Полярные чувства

– Хочешь сказать, пугает? Почему ты не можешь изъясняться просто?

– «Крутой» детектив чего-то не понимает?

Соколов побагровел:

– Не надоело называть меня «крутым» детективом? Когда это закончится? Каждый раз, когда мы начинаем обсуждать какое-нибудь дело, ты начинаешь издеваться. Саша, это пахнет детским садом.

– Не думала, что ты такой ранимый, – хмыкнула она, произнося эти слова точь-в-точь с такой же интонацией, как до этого произнес их он.

Как же она его бесила! Он едва сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью, но она пытается сдерживать эмоции, он это тоже умеет делать и улыбнулся:

– Ради Шифровальщика предлагаю закопать топор войны и продолжить. Кстати, почему Шифровальщик? Не из-за того ли, что он придумал шифр? Я прав? Оригинально. Ладно, забыли. Позволь высказать свое предположение насчет маски.

Она пила чай, не глядя на Соколова.

– Бык, как воплощение дьявола – это конечно любопытно, но у меня есть иная версия. Рыжие волосы, зеленые глаза, красный цвет, специи, любовь к зиме – все это, назовем пока личными характеристиками некой женщины.

– Со специями не ясно.

– Саша, мы пока только предполагаем. Продолжу. Если все эти подсказки связаны с конкретным лицом, то почему бы и маске не быть среди их числа?

– Пугали в детстве? – Александра задумалась.

– Возможно не самой маской, а предположим… Предположим эта женщина боялась быков.

– Таурофобия, – она сделала пометку темно красным цветом, подумала и написала:

Дьявол и бык. Есть ли связь?

– И если моя версия верна, – Соколов взял первую попавшуюся ручку и добавил:

Если убийца знает о ее боязни быков, то возможно, он знает эту женщину с детства.

Это было неприятно осознавать, но Соколов мог оказаться прав. Большинство страхов родом из детства, а значит надо искать среди близкого окружения загадочной женщины.

– Допустим. И где детектив из Управления предлагает искать неизвестную?

– Не начинай. Этого я не знаю, но кое-что могу сделать.

– Не томи.

– У меня есть доступ в психиатрическую больницу и…

– И ты постоянный клиент?

– Пошутила так пошутила. Видимо с чувством юмора у тебя так же, как с готовкой.

Она не удержалась и показала ему язык. Нет, в его присутствии с ней происходило что-то невообразимое! Показать язык взрослому мужчине! Ведет себя как ребенок. Она почувствовала злость и раздражение, не зная, как избавиться от этих эмоций, опустила голову, скрывшись за каскадом волос и стала что-то писать на чистом листе.

Соколов поднялся:

– Я могу попытаться выяснить, много ли больных общаются с осами и не сбегал ли кто за последние полгода. Все, ухожу.

Она резко вскинула голову:

– Уходишь?

– Мыть посуду. А ты думала так легко от меня отделаешься?

Соколов включил воду, она слушала, как он гремит посудой и даже что-то напевает. У него оказался неплохой голос. Он исполнял что-то из шансона. Александра осторожно выглянула из-за угла, наблюдая за его ловкими движениями, любуясь его телом и улыбалась, не понимая, что с ней происходит. А потом, рассерженная вернулась на диван, вновь схватила ручку и стала быстро-быстро писать. Вскоре лист был испещрен вдоль и поперек одними и теми же словами:

Черт! Черт! Дьявольская муть!

Глава 13

– Клавдия Евгеньевна, вы же понимаете, что в ее положении нельзя нервничать!

– Лешенька, я все понимаю, не надо было ничего говорить. Ох, Василисочка моя, только бы все обошлось.

– Мама, Лешка, я… я жива, – Василиса медленно распахнула глаза. Знакомые желтые обои в мелкий белый цветочек, люстра, похожая на гномий колпак. Она не в больнице, она у мамы. И ее рыцарь рядом.

– Мама, а что случилось? Я помню, как ты говорила по телефону, а потом… – ее глаза округлились, в них застыл ужас, руки задрожали, она прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать.

– Василек, не волнуйся. Хочешь, я тебе чай принесу?

Она отрицательно помотала головой, все так же прикрывая рот.

– Василисочка, у меня где-то валерьянка лежала. Я сейчас найду.

