Превосходство

– А вы не ошибились?

– Может и ошиблись. Говорю, пошли сам посмотришь, – позвал за собой Серёга.

Де Винд отложил планшет и проследовал за русским. Они поднялись в рубку; кроме капитана-бирманца в ней присутствовал ещё Тоси, худой загорелый илок8, как всегда с сигареткой в зубах.

Серёга взял бинокль и протянул его Вуле. Тот навёл прибор на указываемую русским точку на море, но разглядеть что-либо в вечернем полумраке было весьма проблематично. Немного настроив оптику, Де Винд, как ему показалось, стал различать очертания нескольких лодок, но не более того.

– No, no… Fishermen9, – раздался голос капитана. Он уверенно отложил бинокль.

– Предупредительным дать по ним и нормально, – высказал мнение Серёга.

– Да рыбари это, – гневно отреагировал Де Винд.

– Ну рыбаки и рыбаки, хрен с ними, – немного разочарованно бросил русский. – В последнее время сомалистов мало, всех перешугали, переловили. Да хоть бы и пираты – оружие есть, охрана, чего… – с этими словами Серёга подошёл к радару и уставился в него.

– По правому борту тоже сомалисты, – объявил он.

Де Винд разозлился:

– Так сомалисты или рыбари?

– Fishermen, fishermen! Don’t worry geek…10 – произнёс Тоси по-английски со специфичным акцентом.

– Should I?11 – Вуле обратил вопросительный взор на капитана.

– No. It’s O.K., we’re fine12.

– You go read geek. No pirates, no danger13, – издевательски добавил филиппинец.

«Смейся. Если что, то и тебе весело не будет, наркоман безмозглый…»

Де Винд озабоченно вздохнул и ещё раз бросил взгляд на коренастого бирманца, бывшего командиром на судне – тот был абсолютно невозмутим и излучал полное спокойствие, как, впрочем, и в любое другое время. Серёга как-то сравнил его с удавом – и впрямь между ними было что-то общее, даже чисто внешне.

Спустя пару минут, Вуле вернулся в кают-компанию. Повлиять на ситуацию он всё равно никоим образом не мог, а в рубке, похоже, вызывал одно лишь раздражение.

«Да и что они должны делать? Стрелять? А если это просто люди, рыбаки?..»

Решив, что каждый должен заниматься своим делом, и доверившись профессионалам, а экипаж «Истерн Стар», в общем и целом, можно было назвать моряками квалифицированными, Де Винд вернулся к тому, где разобраться, похоже, мог только он один.

Отсканированные фрагменты дневника конца XVII века… Автором записей был некий Томас Джеймс Нэш, крайне занимательная личность. По рождению британец, вероятнее всего корнями из Шотландии, этот господин отплыл из Европы под маской высокопоставленного чиновника, и в конечном счёте оказался фигурантом нескольких громких криминальных историй. Как следует из архивов, Томас Джеймс Нэш был активным участником пиратских набегов. Судя по всему, он был лично знаком со многими другими опаснейшими разбойниками своего времени, хотя информации удалось найти крайне мало.

Материал в руках у Де Винда был настоящей находкой для историка, в особенности для исследователя морского разбоя нового времени. Но Вуле, с детства обожавшего историю, географию, да и все возможные науки во всех проявлениях, человека, посвятившего жизнь изучению прошлого нашей планеты, как ни странно, на этот раз интересовало совершенно другое.

Он вывел планшет из спящего режима и снова погрузился в текст.

Эта биография была куда прозаичнее многих других, что ему доводилось читать – автор дневника не был ни выдающейся личностью искусства, ни полководцем или завоевателем, да даже знаменитым пиратом он не был. Вуле однако это не смущало. Отнюдь, Де Винда интересовала только одна, едва заметная, может быть даже умышленно скрытая сторона рассказа, и дабы добраться до неё, он готов был на очень многое.

«В этих записях, если только мне повезёт… Если только мне улыбнётся удача… Ответы, сокрытые в этом тексте способны перевернуть науку. Перевернуть наши представления об огромном множестве вещей…»

По мере того, как Де Винд погружался в чтение, как и обычно, он постепенно переставал замечать что-либо вокруг. Привычные серые стены кают-компании сменялись девственными тропическими лесами и бесконечно прозрачными солёными водами Карибского моря…

…В то же самое время небольшая группа чернокожих, самый зрелый из которых на вид был не старше двадцати пяти, в дешёвых джинсах и пёстрых разноцветных майках, некоторые в банданах или бейсболках, бесшумно, но ловко и стремительно вскарабкивались на борт сухогруза.

