Прогулка в неизвестность

«А ты сам как думаешь? Я три года мучаюсь одним и тем же кошмаром и ничего не могу с собой поделать…»

Новое сообщение:

«– И не сможешь, пока не научишься управлять собой во сне. По пока непонятной мне причине ты сам дал указание подсознанию транслировать этот бред, эпично завершая его смертью. Без иронии и шуток скажу тебе, что каждую ночь ты взаправду переживаешь свою гибель, а точнее, подлинную, пусть и кратковременную реакцию на нее твоего организма. Тебе сколько лет? 25–26? Боюсь, еще пару годков, и ты точно склеишь ласты после очередного пробуждения. Например, от инфаркта.

– Мне это уже говорили. Но, как видишь, за три года я не могу ничего с этим поделать.

– А что ты реально с этим делал?

– Ходил к психологам, психиатрам, пил таблетки, просто пил:) Увы, не помогает…

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Думаю, тебе нужно прийти к осознанию этого сна и один раз избежать смерти. И тогда, возможно, ты победишь кошмар. Не факт, конечно, но вполне возможно.

– Я слышал об этом, даже читал подборку статей о таком явлении, как осознанный сон. Но сам не практиковал. Но это же годы подготовки уйдут!

– Ну… большое путешествие всегда начинается с малого шага. А в твоей ситуации вообще терять нечего. Я лишь могу попытаться помочь. Тебе необходимо понять, что ты находишься во сне. Просто найди отличие от того, что обычно происходит. Поверь, за три года просмотра одной и тоже пленки ты быстро справишься с задачей.

– Ну как я же найду отличие, если прокручивается одна и та же пленка?

– Я тебе помогу. Я создам это отличие. Постараюсь создать.

– Да кто же ты такой, мать твою?!

– Джеймс, но не Бонд:-) Я простой фанатик осознанных снов. И мне уже пора, напиши завтра о своих впечатлениях».

4

На дальнейшее сообщение Джеймс не отвечал.

«Взаправду ушел или игнорирует?» – задумался Макс. Сперва он посчитал советы собеседника, да и всю их переписку полнейшим бредом, но затем посмотрел на ситуацию под другим углом. «Почему нет? Сном меньше – сном больше… Ведь откуда-то этот шарлатан узнал подробности смертельного кошмара». С такими мыслями Макс захлопнула крышку ноутбука и вернулся на кухню готовить завтрак, что давно вошло в привычку.

– Все будет хорошо! – ни с того ни с сего сказала Ольга, наблюдая за изможденным супругом.

– А? Ты о чем, милая?

– Я говорю, что все будет хорошо. Этот кошмар… скоро закончится.

«Следит она за мной, что ли, или в сговоре с Джеймсом?» – размышлял Макс, старательно пережевывая бутерброд. На самом деле он активно переваривал то, что произошло с ним незадолго до завтрака, прикидывая, как будет применять приемы осознания сна.

Неожиданно его мысли перебил мелодичный звонок в дверь.

– Мы ждем гостей в столь ранний час? – усмехнулся Макс, поглядывая то на Ольгу, то на остатки сэндвича в тарелке. Его супруга переменилась в лице, на ее глазах заблестели слезинки, а губы, казалось, шептали: «Все будет хорошо…»

Впрочем, они и взаправду это шептали.

Макс вышел в коридор, открыл дверь, даже не утруждая себя посмотреть в глазок. На пороге квартиры стоял молодой лейтенант полиции, участковый микрорайона Ленинский, где проживали Красновы. С ним Макс уже успел познакомиться месяца три назад, когда служивый, исполняя гражданский долг, профессионально успокоил пьяных соседей сверху, надоедавших супругам всю ночь громкой музыкой и неприличными стонами. В данный момент никаких отрицательных эмоций, а уж тем более тревоги от появления участкового глава семейства не испытывал…

А зря. Полицейский жестом подманил Макса, попросив выйти на лестничную площадку. Тот подчинился и тут же был скручен огромным мужиком, тихо стоявшим слева у дверного проема.

– И как это понимать?! – корчась от боли, прокричал Макс, в то время как амбал старательно заламывал ему руку, ни капли не стесняясь стоящего рядом стража правопорядка. – Гена, мать твою! Что происходит?

