Из жизни Димы Карандеева

– Ты спала с ним? – орал Антон.

Дина молчала.

Дверь открылась. Певица быстрым шагом вышла в коридор, Антон выскочил вслед за ней.

– Я знаю, ты с ним спала! – опять выкрикнул Антон. – Вы исчезали на два часа! Ты вернулась и сразу легла спать.

– Ты – псих! – Дина отвечала спокойно. – У меня просто нет сил с кем-то спать, мы же вчера весь вечер репетировали.

– Нет сил! Сил у тебя как у лошади! Оправдываешься, значит, не права – правило такое! Сука!

Последнее слово явило вспышку в голове Ивана.

Иван поспешно вмешался в семейный конфликт. Он не мог поступить иначе.

– Как ты можешь так говорить! Немедленно извинись! – начал он.

Антон повернулся.

– Заступничек нашелся! – зашипел он. И в следующий момент музыканты сцепились.

Антон ударил Ивана первым. Ивана пошатнуло, но он тут же неумело ответил Антону. Следующий удар его был увереннее и остановил пыл Дининого мужа. Было видно, тому расхотелось драться.

У Ивана была рассечена губа, и кровь попала ему на рубашку.

В тот вечер, после драки, Иван уже собирался ложиться спать, но в дверь его гостиничного номера постучали. Это была Дина. Она переступила порог и остановилась в прихожей.

– Мой герой, – сказала она не поймешь как – то ли шутливо, то ли серьезно. – Спасибо, ты защитил мое честное имя.

А потом она вдруг заговорщически ухмыльнулась и продолжила.

– Я верная жена. Я никого никогда не обманываю. Но есть такое правило: если очень хочется, то можно, – произнесла она и в следующий миг поцеловала Ивана в губы, сама открыла дверь номера и в следующее мгновение скрылась за углом коридора. Иван долго еще стоял на месте ошарашенный и очарованный.

В сознании Ивана женщина была интересна ему и не вызывала отвращения, если она выбирала для своих романов (хотелось бы, чтобы не очень многочисленных) людей красивых в широком смысле, выдающихся, мимо которых, что называется, нельзя пройти. При этом она, разумеется, должна быть свободна. На такой можно жениться, такая даст здоровое потомство, не перемешанное с флюидами других мужских генов. Так размышлял Иван. Если же, будучи замужней, поцеловала в губы его, то такое исключение возможно, ведь он, Иван, тоже не лыком шит. Он выделяется из других, он понимает в музыке, знает о ней буквально все. Ведь так часто мысли его переходят на тему искусства, это его любимая область. И вот опять эти мысли: «Музыка – единственное, что в силах изменить что-то в этом мире. Недаром ее и Лев Толстой из всех искусств выделял. И хоть было уже две мировых войны, но, ей-богу, музыка еще всем покажет – окультурит, смягчит нравы, возвысит!..»

У Ивана была небольшая коллекция гитар, которые он обожал. Он верил, что гитары эти даны ему свыше, чтобы с их помощью он сделал мир лучше. Он любил и гордился ими, знал, что каждая ждет своего часа для напряженной работы.

Концертные костюмы Дины потрясали воображение Ивана. Его притягивали ее платья с открытой спиной (его вообще всегда влекла ее осанка).

Иногда он сильно сбивался с ритма, потому что на сцене заглядывался на нее – на ее волосы, бедра, лодыжки.

По взглядам Ивана музыкантам становилось очевидно, как он относится к руководительнице. Кто-то даже усмехался, ведь блаженное выражение лица Ивана было видно на фото, которые размещались на различных интернет-сайтах.

– Да, Дина женщина видная, но ты можешь не открывать от восхищения рот, а то все остается на фотографиях, – посоветовал Ивану Чувылкин; Иван не нашелся, что на это ответить.

Иногда на сцене Дина вступала с Иваном в некое артистическое соперничество, становилась близко к нему, оказываясь при этом почти одного с ним роста на своих высоких каблуках; подмигивала ему. Он же отзывался весьма неуклюже, и все происходящее из зрительного зала выглядело, наверно, забавно.

Во время интервью, когда блистающая улыбкой Дина высказывалась от лица всего коллектива, ведущий передачи пытался с ней заигрывать. А когда очередь говорить доходила до музыкантов, Иван терялся, краснел, заикался, и взгляд его снова невольно перескакивал на Дину, на ее лицо, коленки, босоножки.

