Заповедник дьявола

– Назовите, пожалуйста, цифровой код, – вежливо проговорил мужчина. – Он был выслан вам на номер телефона.

Сергей вопросительно посмотрел на бледное лицо шефа.

– Черт бы побрал эти шпионские игры! – проворчал Виленский. Он суетливо пролистал меню айфона, обнаружил искомую комбинацию. – Сто сорок шесть!

– Замечательно! – обрадовался мужчина. – Прошу вас, Семен Михайлович, проходите!

Щелкнул замок, дверца распахнулась. Авдеев вошел первым, привычно осмотрел двор перед коттеджем. Территория пятнадцать на двадцать пять метров. Шведский зеленый газон, аккуратно постриженные пихтовые деревья. Усыпанная гравием дорожка ведет к крыльцу здания. Чисто и аккуратно. Темные окна равнодушно взирают на пришельцев.

– Черта с два я бы вписался в этот блудняк, если бы не Лозовой! – проворчал Виленский.

Алексей Лозовой был крупный акционер, совладелец бумажно-целлюлозного завода в Светогорске. Виленский гордился знакомством с бизнесменом, который также был ярым поклонником охоты. На днях Сергей забирал шефа из элитного петербургского ресторана «Тинькофф», где тот нарезался до чертиков. Виленский разоткровенничался.

– В нынешней охоте нет больше кайфа, – говорил он, сидя на заднем сиденье и пьяно покачиваясь в такт езды. – Хрень! – Он подумал и добавил словечко покрепче. – Как это было раньше, в прежние времена! Человек выходил против медведя с рогатиной и охотничьим ножом! – Он пьяно икнул. – Можешь ты себе такое вообразить, а, Авдеев?

Сергей неопределенно пожал плечами. Не следует всерьез относиться к пьяному бреду.

– Мне про тебя кое-что рассказали, – продолжал Виленский в приступе хмельного откровения. – Знаю… И про твои боевые заслуги, и про занятия карате, или чем ты там занимался…

– Боксом…

– Бокс – это серьезно, – неожиданно согласился бизнесмен. – Бокс – это для настоящих мужчин. – Он недолго подумал и с какой-то тоской в голосе проговорил: – Знаешь, Авдеев, а я ни разу в жизни не дрался! Тебе сколько лет? – и, не дождавшись ответа, сказал: – Можешь не говорить, сам знаю. Мы с тобой, считай, ровесники, и ты наверняка много дрался пацаном? Скажи!

– Случалось, – кратко ответил Сергей, понимая, что пьяный шеф не отстанет.

– Случалось… – протянул Виленский. – Видишь, как жизнь устроена? Ты был небось типа альфа-самца в своем классе, такому, как я, саечки навешивал, а теперь работаешь у меня телохранителем…

У него двоилось в глазах, поэтому он прищурил левый глаз, подавшись к телохранителю.

– Это ведь несправедливо!

Сергей промолчал. Он гнал «мерседес» по Невскому проспекту, необычно оживленному в столь позднее время суток.

– Молчи-и-ишь… – протянул шеф и вторично икнул. – Знаешь, каково это – видеть в точке прицела дичь?

Его качнуло на повороте, он вцепился в дверную ручку.

Авдеев презирал охоту и охотников, но сказать об этом в тот раз не хватило духу. Побоялся потерять работу. Много лет назад он познакомился со старым охотником из племени масаи, чью черную кожу покрывали шрамы и рытвины. Охотник скупо рассказал про обряд посвящения, который проходят мальчики, достигшие двенадцатилетнего возраста. Схватить льва за хвост и держать его так, пока напарник не поразит хищника копьем. Хитрость заключалась в том, чтобы вцепиться в основание хвоста, в ином случае юного воина ждала гибель. На вопрос, почему так, охотник рассмеялся.

– Хочешь, сам попробуй! – сказал он.