– Максим Викторович, – официальным тоном проговорил участковый, – на вас поступила жалоба на… неадекватное психическое состояние. Я вынужден отреагировать и принять необходимые меры. Вам придется проехать с этими людьми, чтобы пройти обязательный курс лечения.

– Какая жалоба?! Какое лечение?! – не понимая, крикнул Краснов, от неожиданности потеряв голос. – И с какими, на хрен, людьми? Вы, случайно, квартирой не ошиблись?

Участковый глубоко вздохнул. Видимо, ему было не впервой таким, не совсем легальным способом, выкуривать людей из их законного жилища. Он продолжил:

– Максим Викторович, о причине вашего задержания лучше спросите жену. А эти люди, – он жестом указал на двух мужиков, – санитары экстренной психиатрической помощи.

И тут картинка сложилась. Макс вспомнил эпизод годовалой давности из его жизни. Тогда он был сам виноват – довел Ольгу регулярными пьянками и отходняками от ночных кошмаров, из-за чего жене пришлось на пару дней переехать к родителям в соседний район. Потом супруги помирились, ведь Ольга понимала: пил Макс исключительно для избавления от страшных снов. А спустя неделю ему позвонил разгневанный тесть Воронов, уже два года занимающий должность главы горздрава и курирующий в том числе местную психиатрию. Он в ультимативной форме потребовал от Макса, чтобы тот сегодня же добровольно лег в психушку, где бы мигом избавился от ночных галлюцинаций, а заодно и от алкогольной зависимости, и перестал терзать его любимую дочь. На аргументы, мол, это наша внутренняя проблема и не стоит указывать ему что делать, родственник угрожал разводом и принудительным лечением в случае несогласия. Тогда это были дешевые понты, и Макс, понимая реалии, послал Воронова на три буквы, но сейчас…

Эта история, будто мыльный пузырь, всплыла в его воспаленной голове.

– Прости, родной… Папа решил, что так будет лучше. Ты поправишься, и все будет хорошо, – неразборчиво пролепетала заплаканная супруга, появившаяся у него за спиной.

«Ага, меня сегодня же напичкают транквилизаторами, сделают лоботомию и напоследок отхреначат током, превратив в овощ, и все будет хорошо! Ты об этом мечтала, мерзкая сука!» – вихрем пронеслась в голове очередная фраза, но озвучивать ее Макс не стал. Он лишь кивнул одному из мордоворотов, тем самым объявив о своей окончательной и безоговорочной капитуляции…

Пока вели к машине под конвоем, состоящим из двух санитаров и полицейского, Макс лихорадочно размышлял, не веря, что его, боевого офицера, орденоносца, пускай и немного контуженного, сейчас упекут в психушку, из которой он вернется овощем. Если вообще вернется. Его предали, причем сделала это любящая жена, пускай и под влиянием своего больного папаши – вот по кому точно психбольница плачет!

Краснова погрузили в припаркованный неподалеку желтый минивэн с лаконичной белой наклейкой «Экстренная психиатрическая помощь». На заднем бампере виднелся круглый значок с цифрой два – значит, их путь ляжет во вторую городскую больницу, имеющую психиатрическое отделение, по слухам, весьма жутковатое.

Дело в том, что три месяца назад в этой психушке на собственных штанах повесился бывший глава Балашихинского УМВД, которого до этого публично обвинили в коррупции. По мнению журналистов, чиновник через своего адвоката договорился с горздравом о том, что его упекут на временное лечение вместо СИЗО, а затем под шумок и освободят по суду. Упечь-то его упекли, да вот только в стационаре полковника напичкали какой-то медикаментозной дрянью, от которой взяточник начал разговаривать с давно усопшими родителями и кричать им, что скоро, совсем скоро они встретятся! Так, во всяком случае, утверждали соседи по палате. А на вторую ночь он возьми да и повесься на казенных портках в туалете, недалеко от палаты. Тогда со скандалом сняли главного врача и куратора из горздрава, чуть было не добравшись и до тестя Краснова.

– Эх, не наиграется папаша. Никак не наиграется… – прошептал Макс, когда машина миновала очередной поворот на оживленном перекрестке.

– Что-что? – с удивлением посмотрел на него сопровождающий санитар.

– Да я говорю, вещи забыл прихватить. Теплые. Мало ли…

– Выдадут тебе вещи – и теплые, и холодные, – отмахнулся медработник и продолжил играть в какую-то головоломку на смартфоне, – ну или супруга привезет.