Казалось, что Дина рождена привлекать к себе внимание – все находящиеся в студии или зрители в зале откликались на ее энергию, тут же загорались их глаза, и вот они, как казалось со стороны, интересовались в этот миг только одним-единственным в мире и незаменимым объектом их счастья – Диной. В этом было что-то магическое.

Однажды Чувылкин разоткровенничался о Дине.

– Зачем тебе это? – спросил он Ивана перед тем, как начать. – Она не для тебя, она съест тебя с головой. Одумайся.

Но никакие доводы не действовали.

– Ты знаешь, что еще до Антона был клавишник Петя. Так вот… Сейчас он в психбольнице. И это не шутка! Я говорю тебе – она не для тебя. Может, и ни для кого. В ней сидит дьявол. Она ест этих мальчиков… Нельзя попадать в ее поле. Настоящий артист для сцены, а не для личной жизни! – продолжал он, – представляешь, все то, чем она притягивает многотысячный зал, вдруг навалится на тебя? Тут никто не выдержит. Понимаешь, некоторым нельзя в мир, их энергия опасна для окружающих! И даже для них самих. Был до Антона еще артист театральный – Кулиев… Слышал о таком? Да все его знают. Они вроде как даже собирались с Диной пожениться, точнее, это он все мечтал надеть ей на палец кольцо. Но она сбежала прямо накануне свадьбы, передумала – и все тут. Кулиев не знал, что делать – пел ей песни под окнами, «миллион алых роз» у подъезда выкладывал. Но она ни в какую.

Иван слушал с блаженной улыбкой. Он вспоминал тот поцелуй и думал о имеющейся теперь между ним и Диной маленькой тайне.

Однажды Антон в очередной раз сдуру полез разбираться с гитаристом соседней группы – ему показалось, что тот косо посмотрел на Дину. То ли из-за этого случая, то ли еще из-за чего, но через какое-то время Антон и Дина развелись. Неизвестно, кто из них подал на развод, но только Антон выглядел теперь странно. Он почти не огрызался на Дину, был как в воду опущенный, как завороженная Марья-искусница из фильма, которой что воля, что неволя – все одно. Через какое-то время на его место приняли другого музыканта, который вроде справлялся с делом.

Развод Дины был воспринят Иваном как шанс, хоть от Дины и были слышны высказывания: «Я не люблю связывать себя обязательствами», «Сдуру подумал, что я его собственность и хотел меня контролировать».

Но вместе с тем проскальзывали и фразы, которые обнадеживали Ивана: «Хотелось бы найти человека спокойного, надежного, который бы меня любил…» После подобных фраз Иван наполнялся мыслями, что этот самый человек – он. Иван расцветал и всем своим существом начинал предчувствовать Динину взаимность. Кроме этих мыслей, как всегда, были его постоянные размышления о смысле искусства, о жизни в целом.

Частенько на репетициях Дина поучала мужчин, как им быть мужчинами. Один раз заскандалила, что ее не перенесли через улицу на руках. Выкрикивала: «С вами рядом находится красавица, а вы?!» Потом сетовала на окружающих музыкантов, и однажды у нее даже вырвалась фраза: «Я воспитываю из мальчиков настоящих мужчин, а вы…» Но то, что она переживает из-за развода с Антоном, было как-то незаметно. Возможно, она умела скрывать чувства и мысли.

Коллектив выступал в Крыму.

Дина лежала в шезлонге в черных очках и черном купальнике на берегу моря, Иван по песку подошел к ней и сел рядом. Дина была как женщина из рассказа Бунина «Сто рупий». Рассказ этот Иван читал еще в школе. Умопомрачительная красавица в шезлонге, за один взгляд на которую стоит заплатить сто рупий. Воображение Ивана было поражено этой картиной.

Вечером коллектив выступил на фестивале. Среди публики было много журналистов. Они фотографировали Дину и музыкантов группы. После концерта состоялся фуршет, и Дину окружали сплошь известные артисты и деловые люди в белых пиджаках. Были и настоящие бандитские лица, но Дина была приветлива со всеми. Она общалась с известным Гальским – завтра журналисты напишут, что у Гальского наметился роман с восходящей звездой российского джаза. Тут же выяснится, что Дина недавно развелась. Журналисты наверняка что-нибудь про это накатают.

Игорь Александрович был бизнесмен и появился рядом с музыкантами группы совсем неожиданно, и никто не заметил, как он стал кем-то вроде члена коллектива.

