скачать книгу бесплатно
– Без металлоискателя – не реально. Для этого придется вшестером целое поле перерыть. И даже если откопаем какое-нибудь оружие, то состояние его будет удручающее. У меня в гараже за год запчасти ржавеют, а если их в землю закопать на 80 лет, то, скорее всего, от них вообще ничего не останется… – с грустью заключил "Паук". Все крепко призадумались. "Сапер" нахмурил лоб, и высказал свое предложение:
– Я могу сделать поджиг.
– А, поджиг! – радостно заголосил "Филин", – Знаю, знаю. Это самодельный пистолет из трубки, шомпольный, однозарядный. У меня приятель один сделал себе такой, чтоб по кошкам стрелять. Переборщил однажды с порохом, и он взорвался у него в руке. Теперь у него двух пальцев не хватает… – сказав про пальцы "Филин" вспомнил своего отца, голос его задрожал, и он опустил голову.
– Поджиги эти только и годятся, чтоб по кошкам, да по воробьям стрелять. Прицельная дальность не больше 10 метров. Убойная сила слабая. Человека не завалишь из такого, а только разозлишь. Да и стекло бронированное не пробьет, если там оно будет. Таким вряд ли кого-то напугаешь. Перезаряжать долго и неудобно, да и не надежный он. "Филин" правильно заметил. Можно больше себя искалечить, а не противника, – с тоской заметил Укрытцев, и выражение его лица стало еще печальнее, – Нам бы посерьезнее надо что-нибудь… Автомат или хотя бы ружьё… Ты, "Шмель" как-то говорил, что у тебя брат где-то поблизости служит?
– Да, в военной части ПВО. 15 километров от нас.
– Ты бы перетёр с ним как-нибудь с глазу на глаз. Может он может стволы подогнать?
– Да ты что, "Паук", – вытаращил глаза "Шмель", – Как же он казенное оружие нам подгонит?
– Ты узнай. За спрос не бьют. Я всю жизнь по военным городкам кочую и наслышан, как военные казенное оружие распродают. А отец рассказывал и вовсе жуткие вещи. В Чечне солдаты на бутылку духам автоматы меняют. А те потом из их же оружия стреляют по ним в ночное время. Может и брат твой сможет чем-то помочь.
– Хорошо, давайте доедем завтра с кем-нибудь, чтобы брат не понял, что я для себя спрашиваю.
– Слушай, "Сапёр"! А ты говорил, что у тебя дед охотник был. Может у него ружьё осталось? – осенило Дробилина.
– Не знаю, может и осталось… Но в гараже его точно нет, я там всё перерыл. Надо у бабушки спросить…
– Ну, так давай завтра съездим к твоей бабушке, а потом – к моему брату, – предложил "Шмель".
– Хорошо, только скажи, туда дорога не песчаная ведёт? А то моторашка моя по песку не тащит совсем. Колёса маленькие – зарываются. А "Ижаку" – похоже Alles*…
– Туда «гравийка» ведёт. Твой "Туляк" проехать должен…
– А что с "Юпаком"? Всё так плохо? – спросил Укрытцев.
– Катастрофическое состояние… – вздохнул Сергей, – Разбита приборка и двигатель, передняя вилка погнута, раму повело, бак помят. В движке наверняка половина деталей тоже деформирована, ну и по мелочи: 2 поворотника, передняя фара, руль… Не уверен, возможно ли, вообще его восстановить… Наверное, будет дешевле купить новый.
– Ну, с тобой проще, "Сапёр"… У меня запчастей хватит на 3 "юпитерских" движка. И приборку с фарой и поворотниками думаю, что найду. Единственная проблема – рама, бак и передняя вилка… Таких крупных деталей у меня нет.
– Слушай, ну это самое главное. Раму с вилкой найдём где-нибудь, а на баке вмятина просто. Можно отрихтовать… Сколько я буду должен тебе за все? – оживился Харламов.
