Прародитель: начало

Я не приказывал. Я внушал. Внушал рутину. Внушал, что его сомнения – пустая трата времени. Что эта побитая «десятка» и этот парень – часть фона, который нужно пропустить, чтобы поскорее вернуться к кофе в будке.

Солдат замер. Его взгляд на миг затуманился, стал расфокусированным. Он перевел глаза с документов на мою машину, потом на баррикаду, потом снова на меня. В его глазах мелькнула борьба – долг против внезапной, необъяснимой уверенности, что все ок…

– Ну… ладно. Поезжай, – он нехотя, почти машинально махнул рукой, сунув документы обратно в мою дрожащую руку. – Смотри там… Осторожней.

– Спасибо, – выдавил я, вдавливая педаль газа в пол еще до того, как окно полностью поднялось. «Десятка» рванула вперед.

Как только кордон остался позади, мир поплыл. Острая, сверлящая боль, как раскаленный бур, вонзилась в виски. Теплая, солоноватая струйка крови хлынула из ноздри, размазалась по губе, капнула на потертый пластик руля. Голова закружилась так, что пришлось крепче вцепиться в шершавый обод. Цена. Первая, крошечная капля силы – и тело едва не отключилось. Я вытер кровь грязным рукавом, стиснул зубы до хруста и дал по газа. Ничего. Это только начало. Держись.

Дорога превратилась в кошмар. Разбитые, брошенные на обочине машины, некоторые – с открытыми дверьми и торчащими вещами. Столбы черного дыма на горизонте, как погребальные костры цивилизации. Один раз пришлось объезжать пылающий остов автобуса – волны жара били в лицо через тонкое стекло, запах горелой пластмассы и чего-то сладковато-тошнотворного стоял в воздухе. Скорость была самоубийственной по разбитой трассе, но медлить – значило умереть здесь или опоздать навсегда. Я мчался, нарушая все правила, слушаясь только инстинкта и карт-призраков из памяти. Проселки, где «десятка» скакала по колеям, взбивая тучи пыли. Поля, казавшиеся неестественно тихими. Лесные дороги, где хвойные ветки хлестали по стеклу и крыше, как плети.

И вот он – указатель. «Мценск. 15 км».

Удар в солнечное сплетение. Физический. Дыхание перехватило. Рука сама потянулась к тормозу, но я заставил ее сжать руль до побеления костяшек. Дави газ! Отец. Мама. Младший брат Андрей. Катя. Их лица вспыхнули в сознании – яркие, живые, беззащитные. Дом. Тот самый, на тихой улочке у старого парка. Они там. Сейчас. Сидят в темноте, приглушив свет, слушая вой сирен, который доносится и сюда. Может, уже в подвале. Боятся. Ждут конца. Или чуда.

В прошлом чуда не случилось. Мценск попал под удар на одиннадцатый день войны. «Побочный ущерб», «ошибка наведения» – сухие строчки в сводках, за которыми – руины дома и молчание навсегда. Я не успел тогда. Не смог. Их смерть – незаживающая рана в душе Прародителя, который видел гибель звездных систем, но не сумел защитить крохотный островок тепла в этом маленьком городке.

Глаза предательски затуманились. Не от боли. От влаги. Я резко, грубо тряхнул головой, чувствуя, как кровь снова подступает к носу.

– Позже! – прошипел я сквозь стиснутые зубы, впиваясь ногтями в кожу руля. – Я спасу их! Но сначала… Сначала Вангред! Без него… без его ресурсов, без Цитадели… все кончено! Всех не спасешь!

Мысль была как удар хлыста. Я не мог свернуть. Не сейчас. Не имел права на слабость. Каждая секунда на счету. Спасение семьи лежало через Москву. Через Люка. Через шанс переломить ход катастрофы в самом ее зародыше.

