Тайная дорога

скачать книгу бесплатно


Степан с интересом разглядывал необычное для него зрелище: расплывшаяся тушь, всклокоченные волосы и длинная растянутая футболка, в которой его жена обычно проводила генеральную уборку. И это его Ирина, которая не ложилась спать без трехэтапного ритуала очищения лица, и применения совершенно недоступных его пониманию примочек для глаз, похожих на кусочки мертвой медузы?

– Ты что, – догадался он, – пила вчера?

– Ну, понимаешь, мы с Дашкой немного выпили вчера, да. Она с Филимоном поругалась, а я…

– Оказывала поддержку? Держи, – Степан протянул ей телефон, – он почему-то в прихожей под стулом валялся. Видать, хорошо расслабились.

С трудом поднявшись, Ирина поспешила в ванную. Но собственное отражение, обнаруженное в зеркале, заставило ее воскликнуть:

– О боже…

– А мне очень даже нравится. – Заглянул в ванную Степан и, притянув ее к себе, предпринял попытку поцеловать. Но она испуганно отстранилась:

– Ты что! Я же опаздываю!

– Так уже прямо и опаздываешь, – усмехнулся Степан. – Что-то я смотрю, ты совсем не рада моему возвращению?

– Слушай, извини.– Она чувствовала себя ужасно, болела и кружилась голова, дрожали руки. – Я, наверное, переборщила, как-то мне нехорошо…

– Ладно, пьянчуга, – смилостивился муж и удалился на кухню.

После душа, от которого еще больше разболелась голова, она, с трудом одевшись, отправилась на работу. Дашкин телефон молчал, и мысль о том, что необязательная подруга проспала сама и дала проспать Федору, тревожила ее всегда стоящую начеку гиперответственность.

Безнадежно опоздав, она вылетела из метро, и обнаружила в сквере сидящую на скамейке Дарью, задумчиво ковыряющую носком сапога подмерзший за ночь снег.

– Ты почему трубку не брала? Я звонила, между прочим! Ты Федьку разбудила?

– О! Самохина… – Дашка протянула сигарету,– будешь?

– Не хочу, – поморщилась Ирина.

– Ну, не хочешь, как хочешь.

Дашка затянулась, элегантно выпустив белесое колечко, а Ирина с удивлением обнаружила, что у подруги тоже трясутся пальцы. Наверное, мы становимся алкоголичками, впечатлилась она и повторила:

– Ты Федьку разбудила?

– Федьку? Его разбудил Мясоедов.

– Как Мясоедов? Твой Мясоедов?

– Ну, теперь уж вряд ли мой…

– Причем тут Мясоедов? Не морочь мне голову! Ты почему трубку не брала?

– Мясоедов пришел сегодня. Утром. С букетом роз. Сделать мне предложение, – сообщила Дарья, и сделав паузу, насладилась произведенным эффектом.

Человек по фамилии Мясоедов был ее давним поклонником. Он был основателен и благонадежен, а собственный мясокомбинат позволил ему закрепиться на вершине Дашкиного рейтинга потенциальных женихов. Однако знакомство это длилось не один год, а намерения Мясоедова оставались туманны. Он все время оставался как бы на заднем плане, время от времени всплывая с букетами цветов и дорогими подарками. Поначалу Дарья переживала и злилась, а потом, решив, что задний план и есть лучшее место для Мясоедова, плюнула и продолжила свой поиск спутника жизни.

– Пришел? Сделать предложение? Вот это да! Но мы ведь думали, что он уже никогда… вот так новость!

– Таки созрел бедняга, хотя я уже не надеялась, если честно…

– Ну, дорогая, поздравляю, а ты не верила!

– Самохина! Ты дура или прикидываешься? – неожиданно поинтересовалась Дарья, вытащив очередную сигарету.

– Что такое?

– Что-что, приперся Мясоедов, а дверь ему знаешь кто открыл?

– Кто? – Ирина похолодела от собственной догадки, – Федька?

