что же тогда это за конфета, если её проглотить нельзя? Леденец?
– Поэтому и называется жвачка. Попробуй – поймёшь.
– А вы, часом, не американские шпионы? – напрягся слегка председатель. – Жвачка какая-то, штаны американские. Да и вообще, странные вы. Откуда к нам пожаловали?
– Мы же уже говорили, из Москвы.
– Да слышал я, только что-то в вас не то. Ну как будто не из нашего времени что ли.
– Да, Иван Федотыч, мы из будущего, из 21-го века, год 2012, – начал Гена. – Плыли, понимаешь, себе по реке, да, вдруг, фигак – фашисты. Обстреляли, значит, нас, лодки – все в дырах. Переправились с острова на другой берег, раздобыли заплатки для ремонта лодок. Видели, автомобильные камеры в «опеле» оставили? А тут на тебе, так же как и вам – хенде хох, ком цу мир, и алес капут. Такое объяснение вас устраивает?!
Алексей почувствовал, что друг завелся и попытался перевести разговор на другую тему. Однако Председатель поднял руку, останавливая Лёху.
– Как же, как же, читали господина Уэлса, «Машину времени», «Войну миров» и ещё чего-то про человека-невидимку. Так вот, если бы она, эта самая машина существовала, то не было бы этой проклятой войны!
– А если наоборот? Кто-то из будущего метнулся в прошлое и затеял эту войну? – тут уже не выдержал Алексей. – Мы не знаем, но точно уверены, что мы попали сюда из 2012-го года. У нас там семьи, работа, друзья, в общем-то, спокойная мирная жизнь, и нахрена нам сдался ваш… э-э-э, кстати, какой у вас здесь год?
– Сорок первый.
«Почему-то все попаданцы в книгах оказываются именно в сорок первом», – подумал Денисов, а вслух спросил:
– А война когда началась?
– В 1939-м, наша, Отечественная, а Вторая мировая годом раньше, – ответил ошарашенный председатель. – Фашисты завоевали почти всю Европу с Великобританией, в Африке хозяйничают. Потом двинули на нас. Думаю, если Советский союз одолеют, на Америку попрут.
– Оба-на! – воскликнул Гена. – Ну и где они сейчас?
– Да Господи, вы, правда, что ли марсиане? Москва в кольце, Сталинград взят, Ленинград после блокады пал, почти весь Кавказ в их руках. За Урал пока не суются. Сначала Москву хотят взять. Из политическо-пропагандистских, так сказать, соображений. В кольце она, матушка-столица, в блокаде. Не пойму, как вы такие с виду сытые и крепкие оттуда выбрались. Не знаю… Не верю я во всю эту мистику и поповщину.
– Понятное дело, вы же коммунист! – брякнул Гена. – Небось, радости не было предела, когда большевички Храм Христа Спасителя взрывали?!
Федотыч лишь горько усмехнулся и заговорил тихо:
– Если хочешь знать, милок, гость, так сказать, из будущего, я, конечно, не встал перед взрывом на балюстраду храма и не сказал: «взрывайте, но только со мной»! Меня бы быстро на Лубянку упекли. А у меня семья. Но в душе тогда что-то надломилось. В смысле вера в большевистские идеалы. И знаешь, почему? Да потому что твоя американская жопа не поймёт, что после обращения именно в этом Храме к Богу у нас с Надей родился Коленька. Вот он моя кровь, моя радость, мой наследник. До этого никак не могла моя касатка забеременеть. Она меня уговорила тайком к Христу Спасителю пойти. Именно уговорила. Ведь безбожник я был до этого. Перед вами раскрываюсь потому, что чувствую, не выдержат пыток селяне, сдадут, что коммунист я. А посему сочтены дни, или даже часы мои.
Колька встрепенулся:
– Что ты говоришь, папа?!
– Вот это «папа», беспокойство и неравнодушие к родителю стоит того, чтобы жить.
Пацан опять зашёлся в рыданиях. Это давило на психику, но никто не стал укорять.
Через некоторое время мальчик затих – уснул. Видимо, сработала защита нервной системы. Организм не в состоянии находиться в постоянном стрессе.
