скачать книгу бесплатно
– Боже… – ужаснулась Анна Львовна. – Дождись моей смерти, она не за горами. Опустишь гроб с телом матери в могилу и станешь богатой, сори потом накоплениями родителей, как пожелаешь!
– Неужели ты хочешь, чтобы я ждала твоей кончины? – потеряла над собой контроль Эмма. – Если все и так мне достанется, дай сейчас хоть часть!
– Ладно, – заплакала Анна Львовна, – хорошо, будь по-твоему. Но все же пусть Антон фирму на тебя оформит.
Эмма застонала. Мама непробиваема, разговор пошел по кругу.
Представляете, в каком настроении супруги ушли от Анны Львовны? Но, наверное, она тоже сильно переживала. Во всяком случае, через несколько дней после той беседы у старухи приключился инфаркт, и она умерла. Эмма осталась единственной наследницей состояния матери.
Воспользоваться наследством можно было лишь по прошествии полугода, поэтому Эмма собралась продать дачу. Зять на похоронах тещи уронил несколько слезинок, но Эмма понимала: Антон совершенно не расстроен, Анна Львовна скончалась весьма вовремя. Через пару месяцев мысль о службе, которая будет приезжать на дом брать у больных анализы, могла прийти в голову другому медику. Идея витала, что называется, в воздухе. А пока Антон работал в затрапезной поликлинике участковым терапевтом.
Эмма, служившая гримером в небольшом театре, во всем поддерживала мужа. Конечно, дочери было жаль маму, но… та ведь противилась ее семейному счастью.
Не дожидаясь официального статуса наследницы, Эмма, имевшая права на вождение, села за руль маминых «Жигулей», не переоформив машину на себя. Легковушка, несмотря на древний год выпуска, была по существу новой, поскольку бывшая хозяйка редко ее эксплуатировала.
Спустя некоторые время после смерти Анны Львовны супруги решили поехать на дачу. С собой они прихватили близкую подругу Эммы Софью Калистидас.
Соня была гречанкой, она прибыла в Москву в раннем возрасте вместе с родителями, отец ее был дипломатом. Сонечка училась в русской школе, и многие считали девочку россиянкой. От матери Софье досталась светлая кожа и голубые глаза, от отца – черные вьющиеся волосы и веселый нрав. Калистидасы были обеспеченными людьми, Сонечка на лето уезжала в Грецию, проводила время на исторической родине, но осенью всегда возвращалась в Москву. У Сони было два родных города, и столицу России она покидать не собиралась. Дружба Эммы и Софьи была очень крепкой, они считали себя сестрами, что совсем не удивительно – Анна Львовна и старшие Калистидасы являлись большими друзьями.
Незадолго до роковой поездки на дачу в жизни Сониных родителей произошла трагедия. Ее отец с матерью вернулись в Грецию, а вскоре Константина Калистидаса обвинили в получении взяток и посадили в тюрьму. Оливия, мать Софьи, не вынесла позора и умерла. Соня хотела полететь на похороны мамы, но греческие приятели предупредили девушку: как только дочь Калистидаса окажется в аэропорту Афин, ее мигом задержат и начнут допрашивать.
Соня тяжело переживала трагедию и не уставала повторять:
– Папу оболгали, он никогда не брал взяток! Да, отец способствовал заключению огромного количества торговых контрактов между двумя странами, но никаких не имел мыслей о личном обогащении!
– Не волнуйся, – пыталась утешить подругу Эмма, – следствие разберется, и дядя Костя окажется на свободе.
– Да, да, – кивала Соня, – тогда он навсегда переедет в Москву, продаст наш дом, землю в Греции и обоснуется в России. Ей-богу, тут ему будет лучше, он уже на три четверти москвич.
Таковым было положение вещей, когда Антон, Эмма и Софа поехали на дачу…
Моя гостья умолкла, потом продолжила:
– Дальше я ничего не помню. Очнулась в больнице, вся в бинтах. Врачи сказали, что муж вытащил меня из горевшей машины…
«Скорая помощь» доставила Эмму в ожоговый центр, где ее ввели в искусственную кому, иначе сердце несчастной могло не вынести боли.
Окончательно осознать случившееся Эмма смогла лишь спустя длительное время. Антон осторожно рассказал жене об аварии.
– Ты не справилась с управлением, – объяснял супруг, – автомобиль занесло на крутом повороте, он врезался в дерево, возник пожар. Я успел выскочить и вытащил тебя.
