banner banner banner
Петля реки времени. Роман
Петля реки времени. Роман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Петля реки времени. Роман

скачать книгу бесплатно


Минут пятнадцать шли без разговоров. Каждый думал о своём. Начавшийся лес дарил прохладу. Присели на поваленное дерево и решили передохнуть, а Генка перекурить.

– Не нравится мне всё это. – Взгляд Алексея казался отсутствующим. – Может, нас и дома-то не ждут. А то ещё его и нет у нас теперь вовсе, родители не те, и мы их не узнаем? Жёны, дети…

– Нет, если мы родились и так выглядим, то родители те же самые, а вот жёны, дети… У кого-то есть, у кого-то нет. И вообще интересно, те же ли самые? А вероятно, что жёны те же, а дети другие? Ну, внешне похожи, а по характеру отличаются от тех, кого мы воспитали?

– Охренеть можно! Слушай, давай сходим в город, посмотрим, что и как, поговорим с людьми? По обстановке, по разговорам, по тем же машинам поймём, кто сбрендил, мы или Иваныч.

– Why бы да и not, как говорят у нас в деревне мужики, – кивнул Генка, – но нас ребята ждут. Серёга наверняка уху замутил. Сегодня починим лодки, переночуем на острове, а завтра пристанем на привал у какой-нибудь деревни и всё разузнаем.

– Что ж, наверно ты прав, ребята точно заждались, – согласился Алексей. – Скучно им без нас водку пить, которая наверняка уже стынет. А посему хорош курить, пошли быстрее.

Однако ни ухи поесть, ни выпить вместе вчетвером друзьям в тот день так и не удалось.

***

– Лучше бы поплыл я. – Игорь нервно ёрзал на раскладном стульчике возле импровизированного столика из рюкзаков и посматривал на противоположный берег.

Сергей ничего не ответил и налил по стопке. Не дождавшись друзей, они все же решили поесть ухи и хлопнуть по паре рюмок.

– Согласен, ожидание в бездействии – кошмар, восклицательный знак мне по темечку! Ладно, думаю, всё будет хорошо. Давай хряпнем за успех нашего безнадёжного мероприятия. Я имею в виду БАП. Может, продолжим ещё.

Ребята подняли походные латунные стопки, чокнулись, выпили. Игорь зачерпнул из миски полную ложку, втянул ноздрями дурманящий запах наваристой ухи, подул, открыл рот, но так и застыл, – безмятежную, распаренную солнцем тишину разорвал звук автоматной очереди. Стреляли на противоположном берегу. Примерно там, где утром высадились Генка с Лёшкой. Игорь резко вскочил, пролив часть содержимого миски на себя. Сергей, коротко матюгнувшись, кинулся к палатке за биноклем.

***

За несколько минут до того как Полковник и Писатель сели за уху, Геннадий и Алексей закончили короткий привал, перекинули через плечи как шинели-скатки автомобильные камеры, которыми Николай Иванович снабдил путешественников, и двинулись сквозь лес по тропинке. Её, по описанию старика, они отыскали довольно быстро.

– Вон уже вода видна, – Алексей оглянулся на шедшего сзади Генку и ускорил шаг. – Я уже чую запах ухи.

– Хальт! Хенде хох! – кто-то гортанно гавкнул сзади. Денисова мгновенно пробили размером со спелый виноград мурашки, – голос был явно не Генкин. Лязг затвора также не предвещал ничего хорошего. Они медленно повернулись. Перед ребятами на расстоянии пяти-семи шагов стояли офицер в полевой эсэсовской форме (парни поняли это по черным с двумя молниями петлицам) и пара автоматчиков по бокам. Холодная воронёная сталь двух МР-40, которые в простонародье почему-то ошибочно называли «шмайсерами», зловеще поблескивала в пробивающихся сквозь листву солнечных лучах. Из дул, направленных ребятам в грудь, веяло смертельной тоской.