Тула. Мелькнул указатель. Город проплыл справа, окутанный дымом и тревожным заревом. Где-то там… Даша. Студентка-практикантка, учительница младших классов. Ее смех, звонкий и чистый. Ее глупые шутки про мои вечно замасленные руки и «неуклюжего медведя». Обещания встреч, которые рассыпались в прах вместе с миром в прошлой жизни. Она погибла в первые дни хаоса, растерзанная толпой мародеров или раздавленная обломками на вокзале, куда пришла помогать раненым. Точных данных не было. Только боль и пустота.

– В этот раз… – хрипло, сквозь ком в горле, пообещал я гудящему мотору и мелькающим за грязным стеклом огням чужого, страдающего города. – В этот раз я спасу вас всех. Клянусь!

Обещание горело в груди раскаленным шрамом, смешиваясь с болью, страхом и железной решимостью. Я выжал из старой «десятки» все, что мог, заставляя воющий мотор тянуть по разбитой дороге на пределе. Москва была близко. И Люк Вангред ждал. Сам того не зная.

Том-1, Глава 4: Крик в тишине

Москва приближалась не как цель спасения, а как последний рубеж обороны. Поле битвы за будущее, которое еще можно было вырвать из пасти хаоса. Первая и самая отчаянная атака в войне, где ставкой было все.

Блокпосты опоясывали столицу как стальные кольца. Уже не импровизированные баррикады из грузовиков, как под Орлом, а фортифицированные позиции: мешки с песком, наваленные в шахматном порядке; колючая проволока в несколько рядов; стальные ежи, перекрывающие боковые съезды; бетонные блоки с амбразурами для крупнокалиберных пулеметов. Над всем этим – слепящие лучи прожекторов, выхватывающие из предрассветной мглы и дымовой завесы клубы выхлопных газов и испуганные лица в окнах машин. Воздух гудел от рева моторов, нервных гудков, резких окриков через мегафоны и далекого, но неумолчного воя сирен, сливавшегося в один протяжный стон умирающего города. Пахло соляркой, гарью от перегретых тормозов и едкой химической ноткой – то ли от слезоточивого газа, то ли от горящего пластика где-то за спиной.

Но я знал слабости первых часов. Знания из Архива и горький опыт прошлой жизни сливались воедино. Я помнил примерные схемы расположения КПП, графики смен уставших за ночь призывников, еще не ожесточенных и не наторевших в безжалостной фильтрации беженцев. Я петлял как призрак: По заброшенным промзонам, где ржавые скелеты цехов и складов стояли немыми свидетелями ушедшей индустрии, а дороги превратились в колеи, засыпанные битым кирпичом и стеклом. По старым проселочным дорогам, едва различимым под слоем пыли и прошлогодней листвы, где "десятка" скакала по ухабам, угрожая развалить и без того убитую подвеску. По стройкам века, заброшенным мостам через овраги и котлованам будущих ТЦ, ставшим лабиринтами из бетонных плит и арматуры, где тени двигались странно и вызывающе.

Руки онемели от постоянного напряжения, пальцы слиплись с липким от пота и грязи рулем. Голова гудела мерзким звоном – эхо ментального удара на кордоне и чудовищной усталости. Каждый нерв был натянут до предела. Но силуэты московских высоток, уродливо искаженные клубами черного дыма от горящих окраин и пронзаемые лучами ПВО, были уже рядом. Гигантский раненый зверь, в чьем сердце мне предстояло сразиться.

Район. Раньше – тихий, пахнущий деньгами, стабильностью и дорогим кофе. Теперь – напряженный до предела. Воздух звенел от немой паники. За высокими, коваными воротами с монограммами и камерами видеонаблюдения (красные огоньки мигали, как хищные глаза) особняки прятались в тени вековых дубов и кедров. По улицам патрулировали не полицейские, а частные охранники в бронежилетах с логотипами ЧОПов, их лица скрывали темные очки даже в предрассветных сумерках. Они двигались парами, бесшумно и настороженно, взгляды сканировали каждую тень, каждую подозрительную машину. Запах свежескошенной травы (автополив все еще работал в некоторых местах) смешивался с едва уловимым запахом страха и пороха.

