Осколки камня

Вокруг раскинулась равнина, охваченная по горизонту цепью пологих гор. Высокие травы цвета морской волны качались под ветром. Грунтовая дорога вела от поселка к раскопкам, но я свернула и побрела в течении травы. Цветов не заметила, но время от времени метелки, похожие на пучки волос, стукались о ладони. Птиц не слышно. Возможно, непривычная для этих мест суета спугнула, или они вовсе здесь не водятся.

Сделав крюк, я подошла к поселку с другой стороны. Ближе всего ко мне стоял небольшой барак. Два окна открыты, и на крайнем приветливо колышется легкая занавеска. Я была уже в нескольких шагах, когда увидела за этой шторкой Эфил, весело болтающую с кем-то. Услышав мой оклик, она испуганно высунулась из окна.

– Виктория! Неужели вы не увидели меня дома и искали?

– Нет, до дома я еще не добралась. Что ты здесь делаешь?

– О, мы тут познакомились…

Я увидела в глубине комнаты ту строгую девушку с совещания. Она поклонилась.

– Неловко напрашиваться, но я бы сейчас не отказалась от чашки сиорда.

– Простите, конечно!

Эфил бросилась вон из комнаты, так что, когда я подошла к крыльцу, уже ждала там, чтобы проводить по коридору, тянущемуся через все здание.

– Простите, что не ждала вас дома, – торопливым шепотом объясняла она. – Но я вышла прогуляться и познакомилась с Мэйон.

– Не нужно извиняться, все нормально! Мэйон – это та девушка у окна?

– Нет. Это Мидна.

Мы вошли в комнату. Кроме Мидны здесь были еще три девушки, приблизительно одного возраста – лет двадцати с небольшим. Мидна Этте (только она представилась полным именем), как старшая, от всех приветствовала меня и представила остальных, а девушки дружно поклонились.

– У вас подобралась отличная компания. Живете здесь все вместе?

– Да, госпожа Виктория, – ответила Лэссири – задумчивая девушка с большими карими глазами. – Всех женщин поселили в одной комнате. С нами еще Гвэнин Кох – врач экспедиции. Но она сейчас в медпункте.

– Прошу вас, – поставила передо мной чашку сиорда та самая Мэйон – очаровательная блондинка я ямочками на щеках.

Третья девушка – Карна – взъерошенный бесенок, фигурой и повадками походившая больше на мальчишку-подростка – присела на стопку сложенных одеял у ног Мидны. Вдвоем они образовывали настороженную группу – чем-то мне напомнило это Ллура при первой встрече. Лэссири же и Мэйон не скрывали своего восхищения появлением Пастыря. Но и те, и другие держались скованно. С моим приходом веселье исчезло. Я растерялась и молча пила сиорд. Вдруг расхотелось говорить и сближаться: все равно не получится. Эфил здесь своя, а я – инопланетянин. Выдавив еще несколько вежливых, ничего не значащих фраз, я попрощалась и вместе с Эфил отправилась домой. Если можно было называть так наше маленькое жилище. Если мне вообще можно было так назвать какое-либо место в этом мире.

Встречные кланялись, и я поняла, что уже воспринимаю это естественно. Без аппетита поужинав, разложила бумаги, принесенные с собой, но толком поработать не получилось: бессонная ночь дала себя знать.

– Как ты смотришь на то, чтобы пойти со мной, – предложила я утром Эфил.

– С вами? Зачем?

– Мне нужна твоя помощь. Осмотри лабиринт, а потом зарисуй все, что покажется тебе важным или интересным. Хочу посмотреть на него со стороны – я что-то упускаю. Надеюсь, карандаши и бумагу побольше, чем блокнот, сможешь найти?

– Конечно. Но… Я ведь не настоящий художник. Боюсь, у меня плохо получится.

– Не скромничай: я видела твои рисунки. К тому же, мне не важна точность или, скажем, пропорции. Нужен именно взгляд постороннего человека – не ученого-исследователя.

И в моих словах почти не было хитрости.

12

Следующие два дня мы с Эфил трудились не покладая рук. Я с головой погрузилась в дешифровку, а она часами не расставалась с карандашом, ухитряясь при этом еще и решать хозяйственные вопросы. Койда пришелся очень кстати: мальчик старательный и ответственный. К тому же хорошо готовит. А вот мои результаты вряд ли можно было назвать «хорошими». Собственно, я разобралась в ситуации, но не продвинулась ни на шаг. Как и остальные, попавшие в тупик.

