Сбылась мечта бегемота

Когда между Виктором Петровичем и домработницей завязались, как говорят в армии, «неуставные отношения», Марине Арнольдовне неизвестно. Рязанцев и Леднева на людях держались как посторонние. Но Волоколамская, однажды придя в гости к Виктору Петровичу, съела кусок очень вкусного пирога с капустой, посмотрела на улыбающегося друга и вдруг поняла: Тамара не просто прислуга. Почему ей взбрела в голову эта мысль, Марина не знала, но была уверена, что не ошибается.

Супруг, которому она доложила о своих наблюдениях, замахал руками:

– Не пори чушь! Витя эстет, знаток литературы, завзятый театрал, тонкий ценитель классической музыки… Что у него может быть общего с бабой, которая в восторге от «мыльных опер»? Тамара прекрасный человек, замечательная хозяйка, но Виктору не пара.

Марина Арнольдовна хотела сказать, что даже светочу разума хочется тепла, уюта, вкусного ужина и ласковой женщины в постели, но промолчала.

Так прошел не один год. В институте никто, кроме Эдуарда Семеновича Крапивина, понятия не имел, что комендант общежития помогает ректору по хозяйству.

Никита благополучно окончил школу, поступил в институт отца, завел новых приятелей – Пашу Бубнова и Ольгу Казакову, но и со своим одноклассником Андреем Крапивиным не раздружился. А тот, кстати, оказался на студенческой скамье рядом с Китом, и у него в вузе появились свои товарищи – Василий и Рита Песковы, брат и сестра, приехавшие в Москву издалека. Ну и конечно, в их тесную компанию входила Настя, дочь Волоколамских. Она, правда, училась в медицинском вузе, но дружбе это не мешало.

Марине Арнольдовне хотелось выдать дочь замуж за сына Виктора, и Рязанцев тоже с удовольствием представлял юную Волоколамскую в роли своей невестки. Поэтому никто из взрослых не протестовал, когда дети, прихватив с собой друзей, отправлялись на подмосковные дачи родителей, чтобы провести там выходные. У Паши Бубнова и Оли Казаковой был роман, а вот Рита с интересом смотрела на единственного сына владельца вуза Федора Холодова, тоже члена дружной компании. В общем, все складывалось прекрасно. Но потом Марина Арнольдовна, заметив, что Настенька ходит встревоженная, пристала к дочери с вопросами.

Оказалось, Никита никогда не интересовался Анастасией, она не хотела быть его девушкой, ребят связывала исключительно дружба. Но сейчас Настя не в своей тарелке, потому что Рязанцев влюбился в Зарему. Все друзья в курсе, как сын ректора относится к ней, и стараются, чтобы Виктор Петрович не узнал правду. Кит не ездит со всеми на дачу, хотя и говорит отцу, что вместе с Настей в составе компании отправляется за город на шашлыки, сам же спешит к Зареме. По мнению Насти, Агабишева вовсе не пара Киту и плохо на него влияет. Она боится, что лучший друг женится на совсем не подходящей ему девице, но Настя не знает, как этому помешать. Сказать родителям и тем более Виктору Петровичу о своих опасениях Настюша не могла, поскольку друзья восприняли бы это как предательство по отношению к Никите. От переживаний у девушки даже обострилась язва. У нее с детства были нелады с желудком: сначала гастрит, потом возникли более серьезные проблемы, и стоит ей понервничать, как с желудком творится черт-те что. Кроме того, у дочери Марины Арнольдовны аллергия на молочные продукты, сейчас ей стало совсем нехорошо.

– Кто такая Зарема? – всполошилась мать. – Студентка? Почему бы ей не прийти в гости к Никите?

– Нет, мамочка, она уборщица, – пояснила Настя. – Моет полы в институте и общежитии. Совсем некрасивая, тощая, как палка, одета плохо. Я надеялась, что Никитка с ней потрахается и забудет, но Заремка его как приворожила. Говорят, у нее мать ведьма, умеет зелье варить. Уборщица Кита своим чаем опоила и делает теперь с ним что хочет.

Волоколамская спросила:

– О каком напитке ты говоришь?

– Агабишева траву какую-то заваривает. Кстати, вштыривает ее бурда почище экстази. Ребята пойла нахлебаются и по трое суток не спят.

– Доченька! – перепугалась мать. – Поломойка продает наркотики? Ты пробовала отраву?

– Я что, похожа на дуру? – фыркнула Анастасия.

И тут только до Марины Арнольдовны дошел смысл фразы, сказанной дочерью ранее.

