Портал домой

Уже после первых затяжек, как и ожидалось, у Юки закружилась голова и окружающее пространство отдалилось и выцвело; Юка зашаталась и, забывшись, взглянула в зеркало, – пульс и дыхание подскочили. Тяжело вдохнув, она сползла по стенке вниз, прикрывая лоб руками. Мая подсела рядом, затушив сигарету об пол.

– Пошли потанцуем, и все пройдет, – тихо сказала она, положив ладонь на Юкино плечо.

Площадка вновь оказалась пустой. Спустя время приковылял диджей, но музыка не сменилась. Только сестры ступили на площадку, как народ, прятавшийся в зале, потянулся следом, – теперь места едва хватало для скромных танцевальных движений. Мае понравился движняк; она заиграла телом, бросая огненный взгляд по сторонам в поисках «храбреца». Она подпитывала внутренние силы взаимной игрой в гляделки, побуждавшей ее цвести, голос стал вибрирующе-флиртующий, рассыпающийся страстью.

Жаркая атмосфера воспламенилась после того, как Миша «дотронулся» до чьей-то пятой точки, – совершенно непреднамеренно, как он пояснил. Девушка в короткой юбке и надушенном дешевом парике, выглядевшая женщиной легкой доступности, набросилась на беспомощно оправдывавшегося Мишу, отпуская ему развязные пощечины. Миша остолбенел и налился румянцем, пытаясь протиснуться сквозь шквал ее неумолкающих эмоций робким оправдывающимся голоском.

Юка, беспристрастно наблюдавшая за ними, думала, как глупо и низко выглядят эти разборки со стороны. Мая вмешалась, вобрав в себя всю силу взглядов этой площадки, разъяренная и раскаленная добела, – агрессию в отношении «подданных» она принимала на свой счет. Она въелась засветившимися глазами в «пострадавшую»; музыка тотчас остановилась, как и любопытствующие на площадке. Наконец Юка очнулась.

– Ты что задумала? – осведомилась она, раздувая ноздри и сводя брови.

– Сейчас я покажу этой стерве, кто она такая! – неистовствовала Мая, доставая из сумки косметичку.

– А если узнают? Мы не можем использовать способности на людях.

– Не узнают. Я уже так делала много раз, – отвечала Мая, скромно улыбаясь.

Поняв, что задумала Мая, Юка достала из сумки салфетки, предложив переиграть: они стерли с нее всю штукатурку; намазали губы красной помадой, заметно заходя за контур; содрали парик, оставив сбитые волосы под сеткой, и ушли, прихватив с собой оцепеневшего Мишу.

Тем временем отец Юки потянулся за столом, уставившись на татуировки на предплечьях. На одной была спираль с примыкающим полым кругом, а на другой – спираль с наметкой на глаз в центре. Затем он перевел взгляд на клочок бумаги и лежавший рядом карандаш. Прицеливаясь расплывающимся взглядом, отчаянно протирая глаза, он прочитал: «Я не сбегала. Приеду к трем. Обнимаю. Ю». Марк нахмурился, постучав пальцем по пустой бутылке; кивнул себе, понимающе вздохнув, и задумчиво взял карандаш.

Мая вышла из клуба, преисполненная достоинства, заразительно улыбаясь. Удерживая Мишу под руки, они доплелись до остановки; поставив его перед собой, они распластались на скамье по разные стороны.

Сестры покурили; все загудело и понеслось; время облегченно шагнуло под колеса. Миша переводил одуревший взгляд с Маи на Юку, затем наклонил голову к плечу.

– Так и что, ты недоговорил… как называется эта практика? – спросила Юка, имитируя любопытство.

– Это… осознанные сновидения?! – вопросительно ответил Миша, с облегчением падая между ними.

