Заповедник дьявола

– Пушкин, Ахматова, Бродский…

Кочевник прополз на животе вокруг спасительного ствола дерева; в трухлявой древесине деловито копошились белые черви.

– На Васильевский остров я приду умирать, – прошептал он.

Монстры не шелохнулись.

– Твой фасад темно-синий я впотьмах не найду. Между выцветших линий на асфальт упаду…

В двадцати метрах зеленела спасительная роща, а за ней, по его расчетам, должен быть выход к заграждению. Он видел его трижды с разных ракурсов – вздымающуюся на пятиметровую высоту стену и моток колючей проволоки на верхушке. Негромкое угрожающее гудение косвенно указывало на вероятность того, что по ограде был пропущен электрический ток, но сейчас об этом не хотелось думать. Так же как о живой изгороди, выросшей перед стеной копошащейся массой алых хищных ртов. Сейчас его главная задача заключалась в том, чтобы успеть добраться до зарослей, прежде чем монстры завершат свою медитацию.

Уф! Уф!

Он полз на животе, умело работая локтями и бедрами. Пояс с ножнами пришлось закинуть на поясницу, лямки рюкзака натерли шею, но оставить его было неразумно. Неизвестно, с чем придется столкнуться, а распечатанная пачка сухарей, ломти вяленого мяса и упаковка таблеток могли спасти жизнь. Найденные в пустом доме консервы следовало считать бонусом. Подарок судьбы. Неизвестно, что содержалось в синих с тонкой риской посередине капсулах, но после двух штук, проглоченных утром, голод и усталость как рукой сняло. Он почувствовал спиной, как нечто неуловимо поменялось в природе.

– Вы неплохо подготовлены физически, учитывая возраст, наличие ранений в прошлом и место, откуда вы сюда поступили… – Психоаналитик закашлялся, налил минеральной воды в стакан из стоящей перед ним на столе бутылки. Бледные щеки порозовели.

– Зона строгого режима. ИРС-127, – спокойно ответил мужчина.

Кадык психолога шевельнулся, как живое существо, когда тот жадно глотал воду из бутылки. Пришлось отвести в сторону взгляд, иначе желание прикончить дохляка становилось почти неудержимым. Он лениво глянул в сторону блокнота, исписанного мелким нервным почерком. Нет смысла разбирать каракули мозгоправа. Он и так знал, что там должно быть написано. Эпилептоидная психопатия. Склонен к насилию. Плохо контролируемые вспышки гнева. И прочая муть, смысл которой сводился к жирной пометке красными чернилами на полях его дела. СОЦИАЛЬНО ОПАСЕН! Прочтя это впервые, он удивился. Покажите человека, безопасного для окружающих! Легко оставаться гуманистом, сидя в отапливаемой квартире с работающим Интернетом и полным холодильником жратвы! Вывезите этих доброхотов в лес, оставьте там на недельку, и посмотрим, кто из них окажется «социально безопасен»! Причем особенно кровожадным окажется трус, который первым найдет заряженный револьвер!

– Да, конечно, я читал ваше дело… – Психоаналитик старательно избегал называть его по имени или фамилии, хотя они были черным по белому написаны на пухлой папке. Он посмотрел на дверь. Его тонкие пальцы как бы невзначай коснулись компактного брелока с кнопкой. По нажатию вбегали дюжие молодцы по два метра ростом. Одному такому он уже умудрился сломать нос. Тот не ожидал от старика подобной прыти!

– Вы не успеете! – улыбнулся мужчина.

– Не успею что?

– Не успеете воспользоваться сигналом вызова охраны, – спокойно повторил он. – Точнее сказать, вам это не поможет. Чтобы сломать кадык, требуется секунда. Максимум две.

Румянец слетел с лица психоаналитика.

– Вы ведь не станете это делать, правда? – Он растянул в улыбке дрожащие губы. – И не хотите отбывать срок пожизненного заключения?!

Монстр двигался слишком быстро. Словно в его внутренностях заработал какой-то реактивный двигатель. Как такое случилось, непонятно. Еще пять секунд назад они столпились в бездумной медитации, и вот один отделился от стаи и шел по следу человека. Убежать не получится. Стартовая скорость монстра была сопоставима с рывком медведя. Двадцать пять километров в час или около того. Темп хорошего спринтера. Кочевник остановился, достал нож. Лезвие длиной в двадцать сантиметров сверкнуло в лучах солнца. Теперь все решает судьба и слепой случай. Его восемьдесят пять килограммов веса против сотни кило противника. Прибавить к этому острые клыки чудовища и загнутые когти на передних конечностях.