– Настенька, ты утверждаешь, что Никита и Зарема… ну… в общем… У них интимные отношения?

– Господи, мама! – сердито ответила девушка. – Пора наконец понять, что теперь люди другие, чем во времена твоей молодости, сейчас никто особого значения сексу не придает. Ну да, они давно трахаются. Но Кит сказал, что хочет жениться. А вот это уже серьезно.

Волоколамская ужаснулась и кинулась к Виктору Петровичу.

Глава 14

Ректор не стал сразу беседовать с Никитой, сначала велел Тамаре Яковлевне собрать сплетни в институте, выяснить, что болтают о его сыне и Зареме. Верная Леднева спустя пару дней успокоила его: никаких слухов о любовных отношениях между Китом и поломойкой не циркулирует. Да, иногда Рязанцева видят выходящим из каморки уборщицы, но это никого не удивляет, многие студенты приобретают у девицы энергетический чай. Тамара Яковлевна сделала Зареме строгое предупреждение, приказала свернуть торговлю, в противном случае пообещала ее уволить. Агабишева поклялась, что в ее зелье нет никаких запрещенных компонентов, там лишь всякие корешки-травки, растущие на родине девушки, ей их присылают родственники из отчего села. Желая подольститься, уборщица стала приносить Ледневой чай от высокого давления, и Тамара Яковлевна неохотно признала, что напиток Агабишевой помогает ей лучше прописанных Мариной Арнольдовной таблеток. Она даже спросила у Рязанцева:

– Может, перестать глотать пилюли? Ведь это сплошная химия, а растения натуральные.

– Преступная глупость! – возмутился Виктор Петрович.

Рязанцев позвонил Марине и рассказал о том, что поднял кое-какие свои связи и раскопал много интересного о Зареме. Оказывается, она удрала в Москву от нелюбимого мужа. Правда, брак оформили по местным обычаям, законной силы он не имеет, но брошенный супруг наверняка так не считает и попытается разыскать свою блудную жену. Кроме того, у Заремы обнаружилась орда братьев, уголовников и террористов, нищие родители и армия сестер. В общем, будущая невестка хоть куда, просто предел мечтаний для московского доктора наук и профессора.

– Гони мерзавку прямо сегодня из института! – закричала Волоколамская. – Надо спасать Никиту!

– Если турну ее, то не буду знать, что поганка затевает, – возразил Виктор Петрович. – А так она всегда на глазах у Тамары.

– Твоя Леднева слепая! – вскипела Марина Арнольдовна. – Никита с Заремой спят вместе, а она ничего не заметила.

– Нет, Тома мне о любовнице Кита еще пару месяцев назад доложила, – возразил Рязанцев.

– Так ты знал и ничего не предпринял? – ахнула кардиолог. – Нам с Сергеем не сообщил?

– У меня руки связаны, – стал оправдываться ректор. – Я взял девку по личной просьбе Аиши, жены Николая Федоровича Холодова, и не могу ее уволить.

– Вот оно что! Вылезла правда! – взвилась Волоколамская. – Боишься гнева супруги владельца вуза, волнуешься за свое кресло? А то, что какая-то шваль может наших детей с пути сбить, научить их плохому, тебя не колышет?

Марина Арнольдовна разозлилась до крайности, высказала приятелю все, что о нем думает, и, положив трубку, велела мужу:

– Срочно звони профессору Йоргену в Германию, он предлагал взять Настю на стажировку в Мюнхен. Нужно как можно скорее оформить документы и отправить девочку за границу.

– К чему такая спешка? – удивился Сергей Петрович.

– Нутром чую, у Рязанцевых из-за Заремы в ближайшем будущем начнутся большие неприятности. Все вокруг считают Настюшу невестой Кита, еще, не дай бог, на девочку тень упадет. Не спорь, сделай как я прошу. Ты же знаешь, меня интуиция никогда не подводит.

Они беседовали около семи вечера, а в девять домой пришла Настя и, отказавшись от ужина, легла в постель.

– Ты не заболела? – всполошилась мать.

– Нет, просто устала, – ответила дочь.

Ночью у Анастасии резко подскочила температура, она потеряла сознание. Перепуганные родители отвезли ее в больницу, но лучше Насте не стало. Лечащий врач, приятель Волоколамской, тоже профессор, сказал:

– Это тяжелое отравление. Но чем – понятия не имею. Советую без промедления отослать девочку в Мюнхен, к Йоргену, он лучший из всех известных мне токсикологов. Вы дружите, вам он не откажет. А я тут бессилен.

