Полярные чувства

Он уже был в нужном районе, когда зазвонил телефон. На другом конце провода были настойчивы, и, Резников, не говорящий по мобильному за рулем, с беспокойством притормозил у обочины:

– Она в порядке? Скажи, она в порядке?

– Да, но… Ваня, приезжай…

Машина резко рванула в обратную сторону.

Глава 11

Василиса и Алексей вместе сходили в магазин, купили говядину, бобы, с трудом, но все-таки нашли чоризо – для этого пришлось съездить в центр, была там пара магазинов с редкими зарубежными продуктами. Привезли все это домой и Алексей отправился в полицию, а Василисе ничего не оставалось, как ждать его дома и готовить Чили кон карне. Рецепт она нашла на одном из кулинарных сайтов еще месяц назад и на всякий случай переписала в толстую тетрадь. Молодая женщина, как и ее мать предпочитала делать записи от руки. Во-первых, так лучше запоминалось, во-вторых, ей просто нравилось писать ручкой – обязательно тонкой и гелевой. Почерк у Василисы был красивый, даже ее Лешка это замечал. Когда они только начали встречаться, она ему четверостишия сочиняла. Он еще тогда заметил, каким удивительным образом в девушке двадцать первого века сохранилось не просто умение писать на бумаге, а красиво писать. Коллеги объяснили Василисе, что это называется каллиграфией – ей было все равно, просто нравилось писать так и все тут.

Радуя супруга необычными блюдами, она и сама радовалась, как ребенок. Для нее не было ничего более приятного, чем наблюдать, как ее Лешка с аппетитом уплетает очередной деликатес. Кухню готовила разную, но из-за равнодушия к говядине, идею приготовить Чили кон карне все откладывала на потом, а сегодня вдруг захотелось. Видимо, вкусы действительно менялись.

Василиса уже в сотый раз дотронулась до живота, немного огорченная тем, что пока еще не замечает никаких изменений в фигуре. Она понимала, что срок слишком мал, но так хотелось поскорее поведать всему миру о том, что у них с мужем будет ребенок. Василиса протяжно вздохнула и надела передник. Даже если ее Лешка вернется быстро, она должна успеть хотя бы замариновать мясо.

По сути рецепт был не сложным, но занимал пол дня, и поэтому, чтобы как-то ускорить процесс приготовления, Василиса его, во-первых, чуть-чуть переделала под себя, а во-вторых, совершала несколько манипуляций одновременно. Она бросила в большую миску с небольшим количеством подсолнечного масла щедрую порцию коричневого сахара, зиры, корицы, орегано, гвоздики, соли и перца, перемешала и опустила мясо в душистую смесь. Пока мясо пропитывалось яркими ароматами, измельчила в блендере лук и чеснок, порезала на кубики чоризо, подумав, что эта колбаса может стать ее любимой, уж больно ароматно-остро та пахла, мелко, чуть ли не в крошку, порубила перец чили и открыла банку консервированных помидоров. В ожидании, пока мясо промаринуется, съела три штучки, а потом, когда жарила куски говядины, съела еще пять. В итоге, помидоров не хватило и пришлось сок оставшихся «пузатиков», как она всегда их называла, смешать с обильным количеством кетчупа. Последующие два часа, пока мясо под соусом томилось в духовке, превращаясь в нежнейшее и вкуснейшее блюдо, Василиса провела за уборкой: мыла посуду, гладила свои многочисленные наряды. Почему-то именно сейчас хотелось, чтобы от чистоты все искрилось. Она слышала, что подобное желание, называемое «обустраиванием гнездышка» характерно для беременных на последнем сроке, но у нее всегда все было не совсем, как у всех, так стоит ли удивляться? Мама часто говорила, что Василиса особенная, и молодая женщина в этом нисколько не сомневалась. В школе ее часто называли «белой вороной»: училась лучше всех, вела себя послушнее других, и ко всему прочему выделялась внешностью. Речь не только о природном цвете волос и зеленовато-желтым кошачьим глазам, которые покорили не одного одноклассника, но и манере одеваться. Стиль Коко Шанель она присвоила еще в девятом классе. Одевалась так только она и не только в классе – во всей школе.

