Приди, рассвет

Однако в эту ночь это имело значение.

Внезапно она почувствовала прикосновение его руки. Она едва не вскрикнула от неожиданности. Меллиора ощутила, как он всем телом прижался к ее спине и заговорил – нет, яростно зашептал у нее над ухом:

– Едва ли я стану убивать юного Эвана за то, что его соблазняет такая проститутка. Предупреждаю тебя, миледи, что, если увижу нечто подобное впредь, я изобью тебя до синяков на глазах у сэра Перси, и он поймет, что я не намерен терпеть твои игры.

Меллиора попыталась вырваться из его тисков. Она была в ярости и готова разразиться слезами. Она действительно вела себя сегодня вызывающе, но не могла, не имела сил остановиться. Тем не менее Меллиора зло огрызнулась:

– Впечатляющее зрелище! Великому сподвижнику короля, лэрду, занявшему место великого Адииа, приходится избивать жену, чтобы добиться от нее повиновения!

Да что там бить – он переломает ей кости, если сожмет ее чуть посильнее, подумала она. Ей было трудно дышать – и тем не менее она была полна решимости довести его до бешенства.

Меллиора открыла было рот, чтобы что-то сказать, выразить протест, но он заговорил таким хриплым, пугающим голосом, что она замолкла.

– Посмей еще хоть раз сравнить меня с твоим отцом – и ты увидишь, каким он был, когда пришел на этот остров, миледи!

Уорик неожиданно отпустил ее и резко поднялся с кровати, сметя за собой меховое покрывало и шерстяной коврик, лежавшие в ногах.

– Я... я не знаю, что ты имеешь в виду, – запротестовала Меллиора.

– Ты просто не хочешь об этом знать. Ты вся погружена в легенды и сказания и не желаешь знать правды, которая известна всему остальному миру. Адин был викингом, когда пришел сюда. Он совершал набеги, грабил, убивал и насиловал. А затем остался здесь и женился на твоей матери.

– Это неправда! Мой отец не мог...

– Твой отец это сделал, миледи, – сказал Уорик и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

После его ухода Меллиора долго лежала неподвижно. Ее бил озноб. Затем, повинуясь внезапному порыву, поднялась, обулась, надела отороченное мехом платье. Нет, это все неправда! Адин влюбился в ее мать. Он пришел сюда, завладел островом, но он любил мать, и мать любила его.

Выйдя из спальни, она направилась в большой зал.

Однако Уорика там не оказалось.

Меллиора развернулась и направилась по коридору в противоположную сторону.

Он был рад, несказанно рад, что большой зал оказался пуст.

Перед камином топтались охотничьи собаки. Когда Уорик уселся в огромное деревянное, обтянутое кожей кресло перед угасающим пламенем, собаки расположились по бокам. Глядя на язычки пламени, он рассеянно почесал одну из собак за ухом.

Меллиора доводила его до бешенства.

Для других мужчин она горела ярко, как пламя. С другими она была очаровательна, она им улыбалась, двигалась перед ними с обольстительной грацией, источая опасное обаяние. Она словно специально дразнила его, стремясь показать, насколько велика может быть ее власть над мужчиной. И в то же время...

Она стояла у могилы Адина со слезами на глазах. Он был для нее самым хорошим, в то время как ей король подсунул противного, немощного норманна.

И он не мог дотронуться до нее.

Он просто не смел до нее дотронуться.

Уорик услышал шум позади. Он мгновенно вскочил и обернулся, схватив за неимением более подходящего оружия кочергу. Оказалось, что это Джиллиан. Побледнев, она смотрела то на его лицо, то на кочергу в руке.

– Лэрд Уорик.

– Ах это ты, Джиллиан! – Он отставил кочергу, снова сел и потер пальцами лоб. Кажется, у него начинается нестерпимая головная боль.

– Это ваш дом, сэр. Нет причин бояться людей, которые вас окружают.

– Я давно воюю, Джиллиан, и у меня есть основания опасаться врагов внутренних.

После недолгой паузы Джиллиан сказала:

– Вероятно, их меньше, чем вы думаете.

– Возможно. Чем вызван твой приход? Почему не спишь?

– Я почувствовала, что должна увидеть вас. После сегодняшнего вечера...

Она замолчала.

– Да, и что же? – нетерпеливо подсказал Уорик.

– Вы можете изменить положение дел, лэрд Уорик.

– Что именно?