– Оставь, какие деньги могут быть. Мы только что на такое дело подписались вместе! Побереги деньги на раму, и подумай, где можно её купить в ближайшие дни…
– Слушай, – вскочил осенённый Дробилин, – у "Кощея" же осталось всё это наверняка! Он хоть и погорел малость, но раме с вилкой ничего же не сделалось…
– Добро, завтра наведаемся к нему! – удовлетворённо кивнул Укрытцев, – а ты "Сапёр" постарайся какие-нибудь деньги найти. Неизвестно, сколько он заломит за запчасти… – сказав это, "Паук" энергично прошелся по гаражу взад-вперед, обрабатывая в уме всю информацию, полученную этим вечером, а затем остановился и высказал свое заключение:
– Значит так. "Сапёр" и "Шмель": завтра утром поедете закидывать удочки на счёт стволов. А я тем временем прицеплю "люльку" к своему коню, чтобы привезти из Куликово раму, если что. В полдень все соберемся где-нибудь рядом с больницей, чтобы "Бите" было не сложно добраться…
– Там есть старая беседка в больничном сквере… – перебил Дробилин.
– Ну, точно! – воскликнул Укрытцев, – Туда и подруливайте все к двенадцати. Исходя из результатов, будем думать, что делать дальше. Потом я доеду с "Сапером" к "Кощею" по поводу запчастей, и начнем потихоньку ставить разбитый "Юпак" на колёса. Ну а на сегодня всё. "Бита" не убегай, я подвезу тебя до больницы.
ГЛАВА 4
Так бывает, что человек годами строит планы, создаёт себе программу, по которой планирует прожить свою жизнь, но случается одно непредвиденное событие, которое разбивает все это в пыль и труху. Событие, которое никак не зависит от человека, которое нельзя спрогнозировать. Оно рушит все планы, словно Вавилонскую башню, моментально, бесповоротно и безапелляционно. И жизнь идёт совершенно по другому пути, о котором всего день назад человек не мог и подумать. И в кошмарных снах не видел Сергей тех событий, которые наступили в его жизни. И теми моральными принципами, на которые он во всем опирался, приходилось поступиться ради спасения себя и своих близких.
Что-то сломалось в его представлении об окружающем мире в тот вечер, когда все они собрались у "Паука" в гараже. Он вдруг с невероятной четкостью уяснил для себя, что виной всему не бандиты, вытворяющие произвол и упивающиеся своей безнаказанностью. Они лишь орудие в руках коварного кровожадного спрута, раскидавшего щупальца по телу огромной страны. А виной всему этому произволу – власть, выстроившая систему, в которой эти люди могут себя так вести. Систему, при которой вообще эти бандиты смогли появиться, и которая дала им вырасти до таких устрашающих масштабов, как сегодня. Он также понял, что закоренелыми преступниками и налетчиками не рождаются. Что это не какие-то особенные отщепенцы, которым в генах определено стать бандитами. Это в большинстве своем обычные люди из толпы, которых жизненные обстоятельства толкнули за черту. Вот и ему настал черед пополнить их ряды.
Он весь оставшийся вечер провел дома в раздумьях. План "Паука" казался ему утопией и авантюрой. Он ни секунды не верил в то, что им удастся его осуществить. Но Сергей ухватился за него, словно утопающий за последнюю соломинку. И уверенность всех окружающих, и самого Павла, помешала ему высказать свои сомнения публично. Он поддался стадному чувству и пустил все на самотек.
В тот вечер в его квартире раздалось несколько странных звонков. Каждый раз "Сапер" превозмогая боль в коленях, хромал в сторону коридора, поднимал трубку, но слышал в ответ лишь молчание и тяжелое дыхание своего собеседника. Кто так жестоко шутил над ним, ему оставалось только гадать. Возможно, это был Тараканов, который таким образом пакостил за свое разбитое лицо, а может быть "Гасан" и "Пластилин" хотели заставить его нервничать, и таким образом напоминали о деньгах. Но цель была достигнута, и какой-то неприятный осадок от этих звонков действительно остался.