– Да, твой ненаглядный. Собственной персоной. Классика жанра – в семейных трусах и с лицом, опухшим от возлияний и бурной ночи. Я в ванной как раз была. Думала, это соседка, она все время ключи от тамбура забывает. – И, полностью насладившись выражением лица собеседницы, Дашка хихикнула:

– Ну, как считаешь? Достойное завершение вчерашнего банкета?

– О господи… Это я виновата, надо было его на себе унести!

– Да ну тебя! Ты что всерьез допускала, что я стану госпожой Мясоедовой?

– Тебя не поймешь! – возмутилась Ирина. – Когда-то, если мне не изменяет память, ты была очень даже не прочь!

– Понимаешь, я так долго этого ждала, что совсем не ощутила вкуса победы, – поведала подруга. – И, повеселев, сообщила. – Но лицо у Мясоедова было потрясающее, когда он узрел твоего Ромео. Я отмщена сполна за то время, которое он морочил мне голову!

– А Федька что?

– Чудак – стал доказывать Мясоедову, что, дескать, извините, я тут случайно оказался, в одних трусах, в семь утра. Мимо шел.

– Вот это да! А Мясоедов? Они хоть не подрались?

– О нет, увы. Но это было бы романтично, – мечтательно протянула Дашка, – практически дуэль. Короля сосисок и кто там он у тебя? А, ну да. Король кирпичей и бетона.

– И чем все закончилось?

– Я тебя разочарую: ни дуэли, ни выстрелов, ни страшных клятв. Мясоедов завис, как виндоуз в моем ноутбуке. Сказал «извините», и ушел. Даже розочки не оставил. Вот такие дела. Скажи мне кто-нибудь пару лет назад, чем все закончится, я бы не поверила. А теперь, – она затянулась, – в общем-то, я благодарна твоему Ромео. А то пришлось бы стоять и краснеть, подбирать слова, жалеть и чувствовать себя по-дурацки.– Ну, посмотри на меня. – Она поднялась со скамейки и выпрямилась в полный рост. – Ну, какая из меня Мясоедова? Разве ты забыла, что я переквалифицируюсь в вегетарианки? В стройную, высушенную злаками жердь, с божественным огнем в глазах?

– Я тебе переквалифицируюсь! Придумала тоже! – Но Ирина не успела высказаться, потому что беседу цинично прервал мобильный, зазвонивший в недрах ее сумки. Рабочий день, хоть и был отложен на час, неумолимо наступал на пятки.

12

Приближался Новый год, а вместе с ним и конец года – ответственная пора для банковских работников, и Ирина с головой погрузилась в работу.

Жизнь тем временем текла своим чередом. Дарья, несмотря на серьезную угрозу лишиться таких радостей бытия, как хорошо прожаренный стейк и бокал вина, примирилась с Филимоном. Правда, процесс примирения протекал также бурно, как и ссора. И пока он шел, темпераментная подруга держала в столе бутылочку бренди, содержимое которой гармонично дополняло кофейные напитки из автомата.

И каждый раз, чувствуя неспособность противостоять философии злаков и сыроедения, Дарья утешала себя, плеснув в чашку из заветной бутылочки. Ирина всерьез переживала, что подругу вычислит охрана – ведь банк был напичкан камерами видеонаблюдения. Не выдержав, она пробралась в Дашкин кабинет, и в ее отсутствие заменила бренди в бутылке на чайную заварку.

«Черт, знает что такое!» – сообщила Дашка через пару дней. «Даже бренди разучились делать». И оперативно пополнила запасы ликером «Адвокат».

Но предновогодняя суета не смогла заглушить ее острую потребность видеть Федора, а он, как назло пропал – телефон молчал, наполняя будни тоскливым ожиданием. Она старалась загрузить себя делами, возвращаясь домой поздно, подолгу задерживаясь на курсах по фотографии.

Еще осенью, потерпев фиаско с арт-терапией, она записалась на занятия в фотошколе. Отец когда-то делал неплохие снимки, он-то и приобщил Ирину, еще в школе, к азам фотодела.

