Читать книгу «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн (Игорь Юрьевич Додонов) онлайн бесплатно на Bookz (25-ая страница книги)
bannerbanner
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войнПолная версия
Оценить:
«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

5

Полная версия:

«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Вся эта ситуация напоминает разговор, в котором рьяный «демократ-правдоискатель» обвиняет, а здравомыслящий учёный оправдывается.

– Ага! Мы же говорили! – кричит «правдоискатель».– Вот же! Вот!

– Да что вы?– оправдывается учёный.– Оно с виду, вроде бы, и так. Но на деле-то… Посмотрите…

Но «правдоискатель» ничего и слышать не хочет, т.к., по его мнению, «правду» он уже нашёл.

Мы же хотим спросить: «А надо ли оправдываться?»

Во-первых, в самом факте появления «Соображений…» от 15 мая 1941 года не было ничего особенного. В задачи генерального штаба любой армии входит изучение всех возможных сценариев войны с вероятным противником (в том числе и сценария нанесения превентивного удара).

В той сложной ситуации, которая складывалась на советско-германской границе к лету 1941 года, советские генштабисты были просто обязаны как-то отреагировать. Иначе – они «зря ели свой хлеб».

Но военные, как известно, лишь готовят предложения. А для того, чтобы запустить какой-либо из их планов в действие нужно решение политического руководства страны. Без него любой из планов – просто бумага. Сведений о том, что Сталин одобрил, утвердил, подписал «Соображения…» от 15 мая нет. И, собственно, уже поэтому говорить не о чем. Все «гениальные» догадки остаются лишь догадками. Догадка – это интересно, но это не аргумент.

Во-вторых, продолжая считать «Соображения…» от 15 мая 1941 года предложением о нанесении удара по Германии, т.е. о нападении на неё, зададимся вопросом: «А в чём тут грех? Чего надо стыдиться?» Совершенно понятно, что это не пресловутый резуновский план «Гроза», к исполнению которого, по утверждению Резуна, Красная Армия готовилась чуть ли не с начала 30-х годов [80; 446]: дата «15 мая 1941 года» и отсутствие данных об утверждении «Соображений…» говорят сами за себя. Кроме того, по тексту очень хорошо видно, что всё предлагаемое этим планом – реакция на сосредоточение германских войск у советских границ. Т.е. если считать, что советский Генштаб всё-

_____________________________

4 Заметим, кстати, что Андрей Бугаёв не является поклонником Сталина, коммунистом и сторонником советского строя. Напротив, он – антисталинист, антикоммунист и антисоветчик. Но только совесть свою на так называемую «правду», усиленно провозглашаемую всякого рода «демократами», этот автор разменять не захотел. Потому и пишет вполне здравые вещи.

таки предлагал первыми напасть на Германию, то чисто с субъективных позиций, без учёта того, к чему в реальности готовились немцы, предлагался превентивный удар. Высшие советские военачальники оценивали намерения немецкой армии, как агрессивные. Но сейчас-то мы знаем, что и в действительности намерения эти оказались таковыми. Другими словами, и в объективном плане предлагаемый Генштабом удар носил превентивный характер. Вспомним, что немецкий исследователь М. Мессершмидт так высказался по поводу ситуации, сложившейся на западной советской границе накануне германского вторжения:

«…Если бы Сталин нанёс удар перед 21 июня 1941 года, он начал бы превентивную войну в подлинном смысле понятия «praevenire» – предотвращать» [88; 183].

Даже западные исследователи признают в той ситуации за Советским Союзом право напасть на рейх первым. Постыдного ничего в этом не видят. Поэтому абсолютно не ясны «демократические истерики» российского происхождения по поводу, якобы, агрессивных «Соображений…» от 15 мая 1941 года.

