Девочка и пёс

Марат улыбнулся.

– Я должен признаться мне довольно трудно воспринимать ваши слова, ибо вы столь невероятный собеседник, что это отвлекает меня от смысла вашей речи. Это словно… я не знаю, говорить с огнем.

– Поверь со мной было также, когда я слушала тебя, – сказала девушка. – Ты вроде бы и умные вещи говоришь, но я просто неспособна всерьез воспринимать человека без штанов.

Мужчина посмотрел на нее.

– Ну что ж, я должен открыть вам страшную тайну, – сказал он заговорщическим тоном. – Когда мы приближаемся к поселениям людей, мы, прекрасно осознавая какой нездоровый ажиотаж может вызвать наше появление в голом виде, одеваем одежду.

– Ты даже не представляешь насколько нездоровый, – мрачно произнесла девушка. – Там на западе город Туил, откуда мы и идем. Так вот, местный священник, глубоко религиозный отец Буртус, проклинал и ненавидел меня за то что я хожу в брюках, тогда как ему совершенно точно известно, что Бог предписал женщинам ходить в платьях и нарушение этого повеления великое преступление.

– Что ж такие люди встречаются, – с сожалением согласился Марат. – Это неразвитые, ограниченные личности, замкнутые в своем собственном вымышленном мирке.

– Да, только ты забываешь, что эти ограниченные личности весьма часто имеют неограниченную власть.

– Они не имеют никакой власти, кроме той что мы даем им сами, – возразил Марат.

– Что?! – Девушка почувствовала себя задетой. – Что это значит? Я не давала им никакой власти над собой. Но они схватили меня, судили безумно фальшивым судом и приговорили к повешению. Кит спас меня.

Марат посмотрел сначала на собаку, потом снова на девушку.

– Я хотел только сказать, – серьезно проговорил он, – что вся власть этих людей эта та власть, которую им дала толпа, а сами по себе они ничто.

– Пусть так, это ничего не меняет по сути.

– Их просто нужно обходить стороной, держаться от них подальше.

– Совет хорош, если ты живешь в далекой глухомани, среди диких лесов, в затерянной долине. Но здесь у тебя мало возможности держаться от них подальше. Вот вы идете голыми по дороге. Вы не боитесь что вас просто побьют? Или допустим вас встретит отряд доблестной судебной гвардии. И если они услышат ваши речи, они вполне могут вас всех просто зарубить на месте, я не шучу.

– Наверное могут, – согласился мужчина. – Правда несколько раз мы встречали в дороге гвардейцев Судебной Палаты и даже самих судей, но они отпускали нас с миром.

– Вы были голые?

– Часть из нас. Как сейчас.

Девушка посмотрела на него с сомнением.

– Трудно в это поверить, – призналась она. – Вы говорили им все тоже что сказали мне?

– Нет, конечно, – улыбнулся Марат. – Мы достаточно разумные люди, хотя возможно и не производим такого впечатления.

– Что же вы говорили?

– Что мы из далекой деревни на границе с Кирмом, совершаем паломничество.

– А ваша нагота?

– Наше личное дело, часть нашей культуры, просто здоровый образ жизни.

– Здоровый образ жизни?

– Да. Постоянное соприкосновение открытого тела с природой очень закаляет. Как вы думаете сколько мне лет?

Минлу улыбнулась.

– Я думала об этом, – сказала она. – Честно говоря трудно определить. Что-то около тридцати может быть.

– Сорок три.

Девушка удивленно поглядела на него.

– Однако! – С улыбкой воскликнула она. – Теперь я всерьез задумалась о том чтобы раздеться. Но как к вам относились судьи?

– Как к безобидным невежественным деревенщинам со своими дикими нравами. В основном шутливо. Мы бесполезны для них. У нас нет ничего ценного.

– Ты забываешь что люди сами по себе ценность. Вы не боитесь попасть в лапы работорговцев?

– Работорговля одна из самых мерзких вещей в этом мире, – с какой-то горечью произнес Марат. – Но мы свободные люди и никогда не будем рабами.

– Вас могут заставить.

Мужчина отрицательно покачал головой.

– Не могут. Мы лучше умрем.

– Звучит впечатляюще, но я боюсь вы не представляете на что способны работорговцы. С вами есть дети?

– Нет, мы никогда не берем с собой в путешествие детей.

– Ну с вами женщины. Что если им приставят нож к горлу, как вы поступите тогда?

