Дендра

– А почему ты настоящую «пушку» не купишь? – Антон закрыл за собой дверь.

– Это ж с ментами надо связываться, а мы не любим друг друга. Знаешь, сколько крови они мне попортили? – Максим вытянул руку, – видишь палец? Это ж они, сволочи, сломали, когда обмен валюты ещё считался преступлением.

Антон подумал, что, наверное, слишком мало знает о работе брата, и ничего в этой жизни не дается просто так – во всем есть, как положительные, так и отрицательные стороны.

– Пиво будешь? – крикнул Максим из кухни.

– Буду, – Антон вошел и привычно уселся в углу.

Хозяин выставил две бутылки «Holsten», разорвал пакетик с орешками и сел напротив.

– Какие еще пожелания? – спросил он весело.

– Не знаю, – как правило, все инициативы исходили от Максима – он являлся держателем денег, имел массу знакомых и, вообще, лучше представлял, где провести время.

– Знаешь, я что-то не хочу больше вылезать на мороз, – Максим отпил пиво прямо из горлышка, – тебе кино поставить?

– Не, надоело.

– Тогда можно позвонить. Тёлку хочешь? Через полчаса прилетят, как мухи на говно. Или ты бредишь только этой… как ее, там, зовут?.. Ну, кого ты собираешься трахнуть.

– Марина. И не брежу я ею вовсе.

– Это правильно. Как только мы влюбляемся, так сразу попадаем в психологическую зависимость, а бабы это очень тонко чувствуют и переходят в наступление; тогда, пиши, пропало. Это, знаешь, как на войне – стоит прорвать фронт в одном месте, вся оборона трещит по швам. Великая наука – тактика, брат…

– Ты-то откуда знаешь про тактику? В армии не служил…

– Я книжки читаю, а там много интересного пишут. Был, например, такой писатель – Оскар Уайльд. Он изрек одну классную фразу по нашей теме: «Мужчина может быть счастлив с любой женщиной при условии, что он ее не любит». Это должно стать твоим жизненным кредо.

– Я что-то не въехал….

– Подрастешь – въедешь. Хотя хочешь, объясню откуда у меня такое отношение к женскому полу?

– Конечно! – Антон давно собирался спросить, как это у Макса всегда все получается с девушками, но боялся, что тот, как всегда, рассмеется и ответит, типа, а хрен его знает.

– Когда-то я был таким, как и все; и думал, как все; и мечтал, как все, – начал Максим, обратив взгляд к окну, – правда, было это еще в школе, классе в девятом. В общем, в то самое время, когда начинаешь замечать, что грудь у девочек оттопыривается не так, как у нас, и ноги не волосатые и мускулистые, а стройные, с круглыми коленками; а уж если удавалось зажать кого-нибудь в углу, да обслюнявить хоть щечку – это ж за счастье!.. – он засмеялся светлым воспоминаниям, – хотя тогда и девки были другими – в седьмом классе они еще не делали аборты, а к гинекологу до десятого их водили мамы…

Ладно, – Максим повернулся к холодильнику, доставая очередные бутылки с пивом, – это преамбула, а дело происходило опять же в ментовке. Тогда я попал туда первый раз, и не как подозреваемый, слава богу, а как свидетель.

У соседей обнесли квартиру, а я случайно видел трех парней, спускавшихся сверху. Они мне были по барабану – я их и не разглядел толком, но, когда менты всех опрашивали, ляпнул сдуру. Повезли меня в «участок», чтоб показания снять, а сами закрыли в комнате и ушли – сейчас, говорят, следователь придет и произведет, блин, «дознание». Это сейчас я знаю все их гнусные штучки, а тогда… пацан, что им скажешь?

Сижу, жду, как умная Маша. Комната, блин, как камера – четыре на три, на потолке лампочка ватт двадцать пять, окон нет, железная дверь; из мебели два стула и стол, которому лет двести… да, а самое противное – тишина; вроде, ты где-то в другом измерении. Жуть, короче, полнейшая. Часы я надеть забыл – так спешил «помочь следствию»; мобил тогда у простого народа вообще не было, так что сколько времени прошло – без понятия; даже не знаю, день на дворе или ночь – окон-то нету. Прикинь, какой удар по неокрепшей юношеской психике?

Менты ж, сволочи, грамотные – обстановка эта так давит, что, если б я что-то реально видел, все б сходу рассказал, только б выпустили. Но ж мне вспоминать-то нечего!

