Советская микробиология: на страже здоровья народа. История советской микробиологической науки в биографиях некоторых её представителей

Весной 1918 года в Петрограде вспыхнула эпидемия холеры. Д.К. Заболотный сам, не дожидаясь, пока его позовут, пришёл на заседание Петроградского Совета и сделал доклад о неотложных мерах по борьбе с холерой.

Этот доклад вызвал настоящую бурю в обществе. На учёного обрушился целый шквал критики и злобных нападок со стороны определённых научных кругов, в которых считали, что сотрудничество с большевиками недопустимо. Но, с другой стороны, научный и человеческий авторитет Заболотного, сделавшего шаг навстречу Советской власти, разрешил сомнения многих честных, но запутавшихся и колеблющихся врачей и учёных и побудил их последовать его примеру.

Д.К. Заболотный энергично взялся за осуществление мероприятий по борьбе с холерой в Петрограде.

Эпидемия принимала угрожающие масштабы: заболевало по 700 человек в день, первое время даже не успевали убирать трупы с улиц. Только с 1 по 18 июня в больницы города поступило 5 444 больных холерой, из них умерло 1 611 человек.

В первую очередь Даниил Кириллович сосредоточил все силы созданного им в конце 1917 года эпидемиологического отдела ГИЭМ (Государственного Института экспериментальной медицины; так стал называться ИИЭМ) на производстве противохолерной вакцины.

«Особенно трудно было применение массовых предохранительных прививок, – вспоминал впоследствии Д.К. Заболотный. – Главным препятствием была нехватка лабораторной посуды и питательных сред для приготовления вакцин. Приходилось искать и реквизировать агар в кондитерских, пользоваться флаконами из-под одеколона как посудой, придумывать приспособления для обогрева термостатов, вместо ампул и пробирок применять бутылки, но всё-таки готовить необходимое количество вакцины и пускать её в дело» [38; 39].

Как один из наиболее опытных специалистов Д.К. Заболотный координировал также работу горздравотдела по проведению общесанитарных мероприятий. Сам Даниил Кириллович принимал в этих мероприятиях активнейшее участие.

Важнейшим организационным мероприятием учёного стало создание Петроградской вакцинно-сывороточной комиссии (ВСК) и Бюро прививочных отрядов.

ВСК объединяла и направляла работу всех бактериологических лабораторий Петрограда: ГИЭМ, Оспопрививательного института имени Дженнера, лаборатории имени И.И. Мечникова (той самой бактериологической лаборатории при ЖМИ, открытия которой во время Первой мировой войны добился Д.К. Заболотный), частных лабораторий Белановского, Либермана, Маслаковца. В состав ВСК входили руководители всех этих лабораторий. Оперативное руководство осуществляло рабочее бюро из шести человек: Д.К. Заболотный, В.Н. Недригайлов, В.Н. Клименко, С.Н. Предтеченский, С-Л. К. Дзержговский, К.Т. Глухов.

Первоначально основной задачей ВСК был учёт продукции институтов и лабораторий и её распределение. Однако очень скоро Комиссии пришлось решать и хозяйственные вопросы, такие как: обеспечение бактериологических лабораторий оборудованием и лабораторной посудой, ремонт (хотя бы косметический) их помещений и многие другие.

Тем не менее хозяйственная рутина не «засосала» ВСК. Она стала настоящим научно-методическим штабом по противоэпидемической работе не только в Петрограде, но и в масштабах всей страны, взяв на себя (только по более широкому спектру инфекционных заболеваний) функции «царского» КОМОЧУМА.

За решительное и умелое руководство борьбой с эпидемией холеры в Петрограде в 1918 году Д.К. Заболотный даже получил звание «Холерного Диктатора». Подчёркиваем, это было не прозвище (тем более – не шутливое прозвище). Это было именно звание, которое Даниилу Кирилловичу присвоили власти Петрограда в силу функций, выполняемых им в ходе борьбы с холерой, и, конечно, вследствие качества их выполнения.

После того, как холеру в Петрограде удалось «обуздать», учёный совершает поездку в Поволжье, где одна за другой вспыхивают опаснейшие эпидемии: на «повсеместный» в годы гражданской войны «сыпняк» здесь «наложились» чума в Астрахани и чёрная оспа в Саратове.