Ранним пятничным утром, едва успев позавтракать, Сергей услышал за окном громкий протяжный гудок мотоцикла. Он отодвинул занавеску, и, выглянув в окно, увидел внизу у своего подъезда оранжевую "Планету-5" самой первой модификации. Верхом на ней сидел тучный Михаил Никифоров в своей черно-желтой полосатой майке и озирался головой по окнам верхних этажей. Он посигналил снова, и Харламов с трудом взобрался на подоконник, распахнул форточку и крикнул:
– Здорово, Миша! Сейчас спущусь, не шуми.
Когда "Сапёр" спустился и отварил ветхую подъездную дверь, мотоцикл "Шмеля" с обеих сторон обступили две бойких возмущённых старушки. С левой стороны – худая и костлявая с клюшкой в оранжевом плаще 60-х годов, застегнутом на большие черные пуговицы, и зелёном цветастом платке, покрывавшем седые волосы. С правой – упитанная, как и сам Михаил, тучная старушка в бордовом плаще и синем вязанном берете. Полная женщина молчала, и, видимо, подошла за компанию. А худощавая в жёлтом была возмущена до предела. Она махала своей клюшкой и громко кричала на "шмеля", а сморщенное старое лицо пепельного цвета от злости и возмущения ещё больше покрылось морщинами и напоминало потрескавшуюся от засухи землю. Крик оглашал двор, пожалуй, даже сильнее, чем звуковой сигнал мотоцикла, она по-деревенски делала в своей речи акцент на "о", и обильно посыпала свою отповедь просторечными выражениями:
– Ты чего разбибикался, окоянный наркоман? Люди спят, он бибикаеть тут! А ну езжай отседова!
– Тише, тише… – оправдывался Михаил, покраснев и переводя растерянный взгляд с одной старушки на другую, – Я сейчас друга дождусь, и уеду… Вы сильней, чем мой мотоцикл орёте!
– Я те поору, супостат! Я поору тебе сатанист проклятый! – разошлась было старушка, но увидев "Сапера" немного смягчилась, осознав, что силы уравнялись, – Вон ещё один прётся "моцоциклит". Развелось, наркоманов… Рокеры чёртовы…
С этими словами обе женщины удовлетворенно повернулись и пошли к соседнему дому, чтобы присесть на скамейку у своего подъезда. При этом худая скрючилась, как вопросительный знак и громко застучала своей палкой об асфальт при каждом шаге, а полная приобняла ее за плечи, чтобы немного поддержать. Ещё долго доносились громкие и возмущённые проклятья с их стороны, и даже, когда оба парня уехали, они продолжали перемывать их кости, и кости всего семейства Харламовых, так как о "Шмеле" им было ничего не известно.
Бабушка Харламова жила на другом конце посёлка, на улице Горького неподалеку от места, где продавался самый отвратительный самогон во всей округе. Она проживала в обычной типовой хрущёвке, на первом этаже. Дверь её почти всегда была открыта, она запирала её только по ночам. И даже если уходила куда-то днем, то обязательно оставляла ключ под ковриком, на случай если к ней нагрянут гости. Через всю длинную жизнь она пронесла наивную веру в непогрешимость и доброту людей. Она не боялась квартирных воров, так как особо и красть-то у неё было нечего. Пенсии едва хватало на самую простую еду и оплату коммуналки, а из имущества её самой большой ценностью был старый чёрно-белый телевизор, которому было больше лет, чем Сергею.