– Да уж, она привезет… – скептически ответил Макс.

5

Как и предполагалось, его определили в спецблок психиатрического отделения ГКБ № 2. Добродушная медсестра двадцати пяти лет от роду попросила Макса раздеться догола и внимательно осмотрела его тело на предмет кожных заболеваний. Затем она задумалась и начала что-то записывать в свой блокнот. Улучив момент, Макс попытался подсмотреть диагноз, но остановил взгляд на прекрасной груди третьего размера, неприлично, как ему показалось, выглядывающей из медицинского халата. Он вдруг вспомнил, что в похожем халатике полгода назад в спальню вбежала возбужденная жена, пожелавшая немного разнообразить их семейные отношения… От всех этих воспоминаний у Макса закружилась голова, а в животе запорхали бабочки, мгновенно вызвав эрекцию. Заметив это, медсестра, ничего не сказав, указала взглядом на одежду, разрешив пациенту вновь надеть трусы. Видимо, подобные сцены происходили с ней далеко не впервые.

Его определили в трехместную палату, указав на пустую кровать. Рядом с тесной шконкой размещались еще два спальных места, правда, занято было лишь одно из них – справа. На этой кровати во все горло храпел тщедушный старичок, временами улыбаясь, видимо, витая в приятном сне. «Счастливчик», – подумал Макс, напрочь лишенный подобного блага.

– Побудьте пока здесь, – сказала медсестра, мило улыбнувшись. – А к вечеру мы решим, что с вами делать.

– Звучит как угроза! Кормить хоть будут?

– Да, разумеется, – пролепетала девушка. – Через два часа обед, а еду доставят прямо сюда, в палату.

– А этот дедушка, – Макс указал на старика, – тут за что?

– Это дядя Паша, он здесь уже полгода. У него панический склероз, видимо, от старости и переживаний после смерти жены. Шесть месяцев назад он убил сына в психическом припадке, вот и лечится. Разумеется, принудительно. Но вы не переживайте, дядя Паша практически здоров и вреда вам не причинит. Думаю, через месяц мы его выпишем.

Медсестра оказалась права. Это пу́гало никому и никогда не смогло бы причинить вреда. Видимо, под действием сильных нейролептиков или еще чего посерьезней старик лишь храпел, икал и изредка пукал, а порой издавал обрывистые фразы под стать Шарикову после операции. Впрочем, Максу показалось, что иногда дед все понимает: он даже пару раз что-то пытался спросить у новичка. Только вот что именно, так и осталось загадкой.

Спустя два часа, за которые Макс успел понаблюдать за овощем по имени Паша и поесть наваристого куриного супчика, его пригласили пройти на вызов к заведующему отделением. Ожидая, что, как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», на него сейчас нацепят смирительную рубашку и быстро поставят нужный диагноз, Макс незаметно напрягся. Однако вскоре вновь расслабился – его всего лишь проводили до просторного кабинета, оставив один на один с завотделением.

– Максим Викторович! – бодрым голосом подозвал его мужчина в белом халате и с лысиной на макушке. – Да идите уже сюда, присаживайтесь! Я не кусаюсь! Меня зовут Ян Леонидович, – он добродушно протянул жилистую руку для приветственного рукопожатия. – Я думаю, вы уже успели осознать, что произошло. На вас поступила жалоба… от супруги. Впрочем, как жалоба… Так, скорее констатация проблемы, с которой вы живете уже три года. Подумать только! Но вы не отчаивайтесь, мы вам поможем, определенно поможем, даже не сомневайтесь! Понаблюдаем за вами, сделаем несколько медицинских тестов, и все кошмары улетучатся, словно кошмарный сон! Уж простите меня за тавтологию!

– Любезный Ян… Леонидович! – пошел в лобовую атаку Краснов. – Я советую немедленно выпустить меня отсюда, иначе я заявлю в полицию, прокуратуру и Минздрав о незаконном содержании под стражей и лечении без моего согласия.

– Да послушайте же меня наконец! – поднял руки к потолку завотделением. – Не вы первый и не вы последний, кто так говорит. Уж поверьте, мы все сделаем по закону, да так, что комар носа не подточит. В течение трех суток мы имеем право содержать вас здесь на основании жалобы и полицейского протокола, а позже с соответствующим сопроводительным диагнозом мы любезно попросим суд оставить вас под присмотром на два месяца. Потом – еще на полгодика… Улавливаете, о чем я вам толкую?