– Мы будем сражаться и умрем вместе с нашими женщинами.

Кит посмотрел на мужчину.

– У вас есть оружие? – Спросил он.

– Охотничьи ножи и луки.

Девушка внимательно глядела на Марата. Она пыталась понять действительно ли он сделает это.

– Значит вы не просто блаженные паломники и способны защищаться? – Поинтересовалась она.

Марат слабо улыбнулся.

– Наша жизнь это свобода. Свою жизнь мы будем защищать. Как умеем.

– Один мудрый человек, мой учитель, мне однажды сказал. В жизни человек должен постигнуть три искусства. Искусство защищать себя. Искусство быть свободным. И искусство любить. И именно в такой последовательности. Чтобы быть свободным, человек должен уметь защищать себя и свою свободу. А чтобы любить по-настоящему, человек должен быть свободным.

– Я запомню это, – серьезно сказал Марат. – И на какой вы сейчас стадии? – Он кивнул на меч. – Защищать себя вы наверно уже умеете. Значит сейчас вы учитесь быть свободной?

Минлу улыбнулась и покачала утвердительно головой.

– Я думаю, что да.

Кит потянулся, вытягивая передние лапы, и широко зевнул, оттопырив длинный розовый язык. Мужчина как завороженный наблюдал за этим.

– И все-таки, мне кажется ваша жизнь была бы проще, если бы вы носили одежду, – неторопливо проговорил пес.

– Позволю себе не согласиться с вами, – вежливо возразил Марат. – Проще делать так как хочется. А мне хочется не обременять свое тело кусками тканей и шкур.

Кит посмотрел на него.

– В конце концов вы же тоже голый, – с улыбкой произнес Марат.

– Никогда не думал об этом, – признался пес.

– Вот именно, – радостно воскликнул мужчина. – В этом-то всё и дело. Для вас это не имеет никакого значения, вы этого просто не замечаете. Люди тоже могли бы подняться над своими условностями и предрассудками и просто не обращать на это внимания. И всё сразу стало бы проще. Кому холодно пусть кутается в плащи, а кому комфортно пусть ходит нагишом.

– С трудом себе это представляю, – усмехнулась Минлу. – Чтобы по городам ходили толпы голых людей. На рынках, в лавках. А церкви? Да священники хором проклянут вас за такие идеи, а потом под шумок и сожгут от греха подальше.

– Ну священники священникам тоже рознь, попадаются вполне здравомыслящие и даже веселые. Хотя вы правы, большинство из них, с их ортодоксальностью и боязнью отступить хоть на букву от святых книг, скорей всего предпочтут сжечь зачинателей повсеместной наготы.

– Да и к тому же дети, они будут видеть все это и …, – Минлу замолчала, не сумев выразить до конца свою мысль.

– Как раз с детьми все гораздо проще. Те, кто росли в присутствии голых взрослых, очень быстро привыкают к этому и совершенно перестают придавать этому значение.

– А как же… ну…, – Минлу слегка покраснела, хотя конечно в темноте наступившей ночи это осталось незаметным, – влечение? Мужчины видят голых женщин постоянно, а женщины мужчин.

– Ну и что. Наоборот люди становятся спокойней, привыкают к этому зрелищу. И уже не впадают в дикое возбуждение лишь при одном виде обнаженного тела представителя противоположного пола. Это становится обыденностью, рутиной, так сказать, и мышление перестраивается.

– И что же тогда их возбуждает?

Марат улыбнулся.

– Ну-у, как и у всех остальных, сам процесс. Заигрывания, флирт, ласки, поцелуи и так далее.

– Все равно не представляю этого себе. На меня тут недавно напали лесорубы, жаждавшие удовлетворить свою похоть, так я не представляю чтобы было если бы я ходила голой.

– А причем тут одежда? Это люди, которые практически остались животными в своем развитии, одетая вы или раздетая им безразлично. Да и вообще, мне кажется, что полуодетая женщина, или в каком-нибудь обтягивающем костюме, выглядит гораздо более соблазнительнее, чем просто голая женщина.

– Неужели?! – Усмехнулась девушка.

– Мое личное мнение.

В этот момент из темноты возникла лошадиная голова. Посмотрев на голого мужчину, она фыркнула и произнесла голосом Талгаро:

– Клянусь огнедышащим Янку, вам явно не помешали бы хорошие штаны. Что случилось? Вас ограбили?

Марат потрясённо смотрел на лошадиную голову.