В ходе изучения надписей удалось составить алфавит из 52 знаков. Отдельные походили на буквы других языков, но полной аналогии не выстраивалось. И я замечала, с какой надеждой смотрят на меня остальные. Ведь они привыкли к невероятным способностям Детей Неба. Вот только я еще не успела так «прокачаться». Безусловно, геласер оказывал мощное влияние: я поражалась тому, как продуктивно, оказывается, могу работать. Те самые «серые клеточки» мозга, о которых любил говорить Пуаро, приобрели невиданную скорость. Но даже чудо не безгранично: я пробыла в Виире всего две недели, и мне было далеко до могущества Пастырей.

Определенный перелом произошел, когда Эфил показала свои работы: около двадцати пейзажей. С помощью Койды я развесила их по стенам, окружив себя изображениями лабиринта.

– Здорово! – выдохнул он, оглядевшись. – Только… не совсем так, как есть.

– Я ведь не училась, – смутилась Эфил.

– Койда не хотел тебя обидеть.

– Нет, нет, – воскликнул мальчик. – Я говорю, что красиво! Просто немножко…

– Немножко иначе. Все правильно, – кивнула я, обходя по периметру комнату. – Пожалуй, это и есть настоящий лабиринт.

– Как это? – удивился Койда.

– А вот так. Что мы видим? Развалины, осколки прошлого. Но когда-то лабиринт был настоящим. Его построили с определенной целью. И мне кажется, если узнать с какой, это поможет прочитать надпись.

– И вам помогут рисунки?

– Возможно. Мне нужно подумать.

Что-то действительно было в этих изображениях. Неуловимое, знакомое. Ускользавшее от меня, как смысл знаков.

Со следующего дня я изменила тактику. И теперь все время, вместо того, чтобы сидеть над таблицами, проводила в лабиринте. Ходила, думала. Иногда забиралась на вершину соседнего холма и, усевшись там, смотрела на строение внизу. Никто ничего не спрашивал и не возражал. Очевидно из соображений: им, Пастырям, виднее. Да уж…

Лишь Кнур Ло пытался чаще попадаться на глаза, но не отвлекал.

У меня же было глупое, но твердое убеждение, что внутри зреет истина. И нельзя этому мешать.

Как-то на закате я лежала в высокой траве и смотрела на плывущие облака. Подобно им медленно текли мысли. Заслышав шорох, села и услышала испуганный вскрик. Оглянувшись, я увидела Лэссири.

– Госпожа Виктория! Как я испугалась. Простите, прошу вас, что помешала.

– Это ты меня прости.

Нагнувшись, девушка подняла корзинку, сплетенную из прочных стеблей сната – местного растения. В таких же Койда приносил нам ягоды.

– Ой, ты из-за меня, наверное, все рассыпала. Давай помогу.

Однако Лэссири собирала не ягоды, а маленькие красные коробочки-стручки, растущие на вьющихся по высоким травам стебельках.

– Что это?

– Фар, госпожа. Внутри коробочек – семена.

Она легко разломила одну и показал пять овальных, похожих на горох ядрышек.

– Для чего он нужен?

– Если поджарить на сковородке, будет очень вкусно. Это простое кушанье, – чуть смутилась она. – Его обычно готовят в деревне.

– Похоже на наш горох, – и на недоумевающий взгляд девушки добавила. – Он растет там, откуда мы прибыли.

Лэссири отвела глаза, торопливо собирая фар.

– Ты как будто испугалась?

– Нет, госпожа. Вовсе нет.

– Ты ведь знаешь, что мы не из этого мира?

– О делах Пастырей запрещено говорить, госпожа Виктория.

– Вот даже как…

Ее корзинка была уже полна, но я заметила еще один стручок у самой ноги и наклонилась, чтобы поднять. Из-за коробочки вдруг высунулись усы бронзово-коричневого жука, и не успела я полюбоваться красивым насекомым, как он больно кусанул меня за палец.

– Ай!

– Что случилось, госпожа?!

– Какой-то нахал укусил меня. Вон полетел.

– Это кафер!

– Честно говоря, меня сейчас не очень интересует его название.

– О, вы не знаете? Укус кафра проходит быстро, но он может переносить степную лихорадку.

– Думаю, это что-то неприятное.

– Степная лихорадка опасна! И хоть это маловероятно, укус нужно обработать.

– Мда. Хорошо я фар пособирала. Не знаю, есть ли у нас дома аптечка.

– Пожалуйста, пойдемте со мной: я все сделаю. До нас ближе.

