Дорога радости и слез

Передохнув несколько секунд, я решила, что смогу задрать ногу и закинуть ее на сук. От ладоней, цеплявшихся за сук, исходила адская боль, ведь сейчас весь мой вес приходился на руки. Я отдавала себе отчет, что если моя попытка закончится неудачей, то на вторую у меня, скорее всего, просто не хватит сил. Тяжело дыша, я закрыла глаза, чувствуя, как на меня снова накатывает отчаяние. Собрав всю свою волю в кулак, я закинула ногу на сук. Затем последовала вторая нога. Теперь я висела вверх тормашками – совсем как зарезанная свинья на бойне. Стиснув зубы, я принялась ерзать, сдвигаясь все ближе к стволу, а потом потянулась и полностью забралась на сук. Невероятно, но мне все же удалось выбраться из воды. Меня охватило ликование, и я приникла к стволу и прилегла, вымотанная до предела. Руки и ноги все еще дрожали. Щекой я чувствовала влажную кору.

Через некоторое время я села. Чувствовала я себя так, словно из меня выжали все соки. Я уставилась на ревущую реку, вода в которой все прибывала. Руки пульсировали от боли, ладони опухли и пошли волдырями. Я провела пальцами по исцарапанным голеням. Каждая ссадина горела и ныла. Я нащупала несколько шишек и вдобавок обнаружила, что потеряла ботинок. По большому счету можно сказать, что мне повезло. Я осталась жива, и все кости были целы. Я задрала голову, чтобы прикинуть высоту дерева. Поскольку продолжал лить дождь, а ветер задувал с такой силой, словно хотел меня скинуть обратно в воду, мне никак не удавалось разглядеть, что там наверху. Плевать, инстинкт мне подсказывал, что надо забраться повыше и расположиться при этом так, чтобы как можно лучше укрыться от ветра.

Обхватив ствол руками, я поставила ногу на ветку повыше и перенесла на нее часть своего веса, чтобы проверить – выдержит ли она. Ветка показалась мне крепкой. Я лезла все выше и выше, пока не пришла к выводу, что можно остановиться, что вода меня тут точно не достанет. Вцепившись в ствол, я опустилась на ветку и села, спрятав лицо от дождя в изгибе правой руки. Я закрыла глаза, решив, что сейчас мне лучше всего хотя бы чуть-чуть отдохнуть. Чего реветь о том, чего еще наверняка не знаешь, – и без всяких слез лицо и так все мокрое из-за дождя. Так, дрожа, я и сидела среди ветвей, ожидая, когда придет день, который принесет мне новые испытания.

* * *

В какой-то момент я снова пришла в движение. Сама не знаю зачем. Скорее всего, дело в панике, охватившей меня от звуков, доносившихся снизу. Ветер не желал стихать, дерево раскачивалось из стороны в сторону, и потому мое положение никак нельзя было назвать безопасным. У меня болело все тело, не только от ссадин и ушибов, но и от терзавшего меня холода. Я то вставала, то садилась, то снова вставала – все для того, чтобы у меня не затекли ноги. Все это время я глядела на бурлящие грязные воды реки. В конце концов я решила больше не смотреть вниз. Какой от этого прок?

Утром дождь и ветер немного стихли, и солнце давно забытым дальним родственником выглянуло через прореху в несущихся по небу тучах. Поскольку погода стала чуток получше, у меня появилась возможность худо-бедно оценить свое положение. Я кинула взгляд вниз. То, что дерево устояло, было удивительным уже само по себе. Вода поднялась до половины высоты его ствола. Повезло мне, ничего не скажешь. Хорошее я себе дерево выбрала. «Ниче себе», – сказал бы папа. Отогнав мысли об отце, я высунулась из густых ветвей, посмотрев сперва в одну сторону, а потом в другую. Я понятия не имела, где находилась. На западе виднелась прогалина, и мне подумалось, что это, наверное, и есть дорога, по которой мы ехали, вот только сейчас она не сильно отличалась от реки, которая словно сделалась шире не меньше чем на сотню метров. Еще меня напугал размах разрушений: округа выглядела так, словно по грязному обеденному столу провели тряпкой, сбросив с него на пол весь мусор и объедки.