– Невероятно…, – пробормотал он. – Конь тоже говорящий!

– Что?! Вас по голове что ли ударили? – Спросил лоя, входя в круг света от костра.

Мужчина уставился на Талгаро.

– Что? – Лоя смотрел на Марата, затем перевел взгляд на девушку, затем на металлического пса. – А-а, ясно. Вы познакомились с Китом и теперь и с конем пытаетесь разговаривать. Но почему вы голый?

– Все нормально, Тал, – сказала Минлу, – это просто жизненная позиция.

– Жизненная позиция?

– Да, стремление быть свободным от всего ненужного, – пояснила девушка. – Кстати, это Талгаро. Талгаро, это Марат. Он из далекой северной деревни, путешествует с односельчанами по свету.

– Очень приятно познакомиться с вами, господин Талгаро, – с традиционной дружелюбной улыбкой проговорил Марат.

Лоя подошел ближе к огню, удивленно глядя на мужчину.

– С каких это пор штаны стали ненужными? – Поинтересовался он.

Марат вздохнул.

– Мы уже довольно продолжительное время обсуждаем с вашими друзьями вопрос моей наготы и мне не хотелось бы повторяться, но говоря в двух словах, вопрос о том носить одежду или не носить это личное дело каждого, не так ли?

Талгаро некоторое время пристально глядел на ночного визитера.

– Это все равно что сказать, что мыться или не мыться это личное дело каждого, – наконец проговорил он.

– Боюсь аналогия не совсем уместна, – возразил Марат. – Вопрос чистоты – это вопрос здоровья.

– И что? Это ведь все равно личное дело каждого. Вы можете не мыться, не стричься, ходить грязным, вонючим и заросшим, не так ли? Допустим вам просто не хочется тратить на это время, а впечатление, которое вы производите на окружающих вас не волнует.

– Грязь и вонь отвратительна, – сказал Марат.

– А можно подумать зрелище вашего хозяйства приносит радость и удовольствие, – очень серьезно произнес Талгаро.

Минлу улыбнулась.

– Вид голого самца народа Омо вам неприятен? – Спокойно спросил Марат.

– Я думаю, по большому счету мне безразлично. Однако мы все живем в обществе, в котором приняты определенные нормы поведения. И нарушение этих норм вряд ли можно счесть привлекательным.

Талгаро пододвинул из кучи дров небольшое бревнышко и сел на него. Откинув свою конусовидную шляпу за спину, он посмотрел на Марата, как бы приглашая того к беседе.

– Нормы нормам рознь, – ответил тот. – В отношении наготы это по большой части просто ханжество.

– А я считаю, что интимный мир человека должен оставаться скрытым от остальных.

– Я с этим согласен, господин Талгаро. Но интимный мир человека находится в глубине его души, а не в его половых органах.

– Клянусь грудями синеокой Брунгильды, половые органы играют в этом определённую роль, – воскликнул лоя.

– Играют, – согласился Марат. – Кстати, упомянутая вами Брунгильда по преданию ездила обнаженной на своей кобыле прикрываясь только своими роскошными длинными волосами.

– Возможно. Но вы не Брунгильда.

– Простите, господин Талгаро, но я все же склонен думать, что ваша неприязнь вызвана не отвращением к виду голого тела как такового, а самим фактом того что кто-то позволяет себе так вести себя.

Кит оглянулся через плечо.

– Кто-то идет, – сказал он.

– Это наверно за мной, засиделся я тут у вас, – с улыбкой произнес Марат. – Мне было очень приятно беседовать со всеми вами.

Из темноты возникла молодая женщина. Из одежды на ней была только короткая юбка. Она робко приблизилась и встала за спиной Марата.

– Приветствую вас, добрые люди, – тихо сказала она.

Лоя поднялся с бревнышка, поклонился и церемонно произнес:

– Да продлятся ваши годы на века, госпожа.

– Привет, – сказала Минлу.

– Здравствуйте, – сказал Кит, повернув голову и посмотрев на гостью.

Женщина застыла, неотрывно глядя на металлического пса.

– Это Анни, – представил Марат свою спутницу. – Анни, это Минлу, господин Талгаро и Кит.

Молодая женщина, чуть улыбаясь, посмотрела на каждого и снова ее взор остановился на металлической собаке. Она приблизилась к голове пса и опустилась на колени. Протянув руку, она спросила с каким-то затаенным волнением:

– Можно?

– Что? – Не понял Кит.