Боль от укуса проходила быстро, так что когда мы подошли к бараку, я уже хотела оставить эту затею, но Лэссири решительно воспротивилась. Пришлось подчиниться.

В комнате никого не было, и теперь она показалась мне просторнее, чем в первый раз. Обстановка самая скромная, но чувствовалось, что здесь обитают девушки: букет цветов на окне, миска с бариками – явно собственного изготовления – та же занавеска, вновь колышущаяся от ветерка. С мебелью было скудно: пять узких кроватей, два стола, да пара табуреток, на одной из которых стояла кухонная плитка. Лэссири смахнула невидимую пыль со второй и предложила присесть. Сама же достала коробочку, пахнущую лекарствами, вытащила бинт и пузатую баночку. Лэссири подошла к моему лечению серьезно. Смазав укус зеленоватой мазью и завязав палец («чтобы ничего не испачкать»), она угостила меня таблеткой и предложила еще какой-то специальный настой.

– Немножко осталось. Он обладает общеукрепляющим действием.

Ароматные травки заварились быстро, я отхлебнула и улыбнулась:

– Это вкусно.

– Ох, забыла предложить! Пожалуйста, попробуйте, – она пододвинула миску бариков.

Есть не хотелось, но из вежливости я взяла один. Тут в дверь постучали, Лэссири выглянула и со словами: «Простите, я на минуту» – вышла из комнаты.

Я допила настой, дожевала барик, и вдруг почувствовала, что меня неуклонно тянет в сон. Потерев глаза, попыталась бороться с напастью, но безрезультатно. Понимая всю нелепость ситуации и мысленно извиняясь перед ее хозяйкой, я упала на ближайшую кровать и тут же погрузилась в сон.

Возможно, сказалось влияние лекарств или зацикленность на проблеме, но во сне я блуждала по лабиринту.

Все вокруг было более реальным, чем наяву, более ярким и живым. Письмена подсвечивало внутреннее сияние, от камней тек тихий шепот. Впереди мелькнула фигура, тут же скрывшаяся за поворотом.

– Подождите!

Я побежала, но во сне это получалось пугающе медленно. Остановившись, вдруг поняла, что больше не вижу надписи: я свернула с главной тропы. Решив, что это беда небольшая, отправилась дальше, но развилок становилось все больше, чаще встречались тупики, а знаки со стен исчезли вовсе. Жаркой волной нахлынула паника, но не успела я еще по-настоящему испугаться, как увидела стоящего прямо передо мной мальчика лет десяти. Худенький и бледный, он тревожно смотрел на меня, а потом поднял руку, показывая на спрятанный в кулоне геласер. Мальчик хотел было что-то сказать, но над лабиринтом пронесся громоподобный стон, словно гигантский диплодок прошел мимо. Мы одновременно посмотрели наверх, а когда я опустила взгляд, то увидела, что стою на поле, среди высокой травы, и в небе собирается дождь.

Поплыли какие-то неясные образы, и сквозь дрему, я услышала разговор.

– Твой язык, Карна, доведет до беды.

– Я никогда первая не начинаю. Но терпеть нахальство не собираюсь.

– Он тебе в отцы годится.

– Мой отец никогда так не разговаривает с людьми.

– Взрослей, Карна. В жизни всяких людей встретишь. Учись быть сдержаннее и терпимее.

– Я уже устала учиться.

Девушка пробурчала это так забавно, что я улыбнулась, окончательно просыпаясь. Приятно пахло чем-то сладким. Я открыла глаза и вспомнила, что заснула в комнате девушек. Кто-то заботливо накрыл меня одеялом. Стемнело, лампа на столе освещала противоположный угол. На корточках у плитки сидела Карна, помешивая что-то на сковородке, и разговаривала с невысокой полной женщиной.

– Вот поэтому тебе и опасаются что-нибудь поручить. Своей горячностью все испортишь.

– Да вы только дайте мне дело, Гвэнин Кох! Я справлюсь!

– Тише ты, – шикнула на нее женщина.

Я кашлянула, давая знать, что уже не сплю, и села на кровати. Гвэнин Кох тут же поспешила ко мне.

– О, госпожа Виктория. Надеюсь, хорошо поспали?

– Да, спасибо. Прекрасно отдохнула. Мне очень неловко, что заняла чужую кровать, но сон просто свалил с ног.

Женщина мягко рассмеялась. У нее были пушистые волосы и такое славное, располагающее лицо.