– Каждый вечер вы ходите по замку, смотрите в камин, засиживаетесь здесь допоздна. – Джиллиан вскинула руки. – Сэр, нет причин вести себя таким образом. – Она говорила медленно, чувствовалось, что ей трудно объяснить свою мысль. – Лэрд Уорик, вы умеете считать? Прошло больше месяца с того времени, как вы встретили Меллиору.

Уорик в упор посмотрел на нее. Бедная Джиллиан! Ей было так неловко и неуютно. Она хотела быть верной и ему, и своей госпоже.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Уорик, чуть заметно улыбнувшись. Он догадывался, куда гнет Джиллиан, однако...

– Смею вас уверить, что она не носит в своем чреве ребенка от другого мужчины, – выпалила Джиллиан и, повернувшись, бросилась бежать.

Уорик некоторое время продолжал сидеть, затем поднялся так резко, что кресло упало. Он не обратил на это ни малейшего внимания, широкими шагами пересек зал и направился по коридору к себе.

Ее отец был похоронен на холме вместе со своим баркасом, а мать в маленькой часовне в этой башне – башне лэрда. Она покоилась среди холодного камня рядом со своим отцом, матерью и другими предками.

Меллиора спустилась по лестнице в цокольный этаж. Взяв со стены факел, она пошла, освещая себе путь, в сторону часовни. Часовенка была маленькой и сделана очень просто: над алтарем воздвигнута арка в нормандском стиле. На дубовых скамьях могли расположиться не более двадцати пяти человек. Винтовая лестница вела вниз, к склепам, однако Меллиора помедлила, глядя на единственный религиозный символ в часовне – красивый золотой кельтский крест над алтарем. Она сделала два или три шага вперед, и ей вдруг показалось, что она слышит шорох.

– Эй, – тихонько позвала она. – Эй!

Ей стало не по себе.

– Эй! Выходи! – горячим шепотом проговорила Меллиора.

Снова послышался шорох. Она резко обернулась. Уорик! Он стоял, скрестив на груди руки и прищурив от света глаза.

– Уорик! – испуганно воскликнула она.

– С кем ты здесь встречаешься? – суровым тоном спросил он.

– Что?

– Кого ты ожидала здесь увидеть? Кого звала?

Меллиора покачала головой. – Никого.

– В таком случае зачем ты сюда пришла?

– Чтобы взглянуть на могилу матери.

Он остановился буквально в шести дюймах от нее. Меллиора едва не споткнулась о возвышение у алтаря.

– Среди ночи? – воскликнул Уорик. – Пообщаться с ней? Спросить у нее, действительно ли твой отец грабил, воровал и насиловал по праву победителя, когда пришел сюда в первый раз?

– Да, может быть, и так.

– Ты лгунья! – заключил Уорик.

Она открыла было рот, чтобы выразить свой протест, но он вдруг поднял руку, погрузил пальцы в ее волосы и притянул ее голову к себе. С минуту он смотрел ей в глаза, затем нагнулся и прижался ртом к ее рту. Его язык дерзко проник в глубину. Его губы карали и в то же время возбуждали в ней странное, жаркое пламя. Она попыталась освободиться, напуганная его настроением и внезапностью атаки. Он и раньше иногда целовал ее, но сейчас, похоже, что-то взорвалось в ней, что-то заплясало в крови.

– Перестань, мы же в часовне! – горячо зашептала она, вырываясь из его объятий.

– Так исповедуйся в своих грехах! Кого ты здесь хотела встретить?

– Никого!

– Ты лгунья! – Он с такой силой стиснул ей затылок, что Меллиора едва не закричала. Кажется, никогда она не видела его таким бешеным. – Ты кого-то здесь поджидала! Несчастная дурочка! Ты навлечешь смерть слишком на многих людей!

– Нет!

– Ну да, ты права, поскольку я тебе этого не позволю, – вдруг сказал он и, нагнувшись, поднял ее и взвалил себе на плечи.

– Уорик, что ты делаешь? Пусти меня, я могу идти сама! Если кто-то нас увидит...

– Ах, увидит? Кто же?

– Пусти меня, поставь на ноги, я пойду с тобой, куда ты захочешь...

– Да, ты пойдешь...

Он был зол, шел быстрыми широкими шагами, а она колотила его по спине.

– Уорик, ты тащишь меня словно мешок с мукой.

– Да, и это только начало.

Он поднял ее на второй этаж и по коридору донес до их покоев.