– А ей можно? – засомневался Алексей.

– Две капельки, Василисочка, я сейчас принесу, – повернулась к зятю: – От двух капелек ничего не будет.

– Как такое возможно?… – Василиса отняла руку ото рта и медленно приподнялась. Супруг заботливо придерживал ее за талию, в то время, как Клавдия Евгеньевна искала лекарство.

– Мама, я не буду пить эту гадость. Мне… мне уже лучше. Мама, можешь не искать.

Клавдия Евгеньевна села рядом с дочерью, и какое-то время все молчали. Каждый думал о несчастной Ксюше. Алексей с ней не был знаком, но упоминание о том, что погибшая была рыжей навело на неприятные мысли. В душе он уже объявил смертный приговор сектанту, нисколько не сомневаясь, что тот убил девушку, потому что она была похожа на его жену. Клавдия Евгеньевна, стараясь не расплакаться, с болью думала о том, какой изверг мог убить хорошую девочку. Кому она могла помешать? Какое надо иметь извращенное понятие о жизни, чтобы так легко взять и отнять ее у бедной Ксюшеньки? А Василиса, прекрасно помня веселую красавицу, мечтавшую о жизни телезвезды, с ужасом осознавала, что ей уже не кажется такой уж романтичной вся эта история с психом. А вдруг этот псих, такой же ненормальный, как и тот, что убил бедную Ксюшу? Она представила, что было бы с ее близкими, если бы ее – молодую, еще не познавшую всю полноту жизни, вдруг взяли и убили. Бедная мама, бедный Лешка! Какого же сейчас несчастным родителям Ксюши! Василиса почувствовала головокружение и опустила голову на плечо супруга.

– Василек, ты как?

– Жива, – тихо повторила она и бесцветным голосом добавила: – Надо помочь ее семье.

– Конечно, Василек, никого в беде не бросим. Ты все еще бледная, может приляжешь?

– Василисочка, я могу одеяло принести. Ты вся дрожишь.

Дочка подняла голову и с отчаяньем посмотрела на Клавдию Евгеньевну:

– Это не от холода, мама, это от страха.

Они с мужем переглянулись, не зная, стоит ли рассказывать о настоящей причине своего приезда – оба чувствовали, что смерть Ксюши не случайна, от этого становилось жутко, и тут Василиса разрыдалась.

Арсений жалобно мяукнул и запрыгнул на колени к плачущей Василисе. Та машинально начала его гладить. Вскоре кот стал выглядеть так, будто принял душ. От возмущения фыркнул, но с коленей не слез.

– Лешенька, вы мне чего-то недоговариваете?

Мужчина молчал.

– Сейчас ромашковый чай заварю. Ох, что же такое происходит…

– Лучше что-нибудь солененькое дай, – жалобно попросила дочь, понемногу успокаиваясь, – и колбаски.

Услышав знакомое слово, Арсений, словно по волшебству спрыгнул с коленей и побежал на кухню.

– Василек, тебе лучше?

Она кивнула, высморкалась и виновато ответила:

– По-моему, это гормоны.

– Все хорошо, Василек, – Алексей улыбнулся и легонько коснулся еще влажной щеки.

Остаток дня договорились не упоминать о трагедии. Клавдия Евгеньевна открыла банку с консервированным болгарским перцем, Василиса опустошила ее наполовину, остальное доела, когда сели к телевизору. Чтобы не испытывать лишних волнений, решили посмотреть музыкальную программу, где новая поп-звезда в платье, напоминающем рваную половую тряпку, рассказывала, как к славе ее привели отнюдь не деньги отца – владельца одного из крупных агрохолдингов, а исключительно талант.

Вечером долго прощались, и Клавдия Евгеньевна не отходила от окна, пока не увидела отъезжающую машину. Только после этого взяла журнал кроссвордов и начала заполнять пробелы, одновременно поглаживая Арсения, но мысли старой женщины были в эту минуту далеки от настоящего.

Она вспоминала молодые годы и свое замужество. Как бы ей хотелось, чтобы у ее Василисочки жизнь сложилась удачнее. Клавдия Евгеньевна боялась за дочь. Боялась, что не сможет ее защитить. Они с мужем явно что-то скрывали, но что? И почему им вдруг понадобился Егор? Она долго думала и в итоге решила, что сама с ним поговорит. Может он как-то мешает личной жизни ее Василисочки?