– Это у вас нужно просить прощения. Лэссири здорово перепугалась, когда вернулась и застала вас спящей. Глупая девочка забыла, что лекарство усиливает снотворное действие настоя. Но вы не беспокойтесь, это целебный сон.

– Да, я отлично себя чувствую. И Лэссири молодец. А где она?

– Побежала на кухню. По вечерам она там помогает. Разрешите, посмотрю укус.

Она бережно размотала бинт, стерла остатки мази и удовлетворенно кивнула:

– Все в порядке. Лэссири зря вас пугала, хотя, конечно, перестраховаться не мешает.

– Эти жуки, действительно, опасны?

– Случаи заражения очень редки.

Пока мы говорили, притихшая Карна сняла с плитки сковородку и высыпала содержимое в глубокую миску. Карамельный запах зазвучал ярче.

– Что так упоительно пахнет?

– Это фар, госпожа.

– Тот самый, что мы собирали?

Карна протянула мне миску. Горошинки напоминали по вкусу жаренные в карамели орехи.

– Объеденье! Ради такого можно вытерпеть и не один укус. Надо будет тоже собрать – теперь я знаю, где он растет.

– Ах, нет, зачем же, – удивилась Карна. – Я вам сейчас отсыплю.

Она ловко свернула кульком лист бумаги – совсем как торговцы семечками на нашем городском вокзале. Чтобы отвлечься от воспоминаний, я продолжила разговор:

– Я еще мало знаю о местной фауне. Здесь много вредных насекомых?

Гвэнин Кох улыбнулась.

– Смотря для кого, госпожа. Для человека – нет, а вот для растений – порядочно. Тот же кафер немало вредит злаковым культурам.

– Бойся, кафер, рядом шляфен! – хихикнула вдруг Карна.

– Шляфен? – переспросила я.

– Поговорка такая, – пояснила Гвэнин Кох. – Это животное питается насекомыми, а кафер – его любимая добыча. Перед дождем шляфен вылезает из укрытия и начинает петь, поэтому в старину считали, что он-то и выкликает дождь. Шляфен был символом плодородия. По прежним суевериям.

Последнее она добавила, словно опомнившись, и немного смутилась.

Постучавшись, в комнату вошла запыхавшаяся Эфил и, увидев меня, радостно всплеснула руками:

– Как хорошо, Виктория, вы здесь!

– Что случилось?

– Вас искали в лагере. Приехал господин Дмитрий.

Вот это новость! Взяв кулек с фаром, я попрощалась и поспешила к своему домику. По дороге, обдумывая услышанное, спросила:

– Ты видела когда-нибудь шляфена?

– Конечно. Они везде водятся.

– Нарисуй мне его, пожалуйста. Когда будет время.

13

Диму около домика я заметила издалека. Он стоял в окружении мужчин в форме и Ллура. Тот о чем-то рассказывал. Последние метры я пробежала, и, запыхавшись, ворвалась в этот круг.

– Ты приехал!

Дима вдруг нахмурился и церемонно поцеловал меня.

– Благодарю за подробный отчет, – кивнул он Ллуру. – Завтра я сам осмотрю раскопки.

Мужчины поклонились и разошлись, а Дима под руку повел меня к дому.

– Неплохо вы тут устроились, – оглядел он комнату.

– Целиком и полностью заслуга Эфил. Это ее работы.

Дима внимательно осмотрел рисунки.

– Да ты художник.

Эфил смутилась и покраснела.

– Благодарю, господин Дмитрий.

– Она по недоразумению не смогла поступить в Академию. Видишь, какой талант пропадает!

Дима улыбнулся, но ничего не ответил.

– Ты надолго приехал?

– Нет, завтра вечером обратно.

– Дела, дела?

– Ты и сама занята.

– О, да! Видишь, сегодня фар собирала. Попробуй, это так вкусно!

Дима поморщился.

– Еда для деревенской малышни. Что в ней может нравиться?

– Никогда не думала, что ты сноб.

– Дело не в этом. Впрочем, наслаждайся. Я не против. Но попробуй для сравнения пирожные. Специально по пути останавливался в городке, который славится своей выпечкой.

На столе стояла картонная коробочка с нежными корзиночками и хрустящими пампушками, наполненными кремом. Эфил побежала готовить сиорд, а я накрыла стол. Когда все было готово, Эфил, несмотря на мои уговоры, не присоединилась к нам, а отправилась ночевать к девушкам. Честно говоря, я была этому очень рада. Соскучившись, хотела максимально использовать время. Но Дима был рассеян и молчалив. Блюдечки наше скудное хозяйство не предусматривало, так что пирожные я разложила на тарелки. Возможно, сработало предубеждение, но они показались мне слишком сладкими и рассыпчатыми.

