Реминисценции о Павке Корчагине

Поэтому, совсем по – ахматовскому «Дом был проклят и проклято дело», после выхода на пенсию Опаськин переехал в столицу провинции к матери, которую тоже вскоре проводил в последний путь.

С тех пор он жил один. Единственным его развлечением и страстью было чтение.

–У меня просто булимия на чтение, думал про себя Опаськин.

Этап 5. « Заставили нести крест»

Пенсии Опаськину, естественно, не хватало, как и всем честным российским пенсионерам. Владимир решил, что если Эрих Фромм писал, что: «сама жизнь есть искусство – поистине самое важное и в то же время самое трудное и сложное из всех практикуемым человеком искусств», тогда, бесспорно, жизнь российского пенсионера- это не жизнь, а суперискусство. Правда, если рисовать картину жизни, например как жизнерадостный Матисс, у которого фоном служил белый цвет, в картине жизни российского пенсионера фон был мрачный, чёрно-коричневый. Можно было бы оставить и белый, но этот белый был бы цветом унитазного фаянса пенсионерской жизни. Жизнь текла ниже плинтуса как – то по кафкиански – когда от тебя ничего не зависело. Понятно, что по Маркесу – деньги – помет дьявола, но вот их то и не хватало. И собираться жрать как полковнику, которому никто не писал, по тому же Маркесу, дерьмо, тоже как- то не хотелось.

–Нищета – думал про себя Владимир.– Полная нищета, жизненный тупик! Отсутствие счастья по Иммануилу Канту!

–Посмотришь на эти хари в телевизоре, да и плюнешь. – Опаськина возмущали до глубины души все эти мерзкие чиновничьи игрища, стремление и умение власть имущих цинично думать только о себе.

Коррупция! Да она неистребима в России. Не зря второй том «Мертвых душ» у Гоголя оборвался на теме борьбы с коррупцией. Мало читают современники Салтыкова-Щедрина. Им, как учебник надо держать на столе не экономиксы какие – нибудь, а «Историю одного города» – Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд.

Совсем по Данте «О жадность! Не способен ни единый, Из тех, кого ты держишь, поглотив, Поднять зеницы над твоей пучиной».

Или как там, у Островского в «Доходном месте»– общественное мнение: не пойман – не вор. Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь, лишь бы ты жил прилично и вел себя, как следует порядочному человеку.

Все давно написано. Зеленого сукна только на столах у чиновников нет – а зря. И дела можно под сукно, а главное денежки. Поле дураков – хм, где бы его найти в этой жизни. Дураков поневоле – то тьмы, да и чиновников – легион. За щеконадувание – огромные пенсии, хорошие зарплаты, а главное возможность что-то оторвать, распилить, отжать, в конце – концов взять откат. Отсюда – дворцы и машины, талантливые дети, эффективные менеджеры с одной стороны, а с другой – толпы забитых жизнью нищих людишек, в старых шинельках и с большим носом, в смысле с пустым кошельком.

–Мальчик в штанах, мальчик без штанов – да мы все сейчас старые мальчики без штанов, тьфу.

Кстати, Владимир также понял, почему Терехов назвал свой, посвященный чиновничеству, замечательный роман «Немцы» – ибо такие вот немцы выиграли в итоге свою гражданскую войну с собственным народом. Да и поп Гапон в свое время 9 января тоже от чиновничьего произвола и безнадёги на расстрел пошёл – написав царю: «ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук»

Правда, в последнее время наметилась хорошая тенденция. Начались посадки казнокрадов. То ли обнаглели вконец, то ли не делились или делились, но неправильно.

Можно надеяться, что в итоге появятся правильные и честные чиновники. В конце концов растущие чиновничьи зарплаты позволяют жить и по- честному безбедно.

-Или вот взять депутатов, придумали кормушку – какие – то списки – кто их составляет, сколько стоит место в партийном списке. Посидел в Госдуме, в хороших костюмчиках походил, лоб поморщил, подремал, свои дела поделал, ничего для Родины не сделал, карман набил, неприкосновенность да и пенсию получил. А для этих народных, если они действительно народные избранники, пенсия должна и быть, как в среднем у народа. И зарплата – средняя, как у народа. Справа –вот- ведливые россы – опомнились, предложение вынесли об этом. Да только вряд ли кто – то проголосует. Зачем рубить сук, на котором сидишь, и сидеть лучше с толстым кошельком, да поплевывать вниз, в жизненный навоз, с этого сука.