Толстоватый алжирец, вооружённый автоматом и бывший наёмником из частной охраны, ещё минут пять назад чинно прогуливавшийся по верхней палубе, теперь мирно сидел около фальшборта. Из глотки у него быстро сочилась кровь.

Глава IV

Бескорыстие благодетелей

Очертания суши, замеченные с палубы шлюпа, оказались южным краем Большого Инагуа – третьего по величине острова в бесконечном архипелаге Багам. Не став приближаться к дикой и ещё почти не тронутой человеческой цивилизацией земле, «Кокетка» вместо этого взяла курс норд-вест и короткими галсами пошла по направлению к Нью-Провиденс. Подход к центральному и наиболее заселённому острову был крайне затруднён. Многочисленные коралловые рифы и атоллы, окольцевавшие почти каждый кусок Багамской земли, были настоящим бичом местного сообщения. Провести сквозь них судно неповреждённым означало быть чертовски опытным капитаном, в противном случае требовался не менее опытный лоцман. К удаче Яна Баккера в его распоряжении имелось и то и другое, да и большинство членов экипажа были здесь не впервые, и в прямом смысле слова знали каждый подводный камень, который только мог встретиться в этой акватории.

Пройдя между кривыми, причудливой формы островами Крукед, в честь чего они и получили своё название от англичан, затем вдоль вытянутого Лонг-Айленда, оставив справа остров Кэт, а потом и Эльютеру, после продолжительного и весьма утомительного для команды лавирования, судно, наконец, добралось до Нью-Провиденс.

В жаркий летний полдень, когда «Кокетка» бросила якорь в тихой бухте Чарлстауна, одного из двух основных британских поселений на Багамах, Нэш задумчиво стоял на носу. Щурясь от палящего солнца, он старался внимательнее разглядеть силуэты стоящих в гавани кораблей. Два из них были бригами или, что вернее, сноу14, служившими скорее всего торговым целям. На клотиках возвышающихся в небо мачт развевались английские флаги. Чуть поодаль, расположившись аккурат за закрывающими обзор кораблями купцов, из-за чего Нэш не мог его как следует рассмотреть, маневрировало третье судно. В отличие от первых двух паруса на нём были заметно косыми, а флаги спущены.

Наблюдая за оживлённой пёстрой толпой на берегу, в которой теперь можно было даже различить отдельные фигуры людей, Нэш, однако, не разделял пронизывающего набережную радостного настроения.

С самого утра Том размышлял о том, как именно произойдёт его высадка на берег. До сих пор он ни разу и ни в одном разговоре не заявлял о своём желании сойти и, как следствие, покинуть команду. Возможно, в самом начале, когда они только ушли с Ямайки, это и предполагалось, но потом всё как-то закрутилось, и теперь Нэш вдруг осознал, что его решение на «Кокетке» могли и не принять. Он не обсуждал этих планов даже с людьми, которых мог считать своими единственными покровителями и друзьями – Энди и Николасом, что уж было говорить об остальных, многие из которых и вовсе не доверяли Нэшу и были настроены к нему крайне подозрительно. Нельзя сказать, чтобы он панически боялся физической расправы над собой, хотя подобный исход был вполне вероятен. Скорее он попросту не знал, что предпринять. Он понимал: задерживаться на корабле не имело смысла. Ничего общего, кроме вынужденного совместного путешествия, Нэш с этими оборванцами не имел и, что было более важно, не желал иметь в будущем.

Находясь в этом подвешенном и обременительном состоянии размышления, в какой-то момент он заметил, как со стороны шкафута к нему стремительно приближался коренастый матрос. Нэш повернулся к нему, а про себя подумал, что даже не знал его имени – это был один из сторонников Брукса, а ранее Мейсона, с кем он почти не пересекался на палубе. Коренастый с некоторой долей презрения и с выраженным отторжением посмотрел на Нэша, а затем быстро сказал:

– Баккер с тобой говорить хочет, малый. Иди к нему, да пошевеливайся.

Нэш не успел ничего сказать, как коренастый испарился. Нэш был удивлён, и сильно удивлён. До этого неожиданного приглашения, они с капитаном почти не сталкивались – возможно, перекинулись парой слов раз-другой, не более, и Нэш даже не ручался утверждать, что Баккер знал его имя, или как Нэш попал на корабль.

