Холодный путь к старости

Откровенно говоря, Станислав Тихомирович кобелил при каждом удобном случае и каждый раз искренне полагал, что встретил единственную, ради которой…

***

Мама Стелла разгадала все потаенные мысли Генерала, как школьник загадку про огурец, разрешила ему встречаться с дочуркой, но вечером с ней переговорила. Разговор проходил на старом зеленом диване в стандартно-большой комнате маленького нефтяного города, площадью ровно двадцать коричневых квадратных метров, где продолжало пахнуть Харевским фенолом (позволим себе так назвать вредоносную начинку деревянных домов), запах которого, правда, мог различить только знающий человек.

Поблескивала незатертым лаком добротная в прошлом ящикообразная мебель. Горели все пять лампочек люстры, украшенной пластмассовыми завитушками, выполненными под стекло, хотя со стеклом пожелтевшую пластмассу уже вряд ли бы кто спутал.

– Бабник он, Марина, матерый бабник, но нужный мужик, – озабоченно произнесла мама Стелла и качнулась на ягодицах по дивану, наполнив комнату тревожными скрипами.

– Не девочка, мама, и не в первый раз, – напомнила Марина. – Весь вопрос в том, как его удержать.

– Для начала заведи дневник, записывай, где, когда и как проходило свидание, – подсказала мама Стелла.

– Хорошо, – согласилась Марина.

– Во вторую очередь, дочура, сведи его с подругами, чтобы видели вас вместе и, если что, могли засвидетельствовать.

– Что засвидетельствовать, мама? – спросила Марина.

– Глупышка моя. Да деточку же, деточку, которая может родиться от ваших встреч, чтобы подружки могли пальчиком в отца ткнуть. На всякий… Вдруг морда отнекиваться станет, – ответила мама Стелла и в чувствах откинулась на спинку дивана.

Спинка раскладывающегося дивана едва держалась на скрытных крючках и по большому счету была декоративной. Об этом знали все семейные и предупреждали гостей во избежание конфуза, но мама Стелла внезапно запамятовала о дефекте собственного дивана, спинка громозвучно упала и за ней сама мама Стелла и Марина.

– Нехороший признак. Как бы нам с тобой также не загреметь, – сделала вывод мама Стелла, лежа на спине.

– Неужели он сможет и меня, и собственного ребеночка бросить? – спросила огорченная Марина, бессмысленно глядя в потолок.

– Запросто…

***

Даже бумажный роман стоит денег, что говорить о человеческом…

Генерал купил Марине квартиру, как, собственно, и другим своим прошлым увлечениям, обставил ее, и мама Стелла теперь сидела на комфортной кухне и вела дневник посещений, потому что дочура заявила:

– Если б не я, то жили бы в старой деревяшке. Ты, мама, уж ручкой-то поводи по бумаге, не ленись…

Весной любовники решили сделать ребеночка и воплотить свои амурные переживания в его ангельском тельце. Марина перестала глотать гормональные таблетки, готовясь к таинству, а жена Генерала, крупная и крепкая, как спортсмен-гиревик, Зарипат, наконец, заподозрила, что ее муж не случайно начищает ботинки до блеска, наглаживает брюки и рубашку, смазывает волосы гелем, чтобы прическа держалась. Она выбрала момент, тайно исследовала карманы и нашла записную книжку, где на первой же странице взгляд притягивал телефон Марины, многократно обведенный и украшенный несколькими сердечками с крылышками. «Ну, я тебе задам», – подумала Зарипат и сняла телефонную трубку…

– Истерики устраивает она не только вам, – объяснялся потом Генерал с мамой Стеллой. – Она и меня рвет. Девок нарожала, а мне пацан нужен.

– Смотри, Стас, держи слово. Мы столько терпим, – строжила мама Стелла. – Твоя каждый день звонит. Любовь-то не прошла?

– Что вы, Стелла Степановна?! – возмущался Генерал. – Я даже стихи стал писать. Послушайте:

Что можно для любви сказать?

Порою кажется, что много;

Порой двух слов нельзя связать,

Ища желанного предлога.

Но дело чаще не в словах,

А в волшебстве эфирной нити,

Возникшей в родственных сердцах,

В Судьбы сияющем Зените.

– Мне такого не читал мой ни до того, как стал моим, ни когда стал моим, ни тем более когда ушел, – восхитилась мама Стелла.