Позади раздалась матерщина. Обернувшись, они увидели недовольную жизнью девушку с потрепанными волосами, направлявшуюся в их сторону. Миша не помнил, где ее уже встречал. Сестры улыбнулись друг другу через Мишину спину, затягивая его в прибывший троллейбус. Измазанная тушью и помадой девушка с бледным лицом свалилась на скамейку, запрокидывая голову. Вонзив меж губ сигарету, она пустила дым вслед удалявшемуся транспорту.

Сначала они завезли домой Маю – хоть ее дом был дальше Юкиного, – а затем переполненный чувствами Миша предложил Юке свою компанию до ее дома. Теперь, взяв всю ответственность за задание на себя, Юка перестала выражать явное неудовольствие от общения, по-прежнему сохраняя маску отстраненной любезности. «Его слабость только в одном – одиночество и замкнутость. Он не находит родственной души», – подумала Юка.

Следуя по проезду мимо клуба, Юка отвечала на непонятные вопросы, мечтая немного помолчать и полюбоваться прекрасным заснеженным видом; следами под ногами; жизнью, такой разнообразной, мелькающей за каждым окном. Она хотела молчать, но вместо этого вынужденно бурчала ответы, прикрывая глаза и втягивая морозный воздух, склеивающий волоски в носу.

Миша проводил ее до самого дома. Повисла полная неловкости и стеснения пауза. Юка, желавшая поскорее вернуться домой, первой набросилась на него, звонко чмокнув в щеку, бойко отчеканив с карикатурной улыбкой:

– Еще увидимся!

Миша восторженно дернул головой, медленно потерев щеку, и побрел обратно подпрыгивающим шагом. Юка еще немного понаблюдала за его странной походкой и вошла в калитку. «Как ребенок – милый», – решила она. Домой она вернулась точно к трем.

Дома Юку встретили Маря и Жанна. Юка мысленно набралась смелости, представляя, как ее сейчас обдадут словесным кипятком.

– Дрянь! Сволочь! Где пропадала? Все обыскались уже! – кричала мачеха.

– Я же вам говорила, что она папе записку оставляла, – вступилась Маря.

– А папа где? – спросила Юка.

– Записку?! – взвыла Жанна, выпучив глаза. Она постучала по стенке кулаком, хлопнув в ладоши. – Раз – и нет его! Говорить надо! – выкрикнула она. – А папа… козел! И эта пьяная слониха Евмения!.. Я знаю, где они пасутся! – прищелкивая пальцами, Жанна направилась на деревянных ногах в дом.

– Мадам Матрешкина, – тихо прошипела Юка. Маря прыснула. – Пойдешь со мной? – спросила Юка, качнув головой в сторону соседнего дома со встроенной дверью в заборе. Маря закивала.

Через смежную дверь они проскочили к деревянному дому, покрытому облупившейся бордовой краской. За занавешенными шторами было темно; витал запах скипидара и каких-то благовоний. По полкам и полу были разбросаны драпировки – ткани разного цвета и длины.

В зале, на самодельном подиуме, в полутьме позировал Марк в одних трусах, – с рюмкой в одной руке и огурцом – в другой. За белым шатающимся столом сидел старый сосед, несостоявшийся художник, у которого отец брал уроки рисования, раздетый по пояс, царапавший набросок на листке бумаги. По другую сторону стола сидела Евмения, вознесшая руку для тоста.

– Пап… я пришла, – сказала Юка растерянно, заметив, как карандаш художника решительно чиркает по листку.

Отец дернулся, чтобы посмотреть на нее.

– Как ты? Хорошо? Откуда куртка? – сосед осек его с патетичным придыханием.

Юка приблизилась к столу, уставившись на набросок.

– Но тут же ничего не видно, – заявила она, жалея об этом.

– Это задумка такая. Во тьме грехи сокрыты. Они неявны, – ответил сосед, обосабливая каждое обращенное к Богу слово острой выразительностью.

– Ну вот вы во тьме, а я все равно вижу ваши грехи, – вскипела Юка.

– Это философия, барыня. Она неявна, но она есть, – отвечал сосед, теряя былой энтузиазм.