При виде масштабов бедствия у меня перехватило дыхание, и я изо всех сил вцепилась в ствол, и тут же почувствовала, как у меня лопнул волдырь. Впрочем, сейчас о руках я почти не переживала. Больше всего меня волновало, куда денется вся это вода и сколько понадобится времени, чтобы она спала. Чтобы не разглядывать дальше картину всеобщего разорения, я сосредоточила внимание на том, что несли воды реки. Я увидела бесконечный поток мертвой скотины, причем над раздувшимися трупами уже начали кружить мухи. Проплывал мимо меня и всякий скарб. Мне удалось разглядеть даже велосипед. Волей-неволей я то и дело возвращалась в мыслях к папе, маме, Лейси и Сефу. Я страшно за них переживала и гадала, что с ними приключилось. Вскоре я больше уже не могла смотреть на реку и уставилась на ладони. На каждой из них вздувалось по паре здоровенных, красных пузырей, напоминающих бычьи глаза. Со всей осторожностью я потянулась к кайме своего платья. Мысленно попросив у мамы прощения за то, что сейчас пущу коту под хвост ее тяжкий труд, я принялась расковыривать шов. После того как я его ослабила, мне удалость оборвать сперва один кусок каймы, которым я перевязала правую руку, а потом и другой – им я перевязала левую.

День выдался длинным и на удивление жарким. Платье высохло, и я сняла куртку и повесила ее сушиться на ветке. Я даже отогрелась, но вскоре меня прошиб пот, а во рту появилось такое ощущение, словно его набили старой ветошью. Я надеялась, что с приходом сумерек станет прохладней. Держи карман шире. Меня ждали новые испытания – новые, доселе еще неизведанные, будто мне было мало того, что я уже вытерпела. На меня налетели тучи мошкары, которая, будучи равнодушна к моим страданиям, принялась жалить во все открытые участки моего тела. Я как могла отмахивалась и шлепала себя по ногам, стараясь при этом не упасть. Наконец, появились летучие мыши, которые сновали от дерева к дереву, охотясь на насекомых. Одна промчалась так близко от меня, что даже обдала лицо порывом прохладного ветерка. Опустилась ночь, заухали совы и филины.

Откуда-то слева донесся странный, раздражавший меня звук. Такое впечатление, что он исходил от дерева метрах в тридцати от меня. Я решила, что это дикая кошка. Чтобы издавать такой звук, у твари должны иметься зубы. Интересно, а она знает, что я совсем рядом? Она меня может почуять? Что она станет делать, когда вода спадет? Станет ждать, когда я уйду? И тут я почувствовала в ночном воздухе легкий, едва заметный запах тлена, который доходил до меня несмотря на то, что я сидела достаточно высоко. Стоило мне почувствовать этот запах, вспомнилась история одного бедолаги, заставившая меня позабыть и о дикой кошке, и обо всем остальном.

Мне подумалось, что самое страшное сейчас – умереть как Кой Скиннер.

Глава 4

Незримый призрак покойного Коя Скиннера терзал меня всю ночь. Я пыталась не думать об этом несчастном, но как? Это бы означало закрыть глаза на ситуацию, в которой я оказалась. Я твердила себе, что он был старым, а я, в отличие от него, молодая. Он был слабым, а я – крепкая и сильная. Его жизнь, как и жизнь многих других, унесло наводнение 1916 года, однако о Кое судачил весь округ Джексон. Все дело в обстоятельствах его смерти. О Кое мне рассказала мама, и эта история засела у меня в мозгу, словно червяк в яблоке. Дело было так. Сосед Коя, Лемюэль Додд, обнаружил его в ветвях дерева, на которое старик, по всей видимости, забрался, чтобы спастись от прибывающей воды. Дерево находилось километрах в семи от его дома. В общем, Кой все ждал и ждал помощи, и в итоге настолько ослаб, что не смог спуститься с дерева самостоятельно. Так на дереве и помер. Памятуя о печальной судьбе старика, я стала еще больше нервничать из-за своего положения.

Пить хотелось все сильнее и сильнее. Вдобавок ко всему меня мучил голод, а из-за пустого брюха голова пульсировала так, словно я ей билась о дерево. Наступил второй день. Солнце светило ярко и жарко, и опять же я с радостью встретила его появление. Ближе к полудню оно уже начало меня раздражать, потому что я стала от него потеть. Большую часть времени я находилась в тени, но температура росла, и, вместе с редкой для этого времени года жарой, из-за обилия воды сделалось очень влажно. Снова слетелись насекомые. Кого тут только не было. И мошка, и комары, и оводы со слепнями. Они устремились ко мне как на пир, где я была главным лакомством. Как я только от них ни отмахивалась, как только ни хлопала себя руками – все без толку. Я принялась мотать головой из стороны в сторону, будто решительно отказываясь от какого-то предложения, сделанного мне. Надеялась, что волосы растреплются и тогда насекомые хотя бы не будут лезть мне в лицо – одним словом, попыталась использовать свою шевелюру, как лошадь – хвост. Толку от этого не было никакого, разве что у меня закружилась голова. И тут обнаружила, что моя куртка куда-то делась. Я так увлеклась сражением с насекомыми, что даже не сразу заметила ее пропажу. Я хорошо помнила, куда повесила куртку, только теперь ее там не было. Пропажа не вызвала у меня никаких эмоций. Внутри царила какая-то звенящая пустота.