– А Софа? – воскликнула Эмма.
– Она погибла, – мрачно ответил муж. – Понимаешь, я бросился спасать сначала свою жену. Вас двоих одновременно я не мог вытащить. Выволок тебя, сбил с одежды пламя, положил на землю, рванулся к автомобилю и… все.
– Ужасно, – прошептала Эмма, – я убила Соню.
– Ты не виновата, – резко прервал жену Антон, – нам навстречу из-за поворота выскочил грузовик, это он спровоцировал аварию и скрылся.
Грузовик не нашли, останки Сони кремировали, Антон поднял бизнес и в короткое время разбогател. Поспелов, казалось, начисто забыл о трагическом происшествии, а вот Эмма никак не могла оправиться. Память к ней возвращалась очень медленно, воспоминания оживали лишь после бесед с мужем…
– Странное дело, – удивлялась сейчас Эмма, – мне приносили еду, и я спокойно жевала. Великолепно помнила, что кашу засовывают в рот, а не мажут на голову. Не было никаких трудностей с самообслуживанием – я нормально одевалась, пользовалась туалетом. Да, было трудно ходить из-за рубцов, но я знала, для чего существует унитаз, легко отличала его от раковины. Не потеряла никаких других жизненных навыков, могла читать. Но вот о себе не помнила ничего. Вообще! Можно считать, что я умерла тогда, на дороге.
– Постой! – воскликнула я. – Но ты только что весьма подробно описала отношение Анны Львовны к твоему мужу, значит, помнишь некоторые детали.
– Сама я ничего не помнила, – потрясла головой Эмма, – это все Антон. Жаль, что мама умерла и не узнала, каким самоотверженным человеком оказался «плохой» зять. Антоша выхаживал меня, как младенца, сам сидел у кровати, боялся, что медсестры недоглядят. В больнице о моем супруге легенды ходили, мол, таких мужей в ожоговом центре не встречали. Я выжила только благодаря ему – Антоша приводил доноров, приносил необходимые средства по уходу, читал мне вслух книги. А когда стало ясно, что у меня амнезия, начал показывать фотографии, рассказывал о моих родителях. Кстати, мог ведь скрыть, что теща его не любила и что он платил ей взаимностью, но не стал врать.
– И ты вспомнила прошлое?
– Ну… не совсем, – призналась Эмма, – есть провалы. Особенно из периода раннего детства, школьных лет. Ведь в то время Антоши со мной рядом не было, он знал лишь общую информацию. Один раз он привел в больницу мою классную руководительницу, попросил ее поговорить со мной, напомнить о тех годах. Так учительница посмотрела на меня, зарыдала и в обморок упала. Хотя винить ее не следует, мой вид производит ужасное впечатление.
– Чем же я могу тебе помочь? – спросила я.
Эмма поправила платок.
– Сейчас объясню.
Глава 4
После больницы Эмма осела в московской квартире, жила взаперти. Антон пытался развлечь жену, нанял ей компаньонку, но Эмма выгнала даму прочь. А спустя пару месяцев у бедной Поспеловой началась депрессия.
Комнаты казались чужими и неудобными. Банки на кухне стояли не в том порядке, в каком хотелось Эмме, матрас на кровати был слишком жестким, одеяло жарким, белье противным, из шкафа пахло отвратительными духами, в ванной стоял жуткий шампунь с ароматом ванили… Раздражало все, даже марка телевизора.
Антон безропотно терпел капризы жены.
Став законной наследницей Анны Львовны, Эмма получила возможность распоряжаться имуществом. И однажды поехала на квартиру покойной матери. Вошла в комнату, где прошло детство, и не почувствовала ничего, кроме жуткого дискомфорта. Неужели она была счастлива в этих темных, завешанных картинами и застеленных коврами помещениях? Хрустальные люстры, антикварные шкафы, раритетное пианино, на котором никто никогда не играл… Эмма просто задохнулась здесь и быстро вышла на лестничную клетку.
Но вещи матери следовало разобрать, и Эмма вернулась, стала перебирать бумаги, удивляясь тому, что не испытывает никаких эмоций.