И, наконец, настал апогей – Зенит, как говорилось в стихотворных строфах, вылетавших на встрече с мамой Стэллой из-за живо метавшихся вверх-вниз ярких, словно напомаженных, губ Стаса.

Июль на Севере выдался горячим, и не только по причине беспрепятственно палившего солнца. Это для всех. Для Станислава Тихомировича и Марины июль оказался особенно жарким из-за того, что жена Генерала взяла с собой детей и уехала в отпуск, а неослабно следившая за своим товаром-дочкой мама Стелла отбыла в Сочи, чтобы немного поправить здоровье и настроение. Стас возликовал, привез Марину к себе домой, где еще не выветрился запах отбывшей на отдых семейной половины, и принялся за изготовление сыночка. Он не отпускал Марину от себя ни на минуту, брал с собой везде. Марина не забывала фотографировать Стаса якобы на память.

Как-то в коридоре офиса компании «СНГ» им навстречу попался Жульев и, выражая общие настроения приближенных Генерала, по-свойски спросил:

– Что, Маринку к себе забираешь?

– Да в баню собрались, – ответил Генерал бесхитростно, потому что любовные проделки в верхах компании были делом обычным. – Хочешь? Присоединяйся…

Они втроем славно попарились. После этого Марина и забеременела.

Мама Стелла по приезду из Сочи была огорошена этим известием. Она срочно набрала номер телефона Генерала и гневно изрекла:

– Ну, негодник, добился-таки своего. Маринка залетела. Что делать-то будешь?

– У нас все серьезно. Мальчика хочу. Он для меня отдушиной станет. Но учти, если родится толстоморденький – жульевский будет.

– Ты что несешь? – опешила мама Стелла.

– Жульев тоже флиртовал. Кто его знает. Я в парилку, а они в бассейне смеются. Тут не успеешь отвернуться, как нянчишь чужого.

– Стас, не смей. Марина ни с кем, кроме тебя, мы же понимаем расклад. Ребенок скоро будет. Давай решай с семьей…

– Если мальчик, никаких проблем. Главное – он. Тогда и жену с хребта…

Семейная жизнь у Генерала разваливалась сама собой, уберегаясь от скандалов, он все чаще ночевал и обедал у Марины, возил ее по магазинам, на все богемные сборища и был доволен. Он расцвел под двойным солнцем женского внимания, как расцветают цветы, вовремя накормленные, напоенные и обогретые. Мама Стелла, мечтая о звании тещи Генерала, была ласкова. Марина, ожидавшая ребенка, чтобы не спугнуть обеспеченного мужа, была ласкова. Этот сладкий момент мужской жизни уже почти истерся из памяти Генерала. Пьянящие радостные свидания давно обернулись бессонными ночами, грязными пеленками, голодными ужинами.., а тут все заново. Отношения Генерала с Мариной достигли той степени близости, что соседи стали считать их начинающими совместную жизнь супругами, а друзья забыли, что у него есть официальная жена, в это время от бессилия соскребавшая ногтями обои и хлеставшая ни в чем не повинных дочурок…

В солнечном и веселом апреле Марина попала в родильный дом. Генерал регулярно навещал ее вместе с толстомордым Жульевым, оба приносили вкуснятину, звонили так часто, что уставшие медсестры подчас немудрено обманывали:

– Спит ваша мама…

Вечером того дня, когда у Марины родился долгожданный ребенок, Генерал с подчиненными, вившимися вокруг него в ожидании подачек и хорошего времяпровождения, сидел за столиком в кафе и поглощал нежно обжаренный кусок семги, обложенный шариками мелких запеченных картофелин. Семга, залитая смесью сыра с майонезом, украшенная ломтиком лимона, была хороша. Генерал смаковал каждый кусочек, запивая его разливным чешским пивом, испускавшим мелкие бродильные пузырьки. Кушал один, сподвижники напряженно наблюдали, надеясь, что им что-нибудь закажут. Но Генерал не желал тратиться, поскольку сподвижники не женщины, и взять с них нечего, а что требовалось по работе – они за то зарплату получали. Единственное, что Генерал сделал, но не из вежливости, а из стремления к повальному сокращению затрат и оптимизации, так попросил дополнительные вилки, чтобы сподвижники, если захотят, могли подцепить, например, кусочек картошки, и оказался прав: на предложение залезть в его тарелку откликнуться никто не рискнул…