Сергей разделся донага, взял копье, которым пользовались масаи, – оно показалось ему чрезмерно легким и тонким для схватки с огромным хищником. Молодой лев величественно застыл на месте. Огнедышащее африканское солнце играло золотой медью на короткой гриве царя зверей. Лев повернул морду, глаза цвета янтаря холодно уставились на человека. Сердце зашлось в бешеной пляске, Сергей кинулся вперед, чувствуя босыми подошвами ступней раскаленную землю. Он слышал свой яростный крик, две черные тени, легкие и быстрые, мчались рядом с ним, – охотники масаи превыше всего ценят в людях храбрость, – воины подстраховывали белого воина…

Позже, когда женщины прикладывали к его кровоточащим на груди ранам смоченные в слюне пахучие травы, старый охотник доброжелательно улыбнулся.

– Очень сильный, очень смелый… – Он подмигнул. – И очень глупый!

– Нет, – ответил он Виленскому в тот раз. – Я не стрелял в зверей.

Такой ответ шефу пришелся по духу. Он снисходительно рассмеялся. Сейчас, идя по гравиевой дорожке к дверям коттеджа, Авдеев вспомнил тот приступ малодушия, охвативший его. Броситься на льва не побоялся, а сказать то, что он думал, – испугался. Вспомнил слова Надежды. Ему следует научиться сдерживать свои эмоции. Легко сказать, трудно сделать!

Дверь распахнулась, навстречу вышел молодой мужчина, на его фоне возвышался двухметровый гигант, облаченный в стандартный черный костюм. Сергей внимательно посмотрел на богатыря, отметив накачанный торс и некоторую скованность в движениях, свойственную культуристам. Выглядят страшно, падают громко.

– Здравствуйте, Семен Михайлович! – Загорелое лицо юноши осветилось лучезарной улыбкой. У него были тщательно уложенные каштановые волосы, голубые глаза и женственное телосложение. – Моя фамилия Лазарев. Зовут Антон, я являюсь топ-менеджером проекта. Извините, что заставили вас ждать. – Он протянул узкую ладонь словно для поцелуя.

Виленский пожал руку. В сторону Авдеева молодой человек не взглянул. Он с ловкостью фокусника извлек из папки планшет.

– Прошу сюда… – Лазарев уклонился в сторону, как танцор балета, пропуская гостей к входу в коттедж. – Ваш… – он скользнул невнимательным взглядом по коренастой фигуре Авдеева, – ваш спутник… Он останется здесь, я полагаю?

Виленский посмотрел на своего телохранителя.

– Господин Лозовой уже приехал? – спросил он, нахмурив лоб, мысленно решая какую-то задачу.

– Разумеется! У нас сегодня собрались сливки общества! – воскликнул менеджер. – Бизнес-элита города и страны, если вы понимаете, о чем я… – Он многозначительно посмотрел на собеседника.

– Мне подождать вас в машине, Семен Михайлович? – спросил Авдеев.

– Подожди! – отрезал шеф. Он внимательно изучал тонированные проемы окон. В их зеркальной черноте отражалось заходящее июльское солнце. Дневная жара спала, с Невы долетал шум проносящихся катеров. За двухметровым забором, окружающим коттедж, шла повседневная жизнь горожан. Веселая, грустная, счастливая и печальная.

Сергей с тоской посмотрел на лучащееся восторгом лицо менеджера. Небитый парень. Небитое поколение. Чистые костяшки, не знающие контакта с грубым боксерским мешком, светлая кожа без намеков на шрамы. Лазарев терпеливо ждал, ища что-то в своем айпаде. Возвышающийся над ним горой великан уставился в лицо Авдееву.

– Ладно! – принял решение Виленский. – Я пойду вместе со своим телохранителем.

Менеджер насупился.

– Это не совсем удобно, Семен Михайлович! – нервно сказал он. – Собирается исключительно элита!

Виленский повел плечом, его лоб прорезала упрямая морщина.

– Авдеев пойдет со мной! – повторил он.

Сергей удивленно посмотрел на шефа. А характер у парня есть! Без железных зубов большие деньги не заработаешь! Он шагнул вперед, в грудь ему уткнулась огромная ладонь охранника.

