Из жизни Димы Карандеева

– Женщины, – сказал Телкин, – будьте людьми, пригласите представителя другого крыла молодежи.

Но никто не обратил на его слова никакого внимания. Вася сел на диван и стал наблюдать за танцующими девушками. Громова двигалась однообразно, но очень эротично. Бубликова вытворяла движения в духе фильма «Криминальное чтиво». Это выглядело заезженно и пошло, и Вася перевел взгляд на улицу.

В доме напротив никого не было, в доме, что справа, тоже абсолютно темно. Дом слева заслонен от глаз большим серым сараем. На улице за забором горел один тусклый фонарь.

Рядом на диван плюхнулась запыхавшаяся Громова.

– Почему не танцуешь? – спросила Васю, и при этом грудь ее так вздымалась, что Вася прослушал вопрос.

– А? Чего? – переспросил он.

– Ах, Телкин, Телкин, – сказала Лена, – и даже фамилия у тебя кобелиная.

«Как она это сказала! – осенило Васю. – Как-будто с чем-то смирясь…»

– Лена, а ты не потанцуешь со мной медленный танец?

– От чего же не потанцевать?

Настала пора медляков. Пары закружились по комнате при выключеном свете. Только мерцание уличного фонаря и огонек от магнитофона присутствовали в этой темноте, и еще дыхание Громовой… и тонкий аромат ее духов.

Василий забылся от счастья. Лена ему где-то по плечо, и так близко прильнула к нему…

– А Оля уже не ревнует тебя? – спросила Громова тихо.

– Нет, ты что.

– А что ты чувствовал, когда вы с ней расстались?

– Ну что почувствовал? Что почувствовал? Не по себе, конечно, было, а потом привык.

– А ты ее любил?

– Ну, Ленуль, у тебя и вопросы!

Она на секунду замолчала. А потом спросила опять:

– А как ты относишься ко мне?

– К тебе? Крайне положительно… Ты такая красивая… ты такая… такая, в общем…

– Да ну тебя. Трепло ты. И от меня бы, небось, сбежал.

– От тебя? Ты что, Лена! От кого-кого, но от тебя никогда бы. Ни-и-когда!

– Да врешь ты все… – сказала она. Но было видно, что стрекотание Телкина было не совсем напрасно.

– Лен, а Лен!

– Чего?

– А давай сегодня с тобой, когда все лягут спать, встретимся и поболтаем. Может, прогуляемся. А?

– Где? По улицам? Там страшно.

– Ну давай дома на балкончике постоим.

И в это время танец закончился. Включили свет.

– Что это вы там, голубки, заворковались? – спросила Бубликова. – Похоже, у вас любовь…

Половина компании переместилась в другую комнату смотреть маленький переносной телевизор с длинной рапирой-антенной. Его привез Тузиков. Он не мог себе позволить пропустить ни одного футбольного матча.

– Зачем я сегодня баню чистил, приводил в приличный вид?! Все равно никто в нее не пошел! – ругался Презя, который только что танцевал медленный танец с Хотелом.

– Ничего, – ответил Вася. – Не сегодня, так завтра пригодится.

Он обратил внимание на сидящего в углу Сандрика. Сандрик был по-прежнему в наушниках, но в руках его пребывала неизвестная книжка.

– Сандрик, ты что там читаешь? Бакунина откопал?

Сандрик продемонстрировал старую записную книжку большого формата.

– Так… Дневники чьи-то, – сказал он, – наверху нашел.

– Дневники он читает! Может, это дневник моей сколько-то юродной бабушки, может, тут описание ее интимных мыслей, может, тут она о любовниках своих писала. Это семейная тайна, а ты читаешь! – с этими словами Телкин вырвал книжку и повертел ее в руках.

Ничего особенного. Испещрена мелким почерком, но при желании можно разобрать.

– Впредь читай Бакунина, а не чужие мемуары, – отчитал для приличия еще раз Вася Сандрика и отнес записную книжку в комнату, в которой собирался ночевать.

Презя выпил достаточно пива и, обняв Хотела, сидящего у него на коленях, убеждал ее с ним поцеловаться.

– Ну, Хотельчик, ну, пожалуйста, поцелуй своего президента, а он тебе за это окажет милость.

– Какую еще милость? – смеялась Хотел, – У президента уже глаза закрываются, ему надо баиньки.

– Ну, дорогая, – не унимался Презя, – у тебя такая потрясающая грудь, я сегодня был просто покорен.