– Ух, аппетит нагулял! Детей производить – не нефть качать: все вручную, – шутил Генерал между глотками…

Сподвижники тоже глотали, но не насыщались. Так и сидели…

За ребенком Генерал приехал один, отдал медсестрам шикарный букет цветов, емкую цветастую коробку конфет и бутылку самого дорогого коньяка, брезгливо поцеловал похудевшую, изможденную Марину, осторожно протянул руки к кулечку, откуда пищал высокий резкий голосок. Он откинул легкую узорчатую косынку, прикрывавшую личико ребенка, распеленал его и произнес:

– Заберите, не мой…

Ребенок родился без очков, в меру смуглый, толстощекий, но не настолько, чтобы впрямую отождествить его с Жульевым. Дело было не в ревности, просто ребенок оказался девочкой…

***

Как кот после блужданий по подвалам и игр с кошками возвращается к хозяевам, так и Генерал вернулся к жене. Он издавал веселые популярные мотивы, прохаживался мимо жены и нежно задевал ее, а то и любовно обнимал, но не родился еще мужик, который сумеет обмануть чувствительное женское сердце, даже стальное сердце крепкотельной Зарипат.

Доброжелатели всегда начеку. Генералу повезло, что в тот момент, когда Зарипат узнала о Марининой новорожденной, он был на работе. Зарипат воспринимала тягостную новость по телефону, прижав его плечом к уху, и выжимала половую тряпку до тех пор, пока та не вернула последние капли и не треснула пополам. После окончания разговора она пробежала на кухню, сварила обожаемый ее мужем гороховый суп и высыпала в него пачку отравы для тараканов. При этом она загадочно улыбалась, представляя, как Стас будет мучиться, но, едва ее мысли доскользили до будущего, до того, как ей придется жить дальше в бедности, она поспешила вылить варево в унитаз. Разрезание любимых мужниных рубашек на тоненькие полоски, да что там полоски – шнурки – принесло отдохновение. Свадебные фотографии, все, до единой, она рвала настойчиво, с убеждением, с каким железнодорожный состав размеренно несется от станции к станции. Картинные лицо и тело Генерала валились из ладоней Зарипат на пол мелкими хлопьями. Работа подходила к завершению, когда раздался звонок…

Генерал пришел уставший, ему хотелось упасть на диван, вытянуть ноги и почитать что-нибудь о тайнах российской истории, но у порога его встретила жена с фанатичным блеском в глазах. Она пощелкивала крупными ткацкими ножницами, за спиной, через открытую дверь зала, виднелись пестрые кучки порезанного имущества…

– Папочка пришел, папочка! – с веселым криком выскочили из детской комнаты две дочурки, и Генерал почуял, что ему повезло…

Жена молчала, как грозовая туча, вот-вот родящая дождь, молнии, а может, и град, но, когда дети были закрыты в детской комнате, палка от младенческой кроватки сломалась о спину Генерала, голова его, как головка болванчика, закачалась, носимая жениными пощечинами из стороны в сторону, и Генерал расслышал:

– Если ты, падла, еще хоть раз со своей проституткой встретишься или вздумаешь на развод подать, ночью я тебе, спящему, подушку положу на лицо и сяду сверху. Зад у меня – свинец. Спишь ты крепко. Придавлю и задушу. Никому ты, мошна денежная, не достанешься. Никто тебя не спасет!..

Генерал внезапно осознал, что его обеспеченная жизнь на Олимпе периферийной части компании «СНГ» не так безопасна, как хотелось бы. Несмотря на то что он был в почете у высшего начальства и многие, благоговея, жали его руку и даже дрожали, заходя в его кабинет, получалось, что какая-то Зарипат, самая обычная жена, могла погасить все радости его высоконачальственного бытия в одно мгновенье одним только приседанием…

– … И мне ничего не сделают, – продолжала жена. – Мать двоих детей. Если порешу кобеля и одиночкой стану, у суда не хватит решимости оставить детей сиротами! Я не в себе сейчас. Нервы расшалились, состояние аффекта – аж пальцы дрожат. Ножом могу, как перезревшую курицу…