– Стоять! – пробасил он, презрительно глядя на седого мужика с высоты своих двух метров роста.

Конечно, можно было отпустить ситуацию на волю случая. Всему виной был этот взгляд. Уверенный и пренебрежительный. Так смотрит молодой самец, изгоняющий из стаи волка-переярка, слепнущего, теряющего зубы. Все дальнейшее Авдеев совершил автоматически, под удивленное восклицание, сорвавшееся с губ менеджера. Сработал, как на тренировке. Он ударил ребром ладони по руке, упирающейся ему в грудь, и тотчас вслед за этим коротко врезал ногой по коленной чашечке. Богатырь издал яростный вопль, замахнулся. Поднырнуть под эту огромную руку и с короткой дистанции врезать снизу вверх в челюсть не составило труда. Лязгнули зубы. У парня была акромегалия, или черты лица выросли от чрезмерных доз соматотропного гормона, который вкалывают себе культуристы, – попасть в большую мишень не составило труда. Авдеев ликовал. То необъяснимое чувство, что побудило его в Африке выйти против льва, и в дальнейшем на протяжении всей жизни бросало из огня да в полымя, бушевало в душе, как лесной пожар. Он видел, как оседает богатырь и глаза его затуманиваются, пропустив точный удар в челюсть, слышал изумленный крик менеджера, затухающий, словно какая-то диковинная музыкальная нота. Развернувшись на пятке, ощутив прострел боли в травмированном бедре, он впечатал боковой удар ногой в живот охраннику. Тот упал навзничь в мягкую траву, словно каскадер, выполняющий показательное падение. Авдеев услышал самодовольный голос шефа, доносящийся откуда-то сбоку. Требовалось немного времени после выброса в кровь адреналина, чтобы начать реалистично воспринимать информацию.

– Круто! – воскликнул Виленский, словно оценивал точный выстрел на своей любимой охоте. – Ну что, господин Лазарев, или как вас там… Я, с вашего позволения, пойду вместе со своим телохранителем. Вопросы есть? – Он надменно вздернул подбородок и, не дожидаясь ответа от ошеломленного юноши, сказал: – Вопросов нет!

2

14-я линия. Васильевский остров. 00:15

На крыше дома напротив возвышался стенд с мерцающей рекламой. Огни вспыхивали через равные промежутки времени, на окна падал фиолетовый свет, оттеняя лица лежащих в кровати людей каким-то призрачным цветом, затем гас, и на несколько минут воцарялась темнота, после чего игра света возобновлялась.

Алиса провела кончиком указательного пальца по голой груди Никиты.

– У тебя, похоже, ничего такого давно не было, – прошептала она.

– Ты о чем? – Он легонько сжал ее палец, поднес к своим губам.

Она тихо рассмеялась, во мраке ночи белели ее зубы. Белые и ровные, как китайский фарфор.

– Я имела в виду секс!

– А-а-а… – протянул он смущенно.

Вспышка света осветила овал ее лица зловещей, свинцово-синей окантовкой.

– Ты не стесняйся! – сказала девушка. – Мне это нравится. Ты такой… – Она шутливо щелкнула его по носу. – Ты скромный! Большая редкость в наше время!

Никита промолчал. Он начинал трезветь, и действие таблеток заканчивалось, обонятельные луковицы улавливали множество запахов помимо воли своего хозяина, тревожные мысли вторгались в сознание.

– Ты ела сегодня шоколадный торт! – сказал он.

Алиса отстранилась. Всполохи сиреневого света отразились в ее глазах. Черных и блестящих, как у ночного хищника.

– Это было в обед… – ответила она озадаченно.

– Я тебе говорил, что могу различать запахи, – виновато сказал Никита, поправляя очки. – И много еще чего умею.

– Я думала, что ты пошутил. – Она зябко поежилась, поднялась с кровати, на миг забелели обнаженные ягодицы, плавная линия спины, – девушка накинула на плечи халат.