– Мужики, вы чего тут, кино снимаете что ли? – начал Генка и сделал шаг навстречу эсэсовцам. Один из автоматов харкнул порцией свинца. По перепонкам ударила оглушительная дробь. Крошка скошенных веток и листьев легла на волосы и плечи оторопевших друзей. Рефлекс – и в долю секунды морды оказались на земле во мху, руки прикрыли головы. Как будто это могло защитить от пуль. Полупустая пачка «Marlboro» с подаренной братом зажигалкой внутри отлетела в кусты.

– Вы что творите? Мы… – Алексей попытался приподняться на локтях. Резкий удар сапогом в правое подреберье, пронзившая внутренности, словно шилом боль и звездный хоровод в глазах отбили у него охоту к дальнейшему вербальному общению. Эсэсовцы, или кто они там были, напротив, решили высказаться:

– Ауфштейн, кертмахен! Шнель, Иван!

– Яволь, Фриц! – попытался пошутить Генка, принимая всё происходящее за какой-то спектакль абсурда. И поплатился ударом сверху по почке. Этот весьма ощутимый аргумент людей в эсэсовской форме и, главное, оружие с боевыми патронами заставили мужиков быть более послушными.

Впрочем, Алексей не удержался и вполголоса, чтобы его не слышали недружелюбные военные, пробормотал:

– Мало вам наваляли в сорок пятом.

– Швайген! Форвартс! Ком! Ком!

– Ну, это понятно! Еще «лос, лос» не хватает.

***

Для хозяйничающих мужиков на части суши, окружённой водой, автоматная очередь явилась громом среди ясного неба. Поскольку с острова коса не просматривалась, Глебов пригнулся и ломанулся сквозь кусты к тому месту, откуда можно было разглядеть мост. Полковник было двинулся за ним.

– Стой здесь! – неожиданно твёрдо для самого себя произнес Глебыч. – Сначала я посмотрю.

Отсутствовал Сергей недолго.

– Ты не поверишь!!! Немцы со своими пулемётами на месте!!! Мост опять с вышками цел и невредим. Хотя этого не может быть, потому что, как ты сам прекрасно понимаешь, не может быть никогда. Уж не палёную ли водку мы приняли. Глюки? На, – Глебов протянул Игорю бинокль. – Хочешь – сползай, сам посмотри.

– Значит та очередь на берегу… – Игорь машинально взял бинокль и пополз убеждаться, что друг не разыгрывает его. Когда Полковник вернулся, на нём лица не было.

– Если брата и Лёху убили… – голос Полковника дрожал.

– Рано выводы делать, – покачал головой Сергей. – Может быть, они в воздух пальнули. Мол, стой, стрелять буду. Скорее всего, парни свинтили, где-нибудь спрятались и ждут темноты, затем переправятся. – Голос Глебова звучал неубедительно.

– А если нет? Короче, надо плыть. – Казалось, Игорь принял решение. – Если не прямо, я – пациент Кащенко.

– А я сойду с ума от того, что происходит: то в жопу хомячка, то из жопы хомячка, в смысле – то фрицы есть, то нет, то опять появились.

Секунду помолчали. Потом Сергей положил руку на плечо понурившегося Полковника.

– Именно сейчас на тот берег нам можно, как «Пуси Райот» с концертом в Храм Христа Спасителя! Естественно, мы поплывем. Вопроса нет, и поплывём вместе! Но только вечером, когда стемнеет.

– Блин! Сейчас! – Игорь не мог успокоиться. И Серёга его понимал, как всегда понимал друзей, с которыми съел ни один пуд соли. Вообще, все четверо были настолько крепко спаяны, настолько близко знали друг друга, кто чем дышит, кто куда смотрит, к чему привязан, настолько тонко чувствовали желания и душевные порывы каждого, что, порой, не нужно было слов. Глебов чувствовал, – сейчас Игорь, практически всегда хладнокровный и не поддающийся панике, из-за беспокойства о брате был не в состоянии здраво мыслить. Поэтому Сергей терпеливо, спокойным тоном, как расстроенному ребёнку начал объяснять:

– Понимаешь, старик, сейчас нас наверняка заметят и с моста, и когда появимся из-за излучины, с косы. Выловят подсачиками или нашпигуют свинцовыми грузилами так, что будем на дне джиг-приманками для рыб.