На наш взгляд, совершенно прав один из ведущих современных российских историков Второй мировой войны М. Мельтюхов, отметивший:

«…Если не закрывать на неё (историческую реальность 1941 года – И.Д., В.С.) глаза, то возникает вполне резонный вопрос, почему Советский Союз не должен был готовить нападение на Германию? Что, Германия была большим другом советского народа? Или Гитлер и Сталин были близнецы-братья? Ведь в тот момент именно Германия являлась наиболее серьёзной угрозой не только для внешнеполитических интересов Советского Союза, но и для самого существования Советского государства и населявших его народов. Поэтому советское руководство не только имело полное право, но и обязано было предпринять все доступные для него меры, которые позволили бы максимально эффективно нанести поражение своему противнику (выделено автором – И.Д., В.С.)» [51; 71-72].

Наконец, в- третьих. Скажи, уважаемый читатель, ты безоговорочно уверен в том, что «Соображения…» от 15 мая 1941 года – это предложение совершить агрессию против Германии? Если да, то, может быть, твою уверенность поколеблет мнение известного российского историка А. Исаева:

«Назвать это планом превентивного удара может только совершенно безграмотный человек. В «Соображениях…» нет предложения напасть первыми, т.е. совершить политический акт агрессии» [34; 91].

«Как же так? – можете вы спросить.– Ведь там же чёрным по белому написано: «…упредить противника…и атаковать», «…мероприятия, без которых невозможно нанесение внезапного удара по противнику…»».

Такие слова в «Соображениях…», и впрямь, есть. Но что они значат. Давайте разбираться.

Прежде всего, посмотрим, как аргументирует своё мнение А. Исаев:

«Там (т.е в «Соображениях…» – И.Д., В.С.) есть предложение сократить время на развёртывание войск Красной Армии, которое позволит в идеальном случае опередить немцев в гонке переброски войск к границе. Но реализация этого плана возможна, только если политическое руководство СССР нажмёт «красную кнопку» и запустит процесс выдвижения на исходные позиции» [34; 91].

Поясним мысль исследователя. А. Исаев ссылается на заключительные положения раздела IV «Соображений…», начинающиеся со слов: «Для того чтобы обеспечить выполнение изложенного выше замысла, необходимо заблаговременно провести следующие мероприятия…» (см. выше). И далее идут предложения о скрытом отмобилизовании войск под видом учебных сборов, о скрытом же сосредоточении их, включая авиацию, ближе к западной границе и о постепенном развёртывании под видом учений войсковых тылов.

В этих положениях А. Исаев и видит главное назначение «Соображений…». В остальном они, по его мнению, – лишь версия «Соображений…» 1940 года [35; 319]5.

Дело в том, что сосредоточение войск для первой операции представляло большую проблему.

Обычно армия страны располагается на её территории неравномерно, несколько уплотняясь на направлениях, с которых возможно вторжение. Строго говоря, у армейских объединений мирного времени есть два центра притяжения: границы с потенциальными противниками и крупные промышленные и экономические центры, являющиеся поставщиками людей и техники, поднимаемых по мобилизации.

Понятно, что невозможно постоянно держать у границ полностью отмобилизованную по штатам военного времени армию. Это нереально как по экономическим, так и по политическим соображениям. Скажем, по последнему предвоенному мобилизационному плану (МП – 41), развёрнутая по штатам военного времени на западе армия должна была насчитывать более 6,5 млн. человек [34; 84]. Такую массу людей надо кормить, обмундировать, где-то размещать. Большие затраты нужны на содержание техники. Надо учесть и то, что в отмобилизованную армию будет отвлечено значительное количество мужского трудоспособного населения. Другими словами, для экономики это очень большая нагрузка.

Столь мощный «кулак» на границе может вызвать опасения в твоих намерениях у любого соседа. И подобные опасения чреваты разного рода последствиями: от международных осложнений до прямого военного конфликта. Истории такие случаи известны.