– Тогда просто нарисуйте черный квадрат, а не укореняйтесь в своих грехах, объясняя их творчеством, – заявила Юка бесстрастно.

– Получается хороший… – проговорила дрожащим голосом Евмения, аккуратно поставив рюмку на стол.

– Юка! Она… – запнулся отец.

Маря с Юкой вышли.

– Идея! – неожиданно воскликнул сосед, размазав ладонью эскиз. Прихватив другой ластик, он подошел к окну, в порыве раздвигая шторы: – Открытие грехов! – воскликнул он. – Ева, лей!

Войдя на свой участок, Маря подхватила грязный мяч и стала его высоко подкидывать.

– Юка, метеорит! Мы умрем! – кричала она, падая на землю. Задумчиво глядя на «падение», Юка вошла в дом.

К ночи они с Маей созвонились телепатической связью, договорившись по инициативе Юки проехаться в нежилую квартиру Илады, – убедиться, что там все в порядке. Юка оставила напоследок записку на Марином столе, – в глаза она не умела врать, а в записке, творческом сочинении, можно было без сожаления все приукрасить.

12/27/24

Ночью сестры встретились на остановке, неспешно пройдя еще восемь остановок пешком, – наслаждаясь морозным воздухом, тишиной и безлюдьем. Машины тихо спали под снежным покрывалом на пригретых парковочных местах. Пройдя по опустевшей эстакаде, они двинулись в сторону спящего рынка.

Болтали обо всем и ни о чем. В этих разговорах была непринужденность, в которой обе нуждались. Для них не существовало запретных тем. Их разговоры – это истерический и непрекращающийся смех кукабары, окрыленной музой. Сама ночь расцветает – оживая незаметно для всех, – окрыленная этой музой бездумной непосредственности. Становился явным и неоспоримым всемирный заговор, который они сдували со своих ладоней вселенской золотой пылью. Маленькие сверхчуткие души братьев меньших выходили из-под покровов тьмы созерцать новый порядок перекроенного мира, покуда «большие умы» мира сего только видели об этом сны.

Когда они подошли к заброшенному парку Горина, чтобы сократить путь по диагонали, выключенный телефон Юки зазвонил, разредив тишину; Юка дернулась в испуге, непроизвольно оглянувшись. Проиграв несколько секунд, мелодия прервалась; ей пришлось включить телефон, чтобы проверить входящий.

– Номер неизвестный, – пробубнила Юка. – Пошли, – добавила она, бросая телефон в большую кожаную сумку с цветными лоскутками. Теперь в ее голове играла мелодия Chimes.

– Это из клуба… – сказала Мая встревоженно. – Мы должны сдать информацию.

Для Юки это было самой неприятной частью задания, но еще неприятнее было то, что она – впервые – не хотела этого делать.

Не дождавшись ответа, Мая благоговейно воскликнула, широко улыбнувшись:

– Неужели, Юка?!

Юке стало неловко; она не любила делиться своими переживаниями, но Маю было не обмануть. «Не неужели», – ответила Юка телепатически, опустив глаза в землю.

После отъезда матери квартира три года оставалась бесхозной, – она уехала в соседнее государство, где нашла себе очередного мужа, в очередной раз окунувшись в конфетно-букетный… Комнаты были просторными и светлыми; некоторые вещи все так же лежали на своих местах, как их оставили перед отъездом. Пока Мая мыла руки, Юка тайком прикасалась к вещам, вдыхая их запах, – разрыв между ней и матерью исчезал; теперь она ощущала ее присутствие.

Сестры пошли на маленькую лоджию с кружками чая, откуда виднелся поглощенный синевой одинокий островок школы, в которой раньше училась Юка. Высунувшись в окна, они пускали дым и мечтали. В небе на большом расстоянии от луны светился яркий ореол. Юка отвела взгляд в сторону:

– Он просто одинокий, как и я, – неразборчиво проговорила она себе под нос. – Как я могу его сдать?