Дом Вангреда. Не просто особняк. Крепость. Высокий каменный забор, увенчанный острыми пиками. Камеры повсюду – на столбах, под карнизами, у ворот. Чувствовалось, что охрана уже усилена, переведена на казарменное положение. Моя "десятка", вся в серо-бурой шубе дорожной пыли, с разбитым левым зеркалом (осколки торчали, как зубы) и мотором, который на холостых ходах захлебывался и кашлял сизым дымком, выглядела здесь как нищий у ворот дворца. Она подкатила к массивным кованым воротам с инкрустированным львом – фамильным символом? – и замерла.

Я заглушил двигатель. Тишина, наступившая после рева мотора и постоянного фонового воя сирен, оглушила. В ушах звенело. Сердце колотилось где-то в горле, громко, неровно, как аритмичный барабан. Я посмотрел на свои руки – дрожащие, пальцы в черных разводах мазута и земли. На одежду – помятую, пропахшую потом и страхом. На лицо в зеркале – бледное, с запавшими глазами и запекшейся кровью под носом.

Кто я? Оборванец. Грабитель? Сумасшедший? Нищий студент-механик на угнанной развалюхе, пахнущий страхом и бензином.

Кто он? Люк Вангред. Финансовый титан. Человек, чьи решения уже сейчас, в первые часы хаоса, определяли судьбы тысяч, а вскоре – миллионов. Человек, интуитивно чувствующий бездну и уже строящий ковчег для избранных – свою будущую империю.

Но я знал. Знаю его скрытые сомнения в эти часы. Знаю его тайный ужас перед тотальным коллапсом, который сильнее, чем у других. Знаю его ненасытные амбиции, ищущие выхода. Знаю, какие струны дернуть. Это был мой единственный, отчаянный козырь.

Я глубоко, судорожно вдохнул, пытаясь вобрать в себя всю остаточную волю Прародителя, всю ярость человека, видевшего конец света и решившего его переписать. Собрать всю отчаянную убежденность в своей правоте. Вылез из машины. Шаркающая походка. Сделал шаг к неприступным воротам, к видеоглазку в стильной панели из черного стекла. Поднял дрожащую, грязную руку. Палец нащупал холодную кнопку звонка.

Первая часть пути закончена. Теперь начиналось самое трудное, самое невероятное: убедить Люка Вангреда, что его спаситель, пророк и будущий архитектор империи – это загнанный, окровавленный оборванец у ворот, несущий бредовые пророчества о грядущем апокалипсисе и тайнах, которые он не мог знать.

Том-1, Глава 5: Первый Вассал

Звонок колокольчика прозвучал дерзко, почти кощунственно, в гнетущей тишине элитного квартала. Воздух здесь был густым, пропитанным не дымом пожаров (пока), а дорогой пылью, запахом полированного дерева и… леденящим страхом. Предрассветная мгла, разрываемая лишь далекими заревами и резкими лучами прожекторов где-то в центре, делала особняк Вангредов похожим на мрачный замок.

Почти сразу за коваными воротами, украшенными стилизованными вороньими перьями – фамильным символом? – материализовались двое теней. Не просто охранники. Профессионалы. Плотные, как дубовые стволы, в идеально сидящей тактической одежде угольного цвета, без опознавательных знаков. Их лица были высечены из гранита – ни морщинки эмоций, только холодная оценка. Один, чуть ближе, держал руку непринужденно, но намертво приклеенной к рукояти пистолета под расстегнутым пиджаком. Его напарник чуть отступил, занимая позицию для мгновенного захвата или прикрытия. Их взгляды, острые как скальпели, скользнули по мне…

– Уходи, – бросил первый, тот что с рукой у кобуры. Голос был низким, ровным, как гул трансформатора, лишенным даже намека на угрозу – просто констатация факта. – Частная территория. Здесь не место… – он чуть замялся, подбирая слово, – бродягам.