Также проблематично держать поблизости от границы полный комплект «полуфабрикатов» – крупные массы соединений в штатах мирного времени. Все вышеуказанные проблемы хоть и в меньшей степени, но остаются. А сверх того появляется и другая проблема: для укомплектованных по штатам военного времени войсковых соединений, стоящих у границ в большом количестве, в приграничных областях просто не найдётся контингента запасников для наполне-

_______________________________

5 А. Исаев не упоминает мартовский 1941 года «Уточнённый план…», очевидно, потому что он так и не был утверждён. Таким образом, действующими были только «Соображения…» К.А. Мерецкова.


ния штатов (даже если эти запасники на 100% лояльны, что неверно ни в случае СССР, ни в случае Российской империи). Людей и технику всё равно придётся везти из глубины страны, а перевозки отдельно от частей и соединений неизбежно привели бы к хаосу и перемешиванию войск.

Вследствие этого в непосредственно прилегающих к границе областях дислоцируется меньшая часть армии, слабость которой несколько компенсируется усиленными штатами мирного времени. Эти силы предназначаются только для отражения сравнительно слабых ударов в ожидании выдвижения к границам основных сил для первой операции.

Все советские предвоенные планы, за исключение майских «Соображений…», исходили из положения о начальном периоде войны, когда мобилизация и сосредоточение основных сил армии, предназначенных для первой операции, прикрывается приграничными войсками. Разумеется, войска прикрытия действуют не против полностью отмобилизованной и уже собранной в ударные группировки армии противника, а против таких же войск прикрытия, которые прикрывают мобилизацию и развёртывание вражеской армии. Иными словами, будет определённой длительности начальный период войны, характеризующийся мобилизаций и сосредоточением основных сил и боевыми действиями между армиями прикрытия, примерно равными друг другу по силам. Именно по такому сценарию начиналась Первая мировая война.

Однако к 1941 году положение в этом вопросе изменилось. Немцы изобрели и на полях сражений (в войне с Польшей и Францией) уже опробовали принципиально новую стратегию: бронированный танковый кулак совместно со штурмовой авиацией пробивает в слабом месте противника брешь, не втягиваясь при этом в затяжные бои. А далее в эту брешь устремляется лавина машин, главной задачей которых является не столько захват территории, сколько уничтожение войск противника, нарушение управления армией, достигаемые посредством глубоких охватов и окружений. Никаких приграничных сражений армий прикрытия. Всё развёртывание осуществлялось ещё до начала войны, и уже с первых часов нападения вводились в действие большие массы танков, авиации и живой силы.

Нельзя сказать, что советские военные теоретики не заметили этой новизны. «Германо-польская война началась самим фактом вооружённого вторжения Германии на земле и в воздухе, – писал преподаватель Академии Генерального штаба Г.С. Иссерсон. – Она началась сразу, без обычных для практики прошлых войн предварительных этапов» [1; 6].

Новые явления в содержании начального периода войны отмечал и С.Н Красильников в труде «Наступательная армейская операция», изданном в Академии Генерального штаба в 1940 году. Мнение С.Н Красильникова было таково:

«Начальный период войны не является ныне подготовительным этапом войны, так как подготовительным этапом становится предвоенный более или менее длительный период, в который могут быть проведены полностью или частично все мероприятия, ранее составлявшие содержание начального периода войны… Начальный период непосредственно и постепенно перерастает в период главных операций, а грань между этими периодами стирается» [1; 6-7].

Однако эти и другие подобные обобщения передовой военно-теоретической мысли не стали в полной мере официальными взглядами, не были учтены в практике военного строительства и подготовке вооружённых сил, о чём убедительно свидетельствуют как известные ныне материалы советского военного планирования (см. выше), так и доклады и выводы, сделанные на декабрьском 1940 года совещании высшего командного состава РККА, проходившем в Москве. На этом совещании совещались уже военные-практики: работники Генштаба, руководящие чины Наркомата обороны, командующие и начальники штабов военных округов. В общем, те люди, от которых зависело практическое обновление советской военной доктрины. До чего же они договорились?