Вернувшись в Петроград после напряжённейшей работы в Поволжье, Заболотный находит свою жену в очень тяжёлом состоянии – обострился застарелый туберкулёз. Этому способствовали и климат, и (главное!) постоянное недоедание и бытовая неустроенность.

Врачи советуют срочно поменять место жительства и, по возможности, обеспечить Людмиле Владиславовне более хорошее питание. Д.К. Заболотный, сам врач, прекрасно понимает это. Сырой, холодный и голодный Петроград очень быстро убьёт его жену.

В таких условиях Даниил Кириллович решается отвезти жену на Украину, в родную Чеботарку. Сухой и тёплый климат, улучшенное питание давали шанс Людмиле Владиславовне выжить.

Но как рискованна была эта поездка! Украина представляла из себя сплошное поле боя: красные, белые, зелёные различных «оттенков» (а попросту – бандиты), «жовто-блакитные» (петлюровцы) – всё смешалось, закрутилось там в страшной кровавой карусели.

Была и другая опасность: свирепствовал сыпной тиф, особенно сильно косивший людей именно во время подобных переездов по дорогам, где крайне редко и нерегулярно ходили поезда, где люди месяцами не могли соблюдать элементарные нормы гигиены, где скученность на вокзалах и в вагонах создавала особо благоприятнее условия для распространения этой болезни.

До Чеботарки Даниил Кириллович, Людмила Владиславовна и их приёмный сын Ян добирались больше месяца. Увы, и без того ослабленный туберкулёзом организм жены Заболотного не смог сопротивляться «сыпняку». Не доехав до Чеботарки, Людмила Владиславовна скончалась.

Даниил Кириллович похоронил жену в родном селе. Её смерть была для него страшным ударом, но он нашёл силы, чтобы продолжать жить и работать. В письме друзьям, которое чудом дошло до адресатов многие месяцы спустя, он писал:

«Вспоминаю слова Милочки: “Нужно жить хорошо и правдиво”. И это меня поддерживает в тяжёлое время и во время забот. Красоты много в природе, а о правде и науке нужно позаботиться…» [18; 222].

И Заболотный заботился «о правде и науке».

Вернуться в Петроград сразу не получилось: наступали белые, и дорога на север оказалась перерезанной.

Оставшись в родном селе, Даниил Кириллович, прежде всего, берёт попечительство над двумя осиротевшими детьми. Это при том, что им с Яном самим приходилось совсем не сладко. Заболотный лечит и односельчан, и крестьян из соседних деревень, организует занятия для детей и читает просветительские лекции для взрослых. Годы спустя он с улыбкой рассказывал, что был назначен «аж комиссаром просвещения и здравоохранения» всей чеботарской округи.

Но округа эта оказалась в зоне действия петлюровских отрядов. Зверства украинских националистов побудили Д.К. Заболотного попытаться пробраться в освобождённую в начале 1920 года красными Одессу. Это весьма отчаянное предприятие удаётся: вместе с детьми Даниил Кириллович добирается до города в начале лета 1920 года.

Уже 12 июня учёный совет Одесского медицинского института, на основе представления Д.К. Заболотного, принял решение об организации в институте курса эпидемиологии. Создаётся кафедра эпидемиологии, и Даниил Кириллович возглавляет её. Вскоре Заболотного назначают ректором института.

Учёный, по своему обыкновению, не ограничивался преподавательской деятельностью. Он принял активнейшее участие в борьбе с сыпным тифом в Одессе. Возникла угроза заноса чумы из Турции, где вспыхнула эпидемия, и Даниил Кириллович возглавил организацию санитарных застав на Черноморском побережье. В Одессе, по инициативе Заболотного, был открыт Дом санитарного просвещения, в котором он сам читал лекции. Также Даниил Кириллович написал и опубликовал ряд популярных брошюр по вопросам эпидемиологии, санитарии и гигиены.