На третий день я увидела змей. Точнее, мне показалось, что увидела. Когда я смежила веки и снова открыла глаза, то обнаружила, что это всего лишь покачиваются надломанные ветки. Если я принималась что-то внимательно разглядывать, перед глазами начинали плясать странные точки. Принялась махать рукой, решив, что это мошки. Потом, помнится, долго переминалась с ноги на ногу, чтобы размяться. По большей части старалась опираться на ту ногу, на которой все еще оставался ботинок. Когда она начинала дрожать от усталости, переносила вес на босую ногу.

Внезапно мне показалось, что меня кто-то зовет: «Уоллис Энн! Уоллис Энн!»

Я так обрадовалась, что замахала рукой, полагая, что это поможет привлечь ко мне внимание.

– Я тут! – закричала я, – Я здесь! На дереве!

Скорее всего, это снова со мной играло воображение, поскольку ответа так и не последовало и не появилось ни одной живой души.

Ближе к вечеру я уставилась вниз. Мне показалось, что вода уже прилично спала, отчего меня охватило сильное волнение. Я принялась чесать грязную голову, лихорадочно при этом соображая. Может, стоит рискнуть? Перебралась на соседнюю ветку, потом на ветку чуть ниже, а дальше уже просто не могла остановиться. Мне хотелось любой ценой слезть с этого проклятого дерева.

Перебирая руками и ногами, словно паучок лапками, я спускалась все ниже и ниже, будто по пятам за мной следовал призрак Коя Скиннера, пока не добралась до той самой ветки, на которую вскарабкалась в первое утро. Мне вспомнилось, с каким облегчением и радостью я лезла наверх. Сейчас меня переполняли чувства совсем иного рода. Решив передохнуть, я легла на живот и принялась думать о том, что делать дальше. Оставаться страшно, спускаться вниз – тоже. Что ждет меня там, внизу?

С ветки, на которой я лежала, было видно, что грязная, мутная вода все еще покрывает дорогу. Значит, по ней идти нельзя, придется прокладывать путь самостоятельно. Места – незнакомые, заблудиться тут – раз плюнуть. А что, если снова пойдет дождь? Я снова застряну на каком-нибудь дереве? И в чем тогда мое положение будет отличаться от нынешнего? Ничем, а скорее всего, станет еще хуже. С другой стороны, если останусь здесь, то погибну от голода и жажды, а если спущусь, то, может, найду чистую воду, чтобы утолить жажду, и каких-нибудь ягод. Что мне делать тут, на дереве? Даже не прилечь толком, чтобы отдохнуть. Кроме того, даже если мне не удастся сразу отыскать свою семью, то хоть кого-нибудь я все же встречу. В итоге я пришла к выводу, что внизу шансов выжить у меня все-таки больше.

Я собралась с духом. Мне предстояло повиснуть на руках, которые все еще продолжали ныть. Обхватив ими сук, я соскочила, действуя скорее инстинктивно, чем осознанно. Тело пронзила боль. Стиснув зубы, я повисела с секунду, после чего отпустила ветку. Плюхнувшись вниз, я едва сдержала радостный смех. Вода с грязью доходили мне до икр. Высвободив ногу, я сняла единственный оставшийся у меня ботинок. Завязав шнурок, сунула внутрь ботинка пропитанные грязью носки. Несмотря на то что от одного ботинка не было никакого проку, я не могла заставить себя с ним расстаться. Он – то единственное, что у меня осталось, и я твердо решила его сберечь. Я двинулась куда глаза глядят, стараясь шагать как можно шире и то и дело поскальзываясь.

Все было покрыто темным слоем мерзкой жижи, от которой исходил кислый запах. Мне еще подумалось, что, наверное, так пахнет вода в болоте. Я старалась выбирать места посуше, да вот беда – таких практически не встречалось.