Он был маленького роста, лыс, улыбчив и всегда бодр. Откуда-то появилась информация, что у Игоря Александровича интересы в сфере коллекторского бизнеса.

Вообще, Ивану спонсор показался человеком, что называется, не в уровень. Ивану даже почудилось, что от его пальто пахнет чем-то неприятным, в том числе и алкоголем.

От Игоря Александровича зависело многое, как сказал Чувылкин. У него такие связи, а если он раскошелится, то гастроли будут аж в Нью-Йорке и Тель-Авиве, а нет так нет, джаз ведь в России музыка некоммерческая.

Один раз спонсор приезжал с человеком, похожим на охранника, и тот расхаживал около машины, поджидая начальника, исчезнувшего за дверью здания, где находилась репетиционная база.

Самоуверенность Игоря Александровича поражала. Казалось, в мире он видит только себя родимого, а другие люди созданы только затем, чтобы ему служить. Ни капельки не смущаясь своего вкуса, он постоянно слушал шансон, а однажды попросил музыкантов Дининого оркестра сыграть ему «Владимирский централ». Ивану казалось, что какие бы выгоды ни сулило общение с Игорем Александровичем, его хорошо бы уже прекратить. Однако музыканты продолжали за спиной у Игоря Александровича перешептываться и сплетничать, а перед ним стоять навытяжку.

Ивану казалось, что спонсор плохо воздействует на Дину, дышит на нее дурными флюидами… Но раз ему, Ивану, надо в интересах дела потерпеть его присутствие, то что ж, надо на время смириться.

– Извините, вы не могли бы немного подвинуться, я пройду, – попросил как-то Иван Игоря Александровича, пытаясь протиснуться через толпу музыкантов, стоящую перед спонсором.

– Сто баксов, – ответил Игорь Александрович и в голос захохотал.

Делано захихикал Чувылкин и еще некоторые.

Как-то Иван шел в своих грустных мыслях – хоть концерт порадовал его, но в целом на душе было как-то неспокойно. Он решил заглянуть в номер Дины, чтобы что-то с ней обсудить. Задумавшись, зашел без стука и увидел следующую сцену…

Голый до пояса, с волосатыми плечами, Игорь Александрович снимает платье с Дины. Дина поворачивает к Ивану лицо и ухмыляется… Иван выскочил из комнаты как ошпаренный. Ноги сами вывели его на балкон, в следующее мгновение он выбросил из окна гостиницы свою любимую гитару… Она с треском разбилась об асфальт.

2016

Лина, которая умела летать

Посвящается Е. Ч.

Она появилась неожиданно. Она летала сама, ей не требовалось пропеллера (как Карлсону из известной книжки) или мановения волшебной палочки в руке феи. Хотя, наверно, она тоже отчасти была феей или доброй волшебницей, молодой и красивой.

Лина прилетала к мальчику по имени Вадик.

В один вечер Вадик сидел и рассеянно смотрел в окно, и в этот момент, будто с дуновением ветра, в комнату влетела она. Мальчик замер от ее красоты…

– Меня зовут Лина. Давай с тобой дружить. Как тебя зовут?

– Вадик, – ответил Вадик и так и продолжил сидеть с широко открытыми глазами и ртом – конечно, ведь не каждый день в окно влетают взрослые женщины с широкой лучезарной улыбкой.

– Я – Вадик, – повторил Вадик.

– Меня зовут Лина, – в свою очередь повторила Лина, – я уже минуту как нахожусь в твоей комнате, а еще не слышала в свой адрес ни одного комплимента. Как же из тебя вырастет настоящий мужчина, если ты не говоришь женщинам комплименты? Очень красивым женщинам…

Вадик не мог произнести ни слова.

– А можно я буду называть вас тетя Лина? – спросил он через какое-то время.

– Я тебе сейчас такую тетю покажу! Кто же обращается «тетя» к самой юной и красивой женщине России и, возможно, мира?

Вадик осекся.

– А сколько тебе лет? – спросила Лина.

– Десять.

– Тебе десять, ты уже должен зарабатывать. Сколько ты зарабатываешь? Только не говори, что в твои годы ты живешь с родителями. Почему не снимаешь квартиру? А у тебя уже была девушка? А какая у тебя машина?

Вадик не знал, что ответить ни на один из заданных вопросов, но все же сделал робкую попытку.