– Прикоснуться к вам, – со смущенной улыбкой произнесла молодая женщина. – На удачу.

– Конечно, – ответил пес. – Но почему вы решили что я приношу удачу?

Анни протянула ладонь к его правому плечу и медленно провела пальцами по гладкой металлической поверхности. Потом осторожно дотронулась до его щеки. Женщина была погружена в какие-то свои мысли и отвечать казалось не собиралась.

– Вы такой теплый, – тихо проговорила она.

Минлу и Талгаро внимательно наблюдали за женщиной и думали в общем-то об одном. Спутница Марата приняла факт существования живой металлической собаки сразу и без колебаний, не пытаясь искать каких-то возможных объяснений этого феномена. У ней не возникло ни одной мыли о том что это механизм лоя, чревовещание или что-то еще. Она видела в собаке равное разумное существо. Это немного обескураживало их, ибо сами они отнеслись к Киту при первой встречи иначе.

А Минлу даже ощутила легкую тень некого раздражения, наблюдая как эта полногрудая девица по-свойски ведет себя с Китом.

– Конечно же вы приносите удачу, – улыбнулась Анни. – Если боги создают такое удивительное создание, как вы, господин Кит, то несомненно они создают его для удивительной судьбы, и раз уж они вложили столько труда в вас, то они несомненно любят вас. А любимчики богов всегда приносят удачу.

Металлический пес неотрывно глядел на молодую женщину и мысли его пребывали в некоторой растерянности. Он не мог найти слов для ответа. Он вдруг понял, что возможно впервые в его жизни к нему относятся как к равному. То есть конечно и дед Элен, его создатель, и ее отец, и сама девочка всегда относились к нему как к равному, до какой-то степени, но всё же они знали, что он всего лишь робот, искусственная имитация живого, устройство, которое можно включать и выключать, программировать и перепрограммировать. А вот эта женщина абсолютно ничего из этого не знала и видела перед собой пусть совершенно невероятное, но тем не менее, человеческое существо, из другой плоти, другого телосложения, но и все-равно, человека. Это было странное ощущение.

Минлу как будто почувствовала что Кит в растерянности и постаралась прийти к нему на выручку.

– Простите нас, Марат, Анни, но нам пора бы уже ложиться, мы очень рано выезжаем, – сказала она, поднимаясь с седла.

Встав в полный рост, она приветливо улыбаясь поглядела на гостей.

– Конечно-конечно, – поспешно сказал Марат, тоже поднимаясь. Он прикоснулся к плечу молодой женщины. – Ступай, Анни, я сейчас приду.

Женщина, не отрывая взгляд от Кита, поднялась.

– Спасибо вам, – сказала она ему.

– Ну что вы, не за что, – ответил пес.

Попрощавшись со всеми, она удалилась. Марат медлил.

– Что-то еще? – Поинтересовалась Минлу, стоя возле огня и глядя в большие глаза голого мужчины.

– Да. Если позволите, я хотел бы задать один вопрос.

Кит встал, обошел костер и сел возле левой ноги девушки.

– Только если вы готовы услышать ответ, – с улыбкой сказал он.

Минлу очень хотелось положить ладонь собаке на голову, но она сдержалась, не зная как Кит отнесется к подобному.

– Мы слушаем вас, – сказала девушка.

– Скажите пожалуйста, если можно…, – Марат снова замолк.

– Что сказать? – Подбодрила его Минлу.

– Вы Кансейда? – Тихо произнес он.

– Кто? – Не поняла девушка.

Но тут со своего бревнышка вскочил Талгаро.

– Откуда ты знаешь это имя? – Почти с угрозой воскликнул он.

Марат посмотрел на Талгаро.

– Мне открыли его лоя из клана Поющих камней.

Минлу и Кит непонимающе смотрели на голого мужчину и своего друга.

– С какой стати они сделали это? Это могут знать лишь члены клана. – Талгаро приблизился к пламени, его большие радужные глаза сияли невообразимыми цветными всполохами.

– Они приняли меня. Я арилоя.

Талгаро испытующе смотрел на голого мужчину.

– Ты не должен произносить это имя при посторонних. Разве они тебе не объяснили это?

– Конечно. Но что если я стою перед лицом Ее Величества?

– Успокойся, эта девушка не наша королева. У тебя должно быть помрачнение рассудка, если ты считаешь, что кирмианка может быть нашей повелительницей.

– О чем вы говорите? – Вмешалась Минлу.

– Подожди, – попросил ее Кит.

