скачать книгу бесплатно
Я вспомнил себя тринадцатилетним, когда удалось договориться с одной девчонкой, что мы с ней станем «мужем и женой». Казалось, ни до того давнего прикосновения, ни после оного я уже никогда не испытывал подобных ощущений. Меня колотило, будто от сильного жара или лихорадки, перехватывало дыхание, неожиданно захотелось всё ломать и крушить.
Не знаю, чем бы закончился тот день, если бы не послышался скрежет дверного замка и зычный голос не выкрикнул:
– Доценко! Слегка!
Вызов «слегка» означает с возвратом в камеру: встреча со следователем, адвокатом, врачом.
– Куда это тебя? – удивлённо спросил Юрий.
– Не знаю, может, следак пришёл или адвокат… – старательно сохраняя беспечный вид, ответил я, хотя и было внутреннее убеждение, что Тамара выполнила своё обещание.
Процедурная комната нашего этажа находилась в другом конце коридора, но этот путь показался мне слишком коротким. Я перебрал, вероятно, тысячу вариантов моего возможного поведения с Тамарой. Понимая, что, может быть, это мой единственный шанс пообщаться с противоположным полом за почти годичное время пребывания под следствием. (Почему-то мне и в голову не приходило, что это может продлиться долгие годы.) И я взвешивал всевозможные случайности, которые могут помешать ещё хотя бы раз прикоснуться к её руке, даже помечтать о других частях тела я не решался.
От одной мысли, что вновь прикоснусь к её руке, во мне до «красной метки» подскакивал адреналин в крови и зашкаливало кровяное давление. Молотом стучала одна и та же мысль:
«Господи! Пустъ Тамара будет одна в кабинете!»
И вот передо мной ЕЁ кабинет.
Нагловато постучав мощным ключом в дверь, вертухай подождал, когда Тамара откроет:
– Задержанный по статье двести шестой, части первой УК РСФСР, Доценко Виктор Николаевич, доставлен по вашему распоряжению!
– Хорошо! Пусть войдёт! – сказала Тамара, явно сдерживая волнение.
– Мне войти с ним? – поинтересовался сопровождающий, и у меня тут же всё замерло внутри.
– Нет, посидите у кабинета! – услышал я с явным облегчением.
Войдя внутрь, я взглянул на Тамару и увидел в её глазах явное волнение. Нет, не страх, не настороженность, а чисто женское волнение. Волнение, какое испытывает женщина, находясь рядом с мужчиной, к которому она чувствует некое влечение. Может быть, я ошибаюсь и мне всё просто кажется?
Понимая, что времени в обрез и нужно спешить, а у меня даже нет ответа на вопрос, как себя вести с ней, я решился провести «разведку осторожного боя», для чего, не отрывая взгляда от её глаз, завёл руку за спину и осторожно, стараясь не произвести лишнего шума, повернул ключ в замке. Мне пришло в голову, что Тамара специально оставила ключ в замочной скважине, а если нет, то я тут же услышу недовольный голос: «Что вы делаете? Откройте немедленно!»
Я действительно услышал эти слова:
– Что вы делаете, Доценко? Откройте…
Её голос был таким тихим, а в нём звучало столько волнения, что не нужно было никакого переводчика, чтобы понять правильно её состояние:
«Господи, Доценко, ты же знаешь, как у нас мало времени…»
Вероятно, у меня было такое желание в глазах, что, когда я, молча и медленно, шагнул к ней, в глазах Тамары я прочёл нечто напомнившее мне тот самый зачарованный взгляд кролика, когда на него глядит в упор удав.
– Что вы?.. Зачем?.. – чуть слышно прошептала она.
– Я… нет… – лепетал мой язык: я ничего не соображал. – Я совсем не то, что вы думаете… – шептал я, продвигаясь всё ближе и ближе.
– Не нужно… – шептала Тамара, но её глаза кричали совсем о другом.
Наконец я оказался рядом с её огнедышащим телом, мои дрожащие от нетерпения руки осторожно прикоснулись к её бедрам и, словно руки слепого, не желая спугнуть, но испытывая удивительное счастье от неизбежного, как мне казалось, конца, медленно поползли к заветному месту, оценивая по пути, что скрывается под белоснежным медицинским одеянием.
Желание моё было столь сильным, а чувства столь обострёнными, что казалось, я слышу не только все шорохи вокруг, но даже как ровно бьётся сердце вертухая, оставшегося в коридоре.