– У меня плохое чувство юмора, извини! – Он поднялся за ней следом, пытаясь удержать, но Алиса уже шагнула к лежащей на стуле сумочке и рылась в ней, что-то ища. – А ты не говорила, что умеешь драться как Вин Дизель! – виновато сказал Никита. Как большинство робких людей, он переживал плохие эмоции посторонних людей как результат своего неправильного поведения.

Алиса достала из пачки сигарету, вспыхнул огонек зажигалки.

– И эти запахи тебя раздражают? – спросила девушка.

Никита сел на кровать, озадаченно потер переносицу пальцем.

– У меня неплохо развито воображение, пространственное мышление, иногда мне кажется, что я могу предугадывать события. – Он усмехнулся. – В детстве меня дразнили ходячим компьютером!

– Прикольно, – без улыбки ответила Алиса. Она выпустила тонкую струйку дыма в потолок. – И что это значит?

Никита натянул брюки на голые ноги, нагота стала его смущать.

– Иногда у меня получается предвидеть… – Он с трудом подбирал слова. – Некоторые вещи, которые еще не случились.

– Круто! – Алиса вдавила окурок в пепельницу. – И ты предвидел наше свидание? Или встречу с малолетками на улице?

– Не-ет… – протянул он. – Этим не получается управлять. Это как… – Он задумался, окончательно смущенный.

– Как озарение! – подсказала девушка. Она присела рядом, провела ладонью по его голове, взлохматив волосы. – Наверное, запах курева тебя сильно обламывает? – проговорила она низким голосом.

– Ничего… Мне нравятся все твои запахи.

Он уткнулся лицом в ее колени, коснулся губами гладкой кожи бедер. Через распахнутое окно в комнату прилетел аромат отцветающей сирени. Сладкий и терпкий, как выдохшееся шампанское в бокале. Два молодых тела сплелись на узкой кровати, Никита не слышал, как щелкнул замок входной двери, по полу протянуло сквозняком. Черная тень проскользнула мимо комнаты, чужак замер на пороге. Его глаза, холодно блеснувшие в ночи, равнодушно наблюдали за сексом молодой пары. Любовные игры мало интересовали его. Он получил четкие инструкции. Разыскать и отследить. Избегать попадаться на глаза. Сделать это оказалось не так уж просто; парень чуял новых людей в своем окружении в буквальном смысле этого слова. Человек застыл неподвижно, сокрытый в тени прихожей. Он был мастером своего дела, если того требовала обстановка, мог превратиться в безликое существо, незаметное глазу. Но не обонянию и предчувствию. Ломакин угадал преследователя еще в Москве, в шумном гомоне Ленинградского вокзала.

Девушка громко застонала, впившись поцелуем в губы любовника. Ее бедра конвульсивно содрогались.

Губы наблюдателя сложились в презрительную усмешку. Какая бездарная трата энергии! Он ощущал семьдесят шесть килограммов своей плоти как безукоризненно работающую машину. Ее следовало кормить, поить, давать отдых в качестве сна. Четырех часов сна в сутки было вполне достаточно. Все остальное не имело значения, кроме радости поиска и преследования. Он был прирожденным охотником.

Теперь застонал мужчина, его ладони исступленно гладили женскую грудь и ягодицы.

Пора уходить, решил наблюдатель. Осторожность в его ремесле – залог успеха. Скорее всего, когда парень отойдет от сексуального кайфа, он ощутит запах преследователя. Это совсем не плохо. Страх побуждает людей совершать ошибки.

Он неслышно прошел по коридору, безошибочно выбирая место, куда опускать ступню. Ни одна половица не скрипнула. Тихо открылась дверь, человек бесшумно прикрыл ее за собой. Все свершилось неприметно, он двигался, как призрак. Если в квартире находился кто-то еще, помимо занимающейся сексом парочки, он, скорее всего, решил, что ему почудилось наличие чужого человека или приснился страшный сон.

– Ты так и не ответила! – сказал Никита.