Совсем как в стихотворении у Саши Чёрного:

«Твой ближний влез уже на плот

и ест, поплёвывая в море,

а ты в волнах, раскрывши рот,

плывёшь к спасительной опоре,

еще движение одно,

но сверху гневный визг протеста-

не доплывёшь, ступай на дно-

здесь на плоту уж нету места».

Вот поэтому надо льготы – как у народа. …Вот только тогда и будут депутаты, может, думать о народе. Да и видеть бы не помешало этих избранников – кто там по партийным спискам пролез – а то наделали каналов, а посмотреть нечего – а надо бы все заседания думы полностью по телевизору, да и народное голосование подключить – вот тогда бы видимость этой, как её дымократии, хотя бы была.

Раньше хоть народный контроль был, можно было активно повлиять и хоть что- то изменить, приструнить воров и жуликов. Но народный контроль был опасен, да и не нужен прорвавшимся к власти, думающих прежде всего о своих доходах и безопасности присвоения народного добра.

Правильно написал Александр Блок в своих «Последних днях»: «никакой общественности в России нет, а есть лишь в разных видах чиновники, способные и удачные, получающие соответствующие награды и содержание от казны, и есть чиновники менее способные и неудачливые, от казны содержание не получающие, но к нему всё равно, как и к денежным и иным наградам, ревнивые не менее первых».

В мире куртуазного маньеризма не место маргиналам и неудачникам.

Опаськин, кстати, может быть и пошёл – государственные думки думать – не из – за денег – а чтобы хорошее и честное отстаивать. Только он ясно понимал – что у него нет такого запаса леденящего цинизма и дикой жажды обогащения, чтобы прорваться в эти ряды. Поэтому приходилось поневоле дальше ломать эту комедию неудачника и продолжать эту невероятную и грустную историю о простодушном Ильиче и жестокосердной жизни.

Если ты патологически честен – ты неудачник. И твое место не думы думать, а молчать в тряпочку.

–Для дураков и честных – ваучеры. Поверили, да – две Волги купите – хренушки, да на бутылку не хватит. Сам рыжий мальчиш – плохиш, кстати, раньше в сказках – рыжый, значит плохой, далеко не бедствовал. Не иначе чёрту продался. ФИ-анализ + архитектор революции давал по рыжему, отчество которого опять же было, естественно. разрушительным – Борисыч, точное определение – АнЧАР.

Владимиру сразу же вспомнилось: « Яд каплет сквозь его кору… и мчится прочь, уже тлетворный». Да, ваучеры, были, без сомнения ядом для народа. Многие их и меняли на жидкий яд из расчета один ваучер за пол-литру. Не зря, видимо, русский офицер Квачков решил было вступить в борьбу с инородческими элементами.

Мать Владимира померла тоже не случайно. Отчаявшись от безденежья и послушавшись совета товарища, Владимир, не иначе чёрт дёрнул, взял в банке кредит на карточку. Поначалу все было хорошо – он купил себе очки, сходил к стоматологу и залечил зубы, прошел платную диагностику на диабет и купил матери лекарств и, на оставшиеся деньги, продуктов. Деньги быстро кончились, вернуть кредит не получалось, а через некоторое время начались звонки сотрудников банка, а потом коллекторов.

Через некоторое время, идя домой, Владимир увидел на двери подъезда и почтовых ящиках соседей листки со своей фотографией и напечатанным крупно текстом, что надо помочь проживающему в подъезде гею Владимиру Ильичу Опаськину, который от бедности готов за деньги удовлетворить по вызову любого желающего процедурой аспирации на дому.

Потом на другой день, в отсутствии Владимира, раздался телефонный звонок домой, трубку взяла мать. Мужской голос, как потом успела сказать ему мать, деловито спросил, куда привезти гроб для Владимира. Вечером мать увезли с инсультом в больницу, а на другой день её не стало.

Владимир поэтому ненавидел, как весь простой народ коллекторов и готов был самолично спускать каждого попавшегося ему живым коллектора в коллекторы канализации, лучше по кускам, чтобы не засорять дерьмом канализацию. Нормальный нравственный человек, по мнению Ильича, ни за что бы не пошёл работать коллектором.