С огромным трудом сдерживаясь от нетерпения, чтобы не наброситься на девушку, я шептал что-то несуразное, малопонятное, но, как мне казалось, весьма притягательное:
– Тамарочка… ты даже не представляешь, какая ты удивительно прекрасная… Господи, что ты со мной делаешь? – вопрошал я, а она, всё чаще дыша, тихо постанывала, ватно опуская одну руку к моей руке, другой же обнимая меня за плечи.
В этот момент мои руки, тщательно исследуя её бедра поверх бархатистого халата и не ощутив знакомого рельефа трусиков, отвоевывали всё большее пространство, не обращая внимания на не очень упорное сопротивление её руки, которая вроде бы и пыталась помешать исследованиям, но на самом деле ненавязчиво направляла их в нужном направлении. Наконец-то моя рука добралась до края полы халата и ощутила прохладно-гладкую поверхность капрона.
На миг посетила шальная мысль: «Если это колготки, то снимать не буду – порву к чёртовой матери!»
Однако почти тут же пальцы наткнулись на такой знакомый предмет, как резинка от пояса: «deja vu»! И вот уже мои пальцы ощутили бархатистую кожу девушки. Мои ноги чуть подкосились, пальцы одеревенели, замерли, казалось, что я сейчас потеряю сознание.
Вероятно, нечто подобное ощущала и Тамара: её глаза были прикрыты, от прерывистого дыхания внушительная упругая грудь то поднималась, то опускалась – девушка явно находилась в предобморочном состоянии. Казалось, выпусти я её из рук, и она тут же рухнет на пол.
Я совсем потерял голову, утратил способность трезво соображать: в любой момент могли постучать в дверь, и конечно же сразу открыть замок будет невозможно. Начнут стучать настойчивее, возникнут подозрения… Мне-то что, а Тамару, естественно, уволят с работы! Да и мне не «что»…
Много лет спустя в одной колонии произошёл подобный случай. Один заключённый заигрывал с заведующей магазином, в котором отоваривались зэки. Видно, и ей, сорокалетней матери-одиночке, было лестно ухаживание двадцатипятилетнего самца. Короче говоря, всеми правдами и неправдами, не без её участия, парня назначили работать «шнырём» к ней в магазин. Трудно сказать, сколько раз в неделю они занимались эротическими играми, я свечку не держал, да и они были максимально осторожны, всё время закрывая замок на собачку. Магазин был довольно большой, и, находясь на его складе, можно было не услышать, что кто-то стучит в дверь. Этим они и пользовались.
Но однажды отсутствие бдительности подвело их: они забыли опустить собачку и настолько увлеклись своим важным занятием, что не услышали, как тарабанили в дверь. Но на этот раз за дверью оказался не зэк, даже не какой-то там прапорщик: в дверь стучался сам «Старший Кум» – кто ещё не знает, это Начальник оперативной части колонии или тюрьмы.
Поговаривали, что бедных влюблённых кто-то просто-напросто подставил, потому что стучать «Старший Кум» начал сразу ногой, словно не сомневался, с чем он столкнётся. Когда же никто не отозвался, он открыл дверь запасным ключом.
Представляете картинку: на склад вместе с сопровождающим его ДПНК входит «Старший Кум», а там, с задранным на спину подолом, согнувшись в три погибели, стоит мать-одиночка и, постанывая от удовольствия, двигает внушительной попой взад-вперёд. Можно только догадываться, что ожидало эту бедную женщину.
Тем более, как поговаривали, в своё время она отказалась лечь в постель с этим самым «Старшим Кумом». Нужно отдать должное мгновенной женской сообразительности: в момент появления непрошеных гостей женщина случайно увидела их отражение в до блеска начищенном никелированном чайнике и, недолго думая, во весь голос завопила:
– Помогите, насилуют!
При всем при этом, однако, не прекратила своих телодвижений – картинка не для слабонервных.
Закончилось всё печально, но в основном пострадал только бедный парень: его «крутанули» по сто семнадцатой статье УК РСФСР (статья за изнасилование). К его семи годам за разбой добавили ещё шесть и отправили на другую зону, а женщину, учитывая, что она мать-одиночка, не подвели под статью, но тоже перевели на другую зону и на другую должность…
Представляете, что могло меня ожидать, начни кто стучать в дверь санчасти? Но, видимо, мой ангел-хранитель в тот день не отвлёкся… Не в силах более сдерживаться, я распахнул халат, обнаружил, что на девушке нет трусиков, и понял, что Тамара меня ждала. С огромным трудом сдерживая себя, чтобы на неё не наброситься, нежно провёл пальцем между её нижними губками, и они мгновенно источились нетерпеливым соком. Она томно простонала и задвигала бедрами из стороны в сторону, призывая меня к более решительным действиям.