– Что делать?! Что делать?! Надо продумать план действий! – не унимался Игорь.

– Какой план? Приставкой тебе по суффиксу! Его составляют, когда имеют хоть какие-то данные. А нам неизвестно, что произошло, куда идти, где искать.

– Русский народ не имеет плана действий. Он всем страшен своей импровизацией. И потом, не сидеть же просто так, надо что-то предпринимать! – Игорь всё же взял себя в руки.

– Паковать герметично вещи, для заплыва. Надо продумать, что взять, как это компактно разместить в пакетах.

***

Что чувствует человек, когда на него направлено дуло автомата? Да вообще любое оружие. Даже обычный кухонный нож. Когда он точно знает, что в магазине и в патроннике не пластмассовые шарики. Скорее всего, он либо впадает в ступор, либо паника заставляет поступать неадекватно, лихорадочно дёргаться и суетиться, что раздражает вооружённого. Другие в такой момент начинают судорожно соображать и искать выход из сложившейся ситуации. Бывает, что особо впечатлительные натуры обделываются. И за эту психосоматическую реакцию бедолаг нельзя винить а, тем более, смеяться. Бывает наоборот, человек собирается и мобилизуется. Всё зависит от склада нервной системы, психического состояния, эмоциональной закалки и, возможно, ещё от жизненного опыта. А он подсказывал сейчас Николишину и Денисову, что, если их не прикончили сразу, то какое-то время удастся пожить. Значит, есть ещё, пусть и небольшой, но всё же шанс на спасение. Поэтому непроизвольная дефекация ребятам не грозила.

– Гек, как ты думаешь, наши слышали выстрелы? – спросил Алексей.

– Стилшвайген! – офицер угрожающе повёл вальтером и, указал направление в сторону опушки леса:

– Ауфмарширен! Ком! Шнель! Флинк!

– Кажется, к нам поступило приглашение направить стопы в сторону любезно предоставленной нам автоматизированной механической повозки, – Генка указал рукой в направлении опушки. – Смотри, там за деревьями грузовик. Надеюсь, с кондиционером. Гостеприимные добрые люди, но с плохими манерами, решили подвезти нас до берега.

Алексей рассеянно слушал Генкин трёп, за которым угадывался плохо скрываемый страх. У него у самого мысли в голове прыгали словно бешеные обезьяны в клетке. Он редко, когда был чем-то испуган или выходил из себя (боевые искусства и психологический аутотренинг приучили не бояться ни соперников на ринге, ни хулиганов на улице, воспитали в нём невозмутимость и философское отношение к негативу), но невероятность и, в то же время, реальность происходящего, возможный очень-очень нехороший исход всей этой истории – всё это вызывало сейчас непроизвольную внутреннюю дрожь. Сказывалось длительное отсутствие в «мирной жизни» настоящего стресса и опасности. А ещё, пока шли к машине, иглой прошивала мозг тревожная мысль:

«Как там семья? Кто позаботится о жене и детях?»

Внутреннее состояние Николишина было не лучше. Он вспомнил Толстовского Петю Ростова. «Неужели меня, того, которого все любят, вот сейчас не станет…» Да, сознание никогда не смирится с фактом исчезновения самого себя.

Когда подошли к опушке и увидели грузовой камуфлированный «опель», голос Денисова прозвучал нетвердо:

– Происходит что-то запредельно нереальное. Может быть, это всё-таки розыгрыш? Жестокий, но розыгрыш? Помнишь, у Пельша были фантастические разводки.