С этого момента Генерал стал избегать встреч с Мариной, и все его внимание к ней определялось весьма умеренной, точнее совсем небольшой суммой денег, которые он посылал ей на содержание и что делало его человеком порядочным и совестливым, по крайней мере – в собственных глазах. Но каких денег?! Что такое легко пересчитываемые тысячи по сравнению с зарплатой Генерала, под которую Марина прикупила объемистый кошелек? – Обглоданная кость собаке, милостыня из рук пенсионерки. Она знала, что Стас таких тысяч зарабатывает десятки, сотни и, высчитывая на калькуляторе свою законную долю в четверть зарплаты на ребенка, плакала и костерила соблазнителя на пару с матерью. Ее знакомые, переспав с главными врачами, редакторами, мэрами, прыгали по служебной лестнице через ступеньку и не задумывались о деньгах. Да и Марине до встречи с Генералом предлагали условия гораздо лучше нынешних, и когда она получила очередные три с половиной тысячи рублей месячного содержания, то позвонила Генералу на работу и шершавым, глотающим буквы голосом произнесла:

– Не родила бы, зная, как будешь кормить.

– Ты родила дочку! Мало того что дочку, так еще и мало на меня похожую, больше на Жульева, – ответил Генерал. – Скажи спасибо, что плачу за прошлую постель и жильем обеспечил.

– Да в тебя она, в тебя! Приходи, смотри! – с упреком крикнула в трубку Марина. – Новорожденные – все друг на друга…

– Не знаю, не знаю, – сомнение проскользнуло в голосе Генерала. – В роддоме явно Жульевские щечки, тем более – не сын…

– Щечки! Дурак! – крикнула Марина. – Кушает хорошо. Точнее кушала: мы приличное детское питание купить не можем. «Бону» надо! Сейчас похудела, так вся в тебя.

– Потерпите, – попросил Генерал, зарплату которого жена теперь скрупулезно сличала с расчеткой. – «Бона» слишком дорого. Детское питание дешевле берите.

– Машина для стирки нужна, а то все на руках, – принялась жаловаться Марина. – Нам бы автомат…

– Давай лучше «Малютку» купим, – предложил Генерал…

Сомнение что трещина, сквозь которую опустошается кувшин уверенности. «Еще хоть раз, хоть глазком, а вдруг моя, пусть девочка, но моя», – раздумывал после таких бесед Генерал и, выбрав вечерок, в который жена никак не могла установить его местоположение, явился к Марине в гости, чтобы в паре с Жульевым определить, на кого больше похож ребенок.

***

Мама Стелла с отвисшими, как обездвиженные часовые маятники, руками и Марина, державшая в руках запеленанного ребенка, удрученно стояли возле мужчин, потому что те говорили, не стесняясь:

– А ушки-то на мэровы похожи, – сказал Жульев, водивший глубокое знакомство с Хамовским. – Хорошие ушки, но чиновничьи, а о главах городов и о покойниках нельзя плохо. Она к мэру ходила, точно знаю. Место искала.

– Брось, Жуля. Самые обычные ушки, – не согласился Генерал. – У мэра – как пережаренные оладьи. А эти, как у моего зама, но он с Мариной не встречался, вот и у тебя похожие.

– Станислав Тихомирович, зачем мне зарплату менять на любовницу? – обиженно возразил Жульев. – Вы ж меня сразу… Для вас берег Маринку. Чувствовал, что западете. Да и носик у малышки, как у вас, с горбинкой. Приглядитесь.

– Где ты горбинку разглядел? – спросил Генерал, наклонившись. – Комарик подъездный куснул. Не уберегли.

– Как убережешь?! – встряла в разговор мама Стелла. – Залетают аж на пятый этаж, а марлю купить не на что.

– Меня интересует, в кого она такая светленькая? – спросил Генерал, не проявив интереса к словам мамы Стеллы. – Я-то черноволосый.

– Слушай, Стас, сидишь высоко, как перхоть, а не знаешь, что генетика через поколение передается, – взволнованно напомнила мама Стелла. – Дед у Марины светлый был, вот и малышка такая же.

– Стелла Степановна, успокойтесь. Нечего меня гороскопами пичкать, – начальственно забасил Генерал…

– Ты на лицо ближе смотри! – уверенно резанула словами мама Стелла. – Прижми щечку к щеке и в зеркало…

Она сняла со стены зеркало и поднесла к Генералу…

– Стелла Степановна, вы дурку-то не гоните. Какой нос? – рассердился Генерал. – У нее пипочка люси-пусенькая, а у меня – боксерский. Вы еще про пупок скажите! А смотри-ка, она фигушки пытается сложить, совсем как я!…

– Бывает, что внешне ребенок – в мать, а характером – в отца, – ухватилась за генеральскую радость мама Стелла. – Это же генетика, генетика…

– Нет, не моя! – заключил обследование Генерал.