Там он положил ее на кровать и придавил своим телом. При свете пламени в камине она видела, как в его глазах то поблескивали льдинки, то полыхал гнев, а сам он становился похож на демона. Она сделала попытку заговорить, возразить, оказать сопротивление, но он вновь запечатал ей рот поцелуем и, кажется, вместе с поцелуем проник в ее душу. Он сбросил с себя одежду и задрал ее платье до талии. Меллиора ощутила его руку между ног – пальцы играли с завитками волос, ласкали живот и бедра, пытались проникнуть внутрь. Она не могла дышать, ее тело все Глубже вдавливалось в кровать. Хотелось вскочить, кричать, лезть на стену. А его пальцы тем временем продолжали сладостную игру.

Она вскрикнула, уткнувшись лицом ему в шею. Ее ногти впились ему в плечи. Она испытывала непередаваемые ощущения. Тепло – невыносимое тепло – наполняло все тело, кровь бурлила и кипела, проникая в самые кости. Она хотела одновременно и прильнуть к нему, и оттолкнуть его от себя. Ее обволакивало что-то изумительно сладостное... Это было блаженство – ощущать прикосновения его губ, вдыхать аромат его тела...

Боль пронзила ее как удар ножа. Нет, она не закричит, не станет хныкать. Она не допустит, чтобы он узнал, какую боль ей причинил.

Однако он узнал, он это понял, потому что вдруг остановился и замер.

– Почему ты не сказала мне? – хрипло спросил Уорик.

– Ты настоящий болван, я говорила тебе, но ты не хотел меня слушать, не хотел мне поверить! Я поклялась честью отца, что у меня не было любовников и...

Она замолчала, не закончив фразы. Застонав от нетерпения, Уорик возобновил движение, и Меллиора, ахнув, вонзила ногти в его заросшие волосами плечи. И как ни клялась не кричать, крик все же вырвался из груди.

– Прошу, не надо больше, не надо! – взмолилась она, но в ответ на ее мольбу он прижал рот к ее губам. И вдруг она почувствовала, что все начинает меняться. Ласки его губ и языка становились все более нежными, пальцы скользили по телу, рождая все более сладостные ощущения.

Боль постепенно отступила, как-то притупилась. Она ощущала, как напряглись мускулы Уорика, ускорились движения. Тепло, наполнявшее тело, грозило перерасти в жар и полностью затопить ее. Дыхание Уорика напоминало порывы ветра, сердце гулко колотилось. Внезапно Меллиоре показалось, что он пронзил ее до костей, и она забилась в его объятиях. Уорик продолжал двигаться, она прильнула к нему, чувствуя себя расколотой и в то же время испытывая благодарность за то, что он наполнил удивительным влажным теплом ее лоно, все ее тело.

Он медленно покинул ее и лег на спину. Ей стало холодно, она снова ощутила боль, отдавая себе отчет в происшедшем. Конечно, она знала, что означает выйти замуж, понимала, что за этим следует, и все-таки...

Она никак не ожидала, что будет испытывать желание. К нему. Сейчас, когда боль еще не отпустила, ей хотелось трогать его, прижиматься к нему, оказаться в его объятиях... Почувствовать, как он ласкает ее и...

Как он хочет ее.

Она отвернулась и поправила сбившуюся одежду.

– Я прошу прощения, – сказал Уорик.

– Есть за что.

– Миледи, по правде говоря, ты сама виновата.

– Я виновата?!

– Тебе нравилось играть ту роль, которую ты сама выбрала. Играла ты здорово, дразнила меня и наслаждалась моими мучениями.

– Да никогда! – солгала она. – Я сказала тебе правду, ты же не счел нужным мне поверить.

– Очевидно, я был не прав.

– Очевидно, – сказала она, чувствуя, что на глаза набегают слезы. Хорошо, что она лежала к нему спиной.

– И еще я рад. Мне в самом деле понравился Эван.

При этих словах Меллиора повернулась. Он смотрел в потолок и казался возмутительно спокойным.

– Ты рад тому, что тебе понравился Эван? – спросила она.

– Да.

Меллиора привстала на кровати и занесла руки для удара, но он поймал ее за запястья и удивленно спросил:

– В чем дело, мадам?

– Ты должен радоваться тому, что убедился в честности жены. Помнишь, она клялась честью отца, что у нее нет любовника?

– Да! – сказал Уорик, опрокинул ее на спину и сел на нее верхом. – Я вижу, ты не хочешь, чтобы мне нравился Эван, а хочешь, чтобы мы оба мучились, испытывали подозрения и готовы были вцепиться друг в друга.