– Ю, ты что-то сказала? – переспросила Мая. – Пожалуйста, повтори, мне это очень важно!

Юка покачала головой, опустив взгляд во двор.

– Как же красиво! – Мая улыбнулась, подставив лицо небу. – Лучшее время!.. Ты понимаешь, Ю?! – ее глаза озарились светом всех солнц.

Вскоре сестры легли спать. Перед рассветом со двора донесся пронзительный гудок, похожий на звук клаксона. Юка вздрогнула от неожиданности. Мая сонно дернулась в кровати.

– Что это? – вяло спросила она.

– Тебе лучше знать. Ты же предвидишь будущее, – ответила Юка, подскакивая к окну. Мая подбежала следом.

Окинув взглядом расцветающий, но все еще мрачный двор, Юка посмотрела вниз. Под домом находилось какое-то продолговатое черное пятно. Вскоре из большого пятна отделилось пятно поменьше, уставившись – как Юке показалось – на них. Мае приспичило накраситься; торопливо подбежав к зеркалу, она начала прихорашиваться в темноте. У Юки похолодели конечности: посвященность в сверхъестественное отнюдь не уменьшала ее трепета перед ним. Внутренняя скованность Юки, ущемляющая ее энергию, оборачивалась смутными предчувствиями и опасениями. Накинув цветочный халат поверх маминой ночной рубашки, она руками прибрала волосы в излюбленный хвост с перепонкой. Мая поминутно спрашивала у сестры, как она выглядит, и, не дожидаясь реакции, принималась исправлять мнимые недочеты. В это время Юка слонялась по прихожей, продумывая речь, оправдывавшую отсрочку информации.

Услышав шорох и стуки на этаже, сестры не сговариваясь побежали прятаться на лоджию. Мая, преданная клубу, но понимая чувства сестры, негласно решила ее прикрыть перед сотрудниками клуба.

Закрыв пластиковую дверь, сестры притаились друг напротив друга.

– Не очень хорошая затея прятаться в квартире. Они же нас увидели в окно, – проговорила Юка, укоряя себя.

– Так он, может, и не зайдет… Надеюсь… – Мая улыбнулась; она была возбуждена предпринятой авантюрой.

С наступившей минутой тишины сестры взглянули друг другу в глаза.

– Как же удивительно, – сказала Мая задумчиво. – И все-таки это странно… – она повернула голову набок, расширив глаза. – Ты замечала, Ю, как много у нас общего? – протянула она.

– Ты о чем?

В ответ Мая улыбнулась глазами, мягко притронувшись ладонью к Юкиной щеке.

– Наши глаза… оба разного цвета!.. Неужели ты не задумывалась? – говорила она с характерной загадочно-восторженной мягкостью.

Юка опустила глаза в пол.

– Обычно я много чего думаю, только сейчас… – до сестер донеслись приближающиеся шлепки по полу и утробное бормотание. – Не лучшее время для…

Послышались взмахи крыльев.

– А ну вы-выходите! В-вас обеспечили в-властью над п-природой, а в-вы? К-клуб о-отнимет ваши с-сверхспособности, без него в-вы ни… – запнулся прерванный Рокосуд.

Юка, выбежавшая первой, крикнула с прорвавшейся злостью:

– Кто?! – ее голос оставался тверд; энергия холода возрастала. Сестры стояли в дверях. Гусь застыл, вопрошающе вытянув к ним шею.

– Ты. В-вы… – гусь напрягся. – Но т-тогда в-вы будете обычными! – закончил он растерянно.

– Насколько мне подсказывает память, способности у нас появились еще до клуба, так что, как бы ни хотелось, обычными нам стать не судьба, – продолжала Юка.

Температура в квартире ощутимо понизилась. Мая постучала Юке по плечу, на что та мигом отреагировала, зная причину. Ее глаза вспыхнули голубым; она плавно перевела взгляд на гуся. Потерянный Рокосуд пританцовывал от холода, не находясь, что ответить.