Они лежали обнявшись, волосы девушки разметались по его груди, как лоскуты черного шелка, гладкого и блестящего.

– Насчет драки, – уточнил Ломакин. – Где ты так мастерски научилась драться?

– Карате, джиу-джитсу, немного дзюдо… – сонным голосом перечислила Алиса.

– Много занималась?

– Лет двадцать. – Она перевернулась на спину, сиреневый свет прильнул к затемненному мыску внизу ее гладкого живота.

– Так долго? – удивился Никита.

– А что здесь особенного? – Алиса подняла руку и прочертила пальцем какую-то фигуру в воздухе. – Начала тренироваться в детстве. У каждого свое хобби. Мне всегда нравилось драться.

На улице зашлась лаем собака, завыл бродячий кот, кто-то выругался, шумели проносящиеся по проспекту редкие автомобили. Алиса мечтательно смотрела в окно, продолжая выводить что-то пальцем.

– Что ты делаешь? – спросил Никита, завороженно следя за плавным перемещением девичьего пальца в воздухе.

– Это? – Она засмеялась низким грудным голосом. Палец очертил полукружие и затем восьмерку. – Это такая медитация. На некоторых людей действует как наркотик, если знать правильный ритм манипуляций.

– Мы сейчас поймаем кайф?

– Сомневаюсь… Ты никогда не завидовал животным?

– Даже не задумывался об этом…

– Странно… – Девушка продолжала выводить пальцем в воздухе. – В детстве все мечтают быть похожим на какого-то зверя. Кем ты хотел быть?

– Не знаю… – Он пожал плечами. – Наверное, птицей.

– Почему птицей?

– Птицы независимы. Они обитают в среде, неподвластной никому, кроме них. У них нет врагов.

Она усмехнулась, обвела пальцем большой круг.

– Твой выбор означает отказ от борьбы.

– А ты кем хотела быть? – в тон ей спросил Никита. – Наверняка кошкой!

Алиса недовольно фыркнула, став действительно похожей на большую красивую кошку.

– Ты мыслишь стереотипно. Раз девушка, значит, кошка! Мне нравятся крысы!

– Крысы?

– Крысы агрессивны, умны, всеядны. Они не признают авторитетов и всегда готовы к схватке. Загнанная в угол крыса утрачивает чувство опасности.

Алиса опустила руку, поднялась на локте, пристально глядя ему в лицо.

– Ты сложный парень, Никита Ломакин!

– Почему? – удивленно воскликнул он, но девушка встала с кровати, подобрала с пола футболку, надела трусики. Щелкнула выключателем лампы, стоящей на рабочем столе возле распахнутого ноутбука, оранжевое пятно света растеклось по комнате.

– Принеси мне кофе, пожалуйста!

Никита поднялся следом за ней.

– Ты не останешься у меня? – Он пытался взять ее за руку, но девушка мягко убрала кисть. Она достала из сумочки смартфон, читала пропущенные сообщения. Лицо у нее стало собранным и отчужденным.

– Ты еще здесь? – Она вскинула на него удивленный взгляд своих черных как смоль глаз.

– Бегу варить кофе! – шутливо ответил Никита, чувствуя поднимающийся волной ком тревоги в груди.

В коридоре он явственно ощутил чужеродный запах. Горячая волна ударила в грудь, сбив дыхание. Паника нарастала как снежный ком, адреналин вбросил порцию гормона в кровяное русло. Никита метнулся к входным дверям, понимая глупость своего порыва. Тот, кто был в квартире, не настолько глуп, чтобы стоять за входной дверью. Ноги стали как вата. Он вышел на кухню, включил газовую конфорку, поставил на огонь чайник. Часто колотилось сердце, руки дрожали, когда он наливал кипяток в чашку с растворимым кофе. Немного кипятка пролилось на держащую чашку руку, но он не ощутил боли. Совершив серию дыхательных упражнений, он почувствовал себя лучше. Ночью все кошки серы! Ему могло и почудиться! – успокаивал себя молодой человек, но в глубине души точно знал: он не ошибался. Пройдя в комнату, он обнаружил Алису полностью одетой.