В институте Василиса тоже была очень приметной девушкой: тогда она начала краситься, не использовала никаких помад, только блеск для губ, зато щедро наносила тушь на ресницы, от чего выразительные глаза становились еще более притягательными. Она старалась участвовать во всех общественных мероприятиях и у нее неплохо получалось все, за что она бралась, но стремление быть повсюду сошло на нет к третьему курсу – Василиса поняла, что хочет быть дизайнером, все остальное развлечение. Работа принесла ей счастье и помогла сделать маму более обеспеченной. Теперь та могла откладывать свою крохотную зарплату заслуженной учительницы на черный день, так как Василиса снабжала ее всем необходимым. Потом она встретила мужчину своей мечты, а мечта ее была, несмотря на всю романтичность, довольно приземленной: она просто хотела любить и быть любимой. Получилось.

Василиса аккуратно сложила носки супруга в стопочку, в очередной раз про себя отмечая, что любовь ее Лешки к порядку никак не сказывается на умении содержать носки в парном состоянии и в одном месте – они были разбросаны по всей спальне. Иногда они с мамой шутили по этому поводу, и как-то раз та объяснила, что вокруг мужских вещей строится квартира. Клавдия Евгеньевна услышала где-то по телевизору подобную чушь, и она ей приглянулась.

«Какая глупость!» – смеялась Василиса.

«Но мужчины так и считают», – с улыбкой говорила мама.

Грязные вещи пенились в стиральной машине, когда в дверь позвонили. Удивленная Василиса пошла открывать. У Лешки были ключи, гостей она не ждала, правда была у нее подруга Ася, которая могла заехать без предупреждения, но она всегда звонила особым образом: два нажатия, одно. Молодая женщина взглянула в глазок, никого не увидела, но на всякий случай открыла. Пусто, только на коврике конверт. Адресата не было – чистая белая поверхность. Заинтригованная Василиса закрыла дверь и уставилась на находку. Неужели влюбленный псих придумал еще что-то? В душе возникла смесь из любопытства и какого-то нехорошего предчувствия, но, несмотря на это тонкие пальцы потянулись к конверту. Содержимое напугало настолько, что Василиса побледнела. В памяти в долю секунды ожили все детские страхи, и женщина дрожащими руками опустила конверт на пол, затем медленно добралась до ванной комнаты, умылась холодной водой и набрала номер мужа:

– Лешка… – еле сдерживая слезы, произнесла она, – мне, мне страшно. Приезжай скорее…

– Василек, спокойно. Я рядом, – Алексей гладил ее по волосам, а она сжимала кулачки, совсем как маленькая и шмыгала носом. В эту минуту он испытывал такую глубокую нежность, что готов был убить того, кто заставил плакать его любимую жену, такую хрупкую и ранимую.

– Лешка, я, я н-не понимаю. Чего он хочет? Пусть полиция с ним поговорит.

Он вздохнул:

– Полиция сказала, что у них есть дела поважнее, чем заниматься подобной ерундой.

– Так и сказали? – она утерла слезы рукавом светло-розового пуловера.

– Но ты, Василек, не бойся. Сам поговорю. Что значит номер 3 знаешь?

Она отрицательно помотала головой.

Алексей долго и с ненавистью смотрел на столик с непонятными фотографиями. Затем сказал:

– Специи, да еще и «Мексика» говорит о том, что он хорошо знает твои вкусы, а значит следит. Маска… этот псих хотел тебя напугать, и ему это удалось.

– Ты же знаешь, я с детства боюсь быков, а дьявол сам по себе страшен.

– Кто-то пересмотрел в раннем возрасте страшных фильмов, ладно. Он мог знать о твоих страхах?

Василиса взяла бумажный платок, высморкалась:

– Не знаю. Об этом только самые близкие люди знают, – и она начала перечислять, – мама, папа, ты, бабушка…

– Понятно, а друзья?

Она задумалась:

– Может кто-то и знает… Катьке я рассказывала, когда мы вместе на выставку с фотографиями животных ходили, но это было давно. И Катька давно уехала жить с родителями в другой город.

– А Катька знакома с этим психом?

Василиса пожала плечами:

– Лешка, мы все ходили в одну школу, наверно знакома.