– Уж сколько их упало в эту бездну… – прошептал вслух мужчина. Он встал спиной к дереву, чувствуя тепло шершавой коры, – разверстую вдали!

Он напрягся, приготовившись к схватке. Рука, сжимающая рукоять ножа, закаменела.

– Уф! Уф!!! – яростно фыркал монстр.

Льющийся из микрофона голос отдавал металлом, хотя это маловероятно. Автомат не способен окрашивать слова красками эмоций.

– Вы будете снабжены минимальным набором средств, предназначенных для выживания. Карта местности, чтобы ориентироваться в пространстве. Необходимое обмундирование. Вода, набор продуктов на двое суток, охотничий нож. Других кочевников мы снабжаем огнестрельным оружием, – мстительно добавил голос.

Огнестрел бы ему сейчас очень пригодился! – подумал мужчина. Его наказали таким изощренным образом – кинув в заповедник выживать с ножиком и кусками вяленой говядины. Отомстили за то, что он не сдержался. Слишком уж явный страх промелькнул в голубых навыкате глазах психотерапевта. Хотя он не стал убивать дохляка, так, покалечил малость. Перелом пальцев рук со смещением не в счет. Хороший ортопед починит парня и вернет в строй, вот только выпытывать подробности детского онанизма у своих жертв будет затруднительно. Люди не очень-то охотно доверят свои тайны психотерапевту без левого уха! Парень верещал, как девка, когда ушная раковина под рывком железных пальцев с хрустом отделилась от его круглого черепа.

– Настанет день, когда и я исчезну!!! – задыхаясь, прокричал кочевник. – С поверхности земли… А-а-а!!!

Ярость захлестнула его сполна. Бешеный крик застрял в глотке. Он кинулся вперед, оттолкнувшись спиной от ствола дерева. На миг реальность перестала для него существовать. Время остановилось.

4

Санкт-Петербург. Васильевский остров,

14-я линия

Они стояли возле подъезда в конусе тусклого света, отбрасываемого уличным фонарем. Ночь наступила внезапно. Удушливо-теплая северная ночь, какой она бывает в последней декаде июля. Никита мог прикоснуться к ее волосам, призрачная краска сумерек окрасила их вороненый цвет каким-то таинственным сиреневым отблеском. Манящая близость красивой молодой женщины вскружила ему голову. Привычная концентрация внимания, осторожность в поступках и словах унеслись куда-то прочь, с болезненным наслаждением он понял, что находится всецело в ее власти, практически незнакомой ему девушки.

Небо озарили всполохи салюта, с шипением взлетела и взорвалась хвостатая ракета, рассыпавшись на меркнущие огоньки алого, желтого и фиолетового цветов. И в тот же миг влажные женские губы, пахнущие солью и лесными ягодами, прикоснулись к его губам. Сердце в его груди забилось часто и тревожно. Последний раз Никита целовал женщину полгода назад. Голова закружилась, живот налился свинцовой твердостью.

Алиса отклонилась, шутливо хлопнула его теплой ладошкой по щеке.

– Ты заводишься, как подросток!

– Извини… – Он смутился. – Я н-не знаю, как это получилось…

– Прекрати! – Девушка зажала пальцами его рот. – Не оправдывайся. Девушкам вообще-то льстит такая реакция!

Мимо прошла компания подвыпивших подростков. Долговязый парень швырнул пустую банку из-под пива, громко расхохотался, довольный своей шуткой. Никита дернулся, словно его пронзил удар тока. Забытые под влиянием таблеток и алкоголя запахи властно ворвались в ноздри. Пиво, юношеский пот, марихуана. Он хотел окликнуть подростка, но Алиса его опередила.

– Эй, бро! – крикнула она звонким голосом. – Сюда иди!

Ребята остановились. Двое парней и одна девушка. Долговязый шагнул вперед.

– Чё сказала?! – Он нарочно коверкал гласные, растягивая их, как это делают исполнители в стиле рэп.

– Я сказала, быстро подошел сюда! – повысила голос Алиса.

Девушка с крашенной в седой цвет челкой потянула долговязого за руку.

– Она гонит, Макс! Реально гонит! Пойдем…

– Телка ничего… – негромко сказал стоящий рядом с долговязым крепыш. У него были короткая стрижка, синие полосы татуировки на шее и гематома на скуле.