– Вы не обижайтесь на меня, возможно, я вспылил. – Председатель высвободил руку из-под головы Коли. – Вообще-то я философски отношусь к смерти. Ведь это просто обратная сторона жизни. Не было бы жизни, не было бы смерти. Мы же все когда-нибудь… Разница лишь в том, как и когда. Главное, как.
– А мне ближе – подальше, в смысле, это «когда», – сказал Алексей с грустными нотками в голосе. – «Есть у нас ещё дома дела, да и просто хотелось пожить». Ну, так, в нашем времени, поёт группа «Чайф».
– Что за группа? Что значит «чайф»?
– Так, в двух словах не передать…
– Всё же попробуйте, расскажите о вашем э-э-э… времени.
– Вы же не верите.
– Зато я люблю сказки.
За разговорами прошла ночь. Федотыч был настолько обескуражен и потрясён тем, что успели рассказать ребята, что поначалу отказывался верить. С другой стороны понимал, что некоторые подробности описания механизмов, автомобилей, самолётов, оружия, ракет придумать трудно. Так же как и детали социального устройства современного общества или быта людей в двадцать первом веке. А вот насчёт политических преобразований, произошедших в стране к началу двадцать первого века, кажется, так и не поверил, или просто не захотел. Правда, краткую историю Великой Отечественной войны, особенно её итоги, выслушал с явным удовлетворением. Только никак не мог понять, почему она началась не в 39-м, а, по словам рассказчиков, в 41-м. Никак не мог врубиться в возможность параллельных реальностей. Вообще, создавалось впечатление, что у мужика от полученной информации крыша поехала. Немудрено: с одной стороны, знаешь, что этого не может быть, а с другой, понимаешь, что так правдоподобно и детально врать невозможно.
***
Когда солнечные лучи протиснулись сквозь щели сарая, дверь распахнулась, и на пороге возник офицер с переводчиком. Начинался допрос. Каждого выводили поодиночке.
Допрашивали селян часа три.
– Федотыч, кажется, сдали тебя. – К председателю подошёл мужик в рваной рубахе. – Били. Я ничего не сказал, но кто-то до меня. Ну, в смысле, что ты коммунист.
– Кто бы сомневался.
Председатель горделиво поднял голову и громко сказал:
– Никого не виню, односельчане. Не каждый пытки выдержит. Простите, коли что не так было.
– Да погоди ты, Федотыч, раньше времени себя хоронить, воскликнул мужичок в заляпанных кровью штанах и разодранной косоворотке.
– Успокойся, Савелий, не обдристаюсь я, ежели чего. Ребятки, – обратился Федотыч уже к Гене и Алексею, – если выживете, возьмите Кольку в свой лучший мир будущего, в двадцать первый век. Господи, что я несу… – уже себе под нос закончил председатель.
Гена и Алексей отошли в сторону, сели на кучу сена.
– Как оно духмяно пахнет! – Гена поднёс просушенные стебли колосьев к носу.
– Особенно, если на него срыгнёшь, – попытался безобидно пошутить Лёха.
– Сука ты!
– Прости, я сам чуть не блеванул тогда. Видишь, лежит человек. Судьба его закончилась. А ради чего он жил? Мы не узнаем, да и он, скорее всего, не успел понять.
Помолчали.
– Ген, а ради чего ты живешь? Ради чего я живу? Ради чего всё человечество живет? Ради того, чтобы вот так бессмысленно друг друга уничтожать? Ведь посмотри, вся история нашей цивилизации – это войны, создание…
– Вот только не надо говорить о совершенствовании орудий смерти для уничтожения себе подобных. Ты, как журналист, знаешь, что это банально.
– Конечно банально, и все же… Знаешь, что меня в нашем мире поражает больше всего? Мысль не новая и не моя, но я с ней согласен. Вот Нобелевская премия мира. Вдумайся, мира! Учреждена изобретателем динамита. Ну это примерно, как человек, условно говоря, выплеснувший в мир ВИЧ, учреждает премию за заслуги в борьбе со СПИДом. Или Нильса Бора взять к примеру. Для того, чтобы бороться против ядерного оружия, нужно было принимать участие в его создании. Да почти все боролись, кто принимал участие в Манхэтэнском проекте.