Крайне заинтригованный, Нэш немедленно направился в покои капитана. Учтиво постучав, он только затем понял, что вряд ли подобный изысканный этикет когда-либо практиковался на «Кокетке» до него. Вскоре он услышал странный звук, похожий на рычание собаки. Это было, видимо, разрешение войти, и тогда Нэш открыл узкую тугую дверцу и проник в каюту.

Воздух внутри был ещё хуже воздуха в кубрике, к которому Нэш только недавно смог привыкнуть. В этот момент он с иронией про себя отметил, что Баккер в действительности был настоящим лидером – ему в одиночку удалось создать запах более гнусный, чем всей его команде вместе взятой. Кормовые окна, возможно способные спасти ситуацию, по неизвестной причине были наглухо залеплены какой-то дрянью, природу которой Нэш даже не брался определить. Обстановка тоже оказалась весьма скудной – грубый и покрытый вековым слоем грязи деревянный стол, заставленный грудой бутылок, да пара стульев, садиться на которые представлялось опасным для здоровья. В дальнем углу стоял небольшой сундук, выглядевший главной и единственной ценностью помещения.

Закончив беглый осмотр, Нэш обратил внимание на сидевшего в глубине Баккера. Образ его не сильно изменился с момента их последней встречи, когда был убит Мейсон – те же усталые глаза и общий неряшливый вид. Капитан поманил Нэша рукой, но не успел тот придумать, какое место в этой узкой и затхлой каморке ему занять, как Ян пробасил:

– Ладно, к дьяволу! Я на пару слов.

Нэш понимающе кивнул и в итоге не нашёл лучшего, чем расположиться перед капитаном на полу. Баккер задумчиво почесал невыразительную бледно-чёрную бороду, которая от небрежного движения стала выглядеть ещё хуже, а затем сказал:

– Так значит, ты к нам на Ямайке забрался?

Нэш на секунду задумался, мысленно оценивая все выгоды и возможные последствия правдивой и лживой версий, пытаясь выбрать лучшую из них. Наконец, маятник склонился к честности, и он ответил:

– Да, там. Я бежал из Порт-Ройала, и мне нужно было как-то убраться с острова.

– Порт-Ройал, – повторил Баккер и погрузился в себя. Нэш подумал, что он, должно быть, вспомнил свои прежние приключения, связанные с погибшим городом.

– Ямайка, – вновь задумчиво пробормотал капитан. – Да, было время. Как мы там кутили, а?.. К дьяволу! Теперь всё пошло к дьяволу! – он произнёс это с гневом, но вместе с тем не сильно эмоционально, почти не повышая голоса.

– Да, выглядело это всё… не лучшим образом, – постарался поддержать разговор Нэш.

– Ну… по крайней мере, ты выбрался. Ты выкарабкался, парень, молодчина! – Баккер заметно повеселел и даже похлопал собеседника по плечу. Затем он добавил: – Жаль ублюдков, конечно… Слышал о Моргане?

Нэш улыбнулся. Хотя он и не был поклонником подобных деятелей, о знаменитом пирате родом из Уэльса он, конечно же, знал. Генри был примером умопомрачительной карьеры, о которой, как представлялось Нэшу, мечтал каждый морской бандит – легализованный разбой, притом крайне успешный и прибыльный, впоследствии адмирал военно-морского флота, и наконец, высокая административная должность – пост вице-губернатора Ямайки.

– Та ещё мразь была, хотя о покойниках зачем плохое говорить, – недобро улыбнулся Баккер. – Он отдал концы в восемьдесят восьмом, ну и там где-то на Палисадос15 его и зарыли.

– Боюсь, после недавних событий от могилы его ничего не осталось, – заметил Нэш.

– Вот и я о чём. Не нашёл покоя чёрт, видать местечко в аду ему всё же приготовили, – абсолютно спокойно, будто говоря о чём-то, совершенно к нему не относящемся, заключил Ян.

Нэш вдруг вспомнил, что разговор, по идее, должен был быть совсем о другом, но оба отвлеклись, и Тома это не могло ни радовать – даже если впечатление было обманчивым, теперь, как ему казалось, между ним и капитаном появилась какая-то призрачная сердечность. Он посмотрел на Баккера, который вновь почёсывал бороду. Капитан продумывал, как наиболее безболезненно перейти к неприятной для него теме. Наконец матёрый моряк прервал повисшую в каюте тишину:

– Так как говоришь тебя зовут?..