Клавдия Евгеньевна прошла на кухню, достала из шкафа припасенную бутылку ликера, понимая, что разговор всегда проходит легче в дружеской обстановке, а ей что-то подсказывало, что разговор может быть не простым, да и Егора этого она не плохо знала – тяжелый характер, странное поведение, подумала и приклеила для себя заметку на холодильник: «Захватить котлетки». Затем в компании Арсения вернулась в комнату к своему любимому хобби.

В это же самое время супруги лежали на кровати, активно делая вид, что спят, но на самом деле каждый был погружен в собственные мысли. Алексей был убежден, что должен с утра отменить все дела и поехать к сектанту, чтобы для начала побеседовать, а там уж как пойдет. В школе он отлично дрался, и если понадобится, то готов был вспомнить свои навыки. Только жене он решил об этом не рассказывать. Она впечатлительная, ранимая и категорически против насилия. Его Василек, пусть и была напугана, но всю дорогу до дома говорила, что нужно обратиться в полицию, а не заниматься этим вопросом самим. Полиция… Одно упоминание о том, как к нему отнеслись, вызывало агрессию. Нет, он сам разберется, а супруге скажет, что поехал за сюрпризом. Он решил, что на обратном пути действительно что-нибудь ей купит. Новая шляпка, к примеру, может отлично поднять настроение и снять стресс. Погружаясь в настоящий сон, он представлял, как выглядит сектант, а еще как тот будет выглядеть после их встречи.

Василиса лежала, закусив губу. Перед глазами всплывало веселое круглое личико Ксюши. Ее глаза светили как два солнышка. Василиса не так часто общалась с Ксюшей, но, когда они виделись, то обязательно посещали вместе кафе и покупали шоколадные маффины. Иногда ходили по магазинам, а пару раз даже покупали одинаковые вещи. Глаза Василисы начали слипаться, и, хватаясь за последнее воспоминание о том, как долго они вместе выбирали среди шарфов тот самый – терракотовый, она провалилась в тяжелый сон.

Это снова был осенний лес, она шла по той же самой дорожке, но теперь ее привлекал не силуэт мамы где-то вдали, а мертвое лицо, мелькавшее среди стволов деревьев – лицо Ксюши. Она услышала сзади шаги, обернулась и увидела жуткого монстра. Он раскрыл огромный рот, и, казалось, готов был ее проглотить целиком, когда кто-то схватил за руку и дернул в сторону. Василиса повернула голову и увидела, что ее пальцы сжимает белая рука Ксюши, а через мгновение образ девушки начал расплываться, пока Василиса не обнаружила, что смотрит в зеркало на свое собственное лицо. На мертвое лицо. И она закричала.

– Василек, тише. Снова кошмар?

– Лешка, – губы дрожали, глаза слезились, – а если ее действительно у-у-убили из-за меня? Что тогда, Лешка?

Мужчина нахмурился, ведь он думал о том же, но обнимая жену, спокойно ответил:

– Василек, все будет хорошо, не думай об этом. Забудь. Завтра я поеду и кое-что тебе куплю. Потом, если захочешь, вместе заедем к семье этой Ксюши, а сейчас ты должна поспать. Ради нее, – он наклонился и поцеловал жену.

– Боюсь, я не смогу уснуть. Мне страшно, Лешка.

– Ты можешь рассказать мне свой кошмар, и тогда мы разделим твой страх пополам.

– Лешка… ты такой хороший. Может мне и стоит рассказать, тем более, что похожий сон мне уже снился. А ты мне расскажешь, что завтра хочешь купить?

– Это сюрприз.

– А вдруг я узнаю и перестану бояться?

– Какой же ты у меня все-таки ребенок, – он с нежностью провел по ее волосам, – по-моему тебе уже не так страшно, правда?

– Ты рядом, Лешка, и мне спокойнее, но… я все же расскажу. А вдруг это не просто сон.

– Ты имеешь ввиду предчувствие?

– Да.

– Я не думаю, что сон что-то значит. Ты сегодня такое перенесла, вот и приснился кошмар. В этом нет ничего удивительного, но все равно рассказывай.