Впрочем, ходить далеко не надо. Если бы я был Калашниковым, наверное, сошёл бы с ума, зная, что с помощью моего оружия совершено столько убийств. Чокнуться можно, но даже на национальных флагах некоторых государств присутствует «калаш».
– Интересная мысль, а, главное, свежая и оригинальная. – Генка не нашёл, что возразить и решил согласиться с эмоционально разошедшимся другом. На Денисова это было не похоже.
– Ген, а ты заметил, что нас не водили на допрос. К чему бы это?
– Паспорта наши изучают. Офигели наверное.
Звук открываемой двери заскрежетал по нервам.
– Всем встать! – скомандовал Переводчик. – На выход.
То, что последовало дальше, выходило за рамки человеческого понимания. Даже не то чтобы понимания, а, скорее, психики. Всех находящихся в амбаре людей построили перед эшафотом. Из шеренги два дюжих эсэсовца выдернули Федотыча.
– Папа! – Коля кинулся к отцу. Один из конвоиров отпустил на секунду председателя, обернулся и рубанул прикладом винтовки в лицо пацану, оставляя на правой щеке рваную рану. Денисов кинулся к мальчику, потерявшему сознание. Эсэсовец передернул затвор, но поднятая рука переводчика и короткая команда заставила того отказаться от дальнейшей расправы. Алексей взял на руки мальчонку и, уложив за шеренгой пленных, начал массировать ему виски. Залитая кровью щека распухла, глаза закатились, пульс едва прощупывался.
Тем временем фашисты накинули на Ивана Федотовича петлю и поставили на деревянный чурбак.
Ах, не вовремя очнулся Коленька. Лучше бы он этого не видел. Но, как назло, пацан неожиданно резво вскочил на ноги и с криком «папа!» кинулся вперёд, расталкивая мужиков. Стоявший в шеренге Гена, успел схватить мальчика и, удерживая, пытался прикрыть ему глаза.
– Не смотри, Коля, не смотри!
Но парень упрямо отрывал Генкину руку и еле шевелящимися губами тихонько как заведенный шептал в исступлении:
– Папа! Папочка! Нет, не может быть! Не может быть!
Встретившись с глазами ребёнка, Иван Федотович, чувствуя, что последние секунды видит сына и белый свет, закричал:
– Коленька! Сынок! Я тебя люблю! Не бойся ничего! Смерти нет! Это всего лишь переход! Мы разобьём фашистов! Ты будешь жить в свободной стране! Прости меня, если я причинил тебе…
Последнюю фразу он не закончил. После короткой команды переводчика солдат выбил чурбак из под ног председателя.
– Не-е-е-е-т!!! – От крика мальчика, казалось, кровь застыла в жилах.
– Ну, гад, ты за это поплатишься от меня лично, если останусь жив! – в полголоса поклялся Гена.
А в голове Денисова кроме очередной мысли о невероятности происходящего смутно просквозила еще одна:
«А командует-то не оберлейтенант, а переводчик, „истинный ариец“. Странно…»
Ошеломлённых пленников вновь отвели в конюшню.
***
Игорь и Сергей дождались темноты. Накануне они упаковали самое необходимое в пакеты в непромокаемые пакеты. В палатке в потайном кармане Игорь на всякий случай оставил записку брату. В ней сообщалось, что они с Серёгой поплыли к ним на выручку, так как слышали выстрелы.
После того, как ночь тревожной энергетикой начала пропитывать островитян, прошло три часа. Сергей и Игорь не теряли надежды и ждали возвращения ходоков. Бесполезно. На зыбкой грани начала рассвета медлить стало опасно – их переправу могли заметить с моста.
Подавив тяжёлые вздохи, мужики вошли в реку. Контраст воды и воздуха заставил приостановиться.
– Так провожают пароходы! Не то, что рельсы в два ряда! – Игорь зябко поёжился.
– Вода, вода, кругом вода… – согласился Сергей. – Нет, я даже сказал бы по-другому, коллега:
– Переправа, переправа,
Берег левый, берег правый…
Кому память, кому слава,