Вот, сижу я – чернильное пятно на полу изучаю, и со скуки придумываю истории, откуда оно, да почему именно в этом месте. Вдруг дверь открывается; я обрадовался – думал за мной, но в комнату вталкивают девку и слышу: – Посиди здесь, пока я за тобой не приду! А мой угол из коридора не просматривается – небось, подумали, что комната пустая. Дверь закрылась. Девка спиной стояла и тоже меня не заметила, а я смотрю на нее – худенькая, маленькая, вся какая-то потерянная; реально, школьница на экзамене. Закрыла лицо ручками и зарыдала. Прикинь мое состояние? Вроде, в какую-то другую жизнь вкинули, а правил игры не объяснили. Ну, думаю, пора себя обозначить. Не плачьте, девушка, говорю; а она сквозь слезы мне про какого-то «любимого» Сашку, про маму, которая уже с ума сходит, потом поворачивается… лицо у нее, блин, интересное было – какое-то заостренное, будто Автор… – Максим ткнул пальцем в потолок, – создавал его мелкими прямыми мазками, без закруглений, без плавных переходов; глаза глубоко посаженные… интересное, короче.

Тут до нее доходит, что я не мент, и все ее жалостные апелляции мимо кассы. Вытерла она слезы, шмыгнула носом и спрашивает: – Ты кто? А я молчу, потому что сам не знаю, кто я – свидетелей, как я думал, не держат столько времени взаперти. Ты вор? – спрашивает. О, думаю, да ты, подруга, ориентируещься, кто тут может сидеть. Нет, говорю, не вор, но они считают, что я видел, как другие крали. Смотрю – у нее усмешечка такая; закладывать, говорит, будешь? И так искренне все получалось, что я решил – не иначе, сама воровка. Представил, как она залезает в мой карман… знаешь, странное чувство – одно дело, когда просто произносишь «вор» или, там, «убийца» – тут ведь представляешь, типа, сам «состав преступления»; другое дело, если смотришь в глаза конкретному человеку – как правило, не вяжутся поступки с внешностью… ну, если, конечно, она не соответствует таблицам Ламброзо… Что, не знаешь, кто это? Ладно, потом как-нибудь расскажу…

Короче, ответил я честно, что никого не помню, а она истолковала по-своему – правильно, говорит, им тоже плохо живется. Тут я совсем офигел; стараюсь, блин, лицо запомнить – думаю, если в автобусе подойдет, чтоб сразу за карман хвататься. И тут она засмеялась… не знаю, как объяснить – не может пойманная ментами воровка так смеяться!

«Крыша» у меня немного покосилась – чему верить?.. А она, дальше больше – я здесь, говорит, ни за что – у меня жених есть, которого я люблю, а, типа, рожа ментовская не верит, что я могу любить, а не только трахаться! Ты-то, говорит, мне веришь?

Я глаза выпучил – ну, во-первых, я ж тогда только одноклассниц по подъездам лапал, а тут так запросто, «трахаться»! Во-вторых, по официальной версии проституции в нашей стране вообще еще не существовало! Как это, блин, советская девушка может спать за деньги? Разве так бывает? Кругом же одна любовь, как в кино!.. Конечно, говорю, верю, что ты любишь Сашку своего и все такое… И тут ее понесло – и какая у нее ужасная жизнь, и жить она так больше не хочет, и Сашка – это свет в окошке, и поженятся они скоро, а мент, сука, забирает ее прямо с улицы и везет сюда – все с дрожью в голосе, с трясущимися руками; если я сопротивляюсь, говорит, он меня избивает. Нагрузила меня по полной программе, и так мне стало жалко ее, беззащитную! Тут руки она поднимает, типа, синяки показать, а синяков-то нет, зато вижу – пальчики тоненькие, ноготки обгрызенные и, главное, чернила на среднем пальце! Точняк, школьница, но тогда, блин, откуда Сашка-жених?..

У меня «крыша» в другую сторону поехала, но такая она искренняя, такая трепетная, блин, что я и тут ей поверил; уже изобретать ситуации начал, типа, любовь с первого класса, родители давно в курсе, и чтоб дети не мучились… тогда тоже можно было через райисполком досрочно пожениться. В общем, общались мы минут двадцать. Я про чувства петь начал, которые не сломить никакими испытаниями; потом поцеловала она меня своими солеными губами, да так целомудренно, что я уже начал прикидывать, как грохнуть того суку—мента.