Волоколамские задействовали все связи, и спустя сутки Настя с матерью оказались в Германии. Йорген определил яд – он был извлечен из растения под названием ведьмин корень, в Средние века широко распространенного в Европе.

– Этот кустарник очень любили знахари Франции, Испании, Германии и применяли его в разных целях, – объяснил ученый. – Из листьев готовили успокаивающие капли, перемолотые ветви заменяли антибиотики, ну а корешки использовали для устранения надоевшего мужа или его любовницы, если та решила внебрачного ребенка родить, а еще для абортов. Ведьмин корень так активно использовали, что уже к середине восемнадцатого века он оказался на грани истребления. К тому же климат в Европе начал меняться, города укрупнялись, количество свободной земли, на которой рос кустарник, стремительно сокращалось. В общем, в конце концов ведьмин корень практически исчез, сейчас о его свойствах знают лишь узкие специалисты. Очень хорошо, что ты привезла Настю ко мне. Современные токсикологи в пусть даже элитной клинике не сумели бы определить, что с девочкой. Но даже если бы и поставили правильно диагноз, растерялись бы: как лечить больную? А у меня есть противоядие, я изучал ведьмин корень. Надеюсь на положительный результат, хотя и возможны осложнения.

– Какие? – обмерла Марина Арнольдовна.

– Иногда случается слепота, паралич или эффект Траубена.

– Никогда о таком не слышала, – еще сильнее испугалась Волоколамская.

– Открытие моего ученика, – похвастался Йорген. – Генрих Траубен выяснил, что иногда яд ведьминого корня может превратить человека в подобие куклы. У больного пропадает реакция на внешние раздражители, а также речь, он не вступает ни с кем в контакт, но физически здоров, ест-пьет, спит, справляет естественную нужду. Организм вроде функционирует, а что с разумом, объяснить невозможно.

– Господи, спаси и сохрани… – выдохнула кардиолог.

– Такое состояние было описано в старинных книгах и в протоколах инквизиции, – продолжал профессор. – Некоторых ведьм обвиняли в том, что они превращали людей в «дышащий камень». Генрих методично искал таких больных в клиниках, я посоветовал ему обратить внимание на психиатрические лечебницы. Подозревал, что муниципальные врачи, ни черта не смысля в токсикологии, людей с синдромом Траубена считают сумасшедшими. И я оказался прав!

– Это лечится? – робко уточнила Марина Арнольдовна.

Йорген отвернулся от несчастной матери.

– Надеюсь, Настя оправится, ей дают противоядие.

Неделю Волоколамская просидела около дочки в реанимации, а когда та наконец очнулась, засыпала Анастасию вопросами. Где она ужинала перед тем, как заболеть? С кем? Кто еще присутствовал при трапезе? Что Настя ела-пила?

– Ничего особенного, – ответила та. – Я забежала к Песковым в общежитие. Рита простудилась, я ей принесла апельсины. Потом заглянул Паша, позвал к себе в комнату пить чай. Мы вместе с Песковыми пошли к нему. Там Оля угостила нас вафельным тортом и чаем. Все ели-пили одно и то же, а плохо стало мне одной. Хотя…

Анастасия примолкла.

– Что ты вспомнила? Немедленно рассказывай! – потребовала мать.

– В метро было много народа, стояла духота, я очень пить захотела, поэтому до того, как пойти в общагу, забежала в буфет института и выпила там два стакана компота. Мне их подала Зарема, – тихо произнесла Настя.

Марина Арнольдовна вскочила.

– Что уборщица делала в буфете?

– Не знаю, – заплакала девушка. – Я сама удивилась, когда ее увидела.

– Зачем ты из ее рук питье брала? – закричала мать.

Дочь зарыдала еще горше. Волоколамская опомнилась и бросилась обнимать Настеньку.

– Ну-ну, успокойся, тише… Теперь все понятно. Агабишева узнала, что Виктор Петрович хочет видеть в невестках тебя, и решила отравить соперницу. Ничего, сейчас расскажу правду отцу, тот звякнет дяде Вите, и Заремку посадят в тюрьму.

– Не надо, мама, – всхлипнула Настя. – Она же так из-за любви поступила, я ее очень хорошо понимаю.

Волоколамская, чувствуя, что сейчас сорвется, наговорит дочке резкостей, выскочила из палаты и поторопилась в кабинет Йоргена, чтобы позвонить мужу.