Адреналин, подпитывавший меня последние часы, схлынул, оставив ватность в ногах и звенящую пустоту в голове. Но отступать было нельзя. Ни на шаг.

– Мне к Люку Вангреду, – мой голос сорвался в хриплый шепот, но я впихнул в него всю остаточную силу, всю ярость Прародителя, загнанного в угол. – Срочно. Скажите ему… – я сделал шаг вперед, и охранник мгновенно выпрямился, его рука сжала рукоять пистолета. Я остановился. – Скажите, что я знаю про остров. Про "Цитадель". Про "Рассвет". Он поймет.

Их гранитные лица не дрогнули. Ни искры интереса. Ни тени удивления. Только нарастающее, ледяное раздражение. Они слышали бред сумасшедших и попытки шантажа раньше.

– Последний раз, – шагнул вперед второй охранник, блокируя мне путь к воротам. Его движения были плавными, смертоносными. – Убирайся. Пока не стало действительно поздно. – В его голосе прозвучало нечто большее, чем угроза – обещание боли.

Отчаяние, острое и соленое, подкатило к горлу. Времени не было! Каждая секунда – гвоздь в крышку гроба будущего. Яркие, как ожоги, вспышки памяти: рушащиеся города, крики, лица родных, исчезающие в пепле… Нет!

– Вы обязаны! – рывком, через силу, я попытался проскочить между ними к кнопке домофона. Идиотский, отчаянный жест загнанного зверя.

Это был сигнал. Рука первого охранника – быстрая, как кобра – впилась мне в плечо. Больно. Очень. Его пальцы сжали сухожилия, как тиски. Второй уже доставал не наручники, а электрошокер – короткий, черный, с синими искрами между контактами. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление, но мгновенно затопленное холодным долгом.

– Ладно, дружок, хватит цирка, – прозвучало над ухом. – Отведем тебя к ментам, пусть они разбираются с твоими сказками…

Их прикосновение стало спусковым крючком. Сила Прародителя, та самая, что прорвала плотину сознания на кордоне, сжатая в тугой, болезненный узел страхом и необходимостью, рванулась наружу. Не потоком, а неконтролируемым выбросом. Волна чужой воли, мутной и тяжелой, как нефть, хлынула из меня. Я не хотел этого! Я должен был лишь убедить!

– Отведите меня к Люку Вангреду! СЕЙЧАС ЖЕ! – не крик, а сдавленный, хриплый вопль, больше похожий на предсмертный хрип. В нем не было убеждения. Был приказ. Абсолютный. Непреложный. Заключающий в себе весь ужас грядущего и всю мощь существа, видевшего гибель миров.

Я впился им в глаза. Не просил. Впечатывал. Впихивал в самое ядро их сознания, ломая сопротивление: Этот оборванец – приоритет номер один. Он нужен Хозяину. Немедленно! Сию секунду!

Оба охранника замерли. Их тела напряглись до предела, как струны. Взгляды, еще секунду назад ледяные и оценивающие, остекленели. Зрачки расширились, потеряв фокус. Хватка на моем плече ослабла, пальцы разжались. Они переглянулись – короткий, ничего не выражающий взгляд. Замешательство, почти паника, сменилась странной, пугающей покорностью. Как у солдат, получивших нелогичный, но не подлежащий обсуждению приказ.

– Ладно, – сказал первый, его голос звучал плоско, лишенный привычной уверенности и силы. – Проведем. Только… тихо. Хозяин не любит шума. И… – он кивнул на мою окровавленную губу, – приведи себя в порядок. Быстро.

Они не стали меня обыскивать. Просто взяли под локти – не как конвоиры, а скорее как санитары, ведущие слабого. Повели через боковую калитку, мимо немых стражей-камер с красными огоньками, мимо удивленного взгляда третьего охранника, выглянувшего из будки у двери особняка. Его рука тоже потянулась к оружию, но увидев коллег и мой вид, он лишь нахмурился и отступил в тень.