Мент сержантом оказался; пришел этот злой демон, и увел мою Джульетту. Защитить ее, сам понимаешь, я не мог, что-то объяснять бесполезно – сержанты не любят, когда им что-то объясняют, но про себя думаю – задачу я выполнил: вселил в несчастную девочку уверенность, что настоящая любовь существует и по жизни побеждает все мерзости. Ну, очень я гордился собой!

Потом все-таки пришел мой следак, поговорили, и вышел я, когда совсем стемнело. После «каземата», воздух на улице показался таким вкусным!.. Свернул я в парк; вокруг народ тусуется – ну, нормальный летний вечер. Присел на скамейку, и тут… знаешь, случаются судьбоносные совпадения – они необъяснимы, не прогнозируемы, но зачем-то происходят и сразу все становится с ног на голову.

Короче, в темноте она меня не узнала. Присела рядом и стала предлагать развлечься на хате. А я-то уже выстроил себе красивую сказку о несчастной любви, которая все равно должна победить, а сержанта-садиста непременно посадят за совращение несовершеннолетних.

Вот тут «крыша» у меня и рухнула окончательно и, как оказалось, навсегда – схватил я ее за руку, а у нее шок не меньший – смотрит на меня, как на тень отца Гамлета; и попер у нее «поток сознания». Выяснилось, что никакого Сашки нет; никого она не любит и уже два года занимается проституцией. Потом что-то переклинило – видать, роль разонравилась, и сразу выяснилось, что все-таки некий Сашка имелся, но он совратил ее два года назад и бросил, поэтому ей проще трахаться, вот так, не выясняя имен. Типа, зачем имена, если все потом уходят? А я смотрю на нее и понимаю, что не верю ни одному слову, хотя, в принципе, это-то как раз нормальный бытовой вариант – малолетку совратили и выкинули на помойку с ее детскими чувствами; прыгнуть с десятого этажа силы воли не хватило и она вышла на панель. Все ж реально – миллион таких вариантов (в отличие от школьницы, выходящей замуж и всего прочего), а я не верю! Она только рот открывает, а я уже не верю!

Вот, в тот вечер с Андерсеном и Шарлем Перро было покончено навсегда. Кстати! – Максим вскинул указательный палец, – сержант, в конечном итоге, оказался не насильником—педофилом – он крышевал ее за бабки и даже не трогал ни разу.

– Он сам тебе сказал? – удивился Антон.

– Ага, аж два раза, – Максим засмеялся, – просто сержанты у нас вечные. Я уж давно в бизнесе, а он все еще сержант; ну, навел справки, ради интереса. Так вот, – Максим поставил опустевшую бутылку, – и чего ты хочешь от меня после всего этого?

– Я?.. – удивился Антон, – я ничего.

– Дурачок, я не о тебе конкретно, а об отношении к жизни. Какая, на фиг, любовь? Я теперь только вижу бабу, и сразу перед глазами Ира; ее Ирой, ту сучку звали. Все бабы для меня теперь – Иры. Еще пива хочешь?

– Не, – Антон вылил на язык последние капли, – мать заметит. Она боится, что я сопьюсь.

– Спиваются только ленивые люди, которые ищут повод, чтоб ничего не делать. Оно ж проще всего – сегодня выпить, завтра похмелиться; все, человек, вроде, и занят. А те, у кого есть нормальное дело, никогда не сопьются. Даже если сегодня они пьют, то все равно держат в памяти, что завтра им надо работать, потому что за них этого не сделает никто. Следовательно, пить несколько дней подряд – это непозволительная роскошь.

– Какой ты умный, – произнес Антон с завистью.

– Умный, – Максим довольно кивнул, – кто б спорил? – он посмотрел на часы, – а тебе домой не пора? Ты извини, но ко мне тут очередная «Ира» должна прийти. Любовь у нее возникла, чистая и светлая.

– Конечно! – поспешно поднявшись, Антон стал одеваться.

В маршрутке, глядя в окно, расписанное морозными узорами, он думал о своем отношении к девушкам – во что он верит, а во что, нет, и если Маринка врет, как все остальные, то в чем и как это распознать? И еще, существует ли в его жизни стимул, чтоб не спиться? Можно ли, например, считать таким стимулом заботу о благосостоянии города Любека?..

Однако ни на один из вопросов однозначных ответов так и не нашлось, а потом стало не до философии – его уже ждал отец с массой срочной компьютерной работы.