– Я знаю, что вашу повелительницу охраняют большие, невероятные, механические существа, сделанные из металла, так говорили гилменги, – медленно сказал Марат. – Королеве служат только лоя изгнанники, которые искупили причину своего изгнания. Я вижу черную ленту на вашей шеи, господин Талгаро. А кроме того, Ее Величество способно принимать любой облик по своему желанию. И я подумал, что если она захочет скрыть свою сущность, то образ кирмианской девушки подошел бы как нельзя лучше.

Над пляшущим пламенем костра повисла тишина.

– Кансейда – это Королева Лазурных гор? – Удивленно глядя на лоя, наконец произнесла Минлу.

– Одно из ее имен, – быстро ответил Талгаро, не сводя глаз с голого мужчины.

Девушка подняла глаза на Марата.

– Ты ошибаешься, – сказала она. – Я определенно не королева лоя.

Мужчина долго смотрел в ее темные глаза.

– Я понимаю, – наконец проговорил он. – Простите. Спокойной ночи и удачи вам на вашем пути.

Марат ушел.

Вся троица продолжала глядеть в темноту, где растворился голый мужчина. Талгаро вздохнул.

– Наконец-то он ушел, – сказал он. – Не по себе мне когда он рядом.

Девушка снова уселась на седло.

– А я могла бы быть королевой и не знать об этом? – С улыбкой поинтересовалась она.

– Наша повелительница испепелила бы этого парня, появись он перед ней, сверкая своим срамом, – заявил Талгаро.

Минлу вздохнула.

– Что ж выходит я не она, жаль.

Лоя покосился на нее.

– Наша королева не предмет для шуток, – предупредил он.

На это девушка ничего не ответила. Она развернула свое одеяло и принялась устраиваться возле развалившегося Кита.

– Я могу прикасаться к тебе? – С улыбкой спросила она. – На удачу.

– Столько сколько захочешь, – улыбнулся пес.

Талгаро вернулся на свое бревнышко и уставился в огонь. Он чувствовал себя так будто его не пригласили к общему столу. Нет, он конечно помнил, что Кит предлагал им обоим спать возле него, но сейчас когда там уже расположилась кирмианка, ему не хотелось туда идти. Вернее хотелось, но мешало какое-то чувство, которое он и сам не мог до конца понять. То ли обида на девушку, то ли неловкость из-за того что он ее как будто обидел.

– Тал, иди сюда, чего ты там сидишь, – как ни в чем не бывало позвала Минлу. – Я думаю нам нет нужды нести караул, правда Кит?

– Совершенно никакой, – подтвердил пес. – Я всегда на страже.

Лоя почувствовал радость, чего и сам не ожидал. Радость и какое-то почти нежное чувство к кирмианской девушке, которая так легко смела все, казалось вновь начавшие подниматься, преграды между ними.

Однако все же устраиваясь у теплого бока металлической собаки, он постарался чтобы между ним и Минлу осталось пространство. Он ни в коем случае не хотел коснуться девушки. Он считал что это будет неприличным.

54.

Суора остановила коня на склоне холма и внимательно оглядела раскинувшиеся впереди и справа постройки, обнесенные высоким деревянным забором. Багровый свет заходящей звезды яростно пылал в застекленных окнах главного приземистого двухэтажного здания. Со своим нечеловечески острым зрением она даже с такого расстояния легко прочитала вывеску над воротами: «Одинокий пастух».

Постоялый двор. Это было как нельзя кстати. Девушка приложила ладонь к шее жеребца. Животное явно выдохлось и находилось на пределе своих сил. Она чувствовала почти невидимую дрожь его могучего тела и помраченность его слабого сознания. Да и сама она порядком вымоталась. Уже почти двое суток Суора обходилась без сна и пищи, позволив себе лишь несколько раз напиться воды из ручьев. Ей непременно следовало отдохнуть.

Она тронула пятками бока жеребца, заставляя его неторопливым шагом продолжить путь вниз по склону. Есть ли серьезные причины для такой спешки, в который раз спросила себя молодая женщина. Крайне маловероятно, что она успеет перехватить Мастона Лурга до того как он вручит свой ценный трофей верховному претору. Как только судья въедет в Акануран, она скорей всего потеряет его след. Но так ли это важно на самом деле? Вряд ли у нее займет много времени, чтобы найти, вне всяких сомнений, роскошное обиталище герцога Этенгорского, где в конечном итоге девочка и окажется. При таком раскладе эта дикая гонка вроде бы не имела смысла. Но в пути могло случиться всякое. На судью могли напасть, девочку могли похитить, она могла сбежать, судья в конце концов мог по каким-либо причинам передумать продавать ее герцогу и найти другого покупателя. С этой точки зрения любое промедление таило в себе угрозу. Лишь под её защитой девочка будет в полной безопасности.