– Все было клево, малыш! – Она бегло поцеловала его в щеку. – Я тебе завтра позвоню!

– А кофе?

– Выпей за мое здоровье! Через пару минут такси приедет…

Алиса вышла в коридор, хлопнула входная дверь, застучали каблучки на лестничной площадке. Никита сел на кровать, простыня ярко пахла женской кожей и сладким парфюмом, вкус которого он не ощущал на протяжении всего вечера.

3

Хакасия. Красноярский край

…Он шел по залитой солнечным светом тропе, вьющейся среди изумрудных зарослей низкорослых деревьев. Оглушительно стрекотали цикады, воздух пылал пьянящим медовым ароматом трав, свежий бриз, дующий с моря, ласкал кожу лица. Тропа шла наверх, уклон становился круче по мере подъема. Рядом важно вышагивали павлины, равнодушно глядя на одинокого путника. Совершив крутой зигзаг, дорога вывела его на плотно утрамбованную площадку, отсюда раскидывалась необъятная синяя гладь моря и темная полоска берега, выступающего на горизонте. Он стоял неподвижно, вдыхая привкус морской соли, чувство одиночество и покоя наполняло душу.

«Я умер!» – появилась короткая и беспощадная мысль, которая его почему-то не испугала. Наоборот. Теперь появилось сильнейшее любопытство, извечный вопрос мог разрешиться в следующее мгновение – что будет дальше? Что последует вслед за мучительным спазмом коронарных артерий, отказывающихся далее питать сердце живительной кровью? Ответ был рядом; протяни руку и коснешься края одежд ангела, как любила повторять бабушка во времена его раннего детства. Все это ушло, кануло в горниле времен, он не сумел сохранить память о внешности пожилой женщины, пристрастившей хмурого недоверчивого мальчика к поэзии, а фраза врезалась в память, как нож в гранит, вышлифовывающий имя усопшей. Край одежды ангела… Он увидел белокаменный силуэт греческой церкви, непонятно как притулившейся на вершине скалы. В камне виднелись едва заметные трещинки; цепляясь за них пальцами, он полез наверх. Ветер тотчас сменил нрав, ледяные порывы налетали на человека, намереваясь скинуть его в пучину моря, рычащую далеко внизу. Хрипло, как непроспавшийся пьяница, закричал павлин. Он полз наверх, находя уступы в гладкой скале, продвигался вперед с настойчивостью маньяка – ему во чтобы то ни стало надо было добраться до греческого храма, гордо возвышающегося на неприступном утесе! Задрав голову, он увидел крест, кристально-белый на фоне бирюзы безоблачного небосклона. И тотчас солнце ослепило его, впивающиеся в скальную породу руки потеряли опору. Какое-то время удавалось висеть на одной руке, очередной порыв ветра сбросил человека вниз, он полетел с ужасающей скоростью, слыша свист в ушах, видя надвигающуюся темную массу воды с рычащими бурунами по поверхности воды у скалы. Холодная влага ударила в лицо, как пощечина, он закричал и открыл глаза.

Заходящее солнце полыхало, как огромная золотая монета. Андрей провел ладонью по влажной щеке. Над ним склонилось мужское лицо. Русая бородка, высокие скулы, внимательный взгляд синих глаз. Лет тридцать пять. Рука машинально потянулась к поясу, на котором в ножнах висел нож. Лицо скривилось в гримасе; так человек улыбался.

– Это награда за помощь? – ухмыльнулся незнакомец. Он протянул флягу с водой. – На, попей еще, быстрее очухаешься.

Андрей припал к горлышку, жадно выпил. Ясность рассудка возвращалась, болело горло, к шее словно приложили горчичники. Приподнявшись на локтях, он осторожно осмотрелся по сторонам. В трех метрах неподвижно лежала туша монстра. Русобородый парень понимающе кивнул:

– Ты его вырубил, я прикончил.