Пока Д.К. Заболотный жил и работал на Украине, отрезанный от Петрограда превратностями гражданской войны, в Петроград дважды доходили вести о его смерти. Впервые это случилось ещё в 1919 году. О причине смерти тогда не было известно: не то умер от «сыпняка», не то убили бандиты. Второй раз «воскресший» Заболотный «скончался» уже весной 1922 года. На сей раз причина «смерти» была вполне определённа – тиф.

Но эта «определённость» вновь оказалась ошибочной. И Даниил Кириллович «воскрес» второй раз. Вернувшись в Петроград в том же, 1922 году, он не раз язвил по поводу своих «отпеваний» друзьями и коллегами (в случае обеих его «смертей» проводились гражданские панихиды, и в газетах помещались некрологи).

В Петрограде он активно поддерживает идею создания Института имени Пастера. С идеей выступили профессора-микробиологи Г.Д. Белановский, П.П. Маслаковец и Я.Ю. Либерман. Институт предстояло организовать на базе трёх частных микробиологических лабораторий, которые возглавляли эти учёные. 4 апреля 1923 года приказом по Петроградскому губернскому отделу здравоохранения институт был создан, а спустя месяц (5 мая) постановлением Петроградского губисполкома ему присваивается имя Пастера. Официально это научное учреждение стало называться Петроградским бактериологическим и диагностическим институтом имени Пастера. Даниил Кириллович не только помогал в создании института, но и приложил немало усилий для организации и постановки научно-исследовательской работы в нём.

С 1924 года Д.К. Заболотный возглавляет кафедру эпидемиологии Военно-медицинской академии. В этом же году он создаёт кафедру микробиологии и эпидемиологии в 1-ом Ленинградском медицинском институте.

Но основным местом его работы по-прежнему остаётся ГИЭМ. Результаты своих исследований он докладывает на IX (1925 г.) и Х (1926 г.) съездах бактериологов, эпидемиологов и санитарных врачей. Доклады учёного «Угасание эпидемий» и «Эпидемиологическая микрофлора» стали предвестниками его знаменитых «Основ эпидемиологии» (1927 г.).

Знаменательно, что этот основополагающий труд, труд, который, практически, подводил итоги его исследовательской работы за долгие годы, Даниил Кириллович посвятил своим ученикам16. Он имел все основания с гордостью сказать: «У меня теперь сотня рук» [18; 233]. Действительно, воспитание плеяды замечательных русских и советских микробиологов и эпидемиологов – один из главных результатов его научной деятельности.

Другим важнейшим результатом было создание в государственном масштабе эффективной системы санитарно-эпидемического контроля. Возможным оно стало только при Советской власти. В царской России и Заболотному, опиравшемуся на ресурсы привилегированного Императорского Института экспериментальной медицины, и другим учёным и врачам, несмотря на их энтузиазм, самопожертвование и титанический труд, удалось создать лишь отдельные элементы этой системы, которых для такой огромной страны было явно недостаточно.

Подлинная забота Советского государства о здоровье народа довольно скоро привела к тому, что эпидемии, столь обычные в царской России, в России Советской очень быстро пошли на убыль, и в начале 30-х годов правительство СССР с полным основанием могло заявить, что эпидемии как системное и постоянное явление в нашей стране ликвидированы.

В полной мере это касалось и такой страшной болезни как чума. И здесь заслуга Даниила Кирилловича заключалась не только в его большой организаторской работе, в непосредственном участии в борьбе с эпидемиями на местах, но и в том, что именно его открытие природного резервуара чумы позволило продумать и наладить борьбу с ней, а главное – предупреждать возникновение чумных эпидемий.

Насколько эффективно молодая Советская республика, опираясь на систему мер Д.К. Заболотного, боролась с чумой, читатель может убедиться из следующих фактов.

В 1920 году вспышка «чёрной смерти» вновь произошла на КВЖД. Загадочного в ней на сей раз ничего уже не было: эпидемия началась с заболеваний охотников за тарбаганами. Гражданская война и разруха помешали предотвратить возникновение эпидемии.

Большие трудности, которые испытывала поднимающаяся из разрухи страна, также не дали пресечь возникновение эпидемии в Заволжских степях в 1923 – 1924 годах. Но реакция правительства была молниеносной: эпидемию удалось «задавить» практически в самом начале. Причём началась эта эпидемия с массовой эпизоотии среди степных грызунов.