Сергей Петрович, услышав голос жены, приказал:

– Немедленно возвращайся в Москву.

– Да ты послушай про Агабишеву, – начала Марина Арнольдовна.

– Нет. Вылетай как можно быстрее, – потребовал муж. – Виктор в тяжелом состоянии у тебя в клинике. А Настя должна остаться у Йоргена – ей необходимо набраться сил, потом пройти полное обследование. В Москве нет такой аппаратуры, как в Мюнхене. Поняла?

Марина сообразила, что супруг не хочет возвращения дочери в Россию и не собирается давать объяснений по телефону.

На следующий день самолет приземлился в Шереметьево, Волоколамская увидела в толпе встречающих Сергея Петровича и поняла: стряслась большая беда. Муж за короткое время ее отсутствия сильно похудел и осунулся.

Он повел Марину Арнольдовну к машине и шепнул ей на ухо:

– Молчи. Ни слова о Зареме. Поговорим потом.

Сев в автомобиль, она удивилась:

– Ты сам за рулем? А где Николай?

– У водителя выходной, – слишком громко произнес Сергей Петрович. – Ну, как там Настенька? Слава богу, эпилепсия не подтвердилась?

Марина Арнольдовна опешила. Какая еще эпилепсия? О падучей речи никогда не было! Что с Сергеем?

А Волоколамский неожиданно затормозил у обочины.

– Слушай, мне отлить надо, пойду в кустики.

Марина потрясла головой.

– Сережа, я…

– Тоже хочешь пи-пи? – засмеялся муж. – Ну, тогда пошли вместе.

Глава 15

– С ума сошел? – прошипела Волоколамская, шагая за супругом по снегу в лесок.

– В автомобиле может стоять прослушка, дома тоже, – пояснил профессор. – Дело плохо.

Волоколамская схватилась за ближайшее дерево.

– Что происходит?

– На следующий день после того, как вы с Настей улетели в Мюнхен, арестовали Павла Бубнова, – начал Сергей Петрович. – Забрали также его любовницу Олю и Никиту Рязанцева. Сунулись к нам, но я сказал, что Настенька в тяжелом состоянии за границей, а то бы и она угодила за решетку. Риту с Васей Песковых и Андрюшу Крапивина тоже взяли. Федю Холодова не нашли – сунулись к Николаю Федоровичу в дом, а парня там нет. Отец сказал, что сын любит погулять, иногда по несколько суток домой не является.

– По какой причине милиция так поступила? – спросила Марина Арнольдовна.

– В институте произошла драка, к Бубнову пристали какие-то кавказцы, – пояснил муж. – Друзья Павла бросились ему на помощь, все оказались во дворе, устроили там побоище. Мимо ехала милицейская машина, ребят увезли в отделение. Так, всяком случае, объяснили произошедшее. Но на самом деле все страшнее. Дети находятся не в обычном обезьяннике, задержали их совсем другие люди, место службы которых лучше вслух не произносить. Так подсказывает моя генетическая память – я ведь внук человека, расстрелянного в тридцать седьмом году.

– Мамочки… Во что же влипла Настюша? – начала креститься кардиолог.

– Если б речь шла о простой драке, зачем представителям спецслужб приходить к нам? – мрачно продолжил академик. – Девочка в ней не участвовала. И Федя Холодов тоже. Я сразу сообразил: стычку спровоцировали, чтобы иметь повод для задержания ребят. Позвонил одному очень высокопоставленному человеку и вот что узнал. Наша Настя – член террористической группы под названием «Друзья», планировавшей покушение на видных государственных чиновников. А руководила организацией Зарема.

– Ты шутишь? – выдохнула Марина Арнольдовна.

Муж прислонился к сосне.

– К сожалению, нет. Я с огромным трудом эти сведения добыл, пришлось задействовать самые крутые связи, было очень непросто добраться до информации. Я все боялся: не дай бог, по Москве слухи пойдут.

– Никто об арестах не знает? – спросила жена.