– Как прикончил? – прохрипел Тимченко.

Мужчина похлопал ладонями по прикладу карабина, лежащего у него на коленях.

– Прикольная игрушка, – сказал он. – Внутри какая-то смесь, вроде щелочи. Думаю, смесь оксида магния и графита. Принцип обычной батарейки, но похитрее устроено. Уязвимое место – глаза. Проткнешь один – он на время глохнет, потом, правда, очухивается. Я для верности второй глаз прострелил, больше не шевелился. Внутри микросхемы, как в крутом компе, а сработано на совесть. Даже запах звериный, хотя это простая задачка. Заложили емкость с ароматизирующим веществом и таймер.

– Шибко умный… – проворчал Тимченко. Он сел, прислонясь спиной к шершавому стволу дерева. Солнце скрылось за верхушками деревьев, близился вечер.

– Есть такое дело! – широко улыбнулся мужчина, обнажив крепкие белые зубы. – Я в Сибирском университете науки и технологий имени Решетнева учился. Слышал о таком?

Андрей отрицательно покачал головой. Его смущал тот факт, что вооруженный карабином болтливый парень завладел его ножом. Понятное дело. Вытащил из глаза монстра, пока он валялся в отрубе. Он незаметно сжал и разжал кулаки, готовясь к схватке. Мужчина был выше его ростом, но весили они одинаково.

– А что здесь делаешь, если такой грамотный?

– Кочевником подрабатываю, – спокойно ответил парень. – По совместительству.

– Много платят? – в том же шутливом тоне спросил Тимченко, подтянул ноги к груди, готовясь к прыжку.

– Я вообще-то срок тянул. Неподалеку отсюда. Зона строгого режима, ИТР-125. Не слыхал?

Андрей пожал плечами. Кровообращение восстановилось, голова была ясной, мышцы откликались на сигналы головного мозга.

– За что сидел? – спросил он.

– Тяжкие телесные.

– Много дали?

– Двенадцать лет. Отсидел три года.

Беседа велась короткими, словно рублеными, фразами, за каждой из которых скрывалась драматическая история.

– Сдернул?

– Тяга к свободе заложена в основе природы человека, – объяснил парень. – Тот факт, что российское законодательство добавляет срок за побег, не имеет логического обоснования.

– Влез в непонятки на зоне, вот и сдернул… – пробормотал Тимченко.

Парень рассмеялся:

– Ты почти угадал! Насколько я знаю, кочевником в заповедник по своей воле никто не идет. По моим прикидкам, нас здесь человек семь…

Он не успел закончить фразу. Быстрый как молния, Тимченко метнулся вперед. Мужчина сидел на корточках, от удара головой в челюсть опрокинулся навзничь. Все-таки парень что-то умел! Он сгруппировался, наклонил подбородок к груди, защищая горло, попытался оплести ногами талию Тимченко. Борцовский прием дзюдо, который используют в схватке ребята из ММА, оказавшись на спине. Тимченко был слабоват в борьбе, предпочитал рубку на кулаках в стойке. Карабин откатился в сторону, дотянуться до него не было возможности. Андрей попытался вторично ударить головой в лицо соперника, отклонил корпус назад, но соперник прилип к нему как пиявка. Боролись молча, слышалось только прерывистое дыхание, да беззаботно заливались птицы. Тимченко стал выдыхаться – сказывался возраст и усталость после обморока, а русобородый парень, ловкий, как змея, оплел его левую руку двумя своими и неумолимо выворачивал ее в локтевом сгибе. Боль пронзила сухожилия. «Лучше бы я сдох!» – с какой-то отчаянной тоской подумал Андрей. Он предпринял еще одну отчаянную попытку освободить руку из захвата, но это движение лишь усугубило тяжесть его положения. Его предплечье, накрепко схваченное двумя руками соперника, вытянулось во всю длину, парень повернулся корпусом на бок – боль в локте усилилась, стала почти нестерпимой.