Так я и шла под аккомпанемент хлюпающих, чавкающих звуков. Идти было не так уж и сложно – земля под ногами была мягкой. Попадались и сложные участки, когда приходилось перебираться через поваленные деревья или ступать по вырванным кустам и веткам, принесенным рекой. По дороге мне то и дело встречались изломанные сосны и ели, а некогда высокая и зеленая осока лежала, словно примятая рукой великана. Разлив реки прошел по земле, словно жнец с острым серпом по лугу.

Солнце над головой палило нещадно, и вскоре я снова взмокла. Меня не оставляла надежда, что я все-таки кого-нибудь встречу. Поднявшись по склону холма, я увидела сломанный забор из жердей, за которым начинался луг, стоял обвалившийся сарай для сушки табака, возле которого, о чудо, паслась пара коров. Некоторое время я просто стояла и смотрела на них. Вид столь обыденной картины придал мне сил. Потом я снова двинулась в путь. Не знаю, сколько я шла, но в итоге набрела на хибару, стоявшую у склона холма, – столь скособоченную, что оставалось только гадать, как она еще не завалилась набок. Во дворике, заваленном мусором и всяческим скарбом, я увидела женщину с вьющимися седыми волосами, стянутыми в хлипкий узел на затылке. Край ее платья покрывала грязь. Точно так же, как и я, незнакомка была мокрой от пота. Наклонившись, она что-то разглядывала на земле.

Я поспешила к ней и остановилась не доходя метров трех. Женщина оказалась столь сильно поглощена рассматриванием предмета под ногами, что даже не заметила, как я подошла. Она поглаживала его и разговаривала – то ли с ним, то ли сама с собой. Я тихо стояла, пока она, наконец, не заметила меня, подняв взгляд.

– Ты одна? – спросила она, показав мне куда-то за спину.

– Да, мэм. Наша семья попала в беду около трех дней назад. Мы ехали в папином грузовике, а потом нас подхватила река. Меня смыло, и я упала в воду. Потом забралась на дерево, а когда вода спала, я слезла. Теперь я ищу своих родных.

– Не хочу тебя расстраивать, но я уже много дней не видела ни одной живой души.

– Что, совсем никого? – громко ахнула я от горя.

– Извиняй. Никого, – женщина снова уставилась на землю.

Я закрыла глаза. Напрасно я так надеялась на то, что быстро отыщу своих.

– На самом деле, я еще толком их и не искала, – сказала я вслух. – Так что главное не сдаваться, и тогда я их непременно отыщу.

– Это ты правильно рассуждаешь, – кивнула она. – Я так думаю, всей округе изрядно досталось.

Она снова стала наглаживать что-то на земле.

– У меня-то семьи толком не осталось, только она была, – грустным голосом промолвила женщина. – Мой муж Сайлас отдал Богу душу года два назад. Некоторые люди думают, что я свихнулась, если считаю кошку своей родней. Сайлас принес ее мне крошечным котенком. Двенадцать лет протянула, и вот тоже померла.

Если бы женщина не сказала, я бы сама ни за что не догадалась, что перед ней – труп черной кошки. Я потерла шею. Несмотря на жару, меня пробила дрожь.

– Я очень сочувствую вашей утрате, мэм, – сказала я.

Женщина уставилась на меня и прищурилась, отчего морщины вокруг ее глаз сделались глубже и заметней.

– Ну что ж поделать-то? Она была старой. Прожила тут со мной всю жизнь, – она показала клюкой на хибару. – Погляди, что с моим домом сделалось. Вода по склону так рекой и лилась. Я ведь в прошлый раз говорила Сайласу, выше дом надо строить. Пришлось лезть на чердак и молиться, что вода меня там не достанет.

Я отвела волосы со лба.

– А вы тут были во время наводнения в шестнадцатом? – спросила я.

– А то как же. Оно тоже бесследно для нас не прошло. Часть дома смыло. Только тогда Сайлас был еще жив, так что мы смогли отстроиться. А сейчас прям не знаю, что делать. Видать, придется перебираться к сыну и его жене в Эшвилл. Ненавижу эту городскую жизнь, да только какой у меня теперь выбор?

Она сплюнула коричневую от жевательного табака слюну, отодвинулась от кошки и принялась ходить по двору, разбирая скарб и мусор. Я оглянулась, посмотрев в ту сторону, откуда пришла. Я уже собралась попрощаться, как женщина, наконец, обратила внимание на мое скорбное состояние.

Прищурившись, она подалась вперед и проговорила:

– Девочка, ты выглядишь так, словно вот-вот грянешься в обморок. А ну, пошли со мной.