– Нет! – воскликнула Меллиора. На Уорике была лишь рубашка, и она своим телом ощущала его мускулистое, в шрамах, тело. – Ой, слезь, пожалуйста, с меня, ты не желаешь меня понять, ты противный, ты... ты...

Она замолчала, увидев, что он смотрит на нее сверху вниз и улыбается.

– Что в этом смешного? – спросила Меллиора.

– Не смешного, а приятного, – негромко уточнил Уорик.

Меллиора снова почувствовала, как у нее запылала кожа на всем теле.

– Уорик, слезь, пож...

Она не закончила фразы, потому что его губы снова прижались к ее рту. Его поцелуй был медленным. Он ласкал ее рот, губы, его язык проник внутрь. Меллиора хотела остаться холодной, обиженной, разгневанной. Но поцелуй все длился, и она почувствовала, что начинает дрожать и трепетать. Его пальцы дотронулись до ее щеки, он прервал поцелуй и, коснувшись влажных губ Меллиоры, глядя ей в глаза, тихо сказал:

– Я никогда не хотел причинить тебе боль. – И, пожав плечами, добавил: – Может быть, один лишь раз у меня было искушение отколотить тебя до синяков. Но это другое...

Он вновь поцеловал ее – на сей раз коротко, выпрямился и стал выпутываться из рубашки. Меллиоре захотелось потрогать его могучую грудь. Плечи его были покрыты шрамами. Ей хотелось дотронуться пальцами до каждого из них и услышать от Уорика рассказ о том, при каких обстоятельствах этот шрам появился. Она лежала не шевелясь, и Уорик потянул ее за платье.

– Пора бы снять его совсем...

– Погоди, мы ведь уже...

– Мы только познакомились, любовь моя. Теперь мы лучше знаем друг друга.

– Просто ты извинился за то, что не поверил мне, что причинил боль...

– Нет, дорогая жена, только за то, что причинил тебе боль. А что касается недоверия, так ты делала все, чтобы я тебе не верил.

– Но ведь...

– Я изучаю свой приз. Я иногда считал себя безумцем из-за того, что согласился жениться на тебе, когда мне предлагали земли без невесты в придачу. Но земли без сердца – это ничто. И сейчас я открываю все более удивительные вещи.

– Ведь было больно...

– Больше больно не будет. Успокойся, вспомни: под конец ты уже не чувствовала боли.

– Я придана тебе вместе с землей. Я вовсе не то, чего ты хотел! – напомнила она. Уорик тем временем приподнял ее и стал стаскивать через голову платье.

Его глаза встретились с глазами Меллиоры – синими, как бурное море, и он улыбнулся ясной, открытой улыбкой, в которой не было ни тени насмешки.

– Леди, не будь такой скромницей! Я видел, как ты обольщала всех мужчин замка, видел, что ты осознаешь свою силу. Ты красива, Меллиора Макадин, и прекрасно это понимаешь. Ты знаешь, что чуть ли не все мужчины могут попасть к тебе в плен, а ты можешь безжалостно и жестоко их отшвырнуть.

– О, это ты так чувствуешь?

– Я не так уж глуп, миледи.

– Это верно, у тебя не было ни малейшего желания жениться на мне.

– Ты говоришь о моем желании? – спросил Уорик и снова уложил ее на подушки. – Нет, леди, я был не в восторге от идеи жениться на тебе, потому что мне еще не наскучила жизнь. А что касается желания... Ты прекрасно знаешь, сколько о тебе сложено поэм по всей Шотландии, десятки мужчин приходили к твоему отцу и королю, ибо хотели тебя...

– Вместе с Голубым островом.

– Да, земля важна, леди, это бесспорно. Пусть будет так. Он внезапно наклонился и приник губами к ее шее.

Его язык скользил по пульсирующей жилке. Затем его рот сместился ниже, к ложбинке между грудей. Меллиора почувствовала, что у нее остановилось дыхание. Ее пальцы оказались на затылке Уорика, в гуще темных волос. Он стал целовать ее соски, и жар быстро распространился по всему ее телу, концентрируясь где-то внизу живота. Меллиора оставалась неподвижной, досадуя на себя, что позволяет ему все это проделывать, и размышляя о том, способна ли она принести ему радость! Ей хотелось этого, хотелось, чтобы он хотел ее, чтобы испытывал к ней такое же влечение, как и она к нему, как бы она ни пыталась уверить себя в том, что он ей безразличен.