Но мама считала это увлечение делом бесполезным; и когда в выпускном классе были наняты репетиторы для дополнительных занятий по математике и английскому, с кружком, с молчаливого одобрения Светланы Сергеевны, было покончено.

Прошло несколько лет, и она вернулась к своему увлечению. Фотодело перестало быть чем-то необычным, появились камеры, позволяющие сделать неплохие снимки даже тем, кто понятия не имел о выдержке и диафрагме. Ирина увлеклась художественной обработкой фото – тем направлением, которое помогало превратить полученные кадры в живописные картинки.

Она умудрилась сохранить, несмотря на борьбу с «хламом», активно проводимую мамой, несколько прабабушкиных вещичек: пожелтевшую пудреницу в футляре из белой кости, записную книжку и флакончик из-под духов. Иногда, когда выдавалась свободная минутка, она составляла композиции, используя что-нибудь из этих предметов, букеты цветов, – и фотографировала, экспериментируя с освещением и расположением предметов. А потом, пользуясь специальными программами, превращала полученные снимки в живописные картинки. Некоторые, набравшись смелости, она размещала в Интернете, на своей страничке, и серьезно переживала, если не получала хороших оценок.

Курсы оказались настоящим спасением в тоскливой рутине банковских будней. Сама того не замечая, она стала погружаться в другой мир – далекий от скучного языка статистики и цифр. Придя с работы, если оставались силы, спешила к ноутбуку и обрабатывала недавно сделанные снимки, экспериментировала, смотрела видеоролики.

…Но время тянулось, словно кусок резины – и предстоящий мастер-класс, который она с таким нетерпением ждала, не радовал. А в голове назойливо зудела только одна мысль: почему молчит телефон? Что не так? Дни тянулись, словно резиновые, но, стиснув зубы, она терпела, не разрешая себе позвонить первой. Не стоит. Он занят, а может, заболел и сидит дома, не имея возможности разговаривать свободно, уговаривала она себя. Но противный, никогда не спящий, червячок тревоги ненавязчиво парировал: что, даже в магазин за хлебом не может выйти? Кто хочет, всегда найдет способ, констатировал червячок, и она ненавидела его, себя, и свои дурацкие, непоколебимые принципы.

Тем временем пятница подошла к концу, и вот так, совершенно ясно, стало вдруг понятно – он не позвонит. А ей предстоят выходные в обществе мужа, и обязательных до тошноты скучных дел: горы невыглаженного белья и жарки ненавистных котлет. Она села за стол и положила на него, прямо на кипу документов, голову. За окном медленно падал пушистый мягкий снежок, и уходил год – замечательный, волнующий, трогательный. Ей стало жаль себя и этот уходящий год, и, не выдержав, она тихонько заплакала, забыв о том, что ее слезы могут оставить на документах длинные некрасивые подтеки.

…Дома, отчаявшись дождаться ее с работы, колдовал над ужином Степан. Он вообще под настроение готовил с большим удовольствием.

– Ирка! – обрадовался муж, – а я тут плов решил сварганить, вот, баранину купил. И с гордостью продемонстрировал ей кусок мяса и открытую пачку риса.

– Отлично,– она нашла в себе силы улыбнуться, и, подавив нахлынувший при виде сырого мяса приступ отвращения, ушла переодеваться.

Плов оказался неплох, но ужин прошел в тишине – у нее не было желания общаться, а муж был увлечен трансляцией футбольного матча.

– Ты представляешь, – заговорил он, когда закончился очередной тайм, и началась реклама, – Леха уходит. Говорят,– Степан таинственно помолчал,– рассматривают кого-то из местных… Вроде как меня в том числе. Даже не знаю, радоваться этому или расстраиваться….

Но Ирина не впечатлилась услышанным, она вообще толком не поняла, о чем речь, и положив голову на столешницу, отрешенно смотрела рекламный ролик.