И она поделилась всеми своими страхами, не забыв упомянуть о самом страшном воспоминании из детства – о человеке, что пришел от папы – о людоеде. О том, как однажды в деревне испугалась быка, упала и разбила коленку. Как плакала, глядя на струйку крови, и как тряслась, когда поняла, что бык смотрит на нее со злостью и желает убить. Она отчетливо помнила свой крик и примчавшуюся маму. Ей казалось, что она до сих пор чувствует, как нежные взрослые руки смывают кровь с коленки, как губы дуют, в перерыве между словами: «Больно, понимаю, но нужно потерпеть». А когда Василиса закончила рассказ, снова разрыдалась.

– Снова гормоны? – улыбаясь, спросил муж.

– Они. Они во всем виноваты. Лешка, ты же не думаешь, что я плакса?

– Не думаю, Василек. Ты просто очень впечатлительная, совсем, как ребенок. Все твои волнения собрались в кучу и получилась такая… – он задумался в поисках подходящего слова, – бурда, а страхи твои я сейчас развею.

Василиса шмыгнула носом:

– Было бы хорошо. А может, пока ты развеиваешь мои страхи, принесешь чего-нибудь покушать?

– Соленый огурец?

– Нет, Лешка, я хочу банан. Два. И включи свет.

– Все еще страшно?

– Немножко.

Глава 14

Александра не помнила, во сколько заснула, но точно знала, что произошло это на диване среди бумаг. Так почему же сейчас она на кровати? И где ее носки? Страх лишиться обожаемых колыбелек для ног еще в детстве доводил до слез. Когда мама впервые увидела, что Саша не снимает, а надевает ярко-оранжевые носки, прежде, чем лечь в постель, она удивилась, и ночью, едва та заснула, сняла их и закинула в стиральную машину. Утром, обнаружив, что под одеялом голые пальцы, девочка чуть ли не взвыла. Она испытывала невероятный дискомфорт и необъяснимый страх. Она надела носочки цвета апельсина, потому что ложилась в хорошем настроении, с таким же настроением она хотела и проснуться. Стоило ей взглянуть на оранжевый цвет, как в душе будто оживало все хорошее, что она пережила за день, а без носочков она чувствовала себя так неуютно, что хотелось плакать. Это были ее носочки, ее личное и никто не должен был брать их, не предупредив ее.

В тот день у них с мамой впервые произошла крупная ссора. Саша объясняла матери, что это ее личные вещи, которые, она, между прочим, покупает себе сама на деньги, сэкономленные с разных других штучек: лаков для ногтей, заколок, разноцветных резиночек и тому подобного. Она напомнила, что и стирает их всегда сама, на что мать сказала, что все это глупости, а ее родная дочь ведет себя, как последняя дура. Она помнила, как плакала, выбегая на улицу, как отец встал на сторону матери и бросил ей напоследок, что выбросит все носки, раз она так себя ведет. Помнила, как он осуществил свою угрозу, а она назло принесла со школы двойку и устроила голодовку. Это было так давно, но ощущение, будто все повторяется вцепилось острыми когтями в грудь. Александра едва не заплакала, как тогда, в детстве.

Дверь бесшумно открылась, и вошел Соколов. В одной руке он держал ее любимую кружку с космосом, в другой – тарелку с яичницей. И при этом улыбался! Как же ей хотелось его прибить! Понимая, что не может вот так взять и устроить скандал, потому что тем самым выдаст свое необычное отношение к носкам, и, чувствуя, что не в силах справиться с закипающей злостью, не спросила, выкрикнула:

– Ты только яичницу и умеешь готовить? Это по-твоему нормальный завтрак?

– И тебе доброе утро, – растерянно произнес Дмитрий, – ты встала не с той ноги или дурной сон?

– Дурной день!

– Ясно. Настолько дурной, что не будешь завтракать?

– Не буду! – она скрестила руки. Понимала, что ведет себя неразумно, но ничего не могла поделать. Он вторгся в ее личную жизнь. В Ее! Личную! Жизнь! И как теперь узнать, где носки и почему он вообще перенес ее на кровать? Она привыкла засыпать на рабочем месте, неужели не ясно?

– Саша, что-то случилось?

Она бросила на него хмурый взгляд, раздумывая над тем, как задать вопрос, чтобы он ее не высмеял.