Но мысли потом, сейчас важно восстановить дыхание. Она прерывисто втянула в себя воздух. Пока губы Уорика ласкали ей груди, его рука легла ей на бедро и заскользила вдоль тела. Голова его опускалась все ниже, губы коснулись пупка. Она невольно еще сильнее вцепилась ему в волосы, когда ощутила жар поцелуев на бедрах, на животе, между ног.

Меллиора ахнула и застонала.

Внутри у нее все пульсировало, она ощущала сладостный жар во всем теле. Казалось, это невозможно перенести, но и невозможно остановить. Она умрет, если он вдруг прекратит эти ласки.

Уорик внезапно оказался на ней, его губы рядом с ее, и горячо зашептал:

– Леди, ты можешь никогда не сомневаться в моем желании...

Он поцеловал Меллиору в губы, затем поднял и поцеловал ее ладонь, после этого потянул руку вниз. Видя, что она дрожит, он поддразнил ее:

– Ты можешь потрогать мужчину. Это у него уязвимое место, и здесь ничто не кусается.

Он сомкнул ее пальцы вокруг пульсирующего мужского естества.

– Ну да, – пробормотала Меллиора, сжимая могучий ствол, – пусть не кусается, зато он способен делать большее.

– Что именно?

– Лишить дыхания, украсть душу.

Уорик улыбнулся, поднялся над ней, помог ей развести ноги и медленно вошел в нее. Сладостная дрожь пробежала по телу Меллиоры. Он встретил ее взгляд и, чуть улыбнувшись, сказал:

– Душу может украсть только сердце, леди, и ничто другое.

Она закрыла глаза, прислушиваясь к сладостным ощущениям, которые нарастали и захватывали все ее тело. Когда они достигли высшей точки, Меллиоре показалось, что она коснулась солнца. И от этого прикосновения солнце взорвалось в ней, и жар полностью затопил ее...

Уорик лежал рядом. Он обнял ее и прижал к себе.

– Этот приз, – тихо сказал он, – стоит того, чтобы за него бороться.

Меллиора с удивлением поняла, что не может ничего возразить.

– Впрочем, – продолжил Уорик, – мне не следует тебя особенно расхваливать, раз уж ты замужем за старым, немощным норманном.

Меллиора опять-таки с удивлением осознала, что улыбается ему.

– Нужно признать, ты не столь уж отвратителен.

В эту ночь Меллиора спала гораздо меньше, чем всегда.

Это сущая правда: он совсем не отвратителен, не стар и не немощен.

Она не решалась признаться себе, что ее муж просто неотразим.

Глава 18

Последние несколько дней Меллиора пребывала в состоянии блаженного забытья. По утрам она спала допоздна, время пополудни проводила на материке, где продолжала ухаживать за ранеными, за обеденным столом наслаждалась компанией сэра Перси. Она чувствовала себя неловко при Эване. Даже немного побаивалась, что окружающие могут понять, какой этап замужества сделал ее столь энергичной и жизнерадостной. Впрочем, успокаивала она себя, вряд ли кто-то мог знать, что на первом этапе брака у нее не было интимных отношений с мужем. Она отчаянно кокетничала за столом, но делала это, сидя рядом с мужем, чувствуя его прикосновения. Она часто поддразнивала Уорика, но знала, что он на это не сердится. Хотя он и не распространялся на эту тему, но его отношение к ней с того памятного вечера было красноречивее всяких слов.

Сэр Перси все не уезжал. Однажды утром, на исходе второй недели его пребывания на Голубом острове, Меллиора после завтрака вышла на парапет. Оттуда она увидела, что сэр Перси наблюдает за тем, как Уорик занимается обучением воинов на холме за пределами замка. Совершенно очевидно: сэр Перси приехал сюда с какой-то определенной целью. Видимо, король не даст Уорику прохлаждаться. И призовет его на службу.

О короле часто говорили за обедом. Было вполне естественно, что в английском вопросе он встал на сторону королевы Матильды. Матильда приходилась ему племянницей, поскольку его сестра была первой женой Генриха. Англичане любили сестру Генриха: она была известна как «добрая королева Мод». Она обновила римские дороги, построила много храмов и вела смиренный образ жизни. Она родила Генриху двоих детей – дочь, королеву Матильду, и сына Вильгельма, названного так в честь его деда Вильгельма Завоевателя. Но Вильгельм погиб во время кораблекрушения, возвращаясь из Нормандии в Англию, и Стефан, тоже внук Вильгельма Завоевателя, завладел английским троном. Матильда правила в течение восьми месяцев, а теперь, несмотря на подписанное соглашение, гражданский мир снова был нарушен. Воцарилось беззаконие. Меллиора знала, что Уорику было не по душе желание Генриха расширить границы Шотландии за счет Северной Англии. Он считал, что гораздо важнее сделать Шотландию более сильной и единой. Короли Шотландии уже засвидетельствовали почтение королям Англии, и Уорик считал, что шотландцы всякий раз оказывались в проигрыше, когда пытались воспользоваться смутой в Англии.