Осторожно, чтобы не смахнуть что-нибудь со стола, я опрокинул Тамару на спину, спустил штаны одновременно с трусами на кафельный пол, выпустил на волю своего «ясного сокола», который не стал церемониться и, расправив крылья, со всего маху влетел в чувственную пещеру, а я судорожно высвободил на волю её красивую грудь. Каким-то чудом, а может быть, и ангел-хранитель подсказал, буквально за секунду до нашего безумного поступка я плотно зажал ей рот, и она тут же громко застонала. Если бы не я, её крик подвёл бы нас под монастырь.
После четырёх месяцев воздержания желание было столь сильным, что моему «ясному соколу» хватило нескольких взмахов крыльями, чтобы выплеснуться мощным потоком любовного эликсира. По всей видимости, и Тамара была готова к такому повороту: буквально через секунду её страстный нектар вырвался на свободу и устремился навстречу моему потоку. Они столкнулись, смешались в нетерпении, я впился губами в её твёрдый розовый сосочек и, обессиленный, замер, словно из меня, как из воздушного шарика, вышел весь воздух.
– А ведь ты, Витюша, так меня и не узнал, – тихо прошептала Тамара, ласково гладя наманикюренными пальчиками мою бритую голову.
– Разве мы знакомы? – удивлённо проговорил я, с трудом отрывая голову от её груди: чувство стыда мигом прокатилось по телу, и лицо моё залилось краской.
– Да и как можно было запомнить глупую девчонку, когда вокруг было столько красивых девушек? – Тамара мило рассмеялась.
– Господи, не томи! – взмолился я.
– Пицунда… море… яркое южное солнце… – перечисляла Тамара, пытаясь направить мои мысли…
В Пицунде я был всего один раз в спортивном лагере МГУ. Я окунулся в воспоминания, и тут передо мною действительно возник образ не очень складной девочки с огромными голубыми глазами. Я вспомнил её, в то время я пытался ухаживать за её сестрёнкой, но мои попытки не привели к какому-то конкретному результату, остались лишь воспоминания от её прекрасной фигурки и нежного аромата чувственных губ:
– Я встречался с твоей сестрёнкой, Наташей, кажется?
– Я же тогда влюбилась в тебя без памяти! – призналась Тамара. – Как же я завидовала Наташке!
– Нашла чему завидовать – у нас же с ней ничего не было! – с грустью заметил я.
– Я знаю… Ну и дура она: всех пацанов за нос водила, а сейчас осталась одна с двумя детьми на руках.
– Ты даже не можешь себе представить, как я рад тебя опять встретить! – тихо проговорил я и на этот раз страстно впился в её губы.
Тамара вновь застонала в сладостной истоме, затем обхватила моего «ясного сокола» и требовательно направила его полёт снова в свои недра, нетерпеливо изнывающие в томительном ожидании. И снова мы вознеслись в любовном вихре, но на этот раз мой «сокол» был неутомим, и ей пришлось излиться своим нектаром несколько раз, прежде чем он смилостивился над ней и выдал ей свой эликсир:
– Да… да… да… милый… родной мой… – шептали её губы, а её нежные пальчики порхали по моей спине.
Когда всё закончилось, Тамара спустилась со стола и благодарно коснулась губами моего «ясного сокола».
– Спасибо тебе, милый, я никогда не испытывала ничего подобного!
Быстро приведя себя в порядок, мы обняли друг друга так нежно и ласково, словно знали, что больше никогда не увидимся.
– Когда ты снова меня вызовешь? – спросил я, губами прикасаясь к её уху.
– Боже, что ты делаешь? – томно постанывая, прошептала Тамара. – Ну перестань, а то твой страж что-нибудь заподозрит. Моя смена послезавтра…
– Кстати, что ты ему сказала? – кивнул я на дверь.
– Что у тебя, похоже, гипертонический криз, а может быть, и отравление… Температуру нужно замерить, давление, клизму сделать…
– Клизму? – Я поморщился.
– И не мечтай! – Она усмехнулась, достала из сейфа какой-то флакон, высыпала из него с десяток таблеток, потом вытащила из стола пачку каких-то желудочных таблеток, высыпала их на стол, вместо них положила те, что достала из сейфа, и сунула мне в карман.