– Воронов постарался, да?! – крикнул Макс, заставив врача улыбнуться. – Можете не отвечать, по вашей реакции я понял, что мой вопрос сугубо риторический!

– Вот и прекрасно, раз вы все поняли! Не волнуйтесь, я думаю, за недельку-другую мы без всяких судов разберемся с вашей проблемой. А пока давайте вместе заполним бланк о том, что вы не возражаете пройти первичный курс диагностики и лечения…

Чего-то подобного Макс и ожидал. На основании добровольного согласия его продержат в заточении до скончания веков. Фиг вам – не дождетесь!

– Спасибо, но я не буду ничего подписывать. Дайте мне позвонить моему адвокату! Всего один звонок, и у вашей гребаной больницы, и у тебя лично будут большие проблемы!

– Конечно-конечно, – добродушно ответил доктор Ян и нажал на какую-то кнопку хитроумного устройства, видимо, отвечающего за селекторную связь. – Витя? – заговорил он куда-то в пустоту. – Ты бы не мог отвести пациента в первую смотровую? А там – как обычно.

– Как обычно? Что вы имеете в виду? – робко спросил Макс, отвлекшись на быстро вошедшего в кабинет двухметрового амбала Витю, точно не зря получавшего свою зарплату. По хищным глазам санитара стало понятно, что так просто из этого адского логова Краснову не выбраться…

В следующий час Макс осознал, что доктор Ян взаправду мечтает его вылечить. На пациента собрали серьезное досье, в котором в мельчайших подробностях фигурировали события кошмарного сна. У Макса уточнили всего пару деталей, касающихся ощущений от попадания пули в затылок (зачем им это надо было знать?), а потом отправили на МРТ головного мозга, несмотря на имевшиеся в деле снимки трехмесячной давности. Несомненно, все эти материалы Ольга тайком передала отцу, а уже он, скотина, позаботился, чтобы документы оказались в жилистых лапах Яна Леонидовича.

Макс не сопротивлялся, а лишь тщетно думал о побеге из этого жуткого места. Пока он только догадывался, что территория спецблока особо не охраняется, а значит, скоро он отыщет выход на свободу и направится прямиком в полицию, чтобы подать заявление о похищении, обвинив в этом Воронова. И тогда у сумасшедшего тестя точно не возникнет повторных идей о принудительном лечении Макса.

6

Уже под вечер, вернувшись в палату, Макс осознал, что силы его окончательно покидают. Ему даже не хотелось спать – он желал лишь забиться в дальний уголок и принять позу эмбриона. Впрочем, даже этого ему не позволили. Макса увели в специальный кабинет, где уложили на кушетку и подключили к многочисленным датчикам. На голову заботливо надели мудреную шапочку, да так, что Краснов теперь напоминал Гагарина в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. На его вопросы о происходящем два врача дружно отмахнулись, мол, все потом…

Наконец ему услужливо объяснили, что на ближайшую ночь его мозг подключат к аппарату ЭЭГ, тем самым определив, какая именно часть главного органа повреждена.

– А потом что? – усмехнулся Макс. – Вырежете ее ножом и скормите бешеным псам?

По серьезному выражению лица докторов Краснов понял, что этот вариант, вообще-то говоря, не исключен…

В его руку воткнули катетер, подключив к капельнице с какой-то розоватой жидкостью. Разливаясь по телу, она приносила Максу легкость и эйфорию. Он закрыл глаза всего на секунду, как ему показалось, и после того, как открыл их… вновь увидел грязную хижину с обросшим арабом внутри. За окном, как обычно, стояла жара, а приступы боли и мигрени мгновенно начали атаковать его изможденный организм.

Макс знал, что будет дальше, – знал вплоть до мельчайших деталей. Сейчас бородач начнет угрожать ему ножом, а потом, чуть позже, пристрелит, как собаку.

– Вставай, сволочь! – сказал араб, перерезая толстую веревку на ногах. – Сейчас тобой займется Халиб!

Все будет как обычно: километр боли, затем побег и финальный выстрел в затылок.