– Пока нет, – кивнул Волоколамский. – Я встретился со следователем, которому поручили разобраться в этой истории. Нормальный мужик, не идиот, не сволочь. У его жены биполярное расстройство, и он это от начальства скрывает. Беседу нам такой большой человек устроил, что я даже тебе его имени не скажу. У него на даче мы и разговаривали, в бане. Перед началом разговора хозяин предупредил: «Сережа, у супруги Иосифа Макинтоша болезнь по твоей части, а в его ведомстве не любят сотрудников с проблемными родственниками. Мнение там такое: если в семье нелады, человек может на деньги польститься, чтобы жену-мать вылечить или своего ребенка спасти. Мы с Йосей много лет дружим, я его Наташу в одно министерство оформил. Но она там только числится, в действительности же дома под замком сидит, какие-то пустяковые таблетки глотает, от которых, на мой взгляд, ей лишь хуже делается. Поможешь ему – он тебе навстречу пойдет. Денег Макинтош не возьмет, а вот перед перспективой уложить свою супругу к лучшему психиатру России не устоит». Говорили мы со следователем откровенно, я прямо сказал: «Подскажите, как детей из-под удара вывести, и я реабилитирую вашу жену, у меня есть возможность снабдить ее лекарствами, которых нет в нашей стране».

– Детей? – заморгала Марина Арнольдовна. – Ты решил вызволить всех? Настю не задержали, и слава богу, нас беда миновала. У других свои родители есть. Какого черта ты ринулся в бой?

И тут впервые за долгие годы брака Сергей Петрович обругал жену:

– Дура! Эти люди, если захотят, из-под земли Настену достанут, ни государственные границы, ни свои-чужие законы им не помеха. Речь идет о терроризме. Или ты плохо меня слушала?

– Ладно, поняла, – сбавила тон Волоколамская. – Но нам надо думать исключительно о Настюше. Еще скажи, что собрался Зарему спасти!

– Думай головой! – обозлился всегда невозмутимый муж. – Иосиф многое может, но не все. Вытащим Настену, остальных бросим, и что? О девочке те, кто за решеткой останется, молчать на допросах не станут. У начальства Макинтоша справедливый вопрос возникнет: «Волоколамская с Рязанцевым с детства дружили, в одной студенческой компании были, свободное время вместе проводили, и она ничего о планах друзей не знала?» И кто в это поверит? Надо так все повернуть, чтобы Макинтош мог наверх доложить: никакой террористической группы не было, ребята ничем противозаконным не занимались, большинство из них институтская «золотая» молодежь – сын ректора института, отпрыск его заместителя, Волоколамская из семьи известных в стране и мире врачей. Рита и Василий Песковы отличники, Бубнов и Казакова аспиранты. Явно кто-то позавидовал любимчикам Фортуны и анонимно ложно донес на них.

– Донес? – отшатнулась Марина. – Сейчас не тридцать седьмой год! Разве в наше время людей арестовывают по заявлению без подписи? Вроде подметные письма нынче не рассматриваются.

– Наивная ты моя… – умилился психиатр. – Да, был сигнал. Конверт бросили в ящик, который специально установлен для таких писем. Естественно, там висит видеокамера, но анонимщик оказался хитер – он был в мешковатых брюках, в куртке с капюшоном, полностью закрывающим лицо, на руках перчатки. Определить его личность и даже пол не удалось. В письме сообщалось, что в институте действует террористическая организация. Ее основатель и руководитель Зарема Агабишева, жена Ислана Агабишева, командира бандформирования и отца пятерых сыновей, осужденных за разные преступления. Ислан отправил Зарему в Москву с целью организовать убийство крупных российских государственных чиновников. Она специально устроилась на работу в вуз, который расположен через дом от ресторана «Маленький клоун», где самые свежие морепродукты и высокие, отпугивающие простой народ цены, а в зале часто трапезничают депутаты Госдумы. Целью Заремы было познакомиться со студентами, детьми обеспеченных родителей, втереться к ним в доверие и привлечь их к террористической деятельности. Задуманное ей удалось с блеском. Агабишева закрутила роман с Никитой Рязанцевым, сыном ректора, стала членом компании мажоров, среди которых Анастасия Волоколамская, Андрей Крапивин, Федор Холодов, Павел Бубнов, Ольга Казакова и брат с сестрой Песковы. Все молодые люди поддержали предложение Заремы об отравлении законодателей. Главным организатором убийства стал Бубнов. Он разработал план и несколько раз ходил в ресторан с Анастасией Волоколамской, чтобы разведать обстановку. Акцию назначили на вечер пятницы, когда в трактире особенно много народа. Анонимное письмо пришло во вторник, за пару дней до совершения теракта.

– Бред! – закричала Марина Арнольдовна. – Настюша на такое не способна! Девочку совершенно не интересует политика, у нее в голове лишь шмотки и мальчики. А эта Зарема… Сейчас расскажу, что она сделала.

Волоколамской наконец-то удалось рассказать супругу историю про компот, поданный Насте в институтской столовой. Закончила она фразой:

– Надеюсь, Агабишеву посадят лет на двадцать пять.