Она провела меня на задний двор, где находился круглый, сложенный из камня колодец.

Взявшись за ворот, она принялась его крутить.

– Я-то думаю, воду отсюда пить можно. Ясно дело, колодец тоже залило, ну да ничего страшного. Я уже пару дней из него пью и, как видишь, жива-здорова.

Через несколько мгновений показалось мятое ведро, к которому был прикреплен цинковый ковш. Зачерпнув им из ведра, она поманила меня рукой к себе. Я уставилась на грязную воду, а потом закрыла глаза и стала пить. Само собой, к такому питью я не привыкла. Не сомневаюсь, что в прошлом этот колодец, совсем как и наш, питали кристально чистые подземные ключи.

Впрочем, несмотря на всю грязь, вкуснее воды я в жизни не пила. Я протянула женщине ковш. Она снова им зачерпнула и опять протянула мне. И этот ковш я осушила до дна. Вытерев рот рукой, я почувствовала, что мне стало гораздо легче.

– Большое вам спасибо, – поблагодарила я. – У меня несколько дней ни капли во рту не было.

– Надеюсь, ты не из хворых, – отмахнулась она.

Я замотала головой.

– Я вообще почти никогда за всю свою жизнь не болела. Мама говорит, что мы, Стамперы, крепкие, хоть гвозди из нас делай. Простите, мне так хотелось пить, что я совсем забыла о приличиях. Меня зовут Уоллис Энн Стампер.

– Рада с тобой познакомиться, – кивнула женщина. – Меня звать Эдной Стаут. Ты из этой семейки певунов?

– Да, мэм. Совершенно верно. Мы выступаем с папой, мамой и моей сестрой Лейси. Сеф еще слишком маленький, но, когда он подрастет, папа непременно научит его играть на банджо, или на чем-нибудь еще.

Стоило мне вспомнить о своей семье, как мой голос дрогнул, и я умолкла. Миссис Стаут отвернулась от меня и снова сплюнула в грязь жевательный табак. Утерев рот, она произнесла:

– Все обойдется, девочка. Вот погляди, сама увидишь. Наверняка они тебя ищут – в точности как и ты их. Интересное дело, кажись, я видела, как вы выступаете. В прошлом году. Славно, очень даже славно.

Мне нравилось с ней болтать, но нужно было идти дальше. Я вежливо улыбнулась, кивнула, после чего повернулась в том направлении, откуда пришла. На прощание я сказала:

– Большое вам спасибо. Я лучше пойду. Буду дальше искать своих. Больше мне все равно заняться нечем. Главное – не вешать нос.

– Вот, держи, – миссис Стаут протянула мне клюку. – У меня еще одна где-то есть. Так, погоди, не спеши. У меня еще остались крекеры. Лежат в жестяной коробке. Я ее крепко-накрепко закрыла, так что вода не могла попасть внутрь.

– Не хотелось бы вас обирать. Оно вам и самой пригодится.

– Не городи ерунду, девочка. Ничего ты меня не обираешь. Я-то как-нибудь худо-бедно справлюсь. У меня еще есть. Да и вода у меня имеется. Буду сидеть тут и ждать. Наверняка ко мне заявится кто-нибудь из родни. Поможет хозяйство мне подправить, и все станет лучше прежнего.

– Что ж, спасибо вам большое.

– Да перестань. Разве за такое благодарят?

Она протянула мне маленькую жестянку с крекерами, а потом отыскала в траве кувшин и наполнила его грязной водой из колодца. Мне очень захотелось ей что-нибудь дать взамен, однако, протянув мне кувшин, женщина отвернулась. Сунув жестянку себе за пазуху и убедившись, что хозяйка лачуги не собирается больше ко мне поворачиваться, я тронулась в путь. Немного спустившись по склону холма, я оглянулась. Женщина снова стояла над мертвой кошкой и, шевеля губами, гладила ее.

Глава 5

Расставшись с миссис Стаут, я двинулась быстрым шагом, чтобы нагнать время, потраченное на разговор с женщиной. Я остановилась лишь раз, и то для того, чтобы сжевать пару крекеров.