Наряду с другими важными вопросами обсуждалось и нападение Германии на Польшу, Бельгию, Голландию и Францию. При этом были отмечены внезапность нападения, решающая роль авиации и танковых войск в ведении маневренной войны и нанесении мощных ударов по противнику в самом её начале. В то же время считалось, что внезапное нападение заранее отмобилизованными силами возможно лишь в войне с небольшим государством. Для нападения же на Советский Союз противнику потребуется определённое время, чтобы отмобилизовать, сосредоточить и развернуть основные силы [1; 7], [71; 300]. Вот что говорил, например, в своём выступлении начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа генерал П.С. Клёнов:

«Я просмотрел недавно книгу Иссерсона «Новые формы борьбы». Там даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто – вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей.

Я считаю подобный вывод преждевременным. Он может быть допущен для такого государства, как Польша, которая, зазнавшись, потеряла всякую бдительность, и у которой не было никакой разведки того, что делалось у немцев в период многомесячного сосредоточения войск. Каждое уважающее себя государство, конечно, постарается этот начальный период использовать в своих интересах для того, чтобы разведать, что делает противник, как он группируется, каковы его намерения, и помешать ему в этом…

Вопрос о начальном периоде войны должен быть поставлен для организации особого рода наступательных операций. Это будут операции начального периода, когда армии противника не закончили ещё сосредоточение и не готовы для развёртывания. Это операции вторжения для решения целого ряда задач… Это воздействие крупными авиационными и, может быть, механизированными силами, пока противник не подготовился к решительным действиям, на его отмобилизование, сосредоточение и развёртывание для того, чтобы сорвать их, отнести сосредоточение вглубь территории, оттянуть время (выделено нами – И.Д., В.С.). Этот вид операций будет, конечно, носить особый характер.

Вопрос выполнения этих особых операций очень сложный… И в связи с этим же вопросом связаны операции первоначального периода, которые ведутся в интересах захвата рубежей для принятия выгодного положения для развёртывания (выделено нами – И.Д., В.С.).

Для выполнения подобных операций мы будем иметь дело с частями прикрытия (выделено нами – И.Д., В.С.). Но я не исключаю такого положения, что в этот период… механизированные части придётся использовать самостоятельно» [72; 186-187].

В вышеприведённых словах, как в зеркале, отражаются все воззрения наших военных-практиков на начальный период войны. Разбор их, в том числе и выступления П.С. Клёнова, будет произведён далее (а именно там, где речь пойдёт об «интересной» трактовке документов советского военного планирования некоторыми историками).

Сейчас же продолжим разговор о проблемах, связанных со сосредоточением армии у границы.

Процесс этот сложен, как с технической, так и с политической точки зрения.

Технические сложности заключаются, во-первых, в том, что переброска войск ближе к границе – это огромнейшая нагрузка на транспортные магистрали, и прежде всего, железные дороги. Только часть войск приграничных военных округов может подойти непосредственно к границе своим ходом. Другая часть войск даже этих округов должна перевозиться железнодорожным транспортом. О внутренних округах и говорить не приходится. Чтобы вы могли представить себе объём перевозок, обратимся ещё раз к уже упоминавшейся «Справке о развёртывании Вооружённых Сил СССР на случай войны на Западе» от 13 июня 1941 года, составленной Н.Ф. Ватутиным. Согласно «Справке…», чтобы перевезти из внутренних военных округов к западным границам СССР 33 дивизии (это 4 армейских управления и 9 управлений стрелковых корпусов) потребуется 1700 эшелонов! При этом переброску планировалось осуществить за 13 дней, из расчёта 130 эшелонов в сутки [72; 474]!