– Имя психа помнишь?

– Нет.

– Тогда сделаем по-другому, едем к твоей маме. Ты побудешь с ней, а я поговорю с этим ненормальным.

– Лешка, а с этой маской нельзя еще раз в полицию сходить?

– Чтобы они опять посмеялись?! Мне, Василек, ясно дали понять, если бы тебе прислали чьи-то волосы или отрезанный палец – это еще имело бы смысл обсуждения, а так… – он нахмурился и добавил, – я сам разберусь.

– Хорошо. Я возьму Чили к маме. Там поедим все вместе.

– Василек, ты точно в порядке?

Она благодарно улыбнулась и чмокнула его в щеку:

– Убери подальше все эти… штучки, а я пойду складывать еду.

У соседки никого не оказалось дома, но Клавдия Евгеньевна рассказала, что сын у Лидии Алексеевны ведет себя странно, в подъезде поговаривали, что он может быть сектантом. Алексею эти новости не понравились. Он помог расставить тарелки на стол и злобно произнес:

– Я вставлю этому сектанту мозги на место. Будет знать, куда надо лезть, а куда не надо.

Василиса нежно коснулась его руки. Муж хмурился.

– Лешенька, я ничего не понимаю, почему ты сердишься? Вы мне с Василисочкой так и не объяснили почему Егором интересуетесь?

Супруги переглянулись, они не хотели, чтобы Клавдия Евгеньевна переживала и в один голос ответили:

– Да так.

– Не буду настаивать, – улыбнулась Клавдия Евгеньевна, поглаживая Арсения, – ну рассказывайте, что у вас нового? Василисочка, как ты себя чувствуешь? Я, кстати, книжечку приобрела о правильном питании для беременных. Посмотри, на столике лежит.

Василиса пролистнула пару страниц, пробежалась глазами и вдруг воскликнула:

– Ой, мама! Оказывается, мне острое нельзя, это может вызвать выкидыш. Ой, – она вжалась в грудь супруга, – Лешка, а я столько острого ем, а вдруг…

– Ничего не вдруг. Твое блюдо, Василек, мы, значит сами съедим, а ты будешь что-нибудь из маминого, да, Клавдия Евгеньевна?

– Конечно! – засуетилась та, – у меня картошечка отварная есть и котлетки. Будешь? Арсений, и с тобой тоже поделятся. Я сейчас подогрею.

– Спасибо, мама, я сама, мам, телефон звонит! – Василиса отправилась на кухню, кот последовал за ней.

Клавдия Евгеньевна взяла трубку.

– Мама, ну кто там? – из тарелки Василисы выглядывало несколько крупных картофелин, от них исходил пар. Молодая женщина свела губы в трубочку, подула и наколола вилкой самую большую.

– Ты только не волнуйся, Василисочка. Нет, лучше потом как-нибудь узнаешь.

– Мама? Что случилось?

– Не волнуйся, Василисочка, хорошо?

– Мама, говори уже.

– Ксюшенька умерла.

– Как… умерла…

– Ее убили, Василисочка. Ты только…

Василиса лишилась чувств.

Глава 12

Из блога Еu1h24

Еще одна. Осы довольны. Они молчат, голова не болит, и я почти счастлив. Мне даже удалось почитать любимую книгу. Я читал «Коллекционера» Фаулза. Помните момент, когда он решился на похищение? Все чаще раздумываю над этим вариантом, возможно, он будет идеальной концовкой, но осы говорят не время. Я им верю. Они всегда точно знают, что и как надо делать. Да, иначе и быть не может.

А Рыж… Испугалась ли она? Поняла ли насколько я близко? Специи, бык – все так очевидно. Ее страсть, ее страх. Осы сказали мне, что она должна страдать, и я согласен. Осы говорят, журналисты скоро разнесут вести, и тогда Рыж начнет волноваться. Да, иначе и быть не может. Интересно, не сожрет ли ее собственное чувство вины, когда она поймет, почему женщины умирают? Смешно, согласны?