С трудом открыв крышку, я обнаружила внутри тонкое печенье с неровными краями. Инстинктивно я поняла, что лучше есть не торопясь и помалу. Печенье было тонким, хрустящим и очень напоминало то, что продается в здоровенных упаковках. Мне показалось, что ничего вкуснее я раньше не едала. Я вспомнила, как мама иногда покупала клиновидный кусок сыра, крытый воском, и полкило копченой колбасы. Все это вместе с такими крекерами предназначалось папе на обед. При мысли об этих яствах у меня заурчало в животе. Я открыла кувшин с водой, сделала глоток – скорее не для того, чтобы утолить жажду, а чтобы создать иллюзию сытости и хоть чем-нибудь наполнить желудок. Закупорив кувшин, я снова тронулась в путь.

Я шла по мокрому, усыпанному мусором шоссе № 107. По мере того как шло время и становилось все жарче, вонь, бившая в ноздри, делалась все сильней. Стало тяжело дышать от смрада гниющей травы, промокшей древесины и раздувшихся трупов животных. Я огибала груды поваленных деревьев, чьи корневища напоминали змей, которые извивались-извивались и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, застыли. А сколько я видела дохлых кур и свиней – вообще не сосчитать. Что еще сказать? По дороге мне, наконец, встретилось несколько человек. Они глядели на меня с точно таким же выражением, что и я на них, – словно отказывались верить своим глазам. Всякий раз я останавливалась и спрашивала: может, они видели голубоглазого бородача с маленьким ребенком? А женщину с каштановыми волосами и карими глазами? А рыжую девушку?

Нет.

Нет.

Нет.

Один из встреченных мной людей был не один, а с собакой – гончей кунхаундом. Собака, заметив мое приближение, уставилась на меня мудрыми печальными глазами. Через некоторое время она перевела взгляд на хозяина, будто бы спрашивая его: «Че делать будем?» Мужчина даже не посмотрел на меня, и потому я просто прошла мимо. Он был слишком занят тем, что разглядывал свою полуразрушенную хижину. Казалось, она может рухнуть от малейшего дуновения ветерка. Пес, чувствуя отчаяние хозяина, кружил вокруг него, поджав хвост.

Судя по тому положению, что занимало солнце на небе, с момента моей встречи с Эдной Стаут прошла уже пара часов. Я оказалась в глухом месте, где тишину нарушало лишь эпизодическое щебетание птиц. Я все шла и шла вверх по склону, время от времени останавливаясь, чтобы передохнуть. В один из таких моментов я замерла из-за того, что мне послышался шелест травы, словно кто-то шел ко мне. Я оглянулась. Никого. Наверняка опять разыгралось воображение. Шутки со мной шутит. Я снова пошла, сшибая клюкой миссис Стаут с дороги всякую дрянь, попадавшуюся мне на пути. Вдруг снова раздался все тот же звук. Нет, дело тут вовсе не в моем воображении. За мной явно кто-то идет.

Я пошла быстрее, набирая скорость. Минут через пять я остановилась и сделала вид, что разглядываю что-то на земле. Потыкав в нее клюкой, я резко выпрямилась и оглянулась. Так и есть. Метрах в шести от меня стоял мужчина – в перемазанном комбинезоне и без рубашки. Его голову венчала влажная от пота кожаная шляпа. Ноги от колен и ниже были сплошь покрыты грязью, словно он, как и я, шел через разлив. Руки мужчина держал в карманах, а один глаз у него косил.

Я прищурилась и выставила вперед палку.

– Ты что, шел за мной?

Он в ответ точно так же посмотрел на меня – подозрительно сощурив глаза. Мне показалось, что в уголке рта у него веточка, которую он жевал. Неожиданно незнакомец улыбнулся, обнажив ряд темных гнилых зубов. Облик у него, конечно, был самый непритязательный, впрочем, если вспомнить, как в тот момент выглядела я сама, то не мне об этом было судить. На мой вопрос он так и не ответил. Вместо этого он сказал:

– Я видел тебя на дереве. Думал, когда ты спустишься.

Так вот кто, наверное, так странно пыхтел! Я-то думала, это была дикая кошка. А это вполне мог оказаться и незнакомец, стоявший сейчас передо мной. При мысли об этом у меня холодок пробежал по коже.

Я снова угрожающей взмахнула клюкой.

– Хватит за мной ходить.

Он придвинулся еще ближе.

– Да ладно тебе, че ты? Я ж по-людски себя веду. Глянул на тебя и подумал, что тебе нужна помощь. Вдвоем ведь сподручнее будет. Подсобить друг другу можно, если че.

– Большое спасибо, но я обойдусь без помощи, – ответила я, сделав несколько шагов назад.

– Тебе сколько лет?

– Не твое дело.

– На вид тебе… шестнадцать… Угадал?

Я не ответила. Он подбирался все ближе, а я пятилась.