– Степка, – вдруг подала она голос, – а давай заведем ребенка! – Но увлеченный грядущими перспективами муж не расслышал ее и продолжал размышлять вслух:

– Но ведь это нервотрепка, сама понимаешь… О выходных можно будет забыть. Впрочем, это ведь не навсегда, ты права…

– Ты о чем? Какие выходные? – Монолог мужа заставил ее отвлечься от созерцания танцующих на экране сосисок.

– Я о работе, а ты? – отозвался Степан.

– Я? – Она задумалась на секунду. – Да уже не важно, наверное, ерунда…

– Извини, я не расслышал, – смутился муж, – увлекся. – И, выключив звук, спросил:

– Повторишь?

Но она молчала. Он присел с ней рядом и взял ее руку:

– Слушай, я вижу как тебе тяжело, это же не дело… Может, уйдешь с этой чертовой работы? Я ведь тоже зарабатываю, с голоду не умрем уж точно. – Он улыбнулся. – Ты похудела, плохо спишь. Может, ну его? – Его слова звучали так искренне, что она не выдержала и положила ему голову на плечо.

– Эх ты, трудяга… – Он попытался погладить ее по голове. – Может, ну его, этот банк, отдохнешь, а потом подыщем что-нибудь другое, более спокойное?

– Я не смогу так, – сдавленно произнесла она, – не смогу, ты же понимаешь… – Но это была только маленькая часть правды. Да, не сможет. Но дело не в работе – она не сможет без него. Без Федора.

– Ну, вот что, дорогая, ты просто устала. – Степан убрал ее голову со своего плеча, и, поднявшись, включил у телевизора звук. – Второй тайм. Иди спать, отдыхай, утром поговорим, – резюмировал он и сосредоточился на экране.

– Конечно, – покорно согласилась Ирина и отправилась в спальню. Достала из сумки телефон, и, кинув на него безнадежный взгляд, сунула, по старой привычке, под подушку. Несколько секунд подумала и решительно выдвинула ящик прикроватной тумбочки. Там, в заветной коробочке, оставалось еще несколько таблеток гидазепама. «На крайний случай!» – вспомнила она сурово сдвинутые брови Светланы Сергеевны. Самый крайний, мам, честно, пообещала она и решительно отправила в рот сразу две таблетки.

Натянув пижаму, она устроилась в кровати и взяла с тумбочки книжку в мягком переплете. Но страдания прекрасной монашки, безнадежно влюбленной в настоятеля соседнего мужского, монастыря, не нашли горячего отклика в ее душе. Книжка вернулась обратно на тумбочку, и когда в комнату заглянул муж, Ирина уже спала. Степан выключил свет и прикрыл за собой дверь.

13

…Она проснулась рано, несмотря на субботнее утро. В кухне было прохладно, через открытую форточку сочился вкусный морозный воздух.

Громким щелчком чайник сообщил о том, что вода закипела. Она кинула в чашку заварку, и тут, заставив ее вздрогнуть, ожил телефон. На звонки в субботнее утро давно было наложено табу, но экран настойчиво мигал надписью «Прораб» и портретом смешного мужичка с гаечным ключом в комбинезоне. Звонок Федора, в субботу! Она нерешительно нажала кнопку “ответить”

– Привет! Проснулась? – весело поинтересовался «прораб», так, словно не пропадал из ее жизни на целых две недели. Две недели томительного ожидания, тревожных мыслей и хватающей за сердце тоски.

– Да… – От неожиданности она растерялась.

– Я не вовремя? Просто проезжаю рядом и мне одиноко. Могу заехать, ты как? Свободна?

Пятнадцать минут торопливых сборов – недокрашенный глаз, недопитый чай и разрывающая грудную клетку эйфория. И вот они уже мчатся через пустынный субботний город навстречу низкому декабрьскому солнцу. День был ветреный и студеный, но в машине тепло и уютно, негромко играло радио, и Ирина почувствовала редкое, очень редкое для нее в последнее время чувство защищенности и покоя. И не нужно было никаких слов и объяснений, и когда на длинном светофоре Федор, наклонившись, уткнулся ей носом в щеку, она моментально забыла все страхи и обиды.