– Ах, грудь! Ты сегодня нагло за нами подглядывал, а я тебя еще и целовать должна?

Да, Презя Котельниковой всегда нравился. Она чувствовала в нем родное. Должно быть, видела в вечно пьяном пузатом молодом мужичке генетически до боли знакомое. Когда-то она, как было указано выше, отдалась ему без остатку, но жизнь наша так мельтешит событиями, что мы порой забываем даже самое важное.

Через полчаса ребята стали потихоньку расходиться по комнатам. До конца выяснили, кто и где спит. Кто-то захотел спать на втором, кто-то на первом этаже. А Васе все же удалось выклянчить у Громовой свидание на балконе. И когда последние голоса утихли, он ожидал свою избранницу у открытой на ночной пейзаж двери.

Дольше всех не унимался Презя.

– Хотельчик! – кричал он. – Ну, может, все-таки… А? Ну, пожалуйста, Хотельчик!

А когда понял, что никто к нему не придет, напоследок выкрикнул:

– Внимание! Бойтесь призраков и вампиров! Бойтесь призраков и вампиров! – и резко захлопнул дверь.

Громова пришла уже в халате, и от нее вкусно пахло зубной пастой. Они с Васей облокотились на балкон, и начали беседовать на отстраненные темы.

– Какая романтика! – поэтично то ли сказал, то ли выкрикнул Телкин. – Хочется читать стихи, хочется совершать поступки…

– Нет, лучше просто поговорить, – сказала Громова.

Небо было звездным. Виднелись черные деревья, их покачивало ветром. Черные дома. Было совсем тихо. Не слышно гула электричек. Наверное, слишком далеко они ушли от станции.

– Ты такая красивая, – завел старую песню Вася.

– Ну, красивая.

– А ты веришь в призраков? – неожиданно даже для самого себя спросил Телкин.

– А что это тебя вдруг интересует?

– Просто так. Обстановка действует. С тобой когда-нибудь случались необъяснимые вещи?

Лена задумалась.

– В призраков я, пожалуй, не верю, а вещи необъяснимые все же бывают. Мне подруга рассказывала… ты ее не знаешь, она у нас из Иваново… К ней приходил домовой, наваливался на нее и душил. Она серьезная, не алкоголичка какая-нибудь и на сумасшедшую тоже не похожа. И сама говорит, что атеистка ярая всегда была и во все такое не верила… А вдруг открывает ночью глаза… Темно и дышать не может. Как будто на грудь кто-то лег, ни рукой, ни ногой пошевелить не может. И голос ей какой-то нашептывает. Она собралась с силами, повернула голову и видит, что на подушке рядом с ней сидит черная кошка. И она понимает вдруг, что это ей кошка нашептывает. Правда, что нашептала – она так и не могла вспомнить. Говорила только что-то непонятное. А кошки-то у нее дома и не было вовсе. И так с ней несколько раз было: то кошка являлась, то женщина в черном. Постоит, постоит в углу и пропадает. В общем, не выдержала подруга, даже ко мне ночевать прибегала.

– Ну а дальше что?

– А дальше квартиру эту поменяла, а все это время по знакомым жила.

– И больше ей никто не являлся?

– Нет. Больше никто.

– Да… страшно, – Вася подвинулся ближе к Громовой и тихо положил ей левую руку на талию.

– Страшно… – сказала она.

И тут Вася приблизил к ней лицо и медленно поцеловал в губы. Конечно же, она не сопротивлялась. А зачем еще согласилась на вечернее свидание? Хотя у женщин логика иногда странная…

Правая рука Телкина легла ей на грудь. Было видно, что Громова немного стесняется. Целовалась она так себе. И Вася перешел на покрытие поцелуями ее шеи. Голова Лены отвернулась в сторону, облегчая задачу. Телкин коснулся ее кожи. И вдруг Громова еле слышно прошептала:

– Что это?!

Вася прервал свое занятие и непонимающим взором уставился туда, куда показывала Лена.

Сначала он ничего не увидел, но потом различил, что небольшая фигура, облаченная в белое, не ступает, а как будто плывет в дальнем конце участка. Плывет медленно, а белое на ней очень похоже на длинную ночную рубашку.

– Что это?! – так же, как только что Громова, прошипел Вася и посмотрел на Громову. Громова уставилась на него. Потом они вместе опять поглядели на то место, где только что была фигура. Но там ничего уже не наблюдалось.