*

Проснулась Марина поздно, потому что Оксана, ни свет ни заря, умчалась сдавать зачет и не стала ее будить, зная на личном опыте, каково после таких похождений перемещаться куда-либо дальше кухни. Марина долго лежала в тишине, восстанавливая цепочку вчерашних событий, пока наконец не поняла, что, как бы удивительно все это ни было, но оно уже прошло, а то, что ей не в чем выйти на улицу, есть жуткая реальность.

…И где тот Миша со своими обещаниями?.. Надо звонить. Половина десятого самое нормальное время для бизнесмена. А если он еще дрыхнет, то мне плевать! Я ж не сама бросилась ему под колеса…

Марина нашла мобильник, но сколько ни давила на кнопки, дисплей не загорался.

– Конечно! А чего я хотела? – в сердцах, она бросила телефон на кровать, – может, вчера по нему даже проехал кто-нибудь!.. Эх, Миша, не расплатишься ты со мной!..

Подошла к окну, проверяя не исчез ли с соседнего дома старорежимный телефон-автомат. …И какая ж я умная, что жетончик не выбросила!.. Оксанка: – На фиг, он тут валяется?.. А, вот, затем и валяется, – Марина достала из коробки со скрепками маленький безликий кружочек, – ну, с богом!.. Курточка ты моя, всесезонная…

Однако Бог, похоже, отнесся к проблеме равнодушно, потому что встретил ее яростный порыв ветра, и когда Марина все-таки добралась до автомата, зубы у нее стучали безостановочно, а побелевший палец никак не мог повернуть примерзший диск. …А если сейчас он скажет, что ничего не обещал и, вообще, вчера ничего не было? – Марина вдруг поняла весь ужас своего положения, – пьяная дура! Надо было с него хоть расписку взять!.. И что тогда делать?.. К матери ехать?.. Опять же, в чем?..

– Я слушаю, – ответила трубка.

– М-михаил? – Марина старалась, чтоб зубы не особо громко прыгали друг по другу.

– Да. Кто это?

– М-Марина. Пом-м-мните?.. – она зажмурилась и прикусила губу, словно ожидая оплеухи.

– Конечно, помню. Какой-то голос у тебя….

– Я стою у автомата в тоненькой курточке. Я замёрзла, как собака, но мне больше не в чем выйти, – затараторила Марина, обрадованная уже тем, что ее хотя бы узнали.

– О, господи!.. Ладно, сейчас подъеду. Говори, куда?

– Домой! Куда ж я пойду в таком виде?..

– Тогда минут через сорок. Квартира какая?

Марина назвала номер и сразу повесила трубку, потому что рука отказывались ее держать.

…Дура, перчатки-то могла б надеть, – подумала она, заскакивая в подъезд.

Поскольку по-настоящему горячую воду давали только вечером, самым теплым местом в квартире являлась постель. Марина юркнула в нее и замерла. …Господи, я б уж и от китайского пуховика не отказалась – зиму дохожу как-нибудь… Нет, буду требовать дубленку, и пусть где хочет, там и берет!.. – однако воинственное настроение сменилось более здравой мыслью – это я что, в постели его встречу? Еще подумает черти чего!.. Вскочила и только успела натянуть джинсы и свитер, когда в дверь позвонили.

Марина бросилась открывать, пока «благодетель» не передумал. …Скажет, мол, звонил, но никто не открыл! Кому ж охота деньги тратить?..

– Привет, – Миша улыбался так, будто с самого утра только и мечтал раздаривать дубленки первым встречным, – честно говоря, я не подумал, что тебе вообще нечего надеть.

– Да? Ты думал, у студенток в гардеробе висит по три норковых манто?

– Не думал, конечно… Ладно, поехали.

– Прям, сразу? – Марина растерялась, – дай хоть накраситься. Раздевайся. Чаю хочешь?

– Чаю не хочу.

При дневном свете, да еще не исправленное косметикой лицо, показалось Мише совсем другим – в белесых ресницах и сухих бледных губах проглядывала почти детская непосредственность, а волосы, собранные в два хвостика, делали ее, тем более, похожей на школьницу.

– А зачем тебе краситься? – он пожал плечами, – по-моему, ты и так очень милая.

– Да?.. – Марина чуть не ответила – сама знаю, какая я не накрашенная! Но решила, что это будет слишком грубо и улыбнулась, – ну, не надо мне сказки рассказывать, ладно?

– Ладно, – Миша повесил куртку и остановился, не зная, чем занять себя.

– Ты проходи, а я сейчас, – Марина исчезла в ванной, предоставив гостя самому себе, а когда вышла, увидела, что он внимательно изучает хозяйские вещи.