– Подлец! Какой подлец! – не выдержала Марина. – Как я тебе поверила!?

– Милая успокойся. Где подлость? В чем подлость? – спросил Генерал. – Нам обоим было приятно. На мальчика договаривались. Его нет. Я вам и квартиру, и всю мебель оставил, вот и живите…

Дверь звонко захлопнулась.

***

Генерал не был бессердечной чугунной болванкой: суровая атака Марины на его самостоятельность и кошелек заставила обороняться, а где-то в генеральской душе, в ее темных пещерах, которые проточил черный червь жизненного опыта, светился ищущий выхода неугасший факел любви, похожий на догорающую спичку. Он-то и жег Генералу душу. И предъявить факел некому: пытка – жена совершенно извела, контролируя каждый выход, каждую командировку. Но, мечтая – получаешь. Вдруг на краю гибели оказался дядя Зарипат, и она уехала к родным. По этому случаю Генерал отпустил служебную машину и несколько раз прогулялся по центральной городской улице, думая, что, как бывало, встретит единственную и влюбится, но не получилось. Разум гнал на улицу – чувства возвращали к Марине…

Марина глядела и не верила. Генерал достал малютку из кроватки и с умилением качал ее, напевая: «По морям, по волнам, нынче здесь завтра там…». Он нежно касался своим крепким носом маленького носика дочки, терся им, водил им из стороны в сторону, пощелкивая языком… А потом подошел к Марине, прижал ее к себе и произнес:

– Часто думаю о нас. Как-то непутево получается. Давай возобновим отношения. Хочу…

– Нет, Стас, не получится. Либо ты женишься, либо не приходи, – нарочито равнодушно ответила Марина.

Она распознала, что внезапная нежность Генерала имеет свои, неизвестные ей и не связанные с ней истоки.

Не привыкший к отказам Генерал разом потерял романтический настрой и посуровел.

– Горько пожалеешь, – предупредил он.

– Оставь угрозы для прихлебателей…

С этого момента у Марины проблем стало больше. Генерал частенько ей звонил и говорил:

– Я тебе денежек немного передал. Сходи и возьми…

Марина спешила в условленное место, к указанному человеку, спрашивала, но тот, недоумевая, отвечал, что ни о каких деньгах не слышал. И он действительно не слышал, поскольку Генерал ничего ему не передавал, выставляя Марину среди своих подчиненных отвергнутой бабой, жадной до денег… Марина плакала, вспоминала своего прежнего мужа и Алика, кстати, именно Алика она и любила по-настоящему. Марина регулярно заходила в магазины, где он оставлял свои «Дробинки» на прилавке, и при случае, если народ не разбирал все экземпляры, брала одну почитать.

СКАЗКА О МУРАВЕЙНИКЕ – 2

«Страх за место убивает…»

Действующие лица:

Букашечка – обычный человек, занявший место зажравшегося чиновника, Матки, и спустя время сам превратившийся в Матку.

Дробинка – обычный человек, рассказывающий о произволе чиновников.

Муравейцы – жители города под названием Муравейник.

Другие – по мере надобности.

Здравствуй, дружок! Сегодня я предлагаю тебе продолжение сказки о Муравейнике. Сказка эта, как и раньше, страшная, конец ее так же не определен.

Проголосовали муравейцы на выборах, не послушались Букашечку, тайно избрали Дробинку в Думное место. Рассвирепела Букашечка, зыркнула сюда, рыкнула туда. Никого нет: некому лапки и крылышки отрывать, чтобы повеселиться, наблюдая, как обездвиженное тельце будет извиваться. Все побросали избирательные палочки в избирательные щелочки и разбежались по углам, по тайным ходам Муравейника. На виду осталось только несколько муравейцев, помогавших Дробинке. И начал Букашечка над ними изгаляться: то муравьиного меду недодаст, то в спичечный коробок посадит, то слух пустит… А слух как клещ. Всех оппозиционеров вынудил покинуть насиженные места. Горько и тягостно Дробинке на это глядеть, но нечем помочь…

И вошла радость в АД-мини, и зазвенел праздник. Букашечка едва успевал позы менять под фотоаппарат и видеокамеры: то за столом ум потирает, то ленточку режет, то с попом, то с детьми, а то и в чужую семейную постель залезет, вроде как ребеночка подержать.