– Не понимаю, что именно произошло, но если это из-за того, что я тебя раздел, то…

Раздел? Она и не заметила, оглядела себя и сказала:

– Можно подумать ты меня не видел в белье.

Соколов окончательно растерялся:

– Так что тебя так разозлило? Если не то, что я тебя раздел, тогда что? Укрыл не тем одеялом? Надо было не укрывать?

Он тоже выходил из себя, это чувствовалось. Александра понимала, что это каким-то непостижимым образом одновременно бесит и… заводит.

Дмитрий вздохнул:

– Так как завтрак испорчен – поеду. В Управлении есть дело. Потом, как обещал попробую узнать насчет твоего Шифровальщика. Ушел, – и он повернулся к двери.

Александра не произнесла ни слова. Едва дверь захлопнулась, как она вскочила с кровати и принялась за поиски.

Носков не было в стиральной машине, в коридоре, на кухне, на диване, где она последний раз прикрыла глаза, под ним, на бумагах или где-то под записями. Не нашлось в шкафу, на стуле, на гладильной доске. Она еще раз посмотрела в машине, за ней, в ванне, на батарее. Раздосадованная, на грани истерики вернулась в спальню, опустилась на кровать и наткнулась взглядом на нежно-голубые комочки. Они лежали у ее ног, а она не заметила. Легкое чувство стыда тонким стебельком прорастало в сердце. Селиверстова подавила вздох, еще раз взглянула на носки, заставила себя поверить в то, что с Соколовым была не слишком груба, убедила себя, что в любом случае, он получил по заслугам и открыла один из многочисленных тайников. Эти носки совершенно не сочетались с настроением. Вчера они с Соколовым умудрились поругаться всего дважды, сделали определенные выводы по делу, и в добавок ко всему, он признал, что умнее женщины не встречал. Она была в отличном настроении, и, забежав в ванную, сменила темно-синий на нежно-голубой оттенок, который как нельзя лучше подходил к окончанию непростого для нее дня. Селиверстова хотела в том же духе и проснуться, но… Теперь настроение было испорчено, и цвет необходимо было сменить. Перебрав гору различных вариантов, она вернулась к тому, что было накануне – к темно-синему, надеясь лишь на то, что последующие часы будут более позитивные, чем само утро.

Бриз позвонил в тот момент, когда она допивала чай. Александра с готовностью схватила трубку. Этот звонок мог значить лишь две вещи: либо дело сдвинулось с мертвой точки, либо друг решился посвятить ее в свои проблемы. Во-втором были сомнения, поэтому, отвечая по мобильному, она сразу спросила:

– Новые обстоятельства?

– Привет, – просто произнес он, и Селиверстова по одному этому слову поняла, что Бриз чувствует себя неважно. Она уже открыла рот, желая предложить разговор по душам, как на другом конце прозвучало, – все сложно. Начну с того, что журналисты достали. Такое ощущение, что они ночуют возле отдела. Не знаю, какой умник распространяет всю эту чушь, но пресса ведется. Ты читала, что пишут в интернете?

– Нет.

– Повезло. Рассказываю. В Петербурге появился маньяк. Он выбирает жертв среди женского населения. Возраст его не волнует. Последнее, что видят несчастные перед смертью – это маска быка-дьявола. В качестве орудия убийства маньяк использует собственные руки. И цитата: «Прежде, чем убить женщину, дьявол раздевает ее и заставляет мерзнуть в зимних парках». Как тебе?

– Доля правды есть, но вообще это только подтверждает, что среди своих есть предатель.

– Это, Пуля, мы уже поняли. Пытаемся вычислить, кто сливает информацию. Но это еще не все. Зачитываю: пока дьявол уничтожает женскую часть населения, полиция бездействует. Знаете, что они делают? Разгадывают глупые загадки, которые оставляет маньяк, чтобы отвлечь внимание от своих гнусных преступлений. А ведь полиция не бездействует, Пуля! Есть зацепки!

– Приезжай и все расскажешь.

– Не могу, мне через полчаса надо быть в лаборатории. На месте последнего убийства обнаружен черный волос. Жертва-блондинка, так что скорее всего он принадлежит убийце.

– Но почему не провели экспертизу сразу?