– Я пока не зарабатываю, – тихо начал он, – но мой папа говорит, что учеба – это моя работа и что если я буду хорошо учиться, то со временем из меня выйдет хороший…

– Слушай, солнце, – перебила его Лина, – мне очень интересно, что говорит твой папа, но не мог бы ты принести мне пирожное и бокальчик вина? У вас в доме ведь наливают бокал вина женщинам, которые невероятно хороши собой?

Мальчик отправился на кухню, стащил из холодильника два пирожных, нашел под столом распечатанную родителями в Новый год бутылку вина и, налив полный бокал, принес его в комнату на небольшом подносе.

– Спасибо, солнце! Уххх, какая вкуснота! Пирожные «картошка»! Обожаю! Не была бы я такой изящной и стройной, как статуэточка, я обязательно бы попросила добавки, но… мне надо лететь. Есть кое-какие дела, надо успеть заскочить к одному омерзительному скряге – моему пятому экс-мужу, он мне кое-чего обещал отказать… Ладно, солнце, я полетела. Хотя, чего там говорить, за все то время, что я тут, настоящий мужчина обязательно бы догадался позвонить по телефону и вызвать мне такси. Но, ей-богу, ты мне все равно понравился. Я за тебя возьмусь, сделаю из тебя настоящего мужчину. Ты еще спасибо скажешь. А сейчас напоследок скажи такую вещь… Родители оставили тебе денег на завтраки? Ты не хочешь дать их самой очаровательной женщине на свете на чудесные красные туфельки, которые она присмотрела себе в фирменном магазине в квартале отсюда?

Вадик лишь на мгновение задумался и тут же кивнул.

– Вот… мама оставила мне денег на обед, на бассейн и на кино…

Вадик порылся в ящике письменного стола и извлек на свет несколько банкнот.

– Спасибо, солнце… Дай я тебя поцелую. И помни, Вадик, Лина из тех редких, очень красивых и не менее умных женщин, которые никогда не попрекали мужчин их маленькой зарплатой.

Мальчика обдало тонким ароматом духов, и когда Лина поцеловала его, он прикрыл глаза.

Лина изящно выпорхнула в окно, а мальчик еще какое-то время смотрел ей вслед и даже помахал рукой.

В следующий раз Лина прилетела в конце недели в воскресенье. Вадик с нетерпением ждал ее, ведь ему очень хотелось стать настоящим мужчиной, чтобы такая, как Лина, с ним общалась.

На этот раз Лина появилась в темно-синем платье, красных туфельках и очаровательной панамке.

– Привет, Вадик, – сказала она, спикировав на стул, что рядом с письменным столом, за которым мальчик обычно делал уроки.

– Здравствуй, Лина, – сказал Вадик, расплываясь в улыбке, – я сейчас сразу позвоню и закажу такси – деньги у меня есть, остались от обедов. Я ни копейки на этой неделе не тратил, а копил.

– Ах, ты мой герой! Ты быстро усваиваешь уроки! Я сразу поняла, как только увидела тебя: из этого парня выйдет толк. Где деньги? Давай-ка их сюда! – Лина быстро посчитала купюры и засунула их в чулок. – Но что же это такое, почему ты меня совсем не хвалишь, не восхищаешься мной? Ни одного комплимента… Неимоверная черствость! Ты еще ровным счетом ничего не сказал про мои чудесные туфельки. Как они тебе? Мой четвертый экс-муж, он был страшно умный ученый, претендент на Нобелевскую премию, постоянно забывал хвалить мои новые наряды, и я, в напоминание ему, стала с определенного времени отвешивать ему пощечины. А потом, не выдержав его ужасной черствости, мне пришлось завести любовника, и я даже с ним куда-то уехала… Так муж потом примчался за мной на край света и на коленях умолял вернуться. Но я была непреклонна. Я отвесила ему еще одну пощечину. А потом, в довершение ко всему, они подрались с моим вторым мужем, который совершенно случайно оказался в тот момент поблизости (заносил мне копейку-другую). И второй муж не выдержал того, как тихо, неискренне и без внутреннего напряжения четвертый муж раскаивается. Так что, Вадик, никогда не забывай говорить женщинам, а в данном, отдельно взятом случае невероятно красивым женщинам, комплименты.

– Ты очень красивая, – вырвалось у Вадика, – когда я вырасту, я хотел бы на тебе жениться.