– Ага, с настоящими пулями и крутым рукоприкладством? До кровянки?!

Геннадия и Алексея с помощью пинков и гавканья на немецком затолкали в машину.

В кузове, покрытом брезентом, уже находилось человек десять в гражданском. Женщин не было. Синяки и кровоподтёки на лицах некоторых пленников говорили о том, что с ними не церемонились. С двух сторон у заднего бортика на жёсткой деревянной скамейке сидели два автоматчика в камуфляже. Тяжелые взгляды из-под касок сверлили людей, оказавшихся в кузове. Сзади через пологи брезентового тента за грузовиком просматривался мотоцикл, навязчиво тарахтевший движком. Один дюжий фриц в надвинутых на глаза мотоциклетных очках в собранном напряжении располагался за рулём, другой в коляске. Закреплённый на ней MG-38 по-хозяйски приглядывал за грузовиком. О побеге мог мечтать только самоубийца.

– Ребята, вы наши? Откуда? – подал голос сидевший рядом с новыми пленниками мужичок в залатанной рубашке и видавшей виды кепке.

– Наши, наши, – заверил его Гена, и хотел что-то добавить, но немцы посмотрели на них так, что можно было и не колыхать воздух командой заткнуться.

Грузовик трясся по ухабам, минут пятнадцать, охаживая деревянными скамейками задницы пассажиров. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и парни могли теперь более внимательно разглядеть находящихся в кузове людей. «Лица их были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение», – вспомнилась Алексею фраза Андрея Платонова из романа «Котлован». Одежду шил явно не Иосиф Наумович Слонимский (знаменитый модный советский портной). Ту, во что были одеты пленники, носили обычно в 30—40-е годы в сельской местности. Обычные широкие штаны, у некоторых рубашки-косоворотки, а на ногах грубые рабочие ботинки. Один из мужиков, правда, отличался от других. На нём был пиджак и добротные сапоги. Держал голову прямо, даже как-то горделиво. Новых пленников рассматривал пристально и внимательно, не пряча глаза. Во взоре не читалось ни отчаяния, ни страха. Манера держаться говорила о том, что это, скорее всего, кто-то из местного начальства. Возможно, председатель колхоза, сельсовета, парторг или ещё кто-нибудь в этом роде.

Рядом с ним сидел пацан лет десяти-двенадцати. Он жался к мужчине и с тревогой косился на автоматчиков.

– Ничего, ничего, сынок, – время от времени тихо приговаривал мужчина и гладил мальчика по голове. – Всё будет хорошо.

Грузовик остановился у какого-то сарая. Когда попаданцы вместе с остальными спрыгнули на землю, перед ними открылась странная картина. Невдалеке виднелись деревянные домишки, огороженные покосившимися кое-где заборами, лабазы, амбары, сараи. Несколько чёрных печных труб траурными стелами возвышались на местах пепелищ. Деревня, казалось, была накрыта, безжизненным тяжёлым саваном зловещей тишины. Ни лая собак, ни мычания коров, ни кудахтанья кур или хозяйского кукареканья петухов, – ничего не говорило о том, что здесь течёт мирная жизнь. Даже птицы не пели. Какой-то могильной жутью веяло от всей этой обстановки.

Людей построили в шеренгу и повели к длинному сараю в одном из дворов. Обогнув угол, пленные остановились как вкопанные. По шеренге прокатился гул.

– Ох, мать честная!!! Средневековье какое-то!!! – вырвалось у Генки. Шок, казалось, сковал дыхание. На сколоченном деревянном помосте стояла виселица. В петлях, на ветру покачивались пять тел. На груди казнённых висели картонные таблички. Три из них гласили: «коммунист». Двоим другим жителям деревни, по мнению карателей, не повезло с национальностью.

Людей заперли в большом длинном сарае. Он оказался конюшней с пустыми рядами стойл. В дальнем углу высилась бесформенная куча сена. На ней, кто как мог, разместились измотанные пленники.