– Что это?
– Эфедрин… Насколько мне известно, за каждую таблетку можно пачку «Столичных» выменять. А это съешь здесь. – Она протянула мне пару домашних пирожков с мясом.
Ничего вкуснее я не ел ни до, ни после, во всяком случае, мне тогда так показалось…
Вернувшись в камеру, я стал с нетерпением ожидать, когда наступит послезавтра, но… Недаром говорится: человек полагает, а Бог располагает…
Наступило послезавтра, и меня ранним утром выдернули на этап…
Однако вернёмся в тот далёкий день, когда я впервые очутился в камере, где пришлось коротать долгие месяцы…
Наблюдая за суетой вокруг моей пачки сигарет, отданной «на общак», я довольно скоро уснул: день был так перенасыщен событиями, что организму требовался отдых.
Проснулся я от громкого лязганья замка в двери, после чего откинулась «кормушка» и зычный голос громко оповестил:
– Проверка!
Обитатели камеры попрыгивали с нар и выстроились в проходе в две шеренги лицом друг к другу. Распахнулась дверь, и в камеру вошли два вертухая с дежурным корпусным, держащим в руках пластиковую доску с фамилиями, находившихся в нашей камере. Он принялся их выкрикивать, после чего обладатель названной фамилии должен был сделать шаг вперед, назвать своё имя, отчество и статью, по которой он содержится под стражей, и вернуться назад.
Сия процедура проходила для меня впервые, и я, видно, спросонья допустил некий ляп, чем развеселил не только соратников по камере, но и сопровождающих угрюмого дежурного корпусного вертухаев:
– Артёмов!
– Я! – Вызванный сделал шаг вперед и продолжил: – Юрий Иванович, двести девятая, часть первая…
– Васильев!
– Я! – Шаг вперед. – Антон Григорьевич, восемьдесят восьмая, часть вторая…
– Доценко!
– Виктор Николаевич, двести шестая, часть первая, – доложил я, после чего сделал шаг вперед и добавил: – Здесь!
– А куда ты, на фуй, денешься с подводной лодки! – проговорил с очевидным сарказмом корпусной.
Все громко рассмеялись, по достоинству оценив шутку корпусного, угрюмость которого мгновенно прошла, и после проверки он даже снизошел к редкому для него вопросу:
– Есть ли у кого просьбы? – После чего внимательно записал, что в камере кончилась бумага и нет чёрных ниток, затем, забрав письма и заявления, вышел.
Все разбрелись по своим местам, а игроки вернулись к неоконченным играм. Сначала я подошел к шахматистам, но вскоре понял, что они играют весьма слабо, и переключился на тех, кто использовал костяшки домино для какой-то незнакомой игры.
– Значит, «баклан»? – спросил один из играющих, тот самый длинноногий парень лет тридцати, который, как мне показалось, держал в этой «хате» мазу.
Я уже знал, что «баклан» – это тот, кого раскручивают по статье о хулиганстве. И в этом определении нет ничего обидного, тем не менее лично для меня это слово имело некий ехидный оттенок.
(Почему-то сразу вспомнилось проживание на Сахалине, где часто встречались птицы, похожие на чаек, но это были не чайки, а бакланы, или, как их называли, «морские вороны», прожорливые, наглые твари, которые всё время копались в помойке), и мне совсем не хотелось отвечать улыбкой на попытку незнакомца пошутить.
– И что? – не очень дружелюбно спросил я.
– Ничего, просто уточняю… – пояснил длинноногий. – «Объебон» уже всучили?
– Какой «объебон»? – не понял я.
– Ты что, по первой ходке?
– По первой… – Я был настороже и готов был взорваться в любую минуту.
– «Объебон» – это обвинительное заключение… – спокойно пояснил тот.
– Нет, пока не всучили, – спуская пары, сказал я, отметив про себя необъятное богатство «могучего русского языка».
Прошу прощения у моих Читателей, но я вынужден отвлечься от воспоминаний: только что позвонил мой братишка – Андрей Ростовский и сообщил о трагическом происшествии. Несколько часов назад погиб в автомобильной катастрофе Дато Ушба, известный в криминальных кругах «Вор в законе». Погиб недалеко от дома Ростовского, к которому ехал в гости.
Для тех, кто не читал один из последних моих романов, в котором я достаточно подробно написал об этом человеке, кратко расскажу его историю…