– Том Нэш.

– Говорят, что ты оказался неплох в морском деле, Томас.

– А, ничего особенного. Не верь слухам, – с искренней, хотя и выгодной для него в этот момент скромностью, отмахнулся Нэш.

– Где набрался этого ремесла? – поинтересовался капитан.

– Я немного занимался навигацией, когда учился в университете в Сент-Андрусе. Потом некоторое время ходил помощником на торговом судне.

– Вот оно что! Так ты значит парень бывалый, – Баккер расплылся в широкой улыбке, тем самым оголив челюсть, в которой не доставало нескольких зубов, а затем нагнулся ближе к собеседнику и, резко изменившись в лице, будучи теперь абсолютно серьёзным, произнёс: – Ну а как насчёт иного ремесла?

Нэш понимал, что ответ на этот каверзный вопрос чрезвычайно важен. Ему нужно было одновременно показать свою лояльность к неоднозначному делу, которым зарабатывали себе на жизнь голландский авантюрист и его спутники, и вместе с тем каким-то образом отказаться от предложения, которое могло последовать, а в дальнейшем ещё и покинуть экипаж.

Как и ранее в подобных ситуациях, мысли в голове Нэша хаотически метались из стороны в сторону. Огласить неправильный ответ означало в раз перечеркнуть всю ту вереницу чудовищных неожиданностей и следовавших за ними удач, что сопутствовали ему с того самого момента, когда он переступил порог губернаторского дома на Ямайке. Ошибись он сейчас, и весь его тернистый и полный лишений путь оказался бы бессмысленным.

Нэш посмотрел Баккеру в глаза и твёрдо сказал:

– Я по природе не военный, но… умею общаться с людьми.

Его ставка сыграла – капитан не ожидал подобного отклика и оказался в некотором замешательстве. Когда разговор возобновился, он был направлен именно в то нейтральное русло, на которое и рассчитывал Нэш, хотя выбирая свой нестандартный ответ, он и представить не мог, что реплика не только избавит его от необходимости принятия невыгодного решения, но даже поспособствует реализации изначального желания.

– Вот что, Том… – внезапно заговорил капитан. – Мне, пожалуй, нужна будет твоя помощь.

– Помощь?

– Ребята на борту сильно волнуются. А теперь ещё и эта беда с Винсентом…

– Другими словами – есть риск бунта, – уверенно заключил Нэш.

– А ты смекаешь, кроме того ещё и дерзок. Далеко пойдёшь, парень, – похвалил Баккер.

– Почему ты говоришь это мне? Почему не кто-то другой?

– Ну, ты человек новый, зелёный, а потому сваливать тебе меня ещё пока рано, смысла нет. То же касается и Мейсона. Другие все повязаны – мне из них некому доверять.

– Рассуждаешь здраво… – Нэш тяжело вздохнул, потом спросил: – И чего ты хочешь?

– А ничего, – вновь заулыбался Баккер. – Просто будешь со мной работать, вот и всё. Осведомителем.

– Это вроде как на крыс тебе указывать?

– Схватываешь на лету, – голландец кивнул и откинулся к стенке.

Нэш судорожно думал о том, как перейти к вопросу о сходе на берег. По счастливому стечению обстоятельств, капитан будто прочитал его мысли и сам предложил выход:

– Да, кстати, Том… Помимо всего прочего, надо бы делишки в городе утрясти.

– Вот это уже интересно, – Нэш сильно оживился и даже забыл о мерах предосторожности, всем своим видом выдавая страстное желание добраться до твёрдой земли. К его очередной удаче, Баккер перемены настроения, похоже, не заметил – как и любой нормальный человек, он был, прежде всего, погружён в собственные заботы, а в сложившейся ситуации положение его было настолько незавидным, что ни о чём другом он и вовсе не волновался.

– Нужно с Джонсом языками потрясти, – объявил он суть задания. – Пошлём Брукса и тебя с ним. Гай говорить будет, а ты послушаешь, поглядишь. Потом мне всё расскажешь.

– Что за Джонс? – поинтересовался Нэш.