В одном из ящиков нашлось заверенное нотариусом завещание. Так Эмма узнала, что она очень обеспеченная женщина. Анна Львовна владела тремя квартирами, расположенными в центре Москвы. Недвижимость вместе со всем остальным имуществом принадлежала по завещанию ее дочери, но… та не могла вложить деньги в дело мужа. Вот открыть свое собственное – сколько угодно. При завещании было письмо от Анны Львовны: «Дорогая Эмма. Я не доверяю Антону Поспелову. Думается, он волк в овечьей шкуре. Поэтому ты не должна помогать оборванцу деньгами. Если он хочет стать бизнесменом, пусть зарабатывает сам или оформляет фирму на тебя. Надеюсь, ты послушаешь моего совета и выполнишь последнюю материнскую волю».
Эмма разорвала послание. Значит, Антон говорил правду – у него с тещей не было взаимопонимания. Но молодая женщина знала, что супруг любит ее, и не собиралась идти на поводу матери.
В общем, никаких положительных эмоций при разборе бумаг Эмма не испытала. Но потом, уже поздним вечером, ей попалась на глаза фотокарточка: две симпатичные девушки, обнявшись, стоят перед объективом, их легко можно принять за сестер. Стройные фигуры в одинаковых светлых платьях, длинные волосы развевает ветер, голубые глаза сияют огнем… Фоном служит бескрайнее синее море, сливающееся на горизонте с таким же бесконечным небом.
Эмма перевернула карточку и прочла на обороте: «Соня и Эмма. Пелоппонесус».
Когда за ней заехал Антон, она ему сказала:
– Милый, я хочу поехать в Грецию.
– Зачем? – изумился Антон.
– Думаю, мне там будет хорошо, – протянула Эмма. – И… вдруг ко мне вернется память?
Антон с жалостью посмотрел на жену:
– Конечно, как пожелаешь.
– А еще… Мне кажется, что прах Сони надо захоронить на родине, – неожиданно заявила Эмма.
Поспелов покачал головой.
– Урна уже в нише московского колумбария.
– Ее можно достать, – не дрогнула Эмма.
– Зачем? – поразился Антон.
– Я убила лучшую подругу, – прошептала несчастная, – надо упокоить ее как положено. Наверное, София хотела бы лежать рядом с мамой. Решено, отвезу ее прах в Грецию.
– Очень трудно получить разрешение на перемещение останков, – попытался сопротивляться муж, – придется обойти кучу инстанций…
– Нет, – перебила его супруга, – я просто спрячу урну с пеплом в своей сумке, никто и не узнает, что я везу.
Антон купил жене путевку, Эмма в составе группы туристов прилетела в Грецию. Флоридос тогда вовсе не считался райским местом, отель для очень богатых и знаменитых еще не построили – это было крошечное поселение из семи домов, стоявших у моря, еще был небольшой ресторанчик, который держала престарелая чета. Эмма случайно оказалась во Флоридосе – на обратном пути из Пелоппонесуса, где она зарыла урну с прахом в могилу матери Софии, сломался автобус, водитель вызвал ремонтную бригаду, экскурсанты пошли купаться. Эмма, которая по понятной причине не снимала при посторонних верхнюю одежду, взобралась на холм, повернулась лицом к морю и поняла – отсюда она никогда не уедет. Наконец-то на земле нашлось место, где она будет счастлива.
В Москву все же пришлось вернуться для того, чтобы продать одну из принадлежавших Анне Львовне квартир. Денег, вырученных за четырехкомнатную жилплощадь в Китай-городе, хватило для строительства шикарной виллы во Флоридосе и ее полной «экипировки». Через год после переезда Эммы Флоридос превратился в роскошный курорт…
– Вот жалость! – воскликнула я.
– Наоборот, – усмехнулась собеседница. – Сюда приезжает весьма ограниченное количество людей, большинство из которых русские. Местные жители-греки живо продали свои домики за нереально огромные деньги и уехали, счастливые, в другие городки. Здесь теперь очень тихо, спокойно, меня никто не беспокоит. Хотя, конечно, знают, что я из Москвы. Обслуживающий персонал отеля давно по моему поводу перестал сплетничать, горничные и всякие там коридорные знают, что я богатая дама, попавшая в автомобильную аварию. Кажется, они мне сочувствуют.
Я кивнула:
– Во всяком случае, Раиса сказала, что ничего о вас сообщить не может.
Эмма переменила позу.
– Раиса не сплетница, служба обязывает ее держать язык за зубами. Думаю, она давно навела обо мне справки, но Рая ошибается, если считает меня несметно богатой. Просто я очутилась во Флоридосе до того момента, как цены на землю стартовали в космос.
– Но и бедной вас нельзя назвать, – заметила я, – содержание особняка, вероятно, обходится недешево.
Эмма вынула сигареты, закурила одну и снова закашлялась.