Опираясь на опыт борьбы с заволжской эпидемией 1923 – 1924 годов, Д.К. Заболотный опубликовал две статьи: «Организация и результаты обследования эндемических очагов чумы» и «Чума на юго-востоке СССР и причины её эндемичности». Статьи, по сути, содержали программу борьбы с чумой и проведения комплекса мероприятий по предупреждению её возникновения.

Правительство СССР восприняло эти статьи как руководство к действию.

С 1924 года началась отправка в степь множества экспедиций – противочумные отряды вылавливали и уничтожали заболевших грызунов. В эндемичных районах была создана сеть противочумных институтов, лабораторий и научных станций, которые контролировали обстановку на местах. В частности, было налажено наблюдение за грызунами в природных условиях, что позволяло вовремя замечать среди них возникновение эпизоотии.

Данные мероприятия сказались очень быстро.

В 1924 году во всём мире отмечалось свыше 420 000 чумных заболеваний, из них в СССР – 495 случаев.

В следующем году соответственно – 138 000 и 255 случаев.

В 1927 году – 75 000 за границей и всего 77 заболевших у нас.

В 1928, когда чумные эпидемии в других странах унесли почти 250 000 жизней (заболевших было ещё больше), советским медикам уже удалось практически искоренить «чёрную смерть» – всего 32 случая заболевания на всю огромную Советскую Россию.

Можно понять чувства «старого чумагона», как называл себя сам Д.К. Заболотный, когда он в 1928 году в одном из писем к друзьям процитировал слова первого русского «чумагона», своего тёзки Данилы Самойловича:

«Россия, поражающая стремительно многих врагов, поразила также и то страшилище, которое пагубнее было всех бранноносных народов…» [18; 235].

Данила Самойлович писал эти слова, излагая свою мечту.

Даниил Заболотный писал их, констатируя осуществившуюся в Советской России реальность.

Во второй половине 20-х годов Даниил Кириллович – титулованный советский учёный, профессор, ведущий научный сотрудник ГИЭМ, начальник кафедры микробиологии Военно-медицинской академии, академик двух академий (АН Украины и АН СССР).

С Украины ему поступали неоднократные предложения возглавить Академию наук республики. В 1928 году он даёт своё согласие занять должность президента этой Академии и перебирается в Киев.

Приходится полагать, что Д.К. Заболотному было тяжело покидать Ленинград. Около 30 лет его жизни было связано с эти городом. Здесь находился «главный институт его жизни» – ГИЭМ (бывший ИИЭМ), в котором он работал столько же, сколько жил в Ленинграде (Петрограде, Петербурге). Здесь им были созданы микробиологические кафедры в Женском медицинском институте и 1-ом Ленинградском медицинском институте, микробиологические лаборатории и отделы. Здесь была основана научная школа. В Ленинграде проживали многие из его учеников и друзей.

Даниил Кириллович горячо любил свою родную Украину, но и всё же Ленинград он любил не меньше.

Вполне возможно, что наконец принять предложения, поступающие с Украины, побудило Д.К. Заболотного состояние его здоровья.

С осени 1926 года у него обостряется хронический суставный ревматизм (то самое заболевание, которое он «заработал» в молодости, сидя в тюрьме). Болезнь протекала очень тяжело. Она, буквально, приковывает учёного к кровати. Только спустя пять месяцев его состояние несколько нормализуется. Тем не менее, по заключению врачей, имеют место «ограничения движения позвоночника, обоих плечевых суставов, мелких суставов кисти, в последних припухание и болезненность остались» [38; 42]. Заболотного мучает одышка, у него «прихватывает» сердце, подорванное ревматизмом.

При таком заболевании ленинградский климат – далеко не из лучших. Гораздо более тёплый и сухой климат Украины подходит куда как больше.

Но, перебравшись в Киев, Даниил Кириллович отнюдь не собирался почивать на лаврах, отсиживаться в президентском кресле или отлёживаться на одре болезни.

За весьма короткий срок своего «академического президентства» (немногим более года) он создаёт в Киеве микробиологический институт и лично организует его работу. Из-под его пера выходит объёмный труд «Курс микробиологии». Д.К. Заболотный уделяет огромное внимание санитарному просвещению: пишет и издаёт ряд брошюр, публикует статьи в газетах и журнале «Гигиена и здоровье рабочей и крестьянской семьи».