Психиатр вздохнул:

– Зарему не задержали, она успела скрыться.

– Вот гадюка! – в сердцах воскликнула Марина Арнольдовна.

– У Виктора плохо с сердцем, он в твоей клинике, – продолжил Сергей Петрович. – Эдуард вроде держится молодцом, мы сейчас вдвоем купируем беду. Но очень нужна твоя помощь. Я ошибаюсь или у вас в центре делали операцию вот этому человеку?

Волоколамская взяла протянутую мужем визитку.

– Да, отлично помню его. При обследовании был обнаружен большой тромб, который успешно удалили в тот же день.

– Срочно попроси его меня принять, – велел профессор. – А теперь поехали. Дома ни слова о Зареме. Если понадобится посоветоваться, выходим на улицу. У меня нет ни малейшего желания вытаскивать из дерьма кого-либо, кроме Насти, но обстоятельства заставляют…

Марина Арнольдовна поежилась от неприятных воспоминаний и замолчала.

– Полагаю, ваш супруг справился с задачей, – вздохнула я. – Все закончилось благополучно.

Волоколамская вскочила, открыла шкаф, взяла с полки большой шерстяной платок и закуталась в него.

– Виктор Петрович вскоре умер. Настя осталась в Мюнхене, Йорген оформил ей стажировку, дочка начала работать у нашего приятеля в лаборатории, перевелась в институт в Германии, увлеклась токсикологией, написала интересную книгу и вышла замуж за Генриха Траубена. В Москву она прилетает редко. Да, мужу удалось спасти ребят, следователь Иосиф Макинтош не подвел – доложил начальству о ложном доносе. Рязанцева, Казакову, Крапивина и Песковых отпустили.

– А Бубнова? Вы о нем не сказали, – удивилась я.

– Павел умер, – после небольшой паузы сообщила Волоколамская. – Покончил с собой в камере. Что случилось с участниками истории дальше, я понятия не имею. Могу сказать лишь, что Никита Рязанцев не окончил институт, постоянно менял места работы, получал копейки, его содержала Тамара Яковлевна, считавшая Кита своим сыном. Она мне иногда звонила, спрашивала: «Можно Никитушке препарат гингко-билоба попить? Он предназначен для усиления мозговой деятельности. Мальчик курс пройдет и на хорошую должность устроится». Смешно, конечно, но от этой травы хуже не станет. Тамара постоянно Киту какие-то БАДы покупала, чаи, капли. Увидит по телевизору рекламу – и бежит в аптеку или телефон с экрана спишет – и звонит. Все надеялась, что Рязанцев за ум возьмется. Никита ни с кем из старых друзей не общался. Насте тоже не звонил, и слава богу. Мне он неприятен. Парень стал с Заремой спать, а из-за этого весь ужас случился. Моя дочь чуть не умерла! Где другие, чем занимаются, мне совершенно неинтересно. Господи, вдруг они до Настюши доберутся?

– Кто – они? – тут же спросила я.

– Родственники Заремы, – еле слышно ответила Волоколамская.

Глава 16

Она скинула платок и потянулась к бутылке с водой.

– Я уже говорила, что Виктор Петрович умер сразу после ареста сына. Никита был для него светом в окне, Рязанцев трясся над мальчишкой, тянул его изо всех сил. Кит же почти не интересовался учебой, с курса на курс переползал благодаря протекции отца. Один раз Настя обиженно сказала мне: «Почему вы с папой никогда не хотите мне помочь? Пятый раз хожу латынь пересдавать!» Я ей ответила: «Будущий врач обязан все экзамены только на «отлично» сдавать, от твоих знаний в дальнейшем будет зависеть жизнь пациента». Настюша заканючила: «Латынь отношения к лечению людей не имеет. Неужели папа не может вредную преподшу попросить мне хоть «удочку» поставить? Он же всех в институте знает. Киту повезло! Огреб двоек по инглишу, пустил сопли папахену за воротник, и утром против его фамилии в ведомости оценка «хорошо» появилась». Я возмутилась, позвонила Вите и выговорила ему: «Ты развращаешь Кита. К тому же другие студенты видят это и завидуют. Прекрати потворствовать лентяю». А приятель в ответ: «Мальчик сирота, растет без матери, страдает». На самом деле Никита о маме и не думал, просто использовал отца. Он и в школе так себя вел. Получит «неуд» в четверти и стонет: «Плохо без мамочки!» Витя и рад стараться: бежит к учителям, подарки несет.