– Ты извини, – он обернулся, – я тут смотрю, как вы живете.

– Это не наше. Хозяева заперли, когда уезжали, а мы, вот, наглые, открыли.

– Да?.. – Миша стоял перед маской, – классная штука! Знаешь, я чуть-чуть разбираюсь.

– В чем? В масках? – не поняла Марина.

– Не обязательно в масках. Среди прочего бизнеса у меня есть художественный салон, а там отдел всяких экзотических штук. Я не искусствовед, но у меня работает Слава, по прозвищу, Петрович. Вот он, специалист – покупатели от него тащатся.

– И что же это? – заинтересовалась Марина, подходя ближе.

– У него надо спросить. К нам один мужик возит нечто похожее. Он где-то в районе живет, но каждый месяц приезжает. Они с Петровичем как сядут!.. Знаешь, люблю их слушать. Вроде, и ерунда все это, а завораживает. Жутко интересно.

– А откуда они у мужика? – удивилась Марина, – я думала, эта маска из Африки. Наши хозяева – врачи и все время в тех углах ошиваются.

– Может, эта и из Африки, только лицо не негроидное. Больше на наше, славянское смахивает. Можно Петровичу показать, если хочешь, – Миша погладил маску по щеке, – интересная штука… Ладно, если ты готова, поехали.

– Поехали. Знаешь, Миш, наверное, лучше на Центральную «толпу», потому что на Юго-Западной выбора никакого.

– С ума сошла?.. – Миша посмотрел, то ли удивленно, то ли презрительно, – отродясь по «толпам» не ходил. У меня от этого табора ощущение какой-то повальной нищеты и безвкусицы. Ты извини, не хотел обидеть, – добавил он, видя, что Марина, покраснев, опустила глаза.

– Да нет… Шмотки там, конечно… – она вздохнула.

– Ты-то ни в чем не виновата, – Миша положил руку ей на плечо, – женщину должен одевать мужчина. Короче, поехали в «Диамант». Ленка говорила, что это нормальная лавка.

Марина замерла с курткой в руке – такого предложения она даже не могла ожидать. …Пусть везет, куда хочет, – подумала она, – если он мыслит такими категориями, то мне лучше, вообще, заткнуться и не высовываться…

Как Марина садилась в джип, видели лишь два пацана, бегавшие на коньках по укатанному машинами снегу, зато как она выходила, могла лицезреть вся центральная улица города; и, хотя никому не была интересна обычная девушка, вылезающая из обычного, хоть и очень большого джипа, сама она чувствовала себя настоящей «новорусской» дамой. Если б еще не убогая курточка, вносившая жуткий диссонанс!..

В магазин они зашли вместе, прямо, как муж с женой, и остановились посреди зала, оглядывая плотно увешенные шубами толстые никелированные трубы. Одна из них располагалась на уровне глаз, а вторая под самым потолком, поэтому создавалось впечатление, что стен нет вовсе.

Когда элегантная девушка в строгом костюме подошла и предложила свои услуги, Марина растерялась, потому что Миша тут же отошел в сторону. Он, вроде, давал ей полную свободу действий, но при этом не объяснил, на какую сумму можно рассчитывать. Марина хотела тихонько спросить его, но он поднял руку, как Ленин на памятнике перед областной администрацией, указывавший путь в светлое будущее.

Марине ничего не оставалось, как следовать за девушкой, на ходу прикидывая границы собственной наглости. Однако после восьмой примерки оказалось, что сделать это практически невозможно – то, что более-менее подходило под формат ее старой дубленки, сидело совсем не так, как хотелось бы, а то, что нравилось, по Марининым меркам, перекрывало все разумные ценовые пределы. Миша все это время в гордом одиночестве бродил по залу, периодически останавливаясь и безразлично разглядывая шикарные вещи. Марина старалась не обращать внимания на эту демонстрацию скуки, ведь перед ней стояла совершенно конкретная задача, и без покупки она отсюда, по любому, не уйдет – второго такого шанса не будет никогда.

Видя, как Марина бракует очередную дубленку, Миша не выдержал и все-таки подошел.

– Послушай, у меня нет времени торчать здесь целый день, поэтому я принимаю волевое решение. Какой у тебя размер?

– Сорок восьмой.

Он молча повел ее в другой конец зала.

– Я считаю, эта подойдет, – он указал на длинную песцовую шубу, – прикинь.