Много сил и времени Д.К. Заболотный потратил на борьбу с явными и тайными украинскими националистами, «окопавшимися» в различных отраслях республиканской науки. Ему, подлинному интернационалисту, были абсолютно чужды националистические тенденции части украинской научной интеллигенции, и он самым решительным образом боролся с ними, стремясь повести украинскую науку по верному, социалистическому, пути. И совсем неспроста донецкие горняки избрали Даниила Кирилловича почётным шахтёром и даже подарили ему полный горняцкий костюм: они видели в нём учёного новой формации, настоящего советского человека.

Поздней осенью 1929 года Д.К. Заболотный ненадолго приехал в Ленинград: требовалось передать некоторые свои дела в ГИЭМ и на кафедрах в ВУЗах.

Находясь в Ленинграде, Даниил Кириллович простудился и заболел воспалением лёгких.

В те времена ещё не было ни антибиотиков, ни сульфаниламидных препаратов. В случае заболевания человека пневмонией полагались, по сути, только на защитные силы его организма. И в 90% случаев «дуэль» между человеком и болезнью оканчивалась смертью.

Организм Д.К. Заболотного, уже весьма пожилого человека, был к тому же ослаблен тяжёлой болезнью – сил победить пневмонию у него не оказалось.

15 декабря 1929 года Даниила Кирилловича Заболотного не стало.

Он был погребён в родной Чеботарке.

Примечательный факт: хоронили Д.К. Заболотного, учёного, врача, штатского человека, с отдачей воинских почестей. Таким образом Советская страна, отдавая дань памяти, почтила его мужество и заслуги в борьбе с чумой.

Село Чеботарка вскоре было переименовано в Заболотное.

«Дети мои, любите науку и правду», – говорил Даниил Кириллович ученикам.

Свою жизнь он так и прожил: любя науку и правду, служа людям.

* * *

Рассказ о жизни Даниила Кирилловича Заболотного будет не полным, если не упомянуть об одном событии. И хотя событие это, на первый взгляд, не имеет к биографии учёного никакого отношения, но это только на первый…

До 1945 года не было известно ни одного случая излечения человека от лёгочной чумы. Эта, наиболее тяжёлая, форма болезни «сжигала» человека в два – три дня, и редко когда удавалось отвоевать хотя бы ещё один день жизни для заболевшего.

Только однажды именно Д.К. Заболотному удалось «вытягивать» человека из лап «чёрной смерти» на протяжении девяти дней! Но, увы, итог оказался тот же: смерть победила… Это было в 1911 году в Маньчжурии. А заболевшим был военврач Илья Мамонтов.

После многих лет поисков и опасных опытов группе советских учёных во главе с профессором Н.Н. Жуковым-Вережниковым удалось, наконец, найти надёжную защиту и от лёгочной чумы.

И помогли им в этом открытия, сделанные Заболотным за полвека до того, во время его первой схватки с чумой в Бомбее.

Ещё тогда учёный заметил, какое громадное значение для спасения больного имеют защитные силы его собственного организма. «Ход выздоровления при чуме, – писал он, – может служить блестящим примером важной роли, которую играют фагоциты в подобных случаях» [18; 246].

Именно в этом направлении повели поиск советские учёные. Оказалось, что при лёгочной форме чумы патоген так агрессивен, что поражает все жизненно важные центры до того, как человеческий организм сможет мобилизовать все свои силы на защиту от него. В частности, не успевают выработаться специфические антитела.

Отсюда последовал вывод: надо дать организму время, задержать «чёрную смерть» в её победном шествии по организму. На сколько? В своё время девять дней, «вырванных» Заболотным у чумы, оказалось мало. Значит, надо больше.

В конечном итоге, наши учёные установили – необходимо две – три недели.

К 1945 году средства обеспечить этот временной интервал в распоряжении исследователей уже были: появились сульфаниламидные препараты и антибиотики.