Внутри особняка ударил в нос контраст запахов: дорогая древесина, воск для паркета, едва уловимый аромат дорогого табака и… острая нота страха, приглушенная, но витающая в воздухе. Тишина здесь была глухой, давящей, нарушаемой лишь тиканьем маятника огромных напольных часов где-то в глубине и далеким, приглушенным гулом города-ада.

Люка Вангреда нашли в кабинете. Он стоял спиной у огромного окна с пуленепробиваемыми, тонированными стеклами, смотря не на роскошный сад, а на багровые отсветы пожаров, плясавшие на горизонте. В его сильной руке – хрустальный стакан с коньяком цвета темного янтаря. Ему было 32. Молодость уже граничила с зрелостью. Рыжие волосы, как пламя на фоне сумерек, оттеняли резкие, волевые черты лица, напряженного от тяжести мыслей. Но в его пронзительно-зеленых глазах, обычно таких острых и аналитических, бушевал настоящий шторм: холодный расчет схлестывался с глубоким, животным страхом перед масштабом обрушившейся катастрофы, перед бездной, в которую катился мир. Он обернулся на шум шагов, его брови резко сдвинулись, губы сжались в тонкую, недовольную линию.

– Что это?! – его голос, обычно бархатистый и властный, сейчас прозвучал как хлыст. – Кто этот… человек? Я велел мне не мешать! Объяснитесь немедленно!

Охранники замерли, словно школьники перед разгневанным учителем. Мой взгляд встретился с его. В его зеленых глазах – раздражение, усталость, яростное желание контролировать хоть что-то в этом вышедшем из-под контроля мире. И глубже, под маской власти – тот самый, знакомый мне до боли страх полного краха, тень грядущего хаоса, который он уже интуитивно ощущал сильнее других.

Время кончилось. Сомнения, уговоры – это было для прошлой жизни. Для того Димы, который умер в ядерном пепле. Я собрал последние капли силы, всю свою боль от потерь, весь ужас будущего, который нельзя допустить, всю космическую тоску спасения и ярость загнанного в угол Прародителя. Я не протянул руку физически. Я вытянул к нему Волю. Тончайший, но невероятно прочный щупок силы, просочившийся через трещины в дамбе моего сознания. И вонзился.

– Люк Вангред! – мой шепот разорвал тишину кабинета, как гром среди ясного неба. Он звучал не из моих уст. Он вибрировал в самой воздухе, в костях, в мозгу. – Ты будешь слушать! Ты будешь верить! Ты будешь подчиняться!

Это был не слабый импульс, как на кордоне. Это был ШТУРМ. Таран Прародителя по хрупким вратам человеческого разума. Я ломался в его сознание, не прося, не убеждая – впечатывая. Молотом истины: Я – твой якорь в этом потопе. Мои слова – единственный закон, ведущий к выживанию. Твое будущее начинается ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС! СОПРОТИВЛЯТЬСЯ БЕСПОЛЕЗНО.

Люк ахнул, словно получил удар кулаком под диафрагму. Он отшатнулся, спина с глухим стуком ударилась о массивный подоконник. Хрустальный стакан выскользнул из его пальцев, разбившись о темный дубовый паркет с оглушительным звоном. Темные брызги коньяка, как кровь, расцвели на идеально отполированной древесине. Его ярко-зеленые глаза сначала расширились от ужаса и ярости, потом померкли, затянутые пеленой. Сопротивление – яростное, отчаянное, сопротивление сильной, незаурядной личности – вспыхнуло в них ярким пламенем и… погасло. Словно кто-то выдернул вилку. Напряжение спало с его лица, резкие складки разгладились, сменившись странной, пустой покорностью. Он выпрямился, смотря на меня уже не как на незваного гостя или угрозу, а как на… высшую инстанцию. Голос вассала, признавшего сюзерена.