– Старая телка… – заметил Макс. Он вырвал руку из объятий подружки, сделал несколько шагов вперед. – Ну, подошел, что дальше?

Вдалеке уныло завыла сирена. По Большому проспекту Васильевского острова промчалась машина скорой помощи, вспышки синих огней воссияли, чтобы тотчас померкнуть.

– Макс! – захныкала девочка с белой челкой. – Пойдем!

Долговязый не обернулся. На его лице застыла самодовольная улыбка пьяного и обторченного подонка. Крепыш приблизился, встал рядом с товарищем. В свете фонаря была видна хорошо проработанная трапеция и мускулистые плечи. Ребятам было лет по семнадцать.

– Брось его, чикса! – посоветовал крепыш, обращаясь к Алисе. – Пойдем с нами, побалдеем!

– У тебя еще стручок не вырос! – насмешливо сказала Алиса, чем вызвала неожиданный приступ веселья у девочки с челкой. Она преувеличенно восторженно рассмеялась, что указывало на употребление запрещенных психоактивных веществ.

– Чё ты гонишь?! – Крепыш сжал кулаки. – Оборзела?!

– Что слышал, малявка! – снисходительно улыбнулась Алиса. – Пойди шкуру погоняй!

Никита несмело прокашлялся. Только что он наслаждался ароматом женского тела, а теперь его захлестнула волна страха и ярости, источаемая нетрезвыми подростками. Такой же страх, слегка приглушенный алкоголем, он чувствовал в себе самом. Так работают надпочечники, выбрасывая в кровяное русло порцию адреналина.

– Ребята, д-давайте разойдемся по-хорошему! – сказал он ставшим неожиданно тонким голосом. Он знал, что говорить вот таким писклявым тенором могут себе позволить только очень отважные люди, но ничего не мог с собой поделать. Древний страх прямого конфликта поработил волю в мгновение ока.

Коренастый парнишка одним прыжком оказался на расстоянии полутора метров. Едко пахнуло кислым запахом его дыхания. Никита успел инстинктивно закрыть лицо ладонями. Так защищаются женщины, ожидая пощечины. Его живот опалило огнем; крепыш нанес в солнечное сплетение удар ногой. Грудину сдавило неимоверной тяжестью. Он стоял, согнувшись, пытаясь втянуть струйку воздуха. Будто издалека послышался смех девочки с белой челкой и восхищенный крик долговязого Макса. А потом фигура стоящей рядом с ним Алисы метнулась в сторону. На миг она исчезла из конуса желтого света уличного фонаря, корчащийся от недостатка воздуха Никита успел подумать, что девушка попыталась сбежать, но тотчас она появилась сбоку, за спиной крепыша-каратиста.

– Неплохо бьешь, малыш! – рассмеялась Алиса.

Крепыш обернулся к ней, крутанувшись на пятках, и опрокинулся навзничь – хлесткий удар ногой в шею смел его с ног.

– О-о-ох! – вырвался у подростка изумленный крик ярости и боли.

Девичий смех оборвался на верхней ноте. Долговязый Макс неуверенно встал в стойку. Драться ему не хотелось. Крепыш с трудом поднялся на ноги, держась за ушибленную шею, его лицо с багровеющим синяком исказила гримаса боли и недоумения.

– В следующий раз ударю в челюсть! – пообещала Алиса. – Придется тебе, малыш, импланты ставить! Тоже хочешь?! – Она обернулась к Максу.

– Н-не-е… – Парнишка пятился назад, испуганно глядя на девушку.

Девочка с челкой изумленно открыла рот, словно на улицах ночного Питера объявилась героиня американского сериала про супергероев. Алиса шутливо топнула ногой:

– Брысь отсюда!

Ребят не надо было упрашивать. Не помышляя о раненом бойце, Макс с подружкой устремились по проспекту, в сторону темнеющей рощи сквера. Прихрамывая на ушибленную при падении ногу, за ними спешил крепыш. Никита задыхался. В межреберном пространстве словно застряло что-то плотное и упругое, мешающее вздохнуть. Алиса взяла его за локти, насильно заставила выпрямиться.

– На счет «раз» встань на цыпочки! – приказала она. – Слышишь?!

Никита часто закивал. Перед глазами плыло, в висках пульсировало.

– Раз! – крикнула Алиса.

Он послушно встал на цыпочки, и тотчас девушка резко нажала ладонью в точку на место смыкания «плавающих» ребер. Боль пронзила живот, Никита вскрикнул, и ликующий поток живительного кислорода ворвался в легкие.