На дворе рассветало; многоэтажки за окном рассеивались забившей в окно метелью.

– А пойдемте пить чай? – отозвалась Мая с ничего не значащей пустой улыбкой; в комнате запахло чайной розой. Мая сияла.

Метель тотчас поутихла; Юка облегченно кивнула, и следом, изогнув шею, неуверенно закивал Рокосуд, не зная, чего в другой раз ожидать от сестер.

Люди, когда-либо встречавшиеся с сестрами, больше не находили себе места. Парень, однажды встретивший их на улице, тщательно прошаривал интернет в поиске хоть одной наводки, которая бы немного приблизила к ним. Не найдя ответов, терзаемый наваждением, он оставил включенным компьютер, поднялся на ночную крышу и, процитировав отрывок из написанных стихов, сделал шаг в необратимое. На столе остались лежать обрывки вырванных страниц с бегло написанными стихами, посвященными «двум пленительным лунным цветкам, осветившим мой ночной путь».

Встречавшиеся с ними горели нестерпимым желанием неожиданной встречи, превращаясь в параноиков, безотчетно вглядывавшихся в видения – отдаленно напоминавшие загадочных сестер, которые вскоре рассеивались миражом.

Вскоре чайник под пристальным взглядом Маи закипел, – она не любила тратить электричество на такие пустяки. Все уселись за обеденным столом кухни. Лучи солнца пробивались в глаза Рокосуда, сидевшего у стенки на подушке, – он предпочитал сидеть на мягком.

– С-скажите, с-скажите, ка-ак там мальчик? Не-не испортили вы его еще с-своими чарами? – встревоженно опомнился Рокосуд, выпучив кукольный голубой глаз на солнечный луч.

Только Мая открыла рот, чтобы ответить, как раздался телефонный звонок, – она таинственно улыбнулась сестре. Юка поплелась отвечать.

– Рокосудушка, мы все знаем твой неподдельный интерес к… мальчикам, но чтобы настолько сильный!.. – Мая плавно растянула губы в улыбке, игриво развернув опущенную на ладонь голову к плечу, опущенную на ладонь.

Юка медлила, прикусив изнутри уголок губы, устремив взгляд сквозь пространство; достав телефон из сумки, она ответила решительным голосом:

– Слушаю, – она сжалась над телефоном, плотнее прижав к уху.

– Юка, это я… Такое ощущение, что мы вечность не виделись, – сказал возбужденный голос и притих в ожидании ответа.

«Нет, я о нем расскажу», – подумала Юка.

– Я вчера вечером не мог до тебя дозвониться, у Маи тоже заблокирован. Вот, думаю, мистика, – добавил Миша. Наконец-то у этого несформированного потерянного птенца, думала Юка, прорезался голос созревшего парня, к несчастью – с серьезными намерениями.

Юка бегло шепнула Мае:

– И что теперь ему говорить?

Мая отодвинулась от стола, привычно улыбаясь.

– Импровизируй! У тебя талант, дар!.. – и она переключилась на Рокосуда.

– Юка, тебя плохо слышно, может, связь… Давай я перезвоню? – голос Миши казался обеспокоенным.

– Не… нет! Я тут, здесь… как ты?! – Юкины щеки вспыхнули; она стиснула телефон, ощутив боль в кисти.

– Все хорошо, но без тебя… – говорил Миша; Юка раздула ноздри, стиснув зубы. – Не то совсем, в общем. А с тобой появился смысл. Мне кажется… – продолжал Миша. Дальнейшее Юка пропустила мимо ушей.

Юку распирало противоречие: либо рассказать, что она подставная, либо продолжить общение, но это было бы предательством непредвиденно возникших чувств. Юка невпопад поддакивала, не слыша слов.

– Может, увидимся сегодня? – решительно спросил Миша.

С этими словами Юка очнулась.