– Я… слушаю, – его голос был ровным, монотонным, лишенным привычной глубины, силы и ироничных ноток. Просто констатация факта подчинения.

Боль. Невыносимая. Как раскаленная спица, вонзившаяся в висок и начавшая методично буравить мозг. Мир запрыгал черными пятнами, поплыл. Кровь – горячая, соленая – хлынула из носа ручьем, заливая губы, подбородок, капая тяжелыми каплями на безупречно чистый, дорогой ковер у моих ног, смешиваясь с коньяком. Я закачался, едва не падая, держась только за сильные руки охранников, которые смотрели на происходящее с тупым, ничего не понимающим равнодушным взглядом. В горле встал медный ком.

– Семья… – выдохнул я, каждое слово давалось как ножевой удар в горло, сквозь хрип и кровь. – Мценск… Улица Садовая, дом 17 Отец… Михаил Раден… Мать… Анна… Брат… Андрей… Сестра… Катя… – Имена вырывались, как пули. – Найди… Привези… Сюда… Живыми… Безопасно… СЕЙЧАС! – Пауза, глоток кровавого воздуха. – И… Тула… Педагогическое училище… Дарья Соколова… Ее тоже! Быстрее!

Люк кивнул с той же пугающей, бездумной покорностью.

– Будет сделано. Немедленно. – Он повернулся к охранникам, его голос внезапно обрел привычную командирскую интонацию, но теперь она служила мне. – Вы слышали? Мценск. Тула. Эти имена и адреса. Абсолютный приоритет. Используйте все ресурсы. Лучшие группы. Самолеты, вертолеты, БТР – что угодно, что летит и едет быстрее. Доставьте их сюда. Живыми и невредимыми. Любой ценой. Сейчас же!

Охранники, все еще находящиеся под остаточным влиянием моего приказа, но сбитые с толку резкой сменой тона хозяина, резко кивнули. Ни вопросов, ни удивления. Профессионалы, получившие четкий приказ. Они быстро вышли, один уже доставал телефон, отдавая резкие, лаконичные команды.

– Вызовите доктора. Немедленно. И приготовьте комнату в восточном крыле. Гостю требуется… уход.Последняя ниточка, связывающая меня с реальностью, оборвалась. Черные пятна слились в сплошную, бархатную тьму. Боль достигла апогея, превратив череп в раскаленный тигель. Я почувствовал, как подкашиваются ноги, как тело становится ватным и невесомым. Не в силах сопротивляться, я провалился в бездну, не успев даже почувствовать удара паркета. Последнее, что просочилось сквозь накатывающую волну небытия, был голос Люка, уже лишенный всякой эмоции, звучащий как голос идеального секретаря-исполнителя, обращенный куда-то в пустоту кабинета:

– Вызовите доктора. Немедленно. И приготовьте комнату в восточном крыле. Гостю требуется… уход.

Том-1, Глава 6: Закладка Первого Камня

Сознание возвращалось медленно, будто сквозь толщу теплой, вязкой воды. Сначала – ощущение мягкости. Невероятной, пуховой мягкости под спиной. Потом – запахи. Чистого белья, антисептика и… дорогого дерева. Тишина. Глубокая, неестественная тишина, лишь с легким фоновым гулом систем здания. Ни сирен. Ни грохота.

Я открыл глаза. Плавные линии высокого потолка. Теплый свет настольной лампы. Я лежал в огромной, невероятно мягкой кровати в просторной комнате, оформленной в сдержанных, но роскошных тонах. Окна были закрыты плотными, тяжелыми шторами. Воздух – чистый, стерильно-кондиционированный.

У кровати сидели двое. Пожилой мужчина с умными, внимательными глазами и врачебным чемоданчиком на коленях. И… Люк Вангред.