Наушников накупил Букашечка. Без наушников нет управления. Кто-то же должен шептать и петь. Такую музыку Букашечка любил и поощрял. Наушники заменили ему даже зрение. Скажут они: «муравеец такой-то отклонился от круга хождения». Букашечка притянет отклонившегося и давай по носу щелкать, чтобы усики опустились, чтобы где-нибудь другая Дробинка не стрельнула.

Даже наместников всех федеральных муравейских богов подчинил себе Букашечка. На таких крылышках высоко полетать можно. И встретил он как-то в полете, за белыми и горячими облаками, что шизуют высоко в небе, сирену Графоманию. Посвятила она его в Граф о Маны, рыцаря крыши, съехавшей с АД-мини. И начал новоиспеченный Граф о Манн, то есть Букашечка, показывать всем свои писулечки.

– Хорошая у меня писулечка, больше, чем у Сократа? – спрашивает он.

– Больше, – успокаивают его придворные.

Появилось в АД-мини новое увлечение – принародно писать. Но стоячее мертво. Букашечка возложил свой крест на прокурора и тот понес его в гору, имевшую название «Что хочу, то и ворочу». Судейских муравейцев Букашечка заставил взвешивать правоту так, чтобы его всегда перевешивала, а самый ярый из них стал во главе организации «дышло-вышло». Даже муравейцы-правохранители стали советоваться с Букашечкой насчет толкования вечных истин. Букашечка не скупился, корм им крошил исправно и щедро, но ежеквартально напоминал:

– Помните, кому жратвой и жалами обязаны!!! Я есть истинотолкующий!

Если Букашечка говорил, что право есть лево, то плутать налево в правохранке стало не зазорно, а даже почетно, за ремонтик, за домик, за погоны…

Букашечка сам преобразился. Извилины повыдергивал у окружения. Важность приобрел несусветную. А особо понравилось Букашечке шифоньеры в Муравейнике передвигать. Перестановка заметна. Переехала организация – движется дело.

Буйная нагрузка на нервную систему муравейцев-холуев, работающих в АД-мини, вынудила многих шариковых вскочить на ролики и выписывать перед Букашечкой кренделя, но ни одного кренделя без согласования с ним. И все для того, чтобы Букашечка одобрил и потрепал мордашку своей лапкой. Старый прием поощрения честолюбий Букашечка также не забыл: многие тысячи муравейцев получили почетные бумаги «Грамотней мэра».

Заплеванный АД-мини был очищен, перекрашен и превращен в дойную муравьиную сиську. Бюджетные дойки растянули по другим областям-пропастям, где с рублевого молочка успешно снимали сливки подручные Букашечки. Обезжиренный обрат возвращали, не скупились и даже отдавали его муравейцам в виде полупустой капусты…

***

– Веселый мужик этот Алик, – мечтательно сказала Марина, отложив в сторону «Дробинку». – Смешно пишет. Жаль, что приходится гоняться за генералами, я б лучше с ним осталась.

– Дурью он занимается. Лучше бы деньги зарабатывал, чем проповедовать, – брюзгливо ответила мама Стелла. – Такие, как он, плохо кончают.

– Сама понимаю, – согласилась Марина, – но и Генерал не цепляется. Уж родила – и ничего. Мальчика же предрекали…

– К врачам ходить – только в последний путь, когда дорогу мимо кладбища не объедешь. Плюнь и забудь. Не хочет в мужья – деньги должен. Сходи в НГДУ да попросись на работу, любую. Пусть ему стыдно будет. Все знают, что он с тобой гулял и ребенка сделал… – посоветовала мама Стелла. – Никуда Стас не денется от общественного мнения. Уважать перестанут, если не обеспечит.

Марина, как всякая женщина, решила прежде, чем действовать, пригрозить и, надо сказать, достигла цели. И даже с лишком. Генерал рассвирепел.

– Меня позорить, чтобы пальцами показывали, за каждым углом говорили!? – кричал он в трубку. – Если так, даю слово, не жить тебе в этом городе. Поедешь на родину нищенствовать. Ты знаешь, мне не сложно…

Не первая женщина смолкла под натиском угроз. Марина не была особенной и решила сгоряча продать квартиру. Начала с мебели. Дело пошло: по дешевке мебель брали…