Суора меланхолично смотрела по сторонам. Скоро будет совсем темно. Конь на последнем издыхании. Она просто не давала ему пощады с того момента как они покинули Гроанбург. А сама она жутко хотела спать. Глаза буквально слипались и даже сейчас, когда жеребец едва перебирал ногами, ее качало в седле и ей стоило немалых усилий не свалиться вниз. Еще раз взвесив все за и против, она решила, что любые негативные происшествия с королевским судьей все же крайне маловероятны на центральном тракте страны, учитывая что он приложит все усилия чтобы доставить девочку в целости и сохранности своему начальнику. А ей просто необходимо поесть и поспать хотя бы несколько часов. К тому же еще неизвестно удастся ли раздобыть здесь свежую лошадь. Если нет, то в любом случае придется ждать когда наберется сил ее собственная, столь щедро подаренная ей жителями Гроанбурга. Суора криво усмехнулась при воспоминании о разбойничьем городке. Интересно все-таки послал ли Хишен за ней погоню или нет. Её это мало волновало, но все же следовало иметь в виду. Разбойники вполне могли въехать на постоялый двор, когда она будет спать. Как бы ни была малозначительна угроза, которую они представляли для нее, все же не следовало полностью пренебрегать ею и давать им возможность застать себя врасплох.

Она въехала в распахнутые ворота и чуть пришпорила уставшего жеребца, дабы он не плелся как старая кляча. Все же она гордая сайтонская аристократка и даже если и она сама и ее конь буквально валились с ног, не следовало показывать это окружающим.

Далив Варнего стоял в гостиничном номере на втором этаже "Одинокого пастуха" и, сложив руки на груди, безрадостно смотрел в окно. Только что он выслушал доклад от своего первого помощника Зитана о состоянии "груза" на данном этапе пути. Все пятьдесят четыре раба находились в добром здравии и в умеренно уныло-спокойном расположении духа. Симптомов какой-нибудь гибельной заразы, а также предпосылок для возможного всплеска эмоций не наблюдается. Каждый работорговец прекрасно знал, что болезни и бунты могли обернуться большими финансовыми потерями. И потому их следовало остерегаться и предотвращать всеми доступными способами, гася их в самом зародыше, не давая им обрести неконтролируемую мощь.

Плохое питание, недостаток гигиены, непрерывная депрессия, суровые условия транспортировки естественно подрывали сопротивляемость человека к разного рода заразам, а учитывая ту скученность, в которой содержались люди, любая инфекция мгновенно распространялась по всему фургону. И если болезнь была серьезная, торговец мог понести такие убытки, что уже речь шла не о сокращении прибыли, а о том чтобы хотя бы окупить саму поездку. Поэтому приходилось проявлять кое-какую заботу о физическом состоянии «товара». Никто естественно не устраивал рабам горячие бани с ароматным мылом и благовонными маслами, но при каждом удобном случае их загоняли в ближайшую речку или ручей и заставляли хорошенько промыть себя. Кормили тоже не слишком изысканно, но старались все же соблюсти приемлемый уровень чтобы человек мог хотя бы ходить и не падать в обморок. Питанием в основном служили пустые каши и пресные лепешки.

Сложнее было с эмоциональным состоянием рабов. Все люди были разные и у каждого свой склад ума, характера и темперамента. Далив всегда старался это учитывать, внимательно приглядываясь к каждому своему «приобретению», особенно к тем, кто действительно обещал хороший навар. По его мнению людей ни в коем случае нельзя было доводить до беспросветного отчаяния, до той последней черты, где они либо безрассудно бросаются на своих надсмотрщиков, пуская в ход и зубы и ногти и все что подвернется под руку, либо режут себе вены или разбивают голову о камень, сводя счеты со своей жизнью. Но с другой стороны проникать в зыбкие потемки чужих душ у него не было ни времени, ни желания. А потому, по большой части, он возлагал ответственность за поддержание надлежащей дисциплины на своих людей, заставляя их добиваться от рабов четкого исполнения установленных правил, но пресекая зверства и издевательства по отношению к своему «товару».