Но главное даже не нагрузка на транспортные артерии. Главная проблема, чтобы все эти перевозки не запоздали. Т.е. мы должны вовремя сосредоточить и развернуть армию у границы, не проиграть в этом противнику. Иначе наши армии прикрытия могут оказаться под ударом полностью отмобилизованных, сосредоточенных и развёрнутых в боевые порядки сил противника. И тогда судьба армий прикрытия незавидна. Они будут раздавлены превосходящими силами врага. Так и произошло в реальной истории. 22 июня немцы нанесли мощный удар собранными в ударные группы, полностью изготовившимися к нападению войсками. Советская же армия находилась ещё в состоянии сосредоточения и оказалась разделённой на три части, которые немцы получили возможность бить по отдельности.

Первая часть советских войск – силы прикрытия. Мало того, что сил войск прикрытия не хватило бы, чтобы сдержать удар немцев, даже при условии, будь эти войска приведены в состояние полной боевой готовности и заняли бы приграничные УРы и полевые оборонительные рубежи, так ещё и директива о приведении приграничных войск в состояние полной боевой готовности (Директива № 1) запоздала, и они встретили войну, большей частью находясь в военных городках и полевых лагерях.

Вторя часть – это войска, находившиеся в глубине территории приграничных военных округов. К началу вторжения их удалённость от границы составляла от 50 до 400 километров [35; 330]. Втягивались они в бой по плану прикрытия госграницы по частям, под сильными ударами немецкой авиации. В итоге, они разделили судьбу сил прикрытии, т.е. были разбиты.

Наконец, третья часть – это войска Второго стратегического эшелона, т.е. силы, перебрасываемые из внутренних военных округов СССР. Они были сведены в пять армий (16, 19, 20, 21, 22-ю)6 и начало войны встретили, находясь примерно по линии Днепра и Западной Двины, где и были развёрнуты от Полоцка до Кременчуга. Армии Второго стратегического эшелона сыграли огромную роль в Смоленском сражении, остановившем на время наступление немцев на Западном направлении, т.е. на Москву.

Таким образом, в реальной истории мы проиграли немцам «гонку» мобилизации, сосредоточения и развёртывания войск, «гонку по железным дорогам», как назвал её А. Исаев [34; 91]. Именно об этом проигрыше и говорил в своей книге «Начальный период войны (по опыту первых кампаний и операций Второй мировой войны)» генерал С.П. Иванов, а вовсе не о том, что немцы на две недели упредили нас с ударом. То есть главная техническая проблема сосредоточения и развёртывания основных сил армии у границы – проблема времени, решена советской стороной не была. Понятно, что переиграть немцев в этом вопросе, и впрямь, было непросто, учитывая значительно большие расстояния, на которые приходилось перебрасывать свои войска советской сторо-

__________________________________

6 Когда разговор заходит о Втором стратегическом эшелоне, то среди исследователей появляется некая странная разноголосица. Прежде всего, обнаруживаются расхождения в вопросе о том, сколько армий было в нём: пять или семь? Смуту внёс опять-таки Резун. В своём «Ледоколе» он в одном месте, со ссылкой на генерала армии С.М. Штеменко, говорит о пяти армиях Второго стратегического эшелона. Правда, по номеру называет всего одну – 22-ю армию [82; 193]. В другом месте того же «Ледокола» Резун, не употребляя термин «Второй стратегический эшелон», повествует о формировании на территории внутренних военных округов СССР семи новых армий [82; 223-226]. Т.е. разговор идёт, казалось бы, именно об армиях Второго стратегического эшелона. В своей манере Резун не только ставит в тупик тем, что речь ведёт теперь не о пяти, а о семи армиях, но и тем, что, говоря о семи, фактически перечисляет восемь армий: 16, 18, 19, 20, 21, 22, 24 и 28-я [82; 223-226]. В «Дне «М»» он снова говорит о «7 недавно сформированных» армиях Второго стратегического эшелона, не уточняя при этом их номера [80; 542].

Вслед за Резуном и некоторые отечественные историки заговорили, что Второй стратегический эшелон включал семь армий (16, 19, 20, 21, 22, 24 и 28-ю) [72; 199].