Марина не успела протянуть руку, а девушка уже сдернула шубу с вешалки и услужливо распахнула ее блестящее нутро.

– Это не кусочки… цельные шкурки… изумительная вещь!.. Носиться будет вечно!.. – затараторила она.

Марина окунулась в мягкий ласковый мех, и мгновенно стало жарко. То ли шуба оказалась настолько теплой, то ли ее бросило в пот от одной мысли, сколько она должна стоить. Повернулась к зеркалу и не узнала себя. К тому же, шикарные распущенные волосы так гармонировали с голубоватым мехом!..

– Нормально? – спросил Миша без всяких эмоций.

Марина только кивнула, вытаращив на него глаза – он что, дурак? Как про такую вещь можно говорить «нормально»?..

– Упакуйте, – голос у Миши был будничным, вроде, покупал он сигареты в ларьке, и это сразило Марину окончательно. Он ведь даже не поинтересовался, сколько стоит это чудо!!..

Пока Миша ходил к кассе, девушка раскинула шубу на прилавке, достала фирменный пакет.

– Не надо, – пролепетала Марина, – я в ней….

– А вы хотели дубленку, да? – девушка улыбнулась, – не расстраивайтесь, это же лучше.

Марина посмотрела так, что девушка покраснела, осознав, какую глупость сморозила.

Всю обратную дорогу Марина молчала, постепенно приходя в себя. Она сидела, опустив голову, и никак не могла поверить, что чудеса делаются так легко и просто. Миша тоже молчал. Он думал, что все свои обязательства выполнил, и больше их ничего не связывает. Но как раз, именно, поэтому появлялся странный неприятный осадок. Он сам не понимал, зачем им встречаться снова, но при мысли, что видит ее в последний раз, внутри что-то тоскливо замирало.

Он искоса посмотрел на спутницу. …Безусловно, в этой шубке она выглядит неплохо, но мне вполне хватает Ленки. Вторая любовница мне ни к чему. Да и времени, при всём желании, на подобные глупости нету…

Джип остановился у подъезда.

– Миш… – Марина никак не могла придумать нужных слов. Просто сказать «спасибо» – смешно. Поцеловать? А вдруг он воспримет это в качестве аванса?.. Нет, вещь, конечно, стоила того, но к расчетам «натурой» Марина не чувствовала себя готовой – все действия, связанные с постелью, продолжали ассоциироваться в ее сознании исключительно с чувствами (до того, что они могут быть не слишком продолжительными она уже дозрела, но совсем без них никак не могла обойтись).

– Все нормально, – Миша положил руку на ее спрятанное в пушистом мехе колено, – визитка есть. Будет трудно, звони.

Марина была так благодарна за эту фразу, избавлявшую ее от мучительных терзаний, что, нарушая собственные правила, она все-таки чмокнула его в щеку; после этого быстро выскочила из машины, подхватив пакет со старой курткой. …Дура! Все дело в шубе, и только в шубе! А это не повод. Он купил ее, потому что порвал старую, и все. И больше ничего нет!..

Поднявшись в квартиру и взглянув на валявшееся в коридоре рваное, облезлое, лоснящееся на рукавах нечто, она чуть не расплакалась, но даже это не являлось достаточным аргументом, чтоб опровергнуть свою последнюю мысль.

На занятия Марина уже не успевала, поэтому решила заняться подготовкой к зачетам, и завтра, в новой шубе (!) попытаться сдать еще что-нибудь.

*

На улице совсем стемнело, когда Марина отложила учебник и взглянула на часы. Раз Оксанки до сих пор не было, значит, ждать ее к ужину было совсем не обязательно. Она пошла ставить воду для макарон, но по дороге заглянула в коридор, чтоб еще раз погладить мягкий, пахнущий непонятной свежестью мех. Она никак не могла привыкнуть, что эта вещь принадлежит ей.

…Если б меня так сбивали каждый день!.. Хотя нет, а то все равно когда-нибудь задавят… Вздохнув, она подумала, что старые сапоги не будут смотреться с такой шубой. …На сапоги-то мать денег даст. Надо только выбрать время, съездить домой… сначала сессию сдать, а то хрен чего она мне даст…

Оксана появилась, когда Марина, поужинав, устраивалась смотреть телевизор.

– Мари, это кто у нас? – крикнула она с порога.

– Никого, – удивлённая, Марина выглянула из комнаты.

– А шуба чья?

Марина увидела в руках у Оксаны букет роз, а за ее спиной приятного молодого человека без головного убора, который приветливо улыбался.