– Во влипли! – Генка с кряхтеньем повалился спиной в сено.

– Посмотрим, чем закончится этот сюжет. – Скрестив ноги в позе лотоса, Алексей начал погружение в медитацию.

– Репортаж с петлёй на шее?

Денисов не ответил.

Для Генки время превратилось в липкую вязкую тянучку. Для Алексея, ушедшего в астрал, перестало существовать. Гена знал, что друг кроме занятий разными стилями восточных единоборств увлекается всякими эзотерическими и медитативными практиками. По-доброму позавидовал. Между тем, вечерело.

***

В сарай в сопровождении автоматчика и человека в штатском вошёл оберлейтенант в полевой форме с черными петлицами. Обвёл пленников тяжёлым пристальным взглядом и заговорил на немецком. Штатский выждал паузу и хорошо поставленным голосом на правильном русском языке, без акцента, начал переводить. Алексей, давно вышедший из астрала, про себя отметил, что переводчик на местного, деревенского «фашистского прихвостня» не похож. С достоинством держится. В лице – признаки породы. Светлые волосы, голубые глаза, подбородок, как пишут в романах, волевой. Этакий типаж, сошедший с немецких военных плакатов, пропагандирующих чистоту арийской расы. Но главное – выражение глаз. В них не читалось ни ненависти, ни гнева, ни волнения или настороженности. В них не читалось ничего. Они были пустыми и смотрели прямо перед собой, не фокусируя внимания ни на чём. Голос звучал без эмоций. Интонации равнодушные. Словом, можно было бы сказать: истинный ариец, характер нордический, безупречно владеет русским языком.

Речь оберлейтенанта сводилась к обещаниям райской жизни тем, кто согласится сотрудничать. Мол, недовольные Советской властью, могут исправить положение и стать настоящими хозяевами собственной жизни. Германское командование обещает, что семьи согласных будут обеспечены полным достатком. Коммунисты прекратят грабить и забирать нажитое честным, тяжёлым трудом, поскольку их, этих самых коммунистов, уже не будет. Гер оберлейтенант предлагает работать на великую Германию, которая освободит Россию от большевистского рабства.

– И возьмёт в рабство фашистское! – послышался из глубины конюшни выкрик. Переводчик наклонился к офицеру и что-то прошептал. Тот кивнул и обвёл пленных убийственным взглядом. Затем бросил «арийцу» короткую фразу. Тот перевёл.

– Кто это сказал? Давай, выходи, храбрый портняжка! – при этом ни глаза, ни интонация штатского опять не выражали ничего.

«Зомби какой-то», – подумал Алексей.

В конюшне повисло тяжёлое молчание.

Офицер гавкнул что-то по-немецки и резко вышел. Переводчик, чуть задержавшись на пороге, отдал вполголоса непонятную команду автоматчику, затем повернулся к пленникам:

– Неважно, кто это сказал, но, если ты не можешь ответить за себя, за тебя ответят другие.

То, что произошло дальше, и какое это произвело впечатление на и без того находящихся в отчаянии людей, с трудом поддается описанию.

Солдат передернул затвор автомата. Грохот очереди хлестанул по ушам. Две пули попали в грудь стоявшему перед Генкой мужчине, одна – в голову. Кровь и куски мозга, вырвавшиеся из затылка, брызнули Николишину в лицо. Пули, встретив некоторое препятствие в виде человеческого тела, пройдя сквозь него, чуть-чуть изменили траекторию и прошли в нескольких сантиметрах от Генки.

Скорость смертоносного свинца была настолько велика, что мужика не отбросило назад. Слегка лишь дёрнулась голова. Залихвацкая кепка отлетела в сторону. Несчастный как будто несколько мгновений колебался, падать или нет, затем медленно и как-то неуклюже стал заваливаться на Геннадия. У обычных людей, не прошедших мясорубку войны, вид такой внезапной смерти человека, вызывает шок. И мощнейший удар по нервной системе.