К дому Харламовской бабушки ребята приехали уже порознь. "Шмель" предварительно подвёз Сергея до гаража, где он пересел на свой мотороллер. Оба транспортных средства аккуратно припарковались во дворе напротив подъезда и заглушили моторы. Не успела осесть пыль, поднятая их колесами, как Сергей поставил мотороллер на подставку и пошел к дому. Харламов в прошлом много часов провёл на детской площадке у этого, утопающего в зелени, дома. Родители часто оставляли его у бабушки, и это место было для него родным. Все бабушкины соседи когда-то знали его в лицо, но теперь это лицо все они подзабыли. С возрастом, Сергей все реже бывал у бабушки в гостях, все время находились какие-то срочные дела, и, казалось, что её можно будет увидеть позже. Он ещё не понимал, насколько коротка человеческая жизнь, и что упущенных минут, проведенных с родным ему пожилым человеком, потом вернуть будет невозможно…
Двор, укрытый тенью высоченных тополей, был пуст и безмятежно тих. Лишь одна женщина лет сорока с растрепанными черными волосами вывешивала перед домом стираное белье и недоверчиво поглядывала на чужаков.
– Серег, ты там долго не рассусоливай… До строевой в армейку надо успеть, а то брата не выпустят! – крикнул вслед удаляющемуся "Сапёру" Михаил, оставшийся ждать на мотоцикле.
– Хорошо, – ответил Харламов и вошёл в дом. Подъезд встретил Сергея прохладой и запахом подвальной сырости. Он энергично взметнулся по ступеням на площадку первого этажа и без стука распахнул тугую дверь в бабушкину квартиру. Квартира была в точности, как у его родителей, но обставлена поскромнее. Её наполнял громкий звук, лившийся из старого телевизора "Славутич-220" и запах характерный для мест, где живут старики.
Притворив за собой дверь, Сергей разулся в прихожей и не спеша проследовал в зал по выцветшей ковровой дорожке бордового цвета. Обставлен зал был в таком же порядке, что и в квартире родителей.
В просторной комнате обклеенной серыми блеклыми обоями из мебели размещалась старая софа, сервант, заполненный хрустальной посудой и фотографиями родственников, кресло, обивка которого была изодрана кошачьими когтями, старый обеденный стол укрытый белой скатертью и два деревянных стула со спинками. На стене висел отрывной календарь, с которого издали можно было увидеть число "15", на полу расстелен ковер, украшенный причудливыми восточными узорами. С потолка над ним нависала массивная люстра, увешенная прямоугольными хрустальными пластинами. Вместо дверей, в межкомнатном проеме висела бордовая занавеска. Широкие подоконники были заставлены массой горшков, из которых окна наполовину перекрывали растущие растения и цветы.
Бабушка в старом застиранном халате сидела на софе с огромными очками на носу и внимательно смотрела телевизор. Она была худой и небольшого роста, и не сразу можно было увидеть ее в этой комнате. Её сухая щуплая фигура находилась в самом углу дивана. На коленях у нее вальяжно развалилась серая кошка, которую бабушка заботливо поглаживала сморщенной костлявой рукой. Серое испещренное морщинами лицо ее сосредоточенно смотрело выцветшими голубыми глазами сквозь линзы очков в мерцающий экран старого телевизора. Седые серебристые волосы были аккуратно собраны в пучок на затылке.
Слух стал подводить бабушку, и она не слышала, как вошел внук. Заметила она его лишь, когда он проследовал в комнату и преградил ей телевизионный экран. Она неторопливо сняла, очки и пристально посмотрела на него. Узнав в нем родного человека, бабушка искренне обрадовалась. Морщинки, будто лучики солнца, собрались в уголках глаз, и блеклые губы растянулись в улыбке, оголив 2 передних серебряных зуба:
– Здравствуй, внучек! – воскликнула она, вставая с софы, чтобы обнять его. Харламов сделал к ней пару нетвердых шагов и обнял.
– Совсем позабыл бабку… Вчерась в окно смотрела, мальчишка какой-то промчался под окнами, похожий на тебя. А потом смотрю – не ты… Что так редко заходишь?
– Да все некогда как-то… – смутился Сергей и махнул рукой.
– Ну да ладно… – вздохнула старушка, – пойдем чай пить.