Опаськин уважал Жирика, призвавшего простить долги народу. Владимир не понимал, какие сложности, по словам некоторых моральных уродов, это может вызвать в экономике, как не понимал того, что банкам можно выделить деньги для поддержания их стабильности безвозмездно, а простым людям нельзя. И вообще, по словам господ: банкира К.– рожу танком в три дня не объедешь – и худеющего банкира Г.– немца кстати, людям помогать не надо.

Владимир не понимал также, почему раздача продуктов с истекающим сроком годности нуждающимся и бедным вызовет трудности исчисления НДС. Да на фига он вообще тогда нужен – такой НДС.

Он вообще не понимал целей такой искусственной жопономики, хотя, очевидно, тайные сторонники теории Мальтуса и Греты Тунберг победили и с помощью таких вот экономических рычагов взялись за сокращение народонаселения и улучшение экологии. Непонятно только, почему они застенчиво не начали показывать этот прекрасный пример регулирования численности населения с себя. Видимо, не хватало энтузиазма и мужественности.

А тут еще заговорили о спонсируемом Рокфеллером и Биллом Гейтсом евгеническом подходе к народонаселению, ярким проявлением которого, возможно, был внезапно разбушевавшийся коронавирус. Всех этих евгенистов и мальтузианцев надо бы смешать в одну кучу вместе с дерьмом в одной канаве, как у Данте, и отправить на бигбиз как в S.N.U.F.F у Пелевина, но в одной бочке как крыс, а затем рассматривать их тайные виды – кто у них там в этой бочке – самый сильный, кто из них самый упорный и живучий, прожорливый и беспринципный. Вообще это было неплохой идеей – собрать всех богачей, живоглотов, казнокрадов на бигбизе в космосе, отделить их от остальных, а потом запулить в этот самый мирок бигбиза большой ядерной ракетой, или просто перестать подвозить им устриц. Вот, наверно, можно бы было устранить неравенство на земле и на время прекратить паразитирование одних за счет других. Потом, процесс создания паразитов запустился бы, конечно вновь. Но им можно было бы управлять. Правильная общественная мораль помогла бы в этом

Ничего, конечно, у всех этих паразитов с их планами по уничтожению русских не получится, ибо русским, как отметил Розанов в своем «Мимолётном», присуща живучесть дождевого червя – смертельно чертовская живучесть, похожая, однако, на смерть.

Этап 6. « Вытирает лицо»

Основная экзистенциальная дихотомия современности заключалась для Владимира, начиная с детства и с Маяковского, в вопросе « Кем быть».

Быть ли по Конфуцию цзянцзюном – то есть порядочным, хорошим, добрым, просто добротно сработанным Человеком (а что далеко ходить, к примеру, Цзинпинь – абсолютно созвучно цзянцзюну) либо сяоженем – то есть человеческим, да к тому же злым, дерьмом – то есть по-русски – говнюком. Здесь надо было учитывать категорический императив Канта – врождённую наклонность человека к злу.

Как сбалансировать на этом лезвии жизненной бритвы, сохранив три святые добродетели: веру; надежду; любовь и четыре основные древние добродетели: мудрость; справедливость; мужество; умеренность и остаться цзянцзюном, не прослыв при этом дураком и не скатиться в зловонную плоскость сяоженства.

Хотя, по опыту Ильича, быть добродетельным в современных условиях в этой современной людской, не всегда хорошо пахнущей куче – это значило быть не от мира сего- то есть святым дураком, глупым, имбецилом.

С возрастом Опаськин начал замечать, что количество говнюков среди окружающих почему – то с каждым годом растёт. Видимо, смена общественных ориентиров повлияла и сдвинуло общественный показатель РН – кислотности общества в сторону говнюков. Дышать становилось всё труднее. Основное соотношение цзянов и говнюков стремительно приближалось к нулю, что как – то корректировало с соотношением богатых и бедных, концентрации богатства в руках горстки нуворишей.