– Что ты думаешь о лабиринте? – спросил вдруг Дима.

– Я думаю, это очень важно. Не только для лингвистики или археологии. Здесь есть какая-то загадка. Зачем построили лабиринт? И почему рухнули именно центральные плиты? Иногда мне кажется: это связано с исчезновением Ревеллиров.

– Почему?

– Не знаю. Я так чувствую. Понимаю, что звучит абсурдно, но в последние дни я просто гуляю вокруг, смотрю, думаю. И в голове начинают мелькать разные картины.

– Не принимай разыгравшееся воображение за озарение.

– Не будь скептиком! В конце концов: что такое озарение, если не интуиция. А разве возможна она без воображения? Неужели тебе не интересно, что произошло с Правителями? Почему они пропали?

– У тебя всегда была слабость к древним временам и тайнам, – улыбнулся Дима. – А меня больше интересует настоящее.

– Как ты не понимаешь! Ведь Ревеллиры тоже владели геласером. Причем дольше. Значительно дольше! И вдруг с ними что-то происходит. Может, и нам грозит та же напасть?

– Хорошо, убедила. Но пока рано надеяться, что лабиринт поможет разгадать эту загадку. Сейчас главное – расшифровка надписей.

– Работаю. Пока впустую. А ведь все так радовались, когда я приехала. Наверное, ждали, что Дитя Неба с ходу все разберет. А я туплю! Им же не объяснишь, что кольцо у меня две недели, и рано ждать таких результатов, как у вас. Или может, – я прищурилась, – рассказать об этом?

Дима пожал плечами.

– Не думаю, что они поймут. Хочешь выставить нас лгунами? А это так?

– Проехали.

– Кстати, давно хотел тебя спросить, что за украшение? – кивнул он на спрятанный геласер.

– Сплела одна милая девушка, когда я жила на юге. Теперь как амулет. Напоминает о доме и тех днях, когда я училась жить без тебя. А теперь, выходит, учусь жить без всего остального.

Получилось вполне естественно. Решение никому не говорить о втором камне превратилось в уверенность. Пусть. Пусть пока никто не знает об этом. Ведь даже Дима мне что-то недоговаривает.

– Как у тебя дела? Рядом с лабиринтом все-таки будут строить?

– Нет. Решили не трогать эту равнину. После исследования здесь можно будет сделать что-то вроде музея.

– Отличная идея! Знаешь, чем-то он напоминает Стоунхендж.

– Только вот Стоунхендж ближе к населенным пунктам. А здесь еще придется поработать над дорогой и инфраструктурами.

– А что вообще здесь хотели строить?

– Базы, комплексы, – туманно ответил он. – Идет масштабное строительство. Осваиваются новые территории.

– И новые страны.

Он холодно посмотрел на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ведь Мунунд – глава федерации. Распространяете влияние?

– Ты говоришь о Совете так, словно мы чудовища. Но, если помнишь, во времена Ревеллиров Виир был един.

– И вы решили это вернуть? Только ведь страны уже давно разделены. Между ними много чего было. Да ты попробуй представить, чтобы в нашем мире все страны объединились.

– В нашем мире они никогда и не были едины. Нет этой памяти. Хотя перед лицом катастроф и на Земле возникали союзы между вчерашними недругами. Вспомни мировые войны.

– И вы решили устроить нечто подобное? Рассчитанную катастрофу?

– Как ты смеешь! – он стукнул кулаком по столу. – Да что с тобой такое?

И в самом деле.

– Так устала от всего этого… Виира. Прости.

– Ты сомневаешься. До сих пор! Никак не определишься, кому верить. И меня это оскорбляет! Кажется, прошло достаточно времени, и тебе представили много доказательств.

– Видишь – и здесь война. Кто не с нами, тот против? А я не хочу быть с кем-то. Отец надеется помириться. Я могу помочь!

– И как тебя приняли? Я не верю, что это возможно. Отец винит себя, вот и лелеет мечту о воссоединении. Думает, что «недоглядел» за ребятами. Комплекс заботливого родителя! Мы уже давно не дети. Они прекрасно понимали, на что идут. И я не собираюсь мириться с теми, кто хотел убить моего отца!

Он вскочил и подошел к окну. Резко задернул занавеску. Чувствовалось: с трудом сдерживается. Дима знал свою вспыльчивость и не любил ей поддаваться. Но прежде никогда его ярость меня не пугала. А сейчас накрывала тоска.