Лена и Вася еще на всякий случай переглянулись, а потом, не сговариваясь, вошли с балкона в комнату, и Вася закрыл дверь.

Он хотел взять Лену за руку, чтобы оставить вместе с собой, но она медленно высвободила руку и удалилась в апартаменты к подругам.

Вася остался в небольшой комнатке, которую облюбовал для себя еще днем, в ней он оставил записную книжку. Дверь в этой комнате закрывалась на ключ.

Вася постелил белье. Не глядя в окно, зашторил его и лег в постель. Сон долго не шел. В голову лезли разные мысли. Наконец, когда он уже начал засыпать, Васе стал мешать какой-то звук. В ночи тикали часы с маятником, починенные Тузиковым. Это был привычный звук, но что-то было и кроме него. А что, Вася долго не мог определить. Наконец он понял: этот другой звук – детский плач.

Глава 5. На следующий день

– Ку-кареку-уу!!! – это проснулся Презя. Он по пояс высовывался из окна второго этажа и оглашал округу радостью пробуждения.

В доме на разных этажах зашевелились. Телкин открыл глаза. Как он вчера заснул – непонятно. Столько загадочных потрясений. Кто был в саду? Что мерещилось ночью? Что за звуки?

День смел воспоминание подчистую, спалил ярким светом – лучи солнца перечеркнули «вчера» наискось.

День предвещал быть еще более жарким.

«Этак я не выдержу и полезу купаться», – подумалось Телкину.

С кем-то из компании Вася встретился у умывальника.

– Ну, как спалось? Вампиры не задрали? А призрак бабушки не видел? – с ходу начал Тузиков.

Презя продолжал пребывать в радостном настроении, впрочем, как всегда. Намазал щетку пастой, начал скоростные движения. И похмелье, по-видимому, его не мучило.

– У меня в комнате такие окна были запотелые, что я ничего поутру не разглядел. – Презя иногда любил самоиронию. Наверное, поэтому его и избрали президентом «Ершей».

Позавтракали. Телкин обменивался с Громовой взглядами и по ним не мог определить, серьезно ли она отнеслась ко вчерашнему. После завтрака всей гурьбой пошли обследовать окрестности.

Дошли до озера.

– Красота какая! – сказал Презя. – Так и хочется занырнуть, да, боюсь, организм не справится без допинга.

Тут и там попадались люди. Видимо, соседи по поселку. В основном старички и старушки.

– Что-то тут молодежью кроме нас и не пахнет, – сказал Тузиков.

– А зачем нам молодежь? Наши женщины всем женщинам женщины, – констатировал факт Презя.

Вид озера – красота. Сосны вокруг. Озеро заканчивалось большим мраморным мостом. За ним ухал водопад. Посредине озера расположились небольшие островки. Вода спокойная. Перемещалась величаво, не спеша, только ближе к мосту казалось, что она убыстряется.

Обедали супом, который сварила Фобейко. Дружно выпили по сто. Телкин после обеда поднялся к себе наверх и, улегшись на диван, решил отдаться послеобеденному сну.

«Кто же это все-таки был? – не отпускали мысли. – А вдруг оно так же спокойно проплывет по второму этажу сегодня ночью?»

И тут он ни с того ни с сего вспомнил про записную книжку. Потянулся рукой, взял ее со стола.

Открыл на первой странице и начал чтение.

Записная книжка представляла собой дневник. Нехорошо читать чужие дневники. Но когда очень хочется, то, наверно, можно. Почерк – явно мужской.

«Почему?! Почему так хочется все это записать?! Наверно, чтобы быть точно уверенным, что это чудо хоть как-то запечатлено. Что не исчезнет без следа вместе с моей памятью. Или я хочу запечатлеть навсегда историю нашего знакомства? Не поэтому ли я стал писателем?

Такое божество как Оксана заслуживает, чтобы портреты с нее писал Микеланджело! Ах, если бы я умел писать красками или лепить!

Итак, я точно помню, когда увидел ее впервые – настоящее эстетическое потрясение. Конечно же, это случилось на пляже у нашего озера. Народу была тьма тьмущая. Все лежали попами кверху и загорали. Из Москвы приехали, и отсюда тоже со всех окрестностей подтянулись. Ничего не попишешь – жара (хотя «ничего не попишешь» – это явный литературный штамп, впрочем, «попы» – тоже явно нелитературно).