– Имея парочку квартир в Москве, можно жить в Греции, – фыркнула она, – я сдаю апартаменты и счастлива.
– Вам можно позавидовать, – ляпнула я.
– Полагаешь? – спросила Эмма и сняла очки.
Я вздрогнула и почувствовала себя дурой. Поспелова подышала на стекла, протерла их носовым платком, вновь водрузила на нос и, обхватив руками колени, сказала:
– Давай договоримся – ты будешь употреблять местоимение «ты». Помоги мне, я попала в странную ситуацию.
– Что ты имеешь в виду? – живо спросила я.
Эмма встала и подошла к окну.
– Тяжело жить без памяти, – прошептала она.
– Зато тебя не грызет совесть за совершенные дурацкие поступки, – я решила слегка подбодрить Эмму. – Лично мне хотелось бы кое о чем забыть навсегда.
– Врачи обещали, что амнезия пройдет, – не обращая внимания на мое заявление, продолжала Эмма, – но их прогноз не сбылся. Некоторое время назад в отель приехала мадам Жаклин. Слышала что-нибудь о ней?
– Никогда, – ответила я.
– Она мировая знаменитость, экстрасенс, ясновидящая, гадалка. Постоянно живет во Франции. К Жаклин стоит очередь на несколько лет вперед, – растолковала мне Эмма, – она почти со стопроцентной точностью видит как будущее, так и прошлое. Жаклин прибыла сюда инкогнито, никто не знал, кто она такая. Понятно, почему она шифровалась: ей небось прохода не дают.
– Но ты выяснила правду?
Эмма начала ходить между диваном и окном.
– Да. Вечером я пришла на общий пляж, легла на лежак. Вокруг ни души, лишь невдалеке сидит девушка, как мне показалось, с вязанием. Ну кивнула ей вежливо – во Флоридосе, как в деревне, принято со всеми здороваться. А девица вдруг и говорит: «Вы живете чужой жизнью». И давай озвучивать мою историю.
– Весело, – поежилась я.
– Ага, – подтвердила Эмма, – Жаклин пообещала, что мне после ее отъезда приснится сон, а в нем будет присутствовать некий предмет. Синий. И рано или поздно я пойму, где взять эту вещь и когда следует ее забрать. Как только она окажется в моих руках, память оживет. Знаешь, и ведь правда! Не успела Жаклин улететь, меня стали преследовать кошмары. Сначала всю ночь я куда-то бежала. Жуть! Несусь босая, грязь в разные стороны, падаю, ползу… Я просыпалась от ужаса. Затем возникла гора, я карабкалась на нее как обезьяна, следом появился дом… А потом я увидела медальон на цепочке… Похоже, не дорогой, он лежит…
Эмма прижалась спиной к стене, поднесла ладони к щекам и затряслась, как кролик, попавший под ливень.
– Жаклин сказала, – монотонно бубнила она, – что, как только я пойму, где находится эта вещь, из Москвы приедет женщина – молодая, красивая, талантливая. Я ее люблю и хорошо знаю, и она мне поможет – я вновь обрету память.
Трясущейся рукой Эмма натянула на лоб платок и произнесла:
– Это ты!
Я подпрыгнула.
– Что? Кто?
– Ты та самая женщина – молодая, красивая, талантливая, которую я люблю и хорошо знаю, – повторила собеседница. – Жаклин не называла имени, но мне-то понятно – это ты!
– Очень приятно слышать о себе такие слова, но мы совсем не знакомы, – пролепетала я.
Эмма села на валик дивана.
– Я читаю все книги Виоловой, собрала полный комплект. Ты меня видишь второй раз в жизни, но я, можно сказать, живу с Ариной, она мне очень хорошо известна, почти родственницей стала. Сбылось предсказание Жаклин: едва я успела понять, где лежит подвеска, как из России прибыла моя любимая писательница. Все станцевалось! Умоляю, помоги!
– Делать-то что надо? – тупо спросила я.
– Съезди завтра в Пелоппонесус, он находится в сорока километрах от Флоридоса. Войди в сад дома, где жили родители Софьи, найди там скульптуру кошки, отверни ей голову и достань жестяную коробочку. В ней и лежит медальон. Едва я возьму его в руки, как вспомню все! – торжественно объявила Эмма.
– Кто же меня пустит в частное владение? – ошарашенно спросила я.
– Дом ветшает, территория не охраняется, – последовало пояснение.
– А почему ты сама не съездишь?