Меллиора спрашивала сэра Перси о цели его приезда, но он дипломатично ушел от ответа. Если Уорика намерены вновь призвать на службу, он не может позволить себе неповиновения королю, поэтому глупо, что никто не хочет сказать ей о том, что же вокруг происходит.

Может быть, ей удастся что-либо узнать, выйдя на поле, где мужчины упражняются в применении различных видов оружия. Приняв решение, Меллиора направилась в свою комнату, чтобы одеться потеплее, но, проходя по коридору, услышала негромкие голоса за дверью и остановилась. Игранна и Джиллиан занимались уборкой комнаты и беседовали.

– А другие знают? – спросила Игранна.

– Сейчас? Ну, сэр Перси, разумеется, знает. Он приехал с этой новостью. Вероятно, это известно Ангусу, потому что Ангус знает все. И Эвану, потому что он будет руководить обороной здесь.

– Наверное, Меллиора не знает...

– Ну, тут уж ничего не поделаешь.

Этого было достаточно. Меллиора толкнула дверь и вошла в комнату.

– Не знаю чего? – ошарашила она Игранну вопросом. Игранна побледнела, но ничего не ответила. Меллиора повернулась к Джиллиан.

– Ради Бога, Джиллиан, в чем дело? Я никогда тебе этого не прощу! Очевидно, что-то затевается, и я не хочу оставаться слепой идиоткой! И если так, то я...

– Уорик должен уехать, – перебила ее Джиллиан.

– Понятно! – резко сказала Меллиора. – Его призвал король?

Джиллиан откашлялась.

– Давид собирается вторгнуться в Англию.

– Это неудивительно.

– Он послал сэра Перси к Уорику, потому что они оба в дружеских отношениях с английским землевладельцем в приграничной полосе – Питером из Тайна. Они должны нанести ему вместе с отрядом воинов визит и предложить признать своим сюзереном короля Шотландии Давида.

Меллиора почувствовала спазм в желудке. Она испытала приступ ревности уже в тот момент, когда узнала о существовании Элинор из Тайна, хотя в то время презирала Уорика. Она была глупа. Она жила в безжалостном, беспощадном мире. Король отдал ее человеку, который любил свою любовницу. Она приняла этого человека не по приказу короля и позволила ему соблазнить ее. Она привыкла к его улыбке, смеху, привыкла ощущать тепло его объятий по ночам...

А теперь он собирается к любовнице.

Меллиора повернулась к двери. Джиллиан бросилась к ней.

– Меллиора, он должен ехать! Это ничего не значит! Ведь он тоже думал, что ты любила Эвана, и боялся...

– Я любила Эвана, – коротко сказала Меллиора. – Но Уорик приехал сюда со мной и пригрозил лишить Эвана жизни. Я могу сделать то же самое!

– Меллиора, пожалуйста...

– Оставь меня в покое! – воскликнула Меллиора, оттолкнула руку Джиллиан и бросилась бежать по коридору. Сейчас ее никто и ничто не могло остановить.

Она добежала до конюшен и хотела было попросить оседлать свою серебристую лошадь, но затем вдруг решила взять Дэбни – одного из самых крупных боевых коней. Меллиора велела побыстрее оседлать коня, вскочила на него и, помахав стражнику, выехала в поле. Приблизившись к месту учений, Меллиора остановилась. Воины выстроились в шеренги возле холма, а восседающий на Меркурии Уорик говорил речь.

– Мне доводилось видеть много хорошо обученных, но потерявших бдительность людей, которые пали от мотыги крестьянина. Вы должны иметь глаза повсюду и помнить, что в любой броне есть уязвимые места. Вы должны хорошо знать свои слабые места и хорошо их защищать. Во время боя, в свою очередь, нужно найти слабости в защите противника, чтобы затем поразить его. Нельзя недооценивать противника, но и не следует его переоценивать. Многие бои были проиграны не из-за отсутствия вооружения или защиты, а из-за страха. Будьте внимательны, когда действуете против превосходящих сил противника. Лучше грамотно отступить, чем продолжать безнадежный бой.