Гена, размазывая по лицу кровь и кусочки мозга, присел на корточки. Его вырвало.

Председатель, как про себя назвал мужика в пиджаке Алексей, кинулся к лежащему в луже крови односельчанину.

– Илья, Илюша! Как же так?! Сволочи, уроды, гады! – это был крик души.

– Дядя Илья!!! – пацан кинулся вслед за отцом.

В ответ очередь автоматчика, вышедшего за дверь, прошила её деревянные доски. На этот раз никого не задело, но несущий смерть свинец заставил пленников шарахнуться назад и замолчать.

Гена, справившись с рвотным рефлексом и вытерев рот соломой, отупело смотрел на распластавшееся в луже крови тело. При этом его колотила сильная дрожь.

– Слушай, Лёх, этот мужик стоял передо мной, а если бы его не было?

– Но ведь он там оказался. Всё! Это уже позади, в прошлом, поэтому думай о том, что здесь и сейчас, – попытался успокоить друга Денисов и сел рядом.

На то, чтобы успокоится и прийти в себя, Николишину потребовалось минут десять, но чёрные мысли не хотели покидать его. Гек встал и подсел к Председателю, прижимающему к себе дрожащее тело пацанёнка.

– Что происходит? Что всё это значит? Кто вы? Почему… – Гена попытался разговором отвлечься от ужасной сцены, всё ещё стоящей перед глазами.

– Плохо дело, ребята, – почти шёпотом произнёс мужчина.

Разговорились. Мужик действительно оказался председателем местного колхоза. Рассказал, как уехал в соседнее хозяйство перенимать опыт. А когда приехал в Ведомшу, не мог ничего понять. От многих домов одни головешки да печи остались, в деревне никого нет. Только скот да несколько лошадей кое-где бродят по улицам. Увидел повешенных. Тогда и ума не мог приложить, что произошло и чьих рук дело. Вроде бандитов всех переловили еще в тридцатые. А фашистов здесь быть просто не могло, да и незачем им сюда, – фронт за сотни километров, а стратегических и военных объектов, кроме недостроенной плотины в округе отродясь не наблюдалось. Её строительство прекратили в начале 30-х за неперспективностью. Нечего здесь диверсантам делать.

– Да и не занимаются десантники и разведчики карательными операциями, – Генка почесал подбородок. – А как вы в «опеле» оказались? За несколько километров от деревни?

– В лесу с остальными на делянке меня загребли.

Иван Федотович, так звали председателя, рассказал, что после того, как увидел опустевшую деревню, вскочил на соседскую лошадь и поскакал на делянку. Там деревенские мужики лес валили. Делали заготовки дров на зиму. Решил проверить, не осталось ли там кого. Только выехал на делянку, а тут «хенде хох» и – в грузовик. А в кузове уже мужики сидят и сын его Колька. Днём раньше пацан отпросился у матери на лесоповал на пару дней. И хотя в отсутствии бати Колька оставался единственным помощником у матери, она всё же разрешила мальчишке два дня поработать с лесорубами. Для парнишки – романтика. Кроме тяжёой работы, обещали быть рыбалка, посиделки у костра, уха под байки мужиков о старых временах. Ночевали в срубе, который ещё несколько лет назад в лесу поставили. Для бригады места хватало. Там и инструменты хранили, чтобы каждый раз не таскать с собой. Вяленую рыбу и кабанятину как НЗ оставляли в нычке.

– Теперь наверняка кто-то из наших выдаст, что я председатель, да ещё и коммунист. Не выдержат мужики побоев и издевательств. Поэтому даже и от вас не скрываю. Похоже, мне хана, – грустно произнёс председатель.

– Батя! Батя! – пацан обнял мужчину за шею. – Они тебя не убьют?

– Нет, сынок, успокойся.