Нравится: 8

Не нравится: 1

Бриз никогда еще не говорил с ней таким голосом. Едва он сообщил, что не сможет приехать из-за личных обстоятельств, Александра поняла – случилось что-то действительно серьезное. Почему он не хочет с ней поделиться? Неужели это настолько личное? Ей всегда казалось, они близкие друзья, но с другой стороны, она ему тоже многого не рассказывала, к примеру, о своей страсти к носкам. Боится, что он, как и родители, не поймет, будет смеяться. Бриз тоже молчит из-за страха быть непонятым? В конце концов, расстроенная Александра пришла к выводу, что они не муж с женой, чтобы говорить абсолютно обо всем: даже те часто имеют секреты, так стоит ли обижаться на друга?

Возвращаться к делу не было ни малейшего желания. Немного отдохнуть и не думать о безумстве, вот чего она хотела. Чтобы отвлечься, взяла первую попавшуюся книгу и принялась читать, обложившись подушками. В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Соколов.

– Ничего не говори. Я соскучился, – он страстно прижался к ее губам.

Ошалевшая Александра не стала противиться. Большими глазами она смотрела в потолок, в то время как он обсыпал поцелуями ее лицо и шею, спускаясь все ниже. А потом, отпустив все мысли и переживания, отдалась собственным чувствам. Возможно это было именно то, в чем она сейчас так нуждалась.

– Хочешь, я сделаю яичницу? Яйца есть? – спросил он, улыбаясь, – или в холодильнике только мышь висит?

– Только она и кусок сыра, – Александра тоже улыбалась. С Соколовым было хорошо. Сердце билось как-то непривычно.

– Сыр для мыши? – хмыкнул он, притягивая ее к себе, – женщина, которая не умеет готовить. Поразительно! С такими я еще не встречался.

– Не сомневаюсь, что у тебя были домохозяйки. Я из другой истории.

– Обиделась? – он коснулся ладонью ее щеки, – ты права. Таких, как ты еще не было. Но голод никто не отменял. Я привык питаться едой, а не воздухом, уж извини.

– Никто не мешает сходить в магазин.

Вздохнул и поинтересовался:

– Ты всех мужчин посылаешь за едой?

– Есть проблемы? Испокон веков мужской род охотился и добывал пропитание. Что изменилось?

Он снова вздохнул:

– Почему ты такая колючая? Я просто предложил поесть.

– Почему мы не можем полежать молча?

– Если ты хочешь тишины, зачем тебе компания?

Настала ее очередь вздыхать:

– Ни в няньки, ни в жены я не нанималась. Хочешь есть – реши эту проблему сам. Не понимаю, почему взрослый мужчина делает из мухи слона?

– Я тебя в жены не звал, – Соколов поднялся с кровати и начал одеваться. Быстро, уверенно, не оборачиваясь.

Александра испытывала смешанные эмоции: раздражение, сожаление, злость, непонимание, досаду. Превалировало первое, поэтому она так же резко поднялась, рывком завернулась в одеяло и вышла из комнаты. Хотела стукнуть дверью, но передумала – она в отличие от большинства женщин, умела держать эмоции под контролем. На кухне открыла холодильник, достала остатки сыра, взяла подсохший батон, соорудила бутерброды, разогрела в микроволновке и принесла в спальню, громко стукнув тарелкой по поверхности тумбочки. Удивились оба: она – тому, что он еще здесь, он – наличию еды.

– Ты не ушел?

– А ты бы хотела?

Не отвечая, села рядом на кровать, взяла бутерброд:

– Раз ты остался – ешь.

– Твое коронное блюдо? – осведомился он, нюхая сыр.

– Не устраивает?

– Если ты думала, что я ушел, почему принесла бутерброды?

– Что ты привязался к этим бутербродам?! Ты можешь есть молча?