Они прошли в кухню по скрипучим половицам: Сергей, прихрамывая на обе ноги, следом его бабушка, а за ней – серый дымчатый кот. В тесной маленькой кухне из круглого белого приемника в радиоточке за дверным косяком лились сигналы точного времени радиостанции "Маяк". Кухня была меблирована аскетично, и в ней было лишь самое необходимое. Прямо перед дверью располагался небольшой квадратный стол, укрытый белой клеенчатой скатертью, и два табурета. Над столом на выщербленной неровной стене, окрашенной дешевой синей краской висел большой календарь с изображением иконы казанской богородицы, на котором маленьким шрифтом были расписаны все православные праздники на 2000 год. На столе стояла большая стеклянная ваза с сухарями из ржаного хлеба.
По левую сторону от двери стоял старенький невысокий холодильник "Бирюса" на крыше которого на вязаном круглом коврике стояла деревянная хлебница. Над ней в стене было сделано световое окно, сквозь которое виднелась темнота ванной комнаты. В углу за холодильником подвешивалась стальная раковина, с пожелтевшей от ржавой воды и кое-где отколовшейся эмалью. Над раковиной прямо из стены торчал кран, из которого с громким стуком то и дело капала вода. Чуть выше на стене висела решетчатая полочка с минимальным набором посуды. А под раковиной у сливной канализационной трубы, уходящей в стену, на дощатом полу стояли две консервных банки, в одной из которых была вода, которую пил кот, а в другой еда, которую он ел.
По соседству с мойкой была установлена двухкомфорочная газовая плита производства Московского завода "Газоаппарат". В своем первоначальном виде плита была белой, но за долгие годы работы она была обильно покрыта несмываемыми брызгами раскаленного масла и жира, и от этого приобрела бежевый оттенок. Под плитой, стоявшей на высоких ножках, на полу лежала пара желтых макаронин, которые бабушка обронила в процессе приготовления обеда, и в силу слепоты так и не разглядела их. Всю стену за плитой пересекала газовая труба. Она причудливо извивалась по всей стене, словно юркая змея, создавая неповторимый элемент декора, и одним из своих ответвлений присоединялась к огромной газовой колонке, под которой стоял двухстворчатый шкафчик, замыкающий пространство вдоль стены.
Войдя на кухню, Сергей сел за стол. Бабушка подошла к плите, и, чиркнув спичкой, зажгла синее пламя газовой конфорки под пузатым желтым чайником, а пушистый серый кот вскочил на широкий подоконник, и вальяжно развалившись, лениво уставился в окно. За стеклом, с трещиной заклеенной синей изолентой, изредка неспешно проезжали автомобили и громко ворковали голуби. А во дворе, напротив подъезда на блестящем оранжевом мотоцикле сидел, подергиваясь и облизывая губы, "Шмель", который беспрестанно поглядывал на часы.
Увидев его "Сапер" решил перейти к делу, по которому приехал, и, бросив в граненый стакан с мельхиоровым подстаканником три кубика сахара, внезапно задал неожиданный вопрос:
– Баб Валь, а у деда ружьё осталось?
Бабушка сделала пару коротких шагов, и, остановившись в центре кухни, пристально посмотрела на внука. Лицо ее сделалось сосредоточенно серьезным. Она молча смотрела на Сергея несколько времени, пытаясь понять, не подвел ли ее слух, и правильно ли она расслышала вопрос. Сергей, уловив ее колебания, повторил свою фразу еще раз, громче и отчетливее.
– Ружье то дед продал давно… И все охотничьи снасти свои. Ну, посуди сам, какой охотник из него был в последние годы? Еле ноги таскал… Хотя ты и не помнишь деда, наверное. А ты зачем интересуешься? Уж не убить кого задумал? Хромаешь вон. Чей подрался с кем-нибудь?