– Уф-ф… – вырвалось у него непроизвольно. Дышать было замечательно!

Алиса рассмеялась. Она даже не запыхалась за время краткосрочной схватки с малолетками, черные волосы искрились в полумраке, глаза блестели. Никита привычно потрогал очки, которые удивительным образом не слетели во время драки.

– Где… – Он поперхнулся. – Где ты этому научилась?!

Алиса машинально поправила прическу.

– Детский сад! Это было не сложно…

Никита осторожно потрогал то место на животе, куда пришелся удар. Кожу под тканью одежды жгло, словно он ошпарился кипятком. Девушка понимающе кивнула.

– Завтра синяк будет. До свадьбы заживет! – Она обняла его за шею тонкой, сильной рукой. – Теперь я не имею права отпускать тебя одного! Знаешь, каково это – быть униженным на глазах своей девушки?

– Знаю…

– Я имела в виду этих мальчишек. Подростки часто бывают мнительны и злопамятны. – Она прикоснулась губами к его виску. – А ты держался молодцом! Хреново, когда в солнышко пробивают, по себе знаю…

По проспекту промчались две приземистые черные машины, сердито урчали мощные двигатели. Стритрейсеры. Отчаянные смельчаки, балансирующие на тонкой грани жизни и смерти. Скользящие тени несущихся автомобилей исчезли в темноте. Небо украсила серебристая россыпь звезд. Двое молодых людей скрылись в подъезде пятиэтажного дома, а спустя минуту от стены отделилась тень человека, он немного постоял на улице – высокий, поджарый, сильный. Поднял лицо к небу, словно волк, угадывающий запахи, и нырнул в тот же подъезд. Где-то вдалеке тоскливо завыла собака. В северном городе властвовала ночь.

5

Хакасия. Заповедник

Мускусный едкий запах ударил в лицо. В десяти сантиметрах от его шеи блеснули желтые клыки с закипающей на черных губах слюной. Монстр был некрупным, метр семьдесят в высоту, шестьдесят кило весом. Сражаясь, он издавал все тот же характерный звук стоящего не перроне локомотива. Уф! Уф!

Мужчина успел заслониться от острых клыков, взмах лапы разодрал предплечье в кровь. Могли бы снабжать кочевников медицинской аптечкой! Накануне вечером он видел, как монстр атаковал кочевника. Судя по всему, парень провел ночь, сидя на дереве, а когда спустился, прозевал атаку. Дистанция до него была метров двести, кочевник не успел воспользоваться висящим на плече карабином, настолько внезапно все свершилось. Монстр атаковал, опустившись на четыре конечности, отчего скорость броска значительно возросла. Острые зубы впились бедняге в живот, когти рвали клочья мяса на бедрах и руках, которыми тот в отчаянии бил нападавшего по голове и шее, закованной в мускульный панцирь спине. Его вопли далеко разносились в прозрачном утреннем воздухе. Монстр ушел, оставив человека умирать в одиночестве на живописной лесной поляне среди соцветий лугового клевера и пьянящего аромата лесных трав. Кочевник видел красный ливер кишок, вывалившийся из внутренностей парня. Он хотел было приблизиться, чтобы завершить страдания бедолаги ударом ножа, а заодно забрать ненужный больше тому карабин, но к корчащемуся в агонии человеку подкатил УАЗ, оттуда вышли двое парней в черной форме, бросили тело в кузов, и внедорожник неторопливо укатил прочь. Наивно было считать, что в заповеднике не ведется наблюдение! УАЗ приехал слишком быстро, словно курсировал неподалеку.

Уф! Уф!

В животе чудовища что-то скрипнуло, будто заел ржавый механизм, он остановился в точности так же, как и вся компания, медитирующая на лужайке.

Удар ножа пришелся монстру точно в глаз. Попал, куда целился. Руку обрызгало какой-то черной, едко пахнущей слизью, монстр издал металлический скрежет, его рука, до того момента безвольно свисающая вдоль туловища, пришла в движение. Пальцы взметнулись к шее врага и стиснули горло с такой яростной силой, что у кочевника затрещали позвонки. Сработал рефлекс сродни тому, что побуждает мертвое туловище лягушки содрогаться в конвульсиях при контакте с электродом. Уцелевший глаз смотрел на человека с ледяной яростью. Кочевнику повезло и на этот раз – тиски на его горле сомкнулись в момент вдоха, а это значит, полминуты времени у него есть. Потом он начнет задыхаться.