Неожиданно Соколов повалил ее на подушки и принялся с жаром шептать:

– С тобой сложно, но интересно. Прячешься в своем коконе, но я доберусь до твоей сути. Мне хорошо с тобой, Саша…

Его дыхание обжигало. По-прежнему завернутая в одеяло, Селиверстова не понимала, как себя вести. Этот чертов мужчина вызывал в ней столько разных эмоций сразу. Он раздражал, нет, бесил! И ей это доставляло удовольствие. Нормально ли это или так зарождается душевная патология, которая потом перерастает в безумие? Это слово вмиг напомнило о деле, и вновь стало страшно. Александра и сама не поняла, когда успела крепко обнять Соколова и уткнуться ему в шею. Он, кажется, тоже был удивлен, иначе почему начал бормотать что-то наподобие «моя глупенькая». Разве эти слова она хотела услышать? Разве она хотела сейчас слышать хоть что-нибудь? Просто быть в тишине в мужских объятьях и чувствовать себя защищенной, неужели это нужно объяснять?! Чувствуя, как начинает закипать, вскочила, подняла упавший бутерброд, положила на тарелку, подняла глаза и увидела, что Соколов с аппетитом жует свой. Неужели ему все равно? Она ему безразлична? Окончательно запутавшись в собственных эмоциях, Селиверстова сухо произнесла:

– Приятного аппетита, а мне нужно работать.

– Спасибо за… угощение. Я могу помочь, если хочешь. Кто у тебя на этот раз? Маньяк? Псих?

– Последнее.

– Это любопытно. Так я останусь?

И снова непонятные чувства. С одной стороны, она хотела, чтобы он ушел и не раздражал ее своим… одним своим видом. С другой, ей нравилось работать в тандеме, но Бриз был занят, а разбираться с ненормальным Шифровальщиком в одиночестве не хотелось, и она кивнула.

Перебрались на кухню. Александра разложила на столе свои записи и фотографии, в то время как Соколов принялся шарить по шкафчикам.

– Что-то ищешь? – раздраженно поинтересовалась Селиверстова.

– Догадайся, ты же у нас гениальная Александра.

Как же хотелось убрать эту широкую улыбку с его лица. Безусловно, она понимала. Молча прошла к тому шкафчику, куда еще не добрались его руки и показала запасы сладкого.

– Еды нет. Понял. Иду в магазин. Твой кулинарный шедевр голод не утолил, извини, – и бодрым шагом направился в коридор.

Дверь захлопнулась, а Селиверстова едва сдержалась, чтобы не скинуть с окна что-нибудь потяжелее. Как же он ее выводил из себя! И похоже, понимал это и получал удовольствие! Бриз так никогда с ней не вел себя. Она взяла телефон, полная решимости все-таки узнать, что же у него стряслось, но набрав первые цифры, передумала. Она не имела права влезать в личную жизнь друга. Если он посчитает нужным – сам расскажет.

Прошло два часа. Два часа, пятнадцать минут, а Соколов все не возвращался. Неожиданно для себя Александра заметила, что сменила уже пять пар носков. Волнение захлестнуло с головой, и, наконец, надев темно-синие, почти такого же цвета, как ночное небо, и отбросив остальные, она начала всматриваться в окно. Когда, знакомый силуэт вышел из машины, Селиверстова бросилась прятать носки. Ей даже представить было страшно, что он подумает, что скажет, узнав о ее маленькой слабости. Она была уверена – он не поймет. Никто не поймет.

Едва Соколов вошел в квартиру, как она, совершенно забыв о своей способности скрывать эмоции, налетела на него подобно фурии:

– Забыл как пользоваться телефоном? Не мог позвонить? Ты понимаешь, насколько сильно я волновалась?! Что ты вообще о себе возомнил? Вышел в магазин и пропал больше, чем на час! Ты что, закупался на месяц? Год?

– И на сколько сильно ты волновалась? – с легкой улыбкой спросил Соколов, прислоняясь к стене.

Александра растерялась, наверное, впервые в жизни. Его спокойствие и непринужденность подействовали, как ледяной душ. Не ответив на вопрос, она вернулась обратно в кухню.

– Ты волновалась, что позволяет мне сделать вывод, что я тебе не безразличен.

Молчание.

– Позвонить ты могла и сама. Я был в нескольких магазинах и закупился, примерно на неделю-другую. Разбери пакеты, а я принесу из машины остальные.

Она скрестила руки на груди, дождалась, когда он снова скроется на лестничной площадке и только потом улыбнулась. Нет, этот мужчина был ее кошмаром.