– Нет. Что ты, баб Валь? – притворно улыбнувшись, успокоил внук, – Это не мне. Вон приятель интересуется, – кивнул он на окно, – Бандиты семью его затерроризировали совсем. Отец коммерсант, постоянно из него деньги приходят вытрясать. Никакого спасения нет. Ищет хоть какое-нибудь оружие, а то мало ли… Времена сейчас, сама знаешь…
– Да, времена сейчас, не дай бог никому… На улицу страшно выйти. Того и гляди подстрелят случайно в какой-нибудь перестрелке. На прогулку, как на войну уходишь. Неизвестно, вернешься ли домой… – вздохнула бабка, – Я и не припомню такого на своем веку. Было время немец нашу державу изводил, но чтоб свои своих убивали, этакого я не помню… Безобразие такое, похоже, в гражданскую было только, но я в те годы еще не родилась, – и, подумав немного, старушка добавила: – Эх, Сталина бы поднять на пару лет. Он бы живо порядок навёл. Совсем страх потеряли все без него…
В этот момент задребезжала эмалированная крышка чайника, а и из его носика высоким столбом повалил густой пар. Бабушка перекрыла газ, налила горячего ароматного чая себе и внуку, и, усевшись напротив, с грустью сказала:
– Конфет пока нет, внучек. Угощайся сухариками. Пенсию не заплатили ещё.
– Да ничего, бабуль… Я с сахаром, – покраснев, виновато ответил "Сапер". На душе его скребли кошки. Ему казалось, что он объедает свою пожилую родственницу, у которой и без него наполовину пуст ее маленький холодильник. И "Шмель", ожидая его, заметно нервничал за окном. Но отказаться от чашки чая с любимой бабушкой он тоже не мог, ее это всегда крайне обижало.
Поспешно допив чай, Сергей отставил стакан и встал из-за стола. Он погладил худой и длинной ладонью мягкую шерсть кота провалившегося в полудрему на разогретом солнцем подоконнике, и, заметив, что "Шмель" за окном недовольно показывает на часы, повернулся к бабушке.
– Ну, все, бабуль, мне пора… Меня друг ждет.
Сияющее бабушкино лицо заметно помрачнело. Она, кряхтя, поднялась со стула и, шаркая тапочками по ковровой дорожке, проводила Харламова до дверей. С грустью наблюдая за тем, как внук обувает ботинки, старушка тихо и искренне произнесла:
– Заходи почаще. Не забывай бабушку… – затем на прощание крепко обняла Сергея, и он, простившись, вышел за порог.
Томившийся в ожидании Никифоров про себя чертыхался и ерзал на потертом седле. Ему казалось, что с ухода "Сапера" прошла уже целая вечность. Когда же, наконец, подъездная дверь гулко хлопнула, и Харламов быстрым шагом вернулся к мотороллеру, он с нетерпением вскочил с мотоцикла и суетливо спросил:
– Ну что ты там так долго копался? Что с ружьем?
Сергей развел руками и со вздохом ответил:
– Забудь о ружье. Его давно продали. Бабка чаем угощала, отказываться было бы подозрительно. Иначе решила бы, что приехал только за этим…
– Ладно, поехали! У нас мало времени, нужно торопиться… – разочарованно воскликнул Михаил и, сплюнув на асфальт, пошел заводить свой мотоцикл.
Дорога в воинскую часть, в которой проходил службу брат Никифорова, была неприметной и ничем не выделялась. На ней не было указателей или дорожных знаков. Это был обычный грунтовый съезд, который плавно переходил в гравийную насыпь из белого щебня. Белая, словно заснеженная, узкая дорога, на которой с трудом впритирку разъезжались встречные автомобили, с обеих сторон была окружена густым высоким хвойным лесом. Исполинные корабельные сосны, громоздившиеся на обочинах, создавали над дорогой постоянную тень и прохладу.
Поднимая за спиной высокое облако белой, словно из муки, пыли, Михаил и Сергей мчались по укатанному щебню по пустой дороге, боясь опоздать. Мимо проносились тёмно-зелёные ветви косматых сосен. "Шмель" ехал чуть впереди, указывая дорогу, и постоянно сбавлял скорость, давая возможность Харламову догнать его.