– Знаешь… Я затем сюда и приехала, чтобы не решать. Ничего пока не решать. Потому что я… не знаю.

Дима нахмурился и не посмотрел на меня, но сказал уже спокойнее:

– Пора спать. Я устал.

В тишине погасили свет и легли. Сны были тревожными и обрывистыми. Только под утро, когда едва посветлело за окнами, мы потянулись друг к другу…

Второй раз проснулись уже поздним утром. В закутке, заменявшем нам кухню и прихожую, обнаружился заботливо приготовленный завтрак. К вчерашним спорам не возвращались. Мне хотелось растянуть это утро, забыть про все дела и просто быть вместе. Но Дима поглядывал на часы и, наконец, поторопил выходить.

На улице уже ждала машина, хотя я уверяла, что идти недалеко, и прогулка будет приятной. У лабиринта нас встретила обычная суета. Перед Димой почтительно расступались и кланялись. Нас ждали и подготовили небольшое приветствие, не обошедшееся, конечно, без профессора, имя которого вновь не задержала моя память. Кнур Ло ошивался тут же, заискивающе улыбаясь и стараясь быть на виду. Отбыв повинность, я увлекла Диму в лабиринт. До центра шли медленно и молча, никого не встретив (как я потом догадалась, это было распоряжение начальства). Дима внимательно рассматривал знаки, а, дойдя до площадки, вдруг указал на то, что я раньше не замечала.

– Смотри, какой скол на плите.

Действительно, на одной из плит виднелась неглубокая выбоина, словно неудачно ударили молотом. Я провела ладонью по плите: на месте скола красиво отливали зеленые прожилки.

– Может, это случилось при падении камней?

– Но они падали от центра, если не ошибаюсь. К тому же, больше повреждений не видно.

– Тогда при раскопках. Случайно повредили.

– Что значит «случайно»? – проворчал он. – Это не игрушки.

– Не усложняй.

Распрямилась – видимо, слишком резко: в глазах потемнело, я вдруг явственно услышала шепот – детский голос говорил над самым ухом. Но тьма все заглушила.

Я очнулась в палатке, на раскладушке (Ллур как-то сказал мне, что остается здесь ночевать, когда заработается). И первой, кого увидела, была Гвэнин Кох. Она ободряюще улыбнулась.

– Что случилось?

– Просто обморок, госпожа Виктория. Наверное, переутомились.

– Да нет, я прекрасно себя чувствовала. И чувствую. Только голова немного кружится.

– Вам сейчас нужен покой. Вот, прошу, выпейте это.

– Опять настой, чтобы я заснула?

– Напротив, это придаст вам сил.

Эфил – как же без нее – передала мне чашу с густым напитком. В который раз удивляясь восхитительному вкусу местных лекарств, я пригубила и вдруг испугалась:

– А Дмитрий уже уехал?

– Нет, госпожа, – ответила Гвэнин Кох. – Я его позову.

– Как вы нас напугали, – прошептала Эфил. – Я принесла вам поесть – так и думала, что задержитесь, – как вдруг вижу: из лабиринта взлетает господин Дмитрий и держит вас, бездыханную, на руках.

– Ну, не бездыханную, положим.

– Вот она, притвора, – улыбаясь, вошел Дима. – Прикинулась, чтобы побаловать себя вкусненьким?

– Тогда уж, скорее, чтобы на руках поносили. Зрелище, по рассказам очевидцев, было впечатляющее.

– Еще бы. Такое не скоро забудут. Кстати, для здоровых тут найдется что-нибудь попить?

– Нам перекусить принесли.

Эфил принялась было накрывать стол, но у меня появилась идея получше.

– Постой, постой. Что там? Бутерброды? Отлично. Я знаю красивый холм – устроим пикник. Мне хочется на свежий воздух.

Мы сидели на траве, жевали бутерброды и смотрели на лабиринт внизу.

– Вот так я здесь и сижу частенько. Смотрю и надеюсь разгадать загадку. Кстати, ты ничего не почувствовал, когда был внутри?

– Нет. А ты?

– Не знаю. Это странно… Похоже на неуловимое ощущение. Словно шепот.

– Тебе определенно нужно отдохнуть. Скажу Эфил, чтобы не пускала сегодня в лабиринт.

– А ты, лучше, сам проследи. Обязательно уезжать сейчас?

– Обязательно, – он смотрел вдаль. – Не соблазняй меня.