Причем почти все в этой горстке богатеев были сяожени, почти всем пришлось пройти своей дорогой по трупам и сушить в шкафах скелеты своих жертв. Трупы для кого- то из них были натуральными- в этом случае некоторых начали в последние пару лет все же привлекать к уголовной ответственности, а для кого- жертвы были виртуальными, но совмещенными с совершенными грехами – предательствами и разнообразными подлостями. Зловонное Стигийское болото грехов отделяло эту горстку новых говнюков от остального пипла. Владимир лично выкопал бы для всех них Дантовскую воронку ада и расселил бы их по девяти адовским кругам. Тем более у Данте была предусмотрена прекрасная процедура многовекового замачивания говнюков в дерьме. Подобное с подобным – закон универсуса.

Задумавшись о Данте, Ильич перешел в своих думах к Бетховену. В этом году отмечалось его 250-летие. И Девятая, заключительная симфония гениального Бетховена как то коррелировала с Данте, с его девятью уровнями рая. Несбыточно звучала, трогавшая до слез «Ода к радости» Бетховена «Алле меншен верден брюдер» – все люди станут братьями. Воспарить к эмпирею было безнадёжно. Люди стали братками – это да, но не братьями. Пропасть между нищими братьями и богатыми углублялась. основным противоречием современной эпохи было противоречие между богатством и нищетой.

Низшие братья перешли в категорию пипла.

Категория пипла хорошо сочеталась со словом и категорией пепла. Пипл в итоге превращается в пепел. И хорошо, когда остается кто – то, который может сказать, что пепел данного Клааса (или класса) стучит в его сердце. Владимир теперь понимал, что в легенде о Тиле Уленшпигеле и его друге Ламме Гудзаке на самом деле были зарыты рассуждения Шарля де Костера (или просто Костра) о классах, костре (костре мировых революций) и, остающемся после этих революционных костров, человеческом пепле. Великая Французская революция унесла 6 миллионов жизней, наша еще более Великая Октябрьская с последующим периодом строительства нового светлого общества – в разы больше. В развернувшейся новой перестроечной революции с её перекроечными последствиями счёт жерт тоже шёл на миллионы. Чтобы подсвечивать светлое и новое требуются, очевидно, костры. Остаётся пепел, а сколько остаётся потом полуобгоревших стволов, веток и просто потухших угольков человеческих судеб!

«Листьям подобен человеческий род» – вспомнилось Опаськину из прочитанного у Гомера. – Да, все мы листья на дереве (а вот жизни или смерти – вопрос), наши семьи- веточки, наши роды- ветки, народы- стволы, человечество- лес. А в лесу человечества бегают злые волки (демоны – строят свою демонократию).

Опавшие человеческие листья. Хранилища для них – кладбища. Или пепел в урнах крематория.

Кстати крематорий в НН-ске наконец – то построили. Телефон работает круглосуточно.

В Москве начался передел рынка ритуальных услуг. Коронавирус обещал резкое увеличение ритуальных прибылей.

А вот по любимому Опаськиным Василию Васильевичу Розанову – опавшие листья – это мысли. Хранилища мыслей – книги. Это направление раздумий больше нравилось Опаськину.

Читать Владимир любил, кстати он был одним из немногих, если судить по Бегбедеру, людей, который совершил 12 подвигов Геракла и дочитал до конца того же «Улисса» Джойса». Книги он любил с детства, и не случайно в шестом классе был старостой кружка книголюбов в городском дворце пионеров. Как староста он имел доступ в святые – святых – книгохранилище. Почти по Умберто Эко Владимир имел право под своим собственным, а не именем Розы, бродить по лабиринту священного книгохранилища. Ему нравился запах книг и простое рассматривание их корешков, он чувствовал – сколько мудрости заключено в этих книгах, тесно стоящих на книжных полках. Ему нравилось лечить, под руководством библиотекаря старые книги или разбирать вновь пришедшие, подклеивать формуляры, ставить на семнадцатой странице штамп библиотеки.

В конце – концов, именно библиотека привела его к выбору профессии. В книге про беднягу Лавуазье, потерявшего голову во Французской революции, и его теорию флогистона Владимира очаровал мир незнакомой ему еще химии. Владимир очарованно повторял про себя новое слово – мо – ле – ку – ла! Как завлекательно и мелодично звучало оно! Какую радость познания нового оно сулило! Поэтому, еще в шестом классе Владимир решил стать химиком и немедленно принялся за самостоятельное изучение и накопление научных знаний, так как в любимейшей с детства и сто раз перечитанной книге про Незнайку, несмотря на всё обаяние разгильдяйства Незнайки, косящего под Иванушку – дурачка, самым уважаемым героем и примером для подражания для Володи всегда оставался Знайка с его работоспособностью и стремлением к знанию.