– Фи, – сморщилась Лина. – Единственный мужчина, за которого бы я теперь пошла – это актер Джордж Клуни. Но он, к сожалению, занят. И, что там говорить, уже малость для меня староват.

А вчера я пела вон в том кафе, иногда я пою джаз, – и Лина показала наманикюренным ногтем в окно комнаты Вадика, – и мне подарил сто одну розу молодой красавец-миллионер из Чикаго. И прямо там же он предложил мне руку и сердце. Возможно, я выйду за него, если он не окажется очень жадным. Скажи, Вадик, а ты не хотел бы полететь ко мне домой? Мне необходимо совершить там небольшую уборку, а ты как раз сидишь совсем без дела.

Вадик с удовольствием кивнул головой.

Лина и Вадик полетели к Лине домой.

Лина жила в небольшом уютном домике с мезонином на крыше многоэтажной элитной новостройки в «Алых парусах».

– Человек должен быть разносторонне развит, – продолжила поучать Вадика Лина. – В нем все должно быть гармонично. Что за женщина, которая, например, не умеет готовить? Я вот вдобавок к неземной красоте еще и кухарка, что называется, от Бога.

И хоть Лина и была «кухаркой от Бога», на обед Вадику в тот день достался кусок белого хлеба, который он, впрочем, съел с большим удовольствием, так как сильно проголодался. И немудрено, ведь Лина заставила его пропылесосить в своем домике полы, вымыть окна, выбить на крыше ковры пластиковой выбивалкой и, обвязавшись цветным передником, стоять у плиты, размешивая хну «до состояния сметаны». А когда он забивал в стенку гвоздь, чтобы повесить на него большой Линин портрет, то нечаянно больно ударил себе по пальцу молотком и вскрикнул. Было впечатление, что на лице Лины отразилось неимоверное нравственное страдание.

– Терпи, казак, – сказала она. – Мужчина должен уметь все делать своими руками. Мой шестой экс-муж, бедняжка, когда я обучала его евроремонту, отхватил себе электропилой четыре пальца, но таки сделался настоящим Данилой-мастером, и в итоге получилась большая экономия на рабочих. Даже жалко было потом с ним разводиться.

Шли годы. Вадик и Лина продолжали общаться. Мальчик вырос во взрослого мужчину и, по желанию Лины, сделался серьезным бизнесменом. Он занимался строительством, и на крыше каждого здания, что строила его компания, он неизменно повелевал воздвигать в честь Лины по небольшому домику с мезонином. На Вадима Алексеевича было совершено три неудачных покушения, потом его посадили в тюрьму, описали имущество, а когда он вышел на свободу, то ему предстояло расплачиваться с миллионными долгами.

– Это пустяки, дело житейское, – сказала ему Лина. – Главное, никогда не падать духом и всегда говорить: «Во всем в своей жизни виноват только я сам!» Мой девятый экс-муж, политик, после покушения, с восемью пулями в груди, оказался в состоянии клинической смерти и увидел туннель с сиянием в конце. Перед глазами пронеслась вся жизнь, он почувствовал невероятное добро, исходящее от сияния, и услышал вкрадчивый голос, который произнес: «А правильно ли ты жил на земле? Достаточно ли комфортно чувствовала себя с тобой рядом самая красивая и умная женщина на свете? Не давал ли ты ей слишком мало денег и не обделял ли комплиментами и заботой? Возвращайся на землю и впредь веди себя с ней по справедливости!» И как он ни пытался после этого, выздоровев, прыгать с балкона девятого этажа, наглатываться таблеток и бросаться под поезд, в итоге ему все равно пришлось смириться.

март 2016

Семинар

Все совпадения и сходства с людьми реальными прошу считать чистой случайностью

Семинар в литературном институте – штука интересная и достойная всеобщего внимания. Проходит он не только как маленькое театральное действо, но и как что-то, что в силах перевернуть мир…

Итак, на часах без пятнадцати пять. Небольшая аудитория на первом этаже. На стенах – цвет мировой и советской литературы, а также заслуженные преподаватели: Долматовский, Кассиль, Левитанский. Пока в русской литературе есть такие персоналии, русская литература жива.

В аудиторию медленно начинают стекаться гении. Они появляются как сплоченными «могучими кучками», так и по одному. Самый распространенный наряд гения – ветровка. Ей-богу, я бы присвоил ей название писательской. В этих ветровках «засветились» все мало-мальски известные писатели советского периода, часто предпочитает ее и современная пишущая молодежь. Почему? В ней толстовская простота, близость к народу, и еще… она сделана из какой-то самой по себе задумчивой ткани.