Несколько лет назад он услышал свой диагноз. Посттравматический синдром. Поставил военный врач, заполняя его карту. Ему шили дело, выражаясь уголовной терминологией, за убийство мирных жителей села Катар-Юрт. Кто их там разберет, кто мирный, а кто нет! Седой полковник задавал вопросы, сочувственно улыбаясь. Он был похож на американского киноактера. Ставил пометки в журнале. Со стороны все было похоже на дружескую беседу. До серьезного разбора дело не дошло; помог старый товарищ Серега Авдеев. Они начинали тянуть лямку срочной службы еще в Афганистане. Авдеев кому-то позвонил, обивал пороги влиятельных шишек в Москве. Тогда его обязали пройти курс психотерапии, заставляли принимать маленькие желтые таблетки, от которых все время хотелось спать, ныла печень и пропало сексуальное влечение. Он и до терапии был равнодушен к женскому полу, предпочитая сексу стрельбу по живым мишеням, а тут совсем отрубило. Не то чтобы проблема его сильно обеспокоила, но лучше бы все оставалось, как прежде: нечастые визиты в публичный дом, после которых появлялось ощущение пустоты в паху и такой же опустошенности в душе.

– Посттравматический синдром, господин Тимченко! – сказал психиатр и улыбнулся.

Что-то шибко много в его жизни появилось таких вот улыбчивых чудаков с внимательными глазами и плоскими от непрерывного сидения на стуле задами!

Он задыхался. С усилием выдернул лезвие ножа из внутренностей монстра. Тугая плоть неохотно отпустила клинок на волю.

Тимченко впервые заподозрил неладное, когда увидел, как монстры переходят вброд ручей. Нет в природе хищника, который не хлебнет воды, преодолевая преграду! Поверить в то, что пахнущие зверем и издающие звериный рев существа являются умело сделанной механической игрушкой, было непросто. У него всегда было туго с фантазией, даже в детстве. Когда сверстники запоем читали приключенческие романы, Андрей Тимченко предпочитал отливать из свинца кастеты, чтобы впоследствии опробовать оружие в уличной драке. Сейчас, глядя в неподвижно блестящее черное зерцало целого глаза чудовища и слыша глухие удары пульсирующей в висках крови, он поразился мастерству конструкторов, создавших этот страшный заповедник в сибирской тайге! Будучи человеком практическим, он не понимал, с какой целью это было сделано. Вероятно, таким образом сказывалось кислородное голодание мозга – рука чудовища была словно отлита из стали, перед глазами плыли радужные круги, что предшествовало потере сознания. С какой-то пугающей ясностью он понял, что сейчас умрет. Он часто видел смерть, убил и ранил множество незнакомых ему людей, возможно, по этой причине мысль о собственной гибели его не особенно огорчила. Обидно было умирать в руках механической игрушки, робота, хоть и похожего на живое существо. Властно навалилась чернота. Его израненное тело забилось в конвульсиях, плоть не желала прежде срока расставаться с разумом. Пальцы рук, сжимающие нож, разомкнулись, оружие беззвучно упало в траву. Кочевник инстинктивно напряг грудную клетку, и неожиданно струя воздуха хлынула в легкие.

Железные тиски на его горле разомкнулись, Тимченко рухнул лицом вниз, словно в глубоком нокауте. Сознание оставило его, и это произошло так легко, словно чье-то дыхание задуло огонек свечи.

Часть вторая

1

Санкт-Петербург. Крестовский остров.

17:25

Авдеев загнал «мерседес» на свободное парковочное место. Заглушил двигатель, ожидая дальнейших распоряжений шефа. Тот не переставая разговаривал по телефону, мат проскальзывал через два слова на третье. Сергей Авдеев значительную часть своей жизни провел в казармах, где матерная брань считалась чем-то обыкновенным, как положенные по уставу сухой паек, обмундирование и время, отведенное на сон, но в повседневной жизни избегал материться.

– В русском языке огромное количестве синонимов, – сказала однажды Надежда. – Непонятно, с какой целью мы засоряем его словами-паразитами!

Авдеев огляделся по сторонам. За минувшие годы Крестовский остров преобразился до неузнаваемости. Стоимость жилья в элитном районе города выросла до заоблачных высот. Навигатор привел его к трехэтажному коттеджу, стоящему на берегу Гребного канала. Все парковочные места перед глухо закрытыми воротами были заняты автомобилями премиум-класса.