"Сапер" мчался на максимально возможной для своего мотороллера скорости в 90 км/ч, но все равно то и дело отставал от Никифорова. Его железного коня болтало из стороны в сторону, но Сергей уже привык справляться с этой вибрацией. Спустя 10 км однообразной лесной дороги, деревья начали редеть, и вскоре парням открылся небольшой пятачок из настланных на землю железобетонных плит, перед территорией режимной части, огороженной высоким секционным забором, над которым спиралью вилась колючая проволока.
Сразу за этой площадкой, служившей стоянкой для автотранспорта, приезжавшего на военный объект, располагался КПП. Это был единственный путь, через который можно было попасть на территорию объекта. Въезд за периметр преграждали двухметровой высоты двухстворчатые ворота серого цвета. В центе каждой створки был изображен двуглавый орел министерства обороны. А слева к воротам примыкало непосредственно само помещение КПП. Оно представляло собой небольшую кирпичную будку с одним окном и металлической дверью тёмно-синего цвета. На двери висела небольшая красная табличка, на которой жёлтыми заглавными буквами выделялась надпись: "КОНТРОЛЬНО ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ В/Ч 46827".
На этот раз ребята поменялись ролями: Сергей остался с мотоциклами, а Михаил вошёл в дверь. Перед ним предстал узкий длинный коридор, путь через который преграждала вертушка. Справа была стена с окном, выходящим во двор. Слева – перегородка с окошком, за которым сидел дежурный в военном камуфляже и с красной повязкой на правом плече. Над окошком висел красный транспарант, на котором большими белыми буквами было начертано: "СТОЙ! ПРЕДЪЯВИ ПРОПУСК"
Дежурный имел суровый вид и азиатские черты лица. Его кожа красновато-кораллового оттенка была покрыта мельчайшими капельками пота от невыносимой жары, которую не в силах был скрасить даже настольный вентилятор, жужжавший на столе рядом с ним. А на правом глазу красовался огромный заплывший синяк размером со свежую сливу, от которого и без того узкий глаз восточного парня сузился еще больше и превратился в едва заметную щёлку. Дежурный, увидев на КПП молодого парня, позабыл о прописанном в уставе порядке, и вызывающе выкрикнул из своего окошка:
– Тебе чё тут надо, пацан?
– Да я это… – растерялся "Шмель", – Брата приехал повидать. Можно позвать его? Буквально на 10 минут.
– Можно Машку за ляжку! Не положено! – отрезал дежурный и громко зевнул, – Давай дуй отсюда! Нечего на режимном объекте околачиваться!
Огорченный "Шмель" вышел наружу, опустив голову. Раздумывая о том, как объяснить "Саперу", что они напрасно проделали этот путь, он вытащил из кармана джинсов скомканную пачку сигарет и закурил. Внезапно за его спиной распахнулась дверь КПП, и из нее вышел уже знакомый ему дежурный азиат с подбитым глазом. Он оказался ниже Михаила на полголовы и раза в два худее. Носком запыленного кирзового сапога он виновато пнул камушек гравия, по-видимому, сожалея о том, что был слишком резок, и вкрадчиво обратился к "Шмелю":
– Слушай, а ты куришь? Сигаретами не богат?
Шмель угрюмо нахмурил брови, и обиженно надув розовые пухлые щёки, протянул солдату пару сигарет. Тот не мешкая ни секунды, с жадностью закурил одну из них, и сделал пару глубоких затяжек. Он стоял рядом со "Шмелём", и смотрел на него совершенно иными глазами. Взгляд его сделался дружелюбным, будто сигареты, сроднили их между собой.
– Да ты на мое лицо не смотри. Здесь синяки – это нормально. Тяготы службы. Ещё год служить осталось… Сейчас деды по домам разъедутся и совсем другая петрушка пойдёт… А брат твой давно служит?
– Год, – сухо и все ещё обиженно ответил "Шмель".
– Слушай, так он же с моего призыва! – опешил солдат, – А фамилия его как?
– Никифоров… – растерянно промямлил Михаил.