Макс вышел во двор лагеря, вновь ощутив накатившую боль к требующей опоры лодыжке, и получил награду в виде ножки стола. Преодолевая шаг за шагом, метр за метром, он увидел расщелину в заборе, задумался о том, с какой стороны она была проделана, и вновь решил бежать. Все как по нотам: наверно, в тысячный раз Макс хотел замахнуться палкой, чтобы от души двинуть ваххабиту по запястью, как вдруг огляделся. Еще сутки назад кроме испепеленного ландшафта пленник ничего бы не приметил. Но сегодня что-то было не так…

Определенно не так!

В стороне от Макса сидел еще один пленник. Он истекал кровью, хотя пока что находился в сознании. На шее узника зияла открытая ножевая рана, по-видимому, с крупным повреждением яремной вены. Он потерял много крови и вот-вот был готов умереть, принимая костлявую со всей душой и благодаря Бога за быстрый исход.

Макс держал палку в руке, выбирая момент для замаха, но вдруг в его сознании что-то щелкнуло. Он начал понимать, что все вокруг него не настоящее! Это всего-навсего сон! Собравшись с духом, Макс вместо удара посмотрел на араба и заговорил:

– Послушай, я расскажу тебе все, что знаю про отряд «Анклав» и про нашу базу с арсеналом. Только позволь мне поговорить с пленным, – он указал на истекающего кровью офицера. – Мне нужна всего лишь минута, да и, сам видишь, не проживет он больше…

В этот момент в голове Макса закружились две независимые мысли. Первая гласила, что ваххабит ничего не поймет, ведь он знает по-русски всего несколько фраз. Вторая констатировала, что Макс только что сказал террористу четко выстроенное предложение на чистом арабском языке без малейшего намека на акцент.

– Кун калабак алкхаин! – ответил бородач, а Макс с ужасом понял, что знает перевод фразы: что-то вроде «Будь по-твоему, неверный пес». А затем террорист покорно отошел в сторону, открыв Краснову путь к пленному.

Этим умирающим офицером оказался Сергей Стрельцов. Макс подбежал к брату по оружию, схватил его за плечо, стараясь не потревожить шею, и прижал к себе. Они оба понимали, что жить раненому оставалось не более пяти минут.

– Серега, прости! Это я виноват в том, что мы здесь оказались…

– Б-брось, Макс, – тихо ответил Стрельцов, отхаркиваясь сгустками крови. – Я уже не жилец, так что это ты извини, если что не так. – Он улыбнулся. Эта улыбка стоила пленному больших усилий; как следствие, из раны полилась свежая струйка крови. – Ты не бросай Толяна и скажи ему, что общак у Хмурого остался. Он его, сука, от ментов заныкал, но обещал поделиться, как только я отвоююсь. Вот, черт возьми, похоже, отвоевался…

Макс все понял. Несколько лет тому назад Стрельцов был участником ограбления крупного балашихинского банка. Ну как участником… Основная банда состояла из трех бывших уголовников, а Сергей когда-то был одноклассником одного из них. Он помог взломать систему безопасности банка и вовремя вывести из строя камеры видеонаблюдения. Той злосчастной ночью двух бандитов убили полицейские, а третий, Хмурый, благополучно смылся с деньгами – с десятью миллионами рублей. Спустя сутки Хмурый бесцеремонно заявился к Стрельцову домой и сообщил о полном провале операции, видимо, рассказав и про общак. Вскоре Хмурого выследили, арестовали и приговорили к восьми годам колонии, впрочем, так и не обнаружив деньги и не доказав материальный умысел. Что до Сереги, то сразу после этого он перестал косить от армии – повторно прошел медкомиссию, тем самым аннулировав «белый» военный билет, и добровольно записался в солдаты от греха и тюрьмы подальше.

Вся эта мутная история, будто молния, пронеслась в голове Макса. Он понял, что в этот момент сознание работает в сотню, а то и в тысячу раз быстрее обычного. Но почему? Влияние той розоватой жидкости или особенности сна? Кто его знает…

А потом Стрельцов умер, можно сказать, на руках у Макса, прошептав напоследок, что сполна отдал долг Родине и пора бы уже на покой…

…И вновь все по-старому: они с арабом пошли дальше, вскоре Макс ударил ваххабита по запястью и не теряя времени нырнул в каменную дыру. Он бежал – долго бежал, и на этот раз подсознание ему не мешало. Макс кубарем скатился со склона, не получив при этом ни единой царапины, а затем потрусил к лесному массиву, где его непременно ждал патруль из шести турецких миротворцев. Все, как три года назад: Макс чувствовал, что еще чуть-чуть, и он обретет долгожданную свободу…

Но все же нечто не давало ему покоя. Что-то внутри подсказывало, что он следует неверным путем. Испытав новое для себя ощущение, Макс остановился, отдышался и посмотрел назад – на гору. Она была все там же, и его никто не преследовал, видимо, смирившись с побегом. Он глянул на свою руку – в ладони находилась все та же ножка стола, которая в реальности сломалась бы после первого кувырка на склоне. Затем Макс обнаружил, что боль в его теле отсутствовала, как отсутствовало и чувство тревоги, что тяготило офицера в последние годы.