Вот в дверях появляется первый человек в ветровке. Он немного сутул. Это нормально для писателя. Он сильно ТАМ, но все же немножко и ЗДЕСЬ. Голова его в беспорядочных кудрях (моду ввел Пушкин, но актуальна она и сейчас). В руках у задумчивого сутулого человека папочка или пакетик, а в нем – блокнотик для мыслей. Ведь осенить может всюду…

Человек может ни с кем не поздороваться, но никто на него не обидится – служение музам не терпит суеты.

Появляются девушки и взрослые женщины. Писательницы, поэтессы. Немного эгоистичны, обидчивы, но бывает, талантливы. Рассаживаются, каждая в своем мирке, на представителя мирка другого может и плюнуть.

Следующие персонажи семинара – гении Дали-Набоковского, окончательно самовлюбленного типа. «Вещи в себе» (Кант бы за них порадовался), не терпят критики. С чем-то могут временно и согласиться, но в основном критика проходит мимо их ушей, они равнодушно позволяют окружающим побрёхивать на их произведения, не особо обижаясь на «бездарей», то есть всех окружающих.

Следующий типаж – люди, рассуждающие с видом истины в последней инстанции с привлечением библейских аргументов…

Но, наверное, хватит описывать типажи до начала действия, пусть все проявят себя во время представления!

Заходит Его Величество Мастер – человек, который выпивал еще с Есениным, ругался с Пастернаком и поправлял ошибки у Паустовского.

Аудитория встает и садится.

– Ну-с, ребята, кого будем сегодня обсуждать? – спрашивает Мастер.

Все напряженно молчат. Немного трусят. Наконец, поднимается рука одного из гениев.

– У меня тут с собой один эротический рассказ, – робко говорит он.

– Что ж, хорошо, – говорит Мастер, – просим зачитать.

Гений встает с места, уже покраснел. Подходит к трибуне. Смотрит в лист, смотрит в окно. Смотрит в окно, смотрит в лист… Читает, сбиваясь. Места пикантные старается прочесть быстрее. Чтобы самому не застесняться своей стеснительности. «А вдруг подумают, что это все было со мной на самом деле? – стучится в голову. – А вдруг узнают во мне героя-развратника?»

Наконец, рассказ дочитан.

– Спасибо, – говорит Мастер. – Ну что ж, начнем обсуждение. Кто желает высказаться? Кому слово?

Все молчат. Автор уже понимает – сделал глупость, что не только прочел свой рассказ в аудитории, но и вообще взялся за него. Что вообще когда-то пришла ему мысль начитаться «Темных аллей» Бунина и попробовать писать.

Наконец, первый голос из зала:

– Можно мне? – слово берет полноватая девушка-гений, пишущая социальную прозу.

Все взгляды обращаются к ней. Обсуждаемый готов залезть под парту, лишь бы ему не сказали плохих слов, но…

– Ну… Я вообще хочу сказать, – начинает «социальная проза», – что все прозвучавшее несколько пошловато.

Тишина. Все молча согласились, понимает автор.

– … Особенно сцена в поле. И позвольте мне заметить такой нюанс… Вы написали «стоячая грудь»…

Легкая улыбка на лице обсуждаемого-жертвы.

– Так писал даже Бунин, «Темные аллеи», страница первая, второй абзац снизу.

Лица присутствующих оборачиваются к нему. Он понимает, что набрал бал. Девушка-социальная проза, может, такого и не читала.

– Потом дальше… – продолжает она. – Я не верю, что она ему отдалась… Образ мужчины подан скучно и публицистично. Такому мужчине не хочется отдаваться. Потом, сам образ автора в рассказе… – это тряпка. Он все время чего-то боится. Он какой-то странный.

– Ну, там же сказано, что в детстве он много болел, – делает комментарий писатель с первый парты с несколько эстетскими манерами.

– Да, болел, – говорит женщина со второй парты, – но как он делает это с ней в поле, я не вижу этого…

– Я тоже не вижу, – говорит гений с четвертой парты с краю, пришедший не в ветровке и потому, по сути, не имеющий права считаться гением.

– Вы не видите, а я вижу, – говорит девушка с последней парты с длинными белыми волосами и ресницами, – особенно жизненно показано, как в этот момент она подумала о муже. По-моему, в «Анне Карениной»…