– Губернатор местный. Знатная сука, – Баккер встал и подошёл к столу. Найдя среди груды пустых бутылок одну, где на донышке ещё оставалось немного рома, он принялся жадно его вылизывать, а затем, поставив бутылку на место, вновь обратился к Нэшу:

– Но якшаться с ним придётся, тут уж ничего не поделаешь. Кстати, – он вдруг вспомнил, что теперь мог требовать с подчинённого информацию, – ничего подозрительного на борту не видел?

Нэш вспомнил о Бекки, а затем и о таинственном пассажире трюма. В следующий миг он пристально посмотрел на Баккера и решительным тоном ответил:

– Ничего, капитан.

– А кто квартирмейстера прихлопнул?

Перед глазами Нэша вновь появились лицо убитого Мейсона, а затем и кинжал с игральной картой. Он постарался поскорее прогнать эти образы из головы, а вслух небрежно бросил:

– Не имею понятия.

– Плохо. Ты осведомитель или кто, чёрт бы тебя побрал… – несколько обиженно протянул Ян и вновь принялся копаться в залежах на столе, видимо в поисках очередной порции спасительного напитка.

Нэш вспомнил загадочный силуэт и будто снова очутился в тёмном полумраке трюма. Не в силах вспомнить его лицо, хотя в действительности из-за освещения он его почти и не видел, перед Томом начали рисоваться совсем необычные сочетания – та самая чёрная фигура, но над её туловищем теперь красовалась мёртвая, неестественно синеватая голова Винсента. Внезапно она сменилась молодым лицом, в котором Нэш узнал Льюиса – чуть выше носа, там, где вы ожидаете увидеть продолжение кости, сверху обтянутое кожей, красовалась странной природы дыра, а внутри неё поперёк стоял кусок пергамента.

Страшное лицо вдруг громко поперхнулось, и Нэш увидел полупьяного Баккера. Тот, держа в руках бутылку, словно указкой махнул в сторону рук Нэша, весьма необычно и не к месту закрытых перчатками.

– А говоришь, что человек не военный. Что с руками тогда? – покачиваясь, пробормотал капитан.

Нэш внимательно, с выраженным любопытством посмотрел на свою левую кисть, будто услышал о протезе впервые. Затем, поворачиваясь к двери, бросил через плечо:

– Не повезло в своё время.

***

Спустя час или даже чуть меньше того, Гай Брукс и сопровождавший его Нэш, неспешным шагом приближались к длинному деревянному дому губернатора Джонса. В архитектурном плане жилище городского головы не впечатляло, но в рамках Чарлстауна ничего крупнее и примечательнее видеть не приходилось.

Вообще говоря, едва только Нэш переступил порог шлюпки и оказался на раскалённом песке, на котором и раскинулась большая часть поселения, он быстро понял, что ничего общего со столицей Ямайки здешний городок не имел. Если сойдя на причал в Порт-Ройале, он сразу же увидел следы европейской цивилизации, и, по большому счёту, единственное, что отличало ныне канувшую в лету колонию от тех же Плимута или Бристоля, было тропическим климатом и соответствующими ему флорой и фауной, то здесь, на Нью-Провиденс, всё выглядело иначе. Чарлстаун, хотя и признаваемый некоторыми оптимистами городом, в действительности был скорее дикой и непричёсанной деревушкой. Всем своим видом он словно напоминал приезжим правду о колонизации: освоение новых земель было отнюдь не весёлым путешествием. Скорее наоборот, процесс этот был долгим, тяжёлым и мучительным, полным опасных изнуряющих испытаний, которые, на пути к процветанию, неизбежно предстояло пройти поселенцам.

Отразились на Чарлстауне и события, произошедшие здесь более восьми лет назад, и городок, казалось, так до сих пор и не сумел оправиться после сокрушительного удара, нанесённого испанцами в конце января восемьдесят четвёртого. В тот злосчастный день кубинский корсар16 Хуан де Аларкон пришёл на Нью-Провиденс, чтобы совершить акт возмездия над английскими приватирами17, топившими и грабившими испанские торговые суда, используя Чарлстаун, как базу и отправную точку, откуда они и совершали свои набеги. Не в силах противостоять организованному и хорошо подготовленному рейду, поселение быстро сдалось, и в результате было разрушено до основания. Большинство строений испанцы сожгли, а живших в них людей, среди которых было множество женщин и детей, либо убили, либо взяли в плен и угнали в Гавану. Не удалось избежать горькой участи даже тогдашнему губернатору Кларку, служившему офицером у Кромвеля18 – его заковали в цепи и отдали в распоряжение инквизиции, где Кларк подвергся бесчеловечным пыткам и в конечном счёте был заживо сожжён.