– Ну, приезжай попозже, если хочешь. Скину адрес, – Юка отключилась, украдкой взглянув на воодушевленно смеющуюся Маю.

– К-кто з-звонил? – гусь изрядно вытянул шею, повернув голову набок и вытаращив не моргающий глаз.

– Твой мальчик, – сказала Юка, положив голову на кулак выставленной на стол руки. – Может, скоро придет. Только тебе лучше стать настоящим молчаливым гусем, – добавила она задумчиво.

– К-кто это – гу-гусь? Я-я – не п-птица! Я-я-то по-поумнее пернатых, – неистовствовал гусь; слова доносились из его нутра.

Мая отвела насмешливые глаза, накручивая бордовый локон на палец. Юка сощурила напряженные глаза на гуся, поджав и растянув губы в снисходительной улыбке; взгляд скользнул вниз.

Спустя тридцать минут Миша набрал Юку, чтобы она спустилась и открыла дверь, – домофон в квартире не работал. Юкино сердце заколотилось; она нервно заходила по комнате, запаниковав от мучивших ее противоречий. Тяжело задышав, она выскочила из кухни. Мая, осознавшая, что с сестрой что-то происходит, стала успокаивать ее на свой лад: беззаботно подпрыгнув к ней, она вдохновленно-радостно защебетала о всякой бессмыслице, – не помогло. Только Юка наткнулась на свое отражение в зеркале пенала, Маины глаза в ужасе округлились. Юка оглянулась вокруг невидящим взглядом и, потеряв координацию, рассыпалась метелью прямиком на лоджию, попутно обрызгивая мебель и стены снегом. Температура в квартире упала. Мая побежала открывать Мише дверь.

Спустя время на пороге появилась незадачливая фигура. Миша помедлил, прежде чем перешагнуть порог, уловив запах «дамы сердца», – морозный и свежий, с нотками цитруса. Его большие, глубоко посаженые синие глаза взволнованно забегали по прихожей, он предвкушал встречу.

– Ты проходи, Мишутка, сейчас она подкрасится, – сказала Мая, подталкивая Мишу, хищно рыскавшего взглядом по всем темным углам, как если бы Юка была мышью. – А у нас тут домашний гусь!

Услышав свое прозвище, гусь налил глаза красным, высветлив оперение. Мая ринулась на лоджию.

– Какая няша! – раздался восторженный возглас.

Тем временем Юка вышла из образа, теперь она всматривалась вдаль из окна. Мая тихо приблизилась, направив на нее открытый сияющий взгляд. Юка расстроенно молчала. Она не понимала, почему с ней постоянно что-то происходит. Голова кружилась, а перед глазами двоилось и видоизменялось.

Гусь едва сдерживался, чтобы не заговорить, так как его субъективные знания об обычных гусях сводились к передразнивающему каламбуру, от которого он отказался, чтобы не упасть до их уровня. Когда Миша попытался его погладить, он по-человечески закачал головой, попятившись. Сестры тихо смеялись, подглядывая из-за двери.

Спасаясь от Миши, Рокосуд увидел сестер, вытаращил на них вопрошающий взгляд и громко загоготал. Переключив внимание, Миша вцепился глазами в Юку. Почти сразу Юка пошла отвлекать Мишу демонстрацией квартиры, не желая выставлять чувства напоказ.

Сидя за столом и наблюдая за метавшимся по кухне гусем, причитавшим: «Время, время! У нас мало времени!», Мая вспоминала эпизоды из жизни, которые, она была уверена, не проживала. Вскоре гусь утихомирился, заметив прицеленный взгляд Маи.

Вернулись Миша с Юкой; по их виду можно было заподозрить состоявшийся поцелуй: Миша сбился в комок мужества и силы, выпрямился и словно бы воспарил; Юка отводила глаза, не желая пересекаться ни с кем взглядом, – она испытывала смущение и непонятную легкость, раскрепостившую ее мимику. Миша, неловко возвышаясь над ней, удерживал ее за кончики пальцев крупной вспотевшей ладонью.