Пророческой книгой для современности в носовской трилогии Опаськин, считал «Незнайку на луне». Как, однако, точно Носов предвидел, что будет с нами. Как в сторону худшего обуржуазилось общество! Правильно отметил в своих мемуарах ещё Сергей Юльевич Витте: «русские буржуа…в избытке имеют всё то нехорошее, что дают излишества жизни, обесценение ценности чужого труда, а иногда и чужого сердца»

Иногда Владимир чувствовал себя висящим на кресте- кресте бедности и унижения и ему точно также как Христу хотелось закричать – боже, боже – зачем ты меня оставил – «Элои элои, лама сабахтани!» Только вот бог, также как к мальчику в концлагере – концлагере жизни, не приходил.

Читая »Всеобщую историю искусства» Михаила Алпатова про древневосточные народы – шумерийцев и вавилонян – Опаськин думал, что мы никуда далеко от них не ушли и ничем от них не отличаемся. Он пытался найти различия, читая абзац Алпатова «Устрашение и подавление воли человека лежат в основе древневосточной религии. Туман, окружавший первобытного человека, спустился в беспросветный мрак. В жизни человек был слеп и беспомощен, так как ему неведомы предначертания богов, после смерти его ожидает мрачный край стенания и тоски. Единственно – что ему остается – произносить молитвы и заклинания и, чтобы избавиться от греха и соблазна, неукоснительно соблюдать обряды»

–Да. Нас окутал беспросветный мрак и ожидает мрачный край стенания. Надо бы соблюдать обряды – например, в бизнесе, к примеру, быть хитрым – но честным и верным слову – как у староверов, но где найти эту золотое сечение в бизнесе – быть порядочным и справедливым, жестким – но не ходить по трупам. Кругом был мир скряггинсов и жаддинсов, трупоходимцев, прохиндеев и жуликов.

Луна обрушилась на землю, пропал и завял цветочный город, солнце ушло, небосвод затянуло грязной пленкой корысти и стяжательства. Иногда Владимир чувствовал себя как на обратной стороне луны, вспоминая одновременный диск и протяжное звучание своей любимой группы Пинк Флойд. Еще больше к современности подходил альбом той же группы «Животные». Ильичу так и слышалось, когда он проходил по улице, странное подхрюкивание. «Хрю-хрю, хрю-хрю-клингт аус дер штадт – переделал Владимир детскую немецкую песню.

–Не иначе это хрюкают народные массы, доведенные до скотского состояния,– думалось Опаськину. Кстати, в нашумевшем процессе про бывшего артиста Ефремова, в пьяном угаре убившего человека, подхрюкивать начал даже адвокат.

Очевидно, пытался намекнуть в суде, что один только честный человек- прокурор, да и тот – по гоголевскому – свинья.

Да и как тут не скатиться, когда власть имущие все обозначали, в лучших советских традициях имитации бурной деятельности мифическую борьбу с нищетой. Один из губернаторов договорился даже до того, что всё это не страшно, и даже не страшна коррупция, а страшна сама по себе борьба с коррупцией. Конечно, жутко сказать – а вдруг вообще всех губернаторов не станет. Итак, сколько их, уже бедняг, присело в местах не столь отдалённых. Никакого уважения к власти!

–Оригинально, я бы даже сказал, конгениально,– подумал про себя Ильич, наткнувшись на эту информацию где – то в интернете.

– А, действительно, ведь самое страшное – это борьба. Вееесь миир насссильяя мыы разрушим,– промурыкал Владимир».

Самое главное для власти имущих – не допустить борьбы. А то ведь разрушат и отнимут всё, с таким путем заработанное как у Этуша – два пиджака замшевых, два магнитофона…

Здесь тебе не Франция, где можно выскочить на улицы. У нас выступать можно только по согласованию и то – только в незаметных, труднодоступных для масс местах; посты в интернете теперь сто раз надо обдумать, прежде чем отослать или просто переслать куда-либо. За шутливые строки можно было схлопотать нешуточные сроки. Хотя для людей, прошедших советскую школу жизни, всё это было привычно, включая кухонные разговоры и въевшийся в сознание лозунг «Не болтай – враг за спиной». К тому же планировалось строить суперскоростную трассу Китай- Европа. А где взять рабочие руки?