Возможно именно благодаря своей сложной судьбе и некоторой отчуждённости от цивилизованного мира, восстановленный спустя несколько лет из пепелища Чарлстаун, как и в прежние годы, вновь оказался облюбованным пиратами и прочим, сомнительного происхождения сбродом. Занимаясь не самыми пристойными видами заработка, люди такого сорта всегда находились в поиске тихих уютных пристанищ, где можно было спокойно и безопасно перекантоваться вплоть до следующего выхода в море.

Очевидно, что хорошим отношениям воров и убийц с Багамскими островами способствовала и местная власть, а точнее – её практическое отсутствие. Формально, конечно, здесь жил и работал губернатор Кадваладер Джонс, уроженец западного Уэльса, низенький, щуплого сложения пожилой человек. Но дело было в том, что общения с нечистыми на руку личностями он не только не чурался, но скорее наоборот, всячески искал подобных знакомств. С точки зрения долга и в глазах горожан, действия и политика Джонса были очень даже мудрыми – защитить себя самостоятельно колония не могла, постоянного присутствия английских военных кораблей на островах также не наблюдалось, а значит, особенно учитывая печальный опыт восьмилетней давности, губернатор просто обязан был придумать какой-нибудь выход. Тут-то и пригодились морские разбойники – пока они были в гавани, их суда охраняли поселение от непрошеных гостей, и в результате довольными оставались все – как пираты, получившие таким образом надёжное укрытие, – так и колонисты, которым теперь становилось куда легче засыпать по ночам.

Но не одними только благородными помыслами об исполнении долга перед королём и его подданными существовал пронырливый Кадваладер. Вполне естественно, что он имел и личный интерес – выступая пайщиком и покровителем практически каждой отдельно взятой бандитской шайки, желавшей оперировать во Флоридском проливе и, как следствие, вынужденной базироваться на Багамах, губернатор Джонс получал колоссальные проценты с любой, даже самой небольшой добычи, которая только подворачивалась пиратам. Подобные отношения, как и в случае с обороной гавани, опять же были выгодны обеим сторонам, хотя для рядовых работников ножа и топора выгода зачастую была сомнительна. В большинстве случаев, после раздела награбленного, от тех золотых гор, которые им удавалось захватить, проливая собственные пот и кровь, в конечном счёте оставались сущие гроши – большую часть доходов забирали Джонс и подельники – местные купцы и арматоры19, помогавшие снарядить корабли. С другой стороны, выбирать им особо не приходилось – отказавшись от сотрудничества с губернатором и его хитроумной системой, дерзкие одиночки оставались не только без укромного пристанища, но и без документов, разрешающих разбой на полностью легальных основаниях, что сразу же превращало их в опасных и всеми преследуемых преступников, наиболее вероятным исходом для которых была виселица.

Именно хитрое, чванливое лицо Джонса первым делом и приметил Нэш, как только вошёл в просторную и залитую светом обеденную комнату губернаторского дома. В помещении стоял крепкий табачный дым, кроме того пахло смолой и деревом. Посередине комнаты был накрыт огромный круглый стол из цейлонской эбеновой древесины. Вокруг него, покуривая трубки, сидели четыре человека.

В дальнем углу, у окна, сам Кадваладер – парика на нём не было, и взору Нэша предстали несколько жидких седых волос. Одет губернатор был в какой-то рыжеватый камзол, не слишком представительный, но всё же выделяющий его на фоне тех двух, что сидели по его правую руку.

Один из них, лет сорока с виду, носил грубую щетину и средние по длине тёмные волосы; под глазом виднелся крупный шрам, вроде пореза. По его дешёвой, практичной одежде и твёрдому, полному решимости лицу, можно было почти с уверенностью говорить о том, что мужчина, как и Нэш с Бруксом, имел прямое отношение к ремеслу моряка. Подле него возвышался исключительно колоритный персонаж – огромный чернокожий гигант, мускулистый торс которого был оголён до самого пояса, украшенного алым кушаком. Наконец, слева от Джонса, чинно раскинувшись на стуле, восседал тучный коренастый человек, на голове носивший традиционный беловатый парик.