– Лёха что ли? Так что ж ты сразу не сказал, дурья твоя башка… – воскликнул дежурный, и быстро докурив окурок, добавил: "Сейчас позову!". Он швырнул дотлевающую сигарету в сторону и скрылся за темно-синей дверью.
Когда Михаил увидел на пороге КПП собственного брата, он с трудом его узнал. Молодой, походивший на него внешне паренек, за каких-то полгода, прошедших с их последней встречи, сильно переменился и возмужал. Он был когда-то, как и Михаил, тучным и высоким, но служба сделала его худощавым и осанистым. Он стал казаться выше ростом, не то из-за непривычной худобы, не то из-за того что перестал сутулиться. Черты его лица были разительно схожи с братом, но приобрели слегка резкие и по-мужски угловатые формы.
Брат вышел, по привычке чеканя шаг хромовыми сапогами, крепко пожал "Шмелю" руку, и, не скрывая радости от неожиданной встречи, спросил:
– Какими судьбами?
– Да я брат по делу… – стараясь говорить, как можно тише, ответил Михаил, и, кивнув на "Сапера", курившего на небольшом отдалении верхом на своем мотороллере, добавил – Пацану знакомому автоматы нужны… Хотя бы один… Можешь достать?
Лицо Алексея сделалось серьезным. Он приподнял камуфляжную кепку и задумчиво почесал коротко стриженую макушку. Задумавшись на несколько, минут он закурил, и, выдохнув синий дым, с сожалением ответил:
– Нет, братка. С автоматами я твоему приятелю помочь не смогу… Видишь ли, какая штука. У нас оружейную комнату командир роты опечатывает, и ключи только у него хранятся. Теоретически, можно слямзить и оттуда… Но пропажа автомата всплывет на следующий же день. И я моментально отправлюсь под трибунал… Единственное, чем я мог бы помочь твоему приятелю – это раздобыть патроны от «калаша». Это я могу. Ключи от склада боеприпасов у старшины роты, и он выдает их нам на всю ночь, когда мы заступаем в караул. Патронов на складе – до чёрта! Поверяют их крайне редко и спустя рукава. Когда всплывет недостача, определить во время чьего дежурства пропали патроны, будет уже не возможно… Так что спроси, если такой вариант его устроит – я ему помогу.
– Мда, это плохо… – раздосадовано вздохнул "Шмель", побагровел и опустил глаза в землю, – Видишь ли, ему ствол для дела нужен, в котором участвует не только он. Так что этот вариант ему нужно будет обсудить…
– Ну, подробности его дел меня не интересуют. Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится… – заключил Никифоров-старший, – А вот обсуждают они пускай побыстрее. Я заступаю на дежурство уже сегодня ночью, и когда снова выпадет такой шанс, сказать пока не могу.
– Так мы же не увидим тебя до твоего дежурства, как ты узнаешь его ответ?
– Если они решатся, пусть в два часа ночи приедут к части. Вплотную пусть не подъезжают, здесь повсюду караулы. Оставят транспорт метрах в 50, а дальше – на ногах. Пешком сквозь лес проберутся к забору и пойдут вдоль него. Тут по периметру ограждения колючка идет, но в одном месте она обрывается. Мы там выбрасываем мусор через забор, и постоянно на колючке повисало всякое тряпье и помои. В конце концов, старшина приказал метр колючки срезать в этом месте. Вот там я и буду их ждать с ящиком патронов. Если до полтретьего никто не появится, буду считать, что предложение их не заинтересовало.
– Хорошо. Сколько это будет стоить, если что?
– Да мне деньги сейчас не нужны… – растерялся Алексей, – Мне еще год тут лямку тянуть. Что я куплю тут на них за этим забором? И раз уж для твоих друзей надо, зачем я буду с них деньги брать… Знаешь что? Пусть они мне лучше выпить чего-нибудь привезут, – лукаво улыбнулся солдат, – Бутылку водки (или самогона), блок сигарет с фильтром и какой-нибудь домашней еды… И будем считать, что мы в расчете.