11:00

В головах сестер зазвучали невыносимые звуки сирены; Рокосуд едва не попался, успев вскрикнуть:

– Как?

Пытаясь прикрыть гуся, Мая продолжила, оглядываясь на Мишу:

– Как же хорошо, что мы снова все вместе, но нам пора!..

Едва выдерживая звуки в голове, она просияла, излучая участливость и тепло.

Юка выпроводила Мишу, взамен пообещав ему помахать сверху, «что бы ни случилось». С его уходом она сдулась, придя в себя.

– Когда уже летим? – осведомилась она, с трудом выдерживая сигнал в голове.

Гусь развел крылья, изогнув шею по направлению к лоджии, издав неприятный звук: «Га-ак!»

В клуб

Прозрачный лимузин пристал прямиком к окну лоджии, издав соответствующий звук; гусь деловито зашагал, вытянув вверх шею. Пока все взбирались в авто, Юка выжидала; в намерении исполнить обещание, она высунулась наполовину из окна в поисках Миши. «Где он застрял?» – подумала она, наконец влезая в лимузин вслед за Маей.

Внутри авто приобрело видимость; за рулем – никого. Юка посмотрела в черное окно машины – чтобы увидеть Мишу, – но наткнулась на свое отражение. Откидные столики упали, объявив выбор из розовых и белых напитков в тюбиках. Сестры без раздумий выпили по два.

Юка ощутила что-то нестерпимое в душе, представив поникшего Мишу, разуверившегося еще в одном человеке; вообразив его безучастный топкий шаг.

– Вот и выполнила обещание, – опечаленно проговорила Юка скорее себе. Мая улыбнулась, взяв ее за руку.

– Да ладно тебе! Все же отлично! Он тебе не сильно и нужен был!.. Ох, Ю! Ну, чертовка! – беззаботно напевала Мая. Из-за ее приподнятого настроения салон наполнился теплом.

Содержимое розового тюбика разлилось согревающим теплом по телу.

– И вправду… это же отлично, что я обещание не выполнила! И отлично, что моей лучшей подруге побоку! – выкрикнула Юка, все еще себя контролируя; мысли о невольном обмане ее не оставляли.

Мая посмотрела на нее огненным взглядом, нахмурившись.

– Потому что ты всегда все держишь в себе, как будто я тебе не подруга! Иногда кажется, что я тебя вообще не знаю!..

– Взаимно, – отрезала Юка. – Боже, дайте мне выйти…

Сестры надулись друг на друга: Юка вперила взгляд в черное стекло; Мая надула губы, рассматривая свой маникюр, затем переводя глаза в сторону.

Белый тюбик сестры выпили без особых внутренних ощущений, только мышцы налились напряжением. Пересилив себя, – чему поспособствовали приобретенные силы, – сестры неловко переглянулись и, растаяв, засмеялись.

Они летели не более пяти минут, не видя ничего за окном.

– Пристегнитесь, снижаемся! – раздалось с водительского места.

Машина резко развернулась – перпендикулярно земле, сорвавшись вниз. Юка с Маей схватились за руки: это была их любимая часть – падение в бездну.

Вскоре их корабль причалил: Мая с радостью покинула тьму салона, Юка же напряглась, – яркие очертания слепили ее.

Дворецкий, выглянув украдкой, открыл им двери; когда они вошли, он исчез. Гусь задержался на улице. Парадная лестница поднималась крыльями вверх на обрушившийся этаж. Хоть клуб и казался пустым, в его стенах гулял постоянный монотонный шепот.

– Слышишь? Мел-мора какая-то… – шепнула Юка.

Мая засмеялась, подзадоривая Юку. Увидев ноль реакции подруги, она отозвалась серьезным тоном:

– Может, это нас?..

Не отреагировав на слова, Юка крикнула в никуда:

– Мы пришли!

Никто не отозвался. Сестры прошли вперед и остановились в центре холла.