Вздох:

– Потому что, Пуля, был очередной сбой электричества. Кто-то очень хочет помешать расследованию. Я сейчас подхожу к отделению, возможно что-то еще узнаю. Чертовы журналисты! Это не вся информация, но остальное сообщить по телефону не могу. Приеду сегодня часам к восьми, хорошо?

– Почему ты спрашиваешь?

Он замялся:

– Случайно видел одного парня из Управления, и он сказал, что ты теперь в их команде. Надо понимать, это означает, что вы с Соколовым… – дальнейшие мысли не желали облекаться в слова. Иван не желал это признавать, но ему было больно. Он всегда думал, что их дружба может перерасти в нечто большее. Видимо, ошибался.

Александра, в свою очередь, не считала нужным говорить о личной жизни, тем более, что он тоже не все рассказывал и, не вдаваясь в объяснения, бросила:

– Буду ждать к восьми.

Иван вошел в квартиру, как всегда, с угощением. В пакете была пара салатов и пирог с капустой.

– Извини, сегодня без сладкого, – поставил пакеты возле кухонного стола.

Она сразу обратила внимание на его лицо: синяки под глазами, опухлость. Бриз явно не спал прошлой ночью. Имелись подозрения, что сон уже давно не был его союзником. Они стояли и молча смотрели друг на друга. Резников жалел, что не захватил тот самый бисквитный торт из дома, но все же надеялся, что мама съест хотя бы немного. Вспомнив о маме, почувствовал, как сердце ухнуло вниз, дышать стало тяжело. Как бы он хотел рассказать все Пуле, но имел ли он право взваливать на подругу такую тяжелую ношу? Посмотрел в ее чистые голубые глаза, и ему показалось, что она и так все понимает, без слов. Заговорил о другом:

– Помню, у тебя были знакомые среди журналистов. Ты не могла бы как-то…

– Посодействовать, – машинально закончила Селиверстова, думая о том, что личные проблемы друга могут сильно сказаться на его здоровье. Видела, что уже начинают сказываться, легонько коснулась руки и добавила, – могу попробовать. Сам знаешь, любую проблему легче решать, сообща. Личную тоже. Ведь знаешь?

– Да, я тебя понял, но давай о деле. И спасибо, я знаю, что ты всегда рядом.

Они обменялись улыбками, и будто бы снова все стало как прежде, будто не было всех этих тайн.

– Итак, что ты хотел сообщить?

– Ох, Пуля, много всего, но сначала предлагаю поесть. У меня крошки не было с утра.

– Где посуда помнишь?

Вместо ответа Резников достал тарелку, разложил салаты, отрезал приличный кусок от пирога и начал:

– Первую жертву зовут Мелкова Ксения Владимировна, студентка третьего курса журналистики. Пару раз снималась в различных ток-шоу в качестве телезрительницы. Я когда ее увидел, тоже подумал, что это лицо мне знакомо, теперь понятно почему.

– Ты смотришь ток-шоу?

– Редко, к тому же такую яркую внешность нельзя не заметить.

– Соглашусь.

– Продолжу. Училась в СПБГУ, на хорошем учете у преподавателей. Общительная, дружелюбная, послушная дочь. Когда не вернулась домой после встречи с одногрупниками родители забили тревогу – до этого она всегда приходила вовремя. Когда мать услышала про объявившегося маньяка, ринулась к нам в отдел. Дальше…– вздохнул, – я давно не встречал таких сильных женщин. Мне казалось, она высечена из камня. Дочь опознала, вытерла слезы и заявила, что поможет, всем чем сможет, чтобы мы смогли поймать убийцу. И действительно очень помогла: дала сведения о том, с кем дочка общалась, сообщила обо всех местах, где та любила бывать. Сказала, что шарф, тот самый, красного цвета, обнаруженный на месте преступления, Ксюша очень любила и покупала вместе с одной из подруг в магазине одежды ручной работы «Сокровищница». Это, Пуля, именно тот магазин, где работала продавцом-консультантом вторая жертва – Кравцова Оксана Игоревна. На камере, что стоит у входа в магазин запечатлена и она, и Мелкова вместе со своей подругой. Более того, на камеру попал и наш подозреваемый: та же походка, безразмерная куртка, меховой капюшон, черные перчатки, ботинки. Лицо снова опущено: разглядеть не удалось.