Он сидел в кресле, прямо, как солдат. Его рыжие волосы были аккуратно зачесаны, но на лице лежала тень усталости. Ярко-зеленые глаза были прикованы ко мне. В них не было ни прежней властности, ни раздражения. Была… ожидающая покорность. И глубокая, неосознанная растерянность.

– Он приходит в себя, – тихо сказал доктор, заметив движение моих век. Он наклонился, посветил мне в глаза маленьким фонариком. – Как себя чувствуете? Головная боль? Тошнота?

Голова гудела, как улей, но острой боли не было. Слабость – да, вселенская слабость. И сухость во рту, словно после долгого поста. Я попытался приподняться. Доктор мягко помог, ловко подложив под спину дополнительные подушки.

– Вода… – прохрипел я.

Доктор тут же поднес к моим губам стакан с трубочкой. Прохладная чистая вода показалась нектаром.

Люк Вангред встал. Он подошел к кровати, его движения были четкими, но… механическими, лишенными привычной энергии. Он смотрел на меня не как на пациента, а как на командира, ожидающего приказа.

– Доктор Константин, – представил он врача глухим голосом. – Лучший. Он сказал, что сильнейшее нервное истощение. Обезвоживание. И… следы носового кровотечения. – Он умолк, его взгляд стал вопросительным, почти умоляющим. В нем читалось: Кто вы? Что вы со мной сделали? И что теперь?

Я сделал еще глоток воды, собирая разрозненные мысли. Адреналин отчаяния схлынул. Теперь была лишь колоссальная усталость и холодная, стальная необходимость контролировать ситуацию. Я посмотрел прямо в его ярко-зеленые глаза, в которых теперь жила моя воля.

– Люк, – мой голос все еще был слаб, но в нем появилась та самая сила, что заставила его подчиниться. – Семья? Дарья?

– В пути, – ответил он немедленно, без колебаний. Голос ровный, лишенный интонаций. – Команды исполняются. Самолет в Мценске уже приземлился. Группа захвата… извините, группа обеспечения – в Туле. Через несколько часов они будут здесь. В безопасности. Я выделил охрану и отдельные помещения.

Облегчение, теплое и огромное, разлилось по груди. Первый шаг. Они будут живы. В этот раз.

– Хорошо, – кивнул я. – Очень хорошо. Но… – я сделал паузу, глядя ему в глаза, – пусть везут сразу на остров. На "Цитадель".

Люк замер, ожидая продолжения. Доктор Константин с профессиональным, но пристальным интересом наблюдал за нами, явно чувствуя странную, натянутую динамику между оборванцем и могущественным хозяином дома.

Я глубоко вдохнул. Теперь нужно было дать ему цель. Направить его энергию, его ресурсы, его подчиненную волю в нужное русло. Начать строить Цитадель раньше, лучше, избегая прошлых ошибок. Создать точку опоры в грядущем хаосе.

– Слушай внимательно, Люк, – начал я, не отрывая взгляда от его покорных глаз. – То, что началось… это только цветочки. Скоро грянет настоящая буря. Такой хаос, что государства рассыпятся, как карточные домики. Но в этом хаосе… – я сделал паузу, вкладывая в слова всю силу убеждения, подкрепленную ментальным контролем, – …будет шанс. Шанс построить нечто великое. Не просто выжить. Править. Создать оплот порядка. Новую империю из пепла старого мира.

Люк замер. В его глазах, помимо покорности, мелькнул давно знакомый мне огонь амбиций. Огонь, который я искал и на который теперь мог направить, как луч лазера.

– Империю? – он переспросил шепотом, но в его голосе уже не было пустоты. Было… пробуждение цели. Его цели, ставшей моей командой.

– Да, Люк, – я позволил себе слабую, но уверенную улыбку. – Твою империю. Королевство Нового Рассвета. Но чтобы его построить, нужно действовать. Сейчас же. Пока мир еще только сползает в бездну. У тебя есть ресурсы. Связи. Власть. У меня… – я коснулся пальцем виска, – …знание. Видение будущего. И план.