– Да, мать твою!.. – тонким голосом кричал шеф. – Я скажу Бронштейну, чтобы такие условия покупки предлагал дяде Васе, мать его!

Ему что-то ответили, шеф рассмеялся.

– Да любому, мать его, дяде Васе! Какого найдешь! – Он вопросительно посмотрел в панорамное зеркало, встретившись взглядом с Авдеевым.

– Время, Семен Михайлович! – вполголоса напомнил Сергей. – Встреча назначена на семнадцать…

Шеф раздраженно махнул рукой, нахмурив светлые брови. Он часто бывал в дурном расположении духа. Настроение у бизнесмена улучшалось в двух схожих между собой ситуациях – когда он ухитрялся «обуть» конкурента (по его собственному выражению) на бабки или когда – независимо от его личного участия – кто-либо из числа его многочисленных знакомых бизнесменов на бабки «прилипал». Радость длилась недолго, но скрыть ее было невозможно. Единственной страстью помимо наживы бабла у Виленского Семена Михайловича считалась охота. Он выписывал из-за границы глянцевые журналы, посвященные охоте и рыболовству, два раза в год уезжал в Канаду, на международный слет охотников, не жалея средств на это мероприятие. Стены его загородного дома в курортном поселке Комарово украшали охотничьи трофеи: три пары лосиных голов, две кабаньи.

– Выйди покури! – приказал шеф, прикрыв ладонью динамик айфона.

Сергей молча покинул салон автомобиля, вышел на набережную. Взбивая седую пену, по каналу промчался белый катер. Перекрывая рокот мощного дизельного мотора, из динамиков неслась ритмичная музыка. Ухали басовые ноты, пронзительный женский голос выводил строчку припева: «Да-а!!! Да, милый, да-а! Я твоя телка-а-а!!!»

Сергей сплюнул, желваки заиграли на скулах. Лишние люди. Характерный герой произведений русских писателей девятнадцатого века. Так сказала Надежда. Точнее не придумаешь! Ему крепко за пятьдесят, за всю свою жизнь он научился стрелять и драться. Лишний человек. Наде нравилась его внешность. Когда они лежали в кровати на смятых после неистовой ночи любви простынях, она водила пальцем по его лицу, комментируя вслух:

– У тебя много мелких шрамов, кожа словно иссечена рубцами. Глаза серые и колючие, взгляд как у волка. Оценивает расстояние до цели. Поломанный нос, – она тихонько смеялась, а палец продолжал свое путешествие, – отчего лицо выглядит асимметричным. Тонкие губы, но тебя это не портит, – Надя запускала пальцы в короткий ежик его седых волос, – и волосы жесткие, словно пружинки!

Было смешно и немного щекотно. По темному стеклу струились линии ночного дождя. Город спал.

Катер умчался в сторону Финского залива, музыка стихла.

– О чем задумался, Авдеев? – окликнул его шеф.

Сергей обернулся, вероятно, в его глазах все еще свирепела ярость; Виленский смутился и отвел взор.

– Пойдешь со мной! – коротко сказал шеф.

– Так ты долго не продержишься! – грустно сказала Надежда, глядя в черное окно, покрытое нитями дождевой воды. – Лакейским прибамбасам вряд ли получится научиться – и возраст не тот, и мастью не вышел, – а вот научиться скрывать свои эмоции, Сережа, точно не повредит!

– Как скажете, Семен Михайлович! – Сергей вежливо наклонил голову.

Виленский устремился к воротам. Он был высоким и худощавым, с выпирающим круглым животом. Ходил мелкими шажками, внимательно глядя себе под ноги, словно боясь споткнуться. Круглый череп покрывали тонкие, седеющие волосы, который он каждое утро тщательно зачесывал, пряча лысину. Говорили, что личную обслугу он набирал по принципу высоты роста: в штате не числились люди, способные посмотреть на долговязого шефа сверху вниз. Авдеев послушно шел сзади и чуть сбоку, топорщащаяся под пиджаком кобура не стесняла его движений, он чувствовал странное смущение, находясь рядом с нескладным человеком, как неловко бывает видеть чужие физические изъяны.

Виленский кивнул в сторону панели домофона.

– Что ждем?

Авдеев послушно набрал код. Внутри дважды прогудело, затем вкрадчивый мужской голос проговорил:

– Слушаю вас…

– Нам назначено…