Вот именно с их помощью на пути «чёрной смерти» в человеческом организме и выстраивали заслон за заслоном, ослабляя болезнь. Но убить её даже всем комплексом этих препаратов не удавалось: так мощен и агрессивен был патоген, такие благоприятные условия для себя находил он, входя в человеческий организм через лёгкие.

Тем не менее время выигрывалось, и успевший мобилизоваться организм добивал врага.

Способ победить лёгочную чуму был найден!

Николай Васильевич Заозёрский, один из персонажей «Открытой книги», прототипом которого был Даниил Кириллович Заболотный, дожил в романе до конца Великой Отечественной войны. Очевидно, В.А. Каверин неспроста так «продлил жизнь» своего героя (в сравнении с его прототипом).

И если бы Даниил Кириллович Заболотный дожил в реальности до 1945 года, то он был бы неизмеримо счастлив, что человечество, наконец-то, поставило точку в борьбе с «чёрной смертью», и горд тем, что эту точку поставили именно его соотечественники.

А ещё можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать, что поучаствовал бы учёный в этой завершающей фазе борьбы не только своими прошлыми открытиями, но и самой активной настоящей работой. Ведь это было вполне в характере «старого чумагона»…

ГЛАВА V

ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ЗИЛЬБЕР

(1894 – 1966)

«…Николай Васильевич… объявил, что слово имеет приват-доцент Дмитрий Дмитриевич Львов. […]

Митя был немного бледен – волновался. Широко раскинув руки, он взялся за кафедру и долго не отпускал её, точно боялся, что отпустит и за тридевять земель улетит от “Симбиоза при вирусных инфекциях”– так сложно назывался его доклад. Он начал медленно, неуверенно, стараясь привыкнуть к огромному залу, в котором ещё слышался сдержанный шум голосов. Редкий свет лампочки, вставленной куда-то в самую кафедру, снизу падавший на лицо, раздражал его. Но с каждой минутой голос становился спокойнее, фразы – короче.

В сущности говоря, главная Митина мысль была очень простой: нет никаких сомнений в том, что вирусы, попадая в организм человека, неизбежно встречаются с микробами. Каков же результат встречи, повторяющийся в течение тысячелетий? И на основе опытов, сведённых в таблицы, которые он последовательно развешивал одну за другой на доске, он доказал, что вирус, который по своей природе в сотни раз меньше бактерий, выработал способность размножаться в бактериальной клетке.

[…]

Митя говорил, и что-то поэтическое было в этом стройном течении мыслей. Он привёл последние слова Мечникова: “Будущее принадлежит бактериологии невидимых микробов”. Он заявил, что здравоохранение зайдёт в тупик, если изучение вирусов не станет делом государственного значения.

– Вспомните послевоенную эпидемию гриппа, погубившую более двадцати миллионов человеческих жизней! – сказал он. – И остановитесь хоть на мгновение перед этой чудовищной цифрой! Сравните с этим бедствием мировую войну, унёсшую девять миллионов! И подумайте, какое значение в жизни человечества приобретает та скромная профессия, которой мы отдаём наши силы.

Я слушала с увлечением и не заметила, когда и почему в зале стало заметно меняться настроение, – кажется, в ту минуту, когда Митя поставил точку на стоявшей позади кафедры школьной доске и объявил, что эта точка – то, что мы знаем о вирусах, а вся доска – это то, чего мы не знаем. Чуть слышный смешок раздался здесь и там, когда он сказал, что загадку многих неизлечимых болезней следует искать в направлении, указанном вирусной теорией, и чей-то голос на хорах иронически протянул:

– Не-у-же-ли?

Митя побледнел. […]

– Болезнь, которую трудно распознать и легко спутать с другими, – сказал он, – которая подкрадывается незаметно, от которой умирает каждый десятый; болезнь загадочная и беспощадная – вы узнали, я полагаю, о какой болезни я говорю? Так вот, для меня и моих сотрудников вирусная природа рака не вызывает ни малейших сомнений…

Вот когда в зале раздался уже не прежний, сдержанный, а оглушительный шум! Напрасно мы с Машкой шипели и шикали, напрасно Николай Васильевич ударял по звонку. Шум вперемежку с возмущёнными возгласами становился всё громче:

– Соблюдайте регламент!