Скажем сразу, что если под армиями Второго стратегического эшелона понимать армии резерва Главного Командования, то ни в планах, ни в реальности 1941 года больше пяти армий там не было. О пяти армиях РГК говорят «Соображения…» от 15 мая 1941 года (без обозначения номеров, но с указанием районов их сосредоточения) и «Справка о развёртывании…» от 13 июня того же года (с указанием номеров этих армий) [72; 200, 470, 473].

Разноголосица же в вопросе того, какие конкретно пять армий входили в РГК, вызвана тем, что планово туда включались одни армии, а обстоятельства начавшейся войны привели к тому, что список армий, включённых в резерв Главного Командования, оказался несколько отличным. По «Справке…» от 13 июня, армиями резерва Главного Командования были: 22, 16, 19, 28 и 24-я [72; 473]. По мнению В. Савина, районы сосредоточения армий РГК, указанные в «Соображениях…» от 15 мая, также говорят, что этими армиями должны были быть 16, 19, 22, 24 и 28-я [72; 200]. На деле ими оказались 16, 19, 20, 21 и 22-я.

не, и меньшую, чем в Европе, пропускную способность железных дорог в СССР.

Говоря об этом проигрыше, надо учитывать не только чисто технические проблемы, но и то, какие осложнения в процесс сосредоточения и развёртывания РККА вносила международная ситуация. Другими словами, отношения, складывающиеся между Германией и СССР весной – в начале лета 1941 года.

Позволим себе процитировать мемуары Г.К. Жукова:

«13 июня (1941 года – И.Д., В.С.) С.К. Тимошенко в моём присутствии позвонил И.В. Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развёртывании первых эшелонов по планам прикрытия.

– Подумаем,– ответил И.В. Сталин.

На другой день мы были у И.В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.

– Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!

Затем И.В. Сталин всё же спросил:

– Сколько дивизий расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?

Мы доложили, что всего в составе четырёх западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная бригада…

-Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, – сказал И.В. Сталин.

Я доложил, что, по разведывательным сведениям, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В каждой их дивизии имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких.

И.В. Сталин заметил:

– Не во всём можно верить разведке…» [29; 234-235].

Очень показательный отрывок: хорошо видно, как советское политическое руководство, в частности, И.В. Сталин, боялось дать гитлеровцам повод к войне, начав проводить мобилизационные мероприятия.

Георгию Константиновичу Жукову в «славную» «демократическую» эпоху не раз «перемыли кости», упрекая его в том, что мемуары его лживы, что в них он старается обелить себя, оправдать свои просчёты и ошибки. Мы не знаем, состоялся ли в точности такой разговор между Сталиным, Жуковым и Тимошенко 14 июня. Но все ныне известные нам события говорят за то, что нечто подобное описываемому Г.К. Жуковым разговору могло быть, да и наверняка было.

Ещё ранее, чем Г.К Жукову, досталось «на орехи» Сталину. Ведь это именно он мешал приведению войск приграничных военных округов в состояние полной боевой готовности, не разрешил своевременно провести мобилизацию и строго на строго запретил поддаваться на немецкие провокации! И вообще, он поставил своё видение событий выше объективных данных, которые у него были (ему их предоставляла наша разведка). Потому и не верил он в то, что Германия на нас нападёт. И потому и не давал нашим военным провести все те толковые мероприятия, которые они предлагали.

В подобных обвинениях глупость и надуманность переплетены с определённой толикой правды. Только и правде даётся такая трактовка, что сразу становится ясно, что Сталин-то во всём и виноват.

Сразу скажем, что Сталин был хорошим политиком. А хороший политик никогда не поставит своё видение реальности выше фактов, эту реальность характеризующих. Если же поставит, то, как политик, он никуда не годится. Другое дело, что даже хороший политик и мудрый государственный деятель может неверно оценить факты в случае какой-нибудь запутанной ситуации и потому принять неверное, ошибочное решение. Но, как известно, «людям свойственно ошибаться», всем, даже политикам, даже талантам и гениям.

bannerbanner