Затем они вместе разложили продукты, и Соколов сообщил:

– Завтра приготовлю нам полноценный обед и нормальный завтрак. Думаю, на правах человека, скупившего все деликатесы округа, я имею право на то, чтобы остаться у тебя с ночевкой, а сейчас приготовлю яичницу, – и не дожидаясь ее решения, раскрыл коробку с бисквитным тортом, – как я понял без сладкого ты не можешь.

– Поставлю чайник, – Александра тщательно скрывала необъяснимую радость, – остаешься, но только потому, что всю ночь мы будем разбираться с делом Шифровальщика, так будет быстрее.

Соколов, в отличие от нее не скрывал эмоций и сидел противно довольный.

– А как ты догадался, что я люблю бисквит?

– Никак, я сам его люблю.

Уютно устроившись на диване, они рассматривали фотографии. Соколов настаивал на том, чтобы перебраться с кухни, говорил, что работать там, где можно в любой момент запачкать свои записи едой – невозможно. Она не стала объяснять, что и в гостиной работала под аккомпанемент из собственного чавканья, и после его замечания почему-то не взяла с собой даже одной печенюшки, ограничившись чашкой чая. Тишина, только сердце стучит слишком громко. Селиверстова боялась, что он услышит и немного отодвинулась. Соколов копался в ее записях, а она мельком рассматривала его лицо: мужественное, красивое и ловила себя на мысли, что вот так сидеть могла бы всю ночь.

– Так ты думаешь, он шизофреник, – Соколов перехватил ее взгляд. Александре показалось, что она сейчас покраснеет, но либо этого не произошло, либо он не заметил, потому что продолжал, как ни в чем не бывало, – твое предположение вполне может быть верным. Общаться с осами… Интересный случай. Ты уже думала насчет специй? Что они могут обозначать?

– Нет, – она перевела взгляд на записи, – у меня специи ассоциируются с чем-то запретным.

– Глубоко, – хмыкнул Соколов, – но не слишком ли ты опять все усложняешь? Может специи означают, что таинственная женщина просто любит перченую еду? Кстати, что насчет шифра? Я был прав? Дело в клавиатуре?

Признавать его правоту, да еще так прямо не хотелось, и поэтому Александра ушла от ответа:

– Ты был прав в том, что Шифровальщик не гений, а обычный человек. Уточню, скорее всего нездоровый человек. Он убивает из-за таких мелочей…

И она представила женщину, идущую по парку. Та наслаждается зимней свежестью, возможно спешит домой к семье, ничего не подозревает, но Шифровальщик ее уже приметил. Он видит ее в ненавистном красном пуховике, заговаривает, узнает, что она любит зиму, а дальше… Раздевает, душит, наслаждается ее последним вздохом. Александре снова стало не по себе, она подтянула колени и сделала глоток обжигающего чая.

– Саша, ты в порядке? Ты как-то побледнела.

– Нормально. Представила последние минуты жертвы. Ее убили, потому что она любила зиму. Ты способен такое понять?

– Не думал, что ты такая ранимая.

– Я ранима не больше, чем девяносто процентов населения.

– Девяносто? Почему не девяносто девять?

– Может вернемся к делу?

– Почему ты не можешь перестать умничать? Тебе так нравится быть всезнайкой?

– А тебя пугают умные женщины?

– Ты невозможна, – вздохнул, – вернемся к делу. Что ты думаешь по поводу маски?

– На мой взгляд, все элементарно: дьявола боятся все, а бык – это по некоторым данным, одно из его воплощений.

– Ты имеешь ввиду телевизионный образ?

Она сделала еще один глоток, – я имею ввиду мысль писателя-фантаста Алексеева.

– Читал. И я с ним не согласен. Уверен, дело в другом.

– А Шифровальщик может быть иного мнения, – Александра почувствовала волну нарастающего раздражения.

«И почему Соколов вечно корчит из себя самого умного?» – подумала она про себя и затем представила, какое у него будет лицо, когда окажется, что права она, а не он.

– Я сказал что-то смешное? Почему ты улыбаешься?

– Вернемся к маске. Шифровальщик явно хочет до нас донести какую-то мысль. Не удивлюсь, если окажется, что, подбрасывая эти подсказки, он играет в игру, забавляется. Саму же неизвестную выводит из зоны комфорта. Думаю, он высылает и ей те же самые подсказки.