И вот тогда Макс все окончательно понял: полностью осознал, что находится во сне. Сне, который он способен всецело контролировать. Макс понимал, что может сделать все что угодно – любую глупость или, наоборот, дельный поступок. В доказательство он сосредоточился и увидел перед собой белого орла размером три-четыре метра, чем-то напоминающего сказочного дракона. Макс осознал, что следует сделать: он горел желанием отомстить за долгие годы страданий, что подарил ему лагерь смерти. Макс посмотрел на палку в руке и усилием воли превратил ее в РПГ[2], в простонародье именуемый «мухой». Очередной взмах рукой, и орел услужливо преклонил голову, приглашая сесть на шею. Еще мгновение, и они парят над вражеской горой. Не теряя времени, орел делает круг над лагерем, плавно снижается, и Макс в первый раз стреляет из базуки по главному зданию, где его нещадно пытали ночь напролет. Удивившись отсутствию какой-либо отдачи от оружия вопреки законам физики, Макс продолжает наблюдение. Постройка рушится, как карточный домик, но перед этим из нее успевают выбежать два бородача, толком не осознающие, что происходит вокруг.

– Ямутин, яукха алавгхад алкуадхира! – проорал Макс во все горло, что означало: «Умрите, грязные ублюдки!» К удивлению воина, арабы его услышали, схватили автоматы и начали синхронно палить по гигантской птице. Несмотря на мастерски выполненные фигуры высшего пилотажа, одна пуля все же попала в орлиную шею, отчего птица потеряла равновесие и чуть было не сбросила наездника. Еще одно усилие воли, и рана на шее заросла, даже не оставив шрама. Орел же мгновенно превратился в дракона со всеми атрибутами в виде чешуек на коже и огромных ноздрей, из которых тут же повалил густой горячий пар.

И тут началось! Дракон, видимо, тоже возжелал отомстить за ранение, резко спикировал вниз и яростно пыхнул прямо на террористов. Те загорелись, выкинули автоматы и попытались найти хоть какое-то убежище в горном ущелье. Но куда там! Макс, скрупулезно выслеживая свои цели, словно опытный воин, палил по бородачам из многозарядной базуки, пока не уничтожил их всех. Всех до единого.

Спустившись с горячей шеи дракона на землю, Макс бросил оружие на землю и констатировал, что лагеря больше не существует. Все живое исчезло, включая и дракона, который вновь стал орлом, а затем превратился в белую точку, которая вскоре пропала с линии горизонта.

– Пора! – выдохнул Макс и побрел в сторону леса, окончательно скинув груз со своей души, тяготивший его долгие годы. Он был уверен, что теперь навсегда избавился от кошмара, и был близок истине – в последний раз Макс увидит подобный сон перед смертью, когда мозг прокрутит злосчастный эпизод, прежде чем навсегда отключиться.

Впереди замаячила группа из шести человек. По военной форме и речи Макс догадался, что это турецкий патруль. Он закричал на русском языке слова «Хмеймим – сто десять» – позывные его взвода. Макс надеялся, что, услышав знакомую фразу, турки не станут стрелять на поражение.

– Хмеймим – сто десять! – снова прокричал Макс, уже проснувшись, находясь все в той же процедурной. От его громких криков перепугался весь персонал крыла, включая ординатора, дремавшего неподалеку. Он подбежал к Максу, быстро открыл какой-то краник на капельнице, и по телу вновь потекла розовая жидкость, отключившая пациента от реальности. Той ночью он уже не видел снов, а благодаря чудодейственному наркозу проспал до полудня следующих суток.

7

Назавтра его вновь запихнули в палату, где он, сидя на кровати, с интересом наблюдал за соседом. Дядя Паша храпел и чему-то улыбался во сне…