Вихри враждебные и злобные силы в результате победили советское. Советский мир был разрушен. К власти пришли злые буржуины.

Гениальным раскрытием психологии героя в «Незнайке на луне» Опаськин считал модус поведения Пончика.

–Какая глубокая оценка и какое глубокое предвидение,– думал Владимир.

–Сочетание лени и желание хорошо жить приводит к успеху в жизни. Был бы Пончик на Земле – был бы владельцем какого – нибудь Буралкалия. Как прибыльно он начал с поваренной соли на Луне. Не учел, однако, монополии на лунную землю. Соль всегда играла и будет играть стратегическую роль в жизни и судьбах людей. Взять, хотя бы помершего недавно старика Батурина, чья жена скупила в свое время, по слухам, все соляные рудники в Соль-илецке, или даже, если углубиться в историю, нашего Минина.

Где – то Опаськин вычитал, что главной движущей силой и мотивом действий Минина была его огромная обида на казаков, разгромивших солеварни Минина в Балахне. – А какие это вызвало последствия, а: Минин- Пожарский- народ- воцарение Романовых. Может, для изменения хода истории стоило бы погромить солеварни старика Батурина? Куда бы тогда направился бы вектор истории?

Опаськин с уважением относился к Минину. Он считал правильным восстановление памятника под кремлем.

Минин гордо указывал на Москву. Все беды для русского народа всегда начинались с Москвы. Поневоле вспомнишь слова кудесника из путешествий Лепехина – в Пярмии – «Кого слушаете? Человека ли от Москвы пришедшего? Может ли нам от Москвы быть что добро и жёнам нашим и чадам нашим? Не оттута ли тяжести многи быта и дани великая и насильства безмерно много». Древних надо бы было слушать. Губернаторов все же лучше было назначать из местных.

И раньше – то москвичи были далеки от народа. По каким – то непонятным заслугам об этом даже была песня – типа, только что родились, а уже, фигак, москвичи. Раньше Москва была столицей колбасы (не перепутать с елбасы – как сейчас в Казахстане) и все ездили в нее за этим чудным продуктом. Даже многовагонный поезд в столицу вошел в народную загадку: «длинный, зелёный, пахнет колбасой». Теперь Москва стала столицей денег – а это важнее колбасы, а может и елбасы – но пропасть между ней и остальной Россией (как и России с Казахстаном), на взгляд Владимира еще больше увеличилась. Возвращаясь к Пинк Флойду, Владимир запел-money трам там там – money . ..Да, без мани, вспомнил он, другую свою любимую группу Абба, которая, видимо, израсходовав все деньги, собралась снова петь после десятков лет молчания – не будет фани, в переводе без денег нет веселья.

-А вот без Фани… Тут Ильич почему – то вдруг вспомнил про Фани Каплан. Всё- таки женщины тоже могут сыграть роль в истории, подумал Владимир. Взять вот эту великую троицу – Фаня, еще раньше Клара Цеткин, Роза Люксембург …

Про двух последних Ильич даже придумал стих в честь восьмого марта:

Здорово придумали Роза и Клара!

День – восьмое марта, но этого мало…

Лучше бы Месяц, а круче бы Год!

Вот веселился и пел бы народ!!

Вот эти женщины – Клара и Роза!

День превратили в цветенье мимозы,

Мужчины у ног все поют дифирамбы,

Кто-то танцует ламбаду и самбо!

Милые женщины – Роза и Клара!

Мы толерантны – нормальная пара!

Знаем других – Карла и Федю,

Было бы здорово – если были б соседи

Клара у Карла, А Роза у Феди….

Счастье и радость – были бы дети

Цеткин и Маркса, Энгельса с Розой!

Взамен революций цвели бы мимозы!!

Анри Руссо обнял б свою музу,

На космодромах взревели бы дюзы-

Надели бы шлемы Федя и Маркс,

Давно покорили б Венеру и Марс!

Славные женщины Роза и Клара!

Как ни крути – нормальная пара!