На одном дыхании. Сборник мини-рассказов

– Все прошло супер! – заявил брат по возвращении.

Но все оказалось не так однозначно. На следующем занятии по физкультуре, преподаватель подводил итоги зачета. Оказалось, что из всей группы норматив не выполнил только я. Братик оказался не на высоте. Хотя, что уж там – на глубине не оказался, и то ладно. Все равно перезаплыв из-за одного меня никто организовывать не собирался и зачет мне, разумеется, поставили вместе со всеми. Ну, подумаешь, выслушал еще пару глупых шуток про надувной круг и еще что-то в том же духе.

У Юрки дела обстояли похуже.

Братов приятель оказался разрядником по плаванию и проплыл, что называется – от души.

– Корнев! Красавчик! – провозгласил тренер, глядя на результат в журнале – на следующей неделе поедешь на межвузовские соревнования, честь института отстаивать.

– Это, че за нафиг? – прошипел мне ошарашенный Юрка – какие нахрен соревнования?!!

– Да, вот, звезду плаванья из тебя сделал – прохихикал я в ответ – тут уж одной кружкой не отделаешься.

Но Юрке было не до смеха. На межвузовские ехали целой командой вместе с преподами, и выставить вместо себя другого пловца, там было уже не реально. Пришлось Юрке придумывать сказку про вывихнутое плечо, а потом еще и скрываться какое-то время от назойливого тренера.

P.S. А пиво он мне так и не проставил. Впрочем, я и не настаивал.

ПРО ЛЕХУ- ТРАНСГЕНДЕРА

Дверь в квартиру не закрывали. Потому, что всегда были рады гостям, особенно когда те приходили не с пустыми руками, да и замок был сломан – уж третью неделю как, а починить, все руки не доходили. Некогда было. Замок, кстати, сломал один из тех гостей, которым всегда были рады. Просто в тот день ему были не рады, потому, что он пришел с пустыми руками. И дверь поэтому не открыли. А он был бы очень рад повидаться, и поэтому, ударом ноги вышиб дверь, вошел и повидался. Правда, не долго. Потому, что сперва – ему подбили глаз, да так, что он потом целый месяц ни с кем этим глазом повидаться не мог, а потом спустили с лестницы и вдогонку еще раз напомнили, что ему здесь больше не рады. Но подобный драматизм случался не часто, и жизнь, в основном, протекала мирно и размеренно, по давно установившемуся распорядку.

К слову Леха – так звали бузотера – на следующий день заявился снова с двумя полторашками крепкой Охоты, и был великодушно прощен. Он даже порывался починить дверь, но Серега-хозяин квартиры – широким жестом успокоил приятеля – мол, сиди, я сам потом, как-нибудь…

Квартирка эта располагалась на первом этаже хрущевки в одном из спальных районов. Ее получила в качестве служебной жилплощади Серегина мать – она двадцать лет проработала дворником, а потом вышла на пенсию и вернулась на родину – в деревушку в Псковской области. А Серега остался, как мать его не уговаривала.

– Ну что я – молодой мужик – буду в твоей глуши делать? Там же никаких перспектив – резонно рассуждал он. В городе перспектив было действительно значительно больше. Наиболее перспективным ему показался бизнес в сфере недвижимости. А точнее – в аренде. А еще точнее – не совсем в аренде, а так сказать – в частичной аренде. Частичной потому, что поскольку ему самому жить больше было негде, он сдавал квартиру вместе с собой. Он предоставлял меблированную квартиру со всеми (совмещенными) удобствами, как для ночлега, так и просто для проведения досуга. В отдельных, особо пикантных случаях, он мог ненадолго оставить постояльцев наедине, и посидеть на лавочке у подъезда, но только в сухую и теплую погоду, и за дополнительные бонусы, вроде бутылки пива или сникерса. Но такое случалось крайне редко, в подавляющем большинстве случаев, интимная обстановка, заботливо созданная хозяином, удовлетворяла влюбленных, и им не мешало присутствие в квартире хозяина и других гостей. Но специально для уединения, романтически настроенные парочки сюда заглядывали не часто. В основном здесь собирался местный бомонд пропустить по стаканчику и обсудить события мирового и микрорайонного масштабов, ну а если уж во время раута, у кого – то вдруг возникала взаимная симпатия – в их распоряжении всегда была койка за шифоньером.

Бизнес-модель Серега избрал не совсем традиционную: он отказался от сложной и хлопотной цепочки товар-деньги-товар. Он исключил из нее деньги, нанеся мощный удар по всей капиталистической системе. За предоставляемые услуги: койку, стол, крышу и телевизор, он брал натурой – спиртным и продуктами-которые тут же совместно с гостями и употреблял, избегая, таким образом, хлопотных и опасных походов по магазинам. С милых дам Серега оброк не брал, он был истинным джентльменом. Впрочем, и от проявлений благодарности не отказывался.

Здесь будет уместно описать это милое жилище: из прихожей, повернув направо, вы попадали на уютную шестиметровую кухню, центральное место которой занимал обшарпанный стол, окруженный группкой табуреток. Такое положение было очень удобно и безопасно – не вставая из-за стола, можно было легко дотянуться как до холодильника, так и до плиты с раковиной. Небольшую комнату, наподобие ширмы, разделял старый шифоньер. Он перегораживал комнату почти на всю ее ширину, так, что к кровати, что пряталась за ним, можно было пройти только через узкий, в полметра проход. Для создания приватной обстановки, этот проход был занавешен куском старой плотной шторы, которая висела на веревке, протянутой от шифоньера к стене. Сверху на шифоньере громоздились картонные коробки со всяким хламом, так, что в алькове всегда царил полумрак. Справа от шифоньера, у окна располагалась тахта, вместо давно сломанных ножек, она покоилась на стопках школьных учебников, оставшихся с золотой Серегиной школьной поры – других книг в доме не держали. Стена, вдоль которой стояла тахта, была оклеена некогда голубыми в цветочек обоями, но окно выходило на солнечную сторону, а занавески на нем не было, и посередине обои выгорели, и стали блекло-желтого оттенка. Снизу у тахты, где обои были затерты головами и подушками, цвет определить было уже невозможно, там было сплошное маслянно-бурое пятно. Напротив тахты на тумбочке красовался телевизор. Он был древним, и показывал только один канал – «Россию». Это было даже удобно – не надо было вставать, чтобы переключать каналы, так как пульт был давно утерян.

Как вы уже догадались, это был обычный притон. Справедливости ради надо сказать, что наркоманов, проституток и прочих ЛГБТ-активистов здесь не водилось. Это был старый добрый, олдскульный алкогольный притон. Средний возраст его обитателей не превышал тридцати лет. Молодые лоботрясы, не желающие трудиться и не строящие хоть какие-либо планы на будущее, проводили свои лучшие годы, за потягиванием пивка и незатейливыми разговорами.

Как уже говорилось, телек показывал только «Россию», и практически всегда работал. На канале идет одна политическая программа, где одни и те же персонажи, из года – в год, обсуждают одни и те же события. Судя по всему, передача имеет высочайшие рейтинги, поскольку идет ежедневно по четыре часа в день в прайм-тайм. В основном обсуждается бедственное положение западных демократий, тупость их руководителей, и чудовищный моральный облик граждан. С особенным смаком демонстрируется модное ныне течение трансгендеров. С экрана постоянно лыбяться гнусные размалеванные хари, какие–то накрашенные, отвратительные мужики с накладными сиськами, пытаются неуклюже танцевать кверк, выступают то-перед детишками, то – перед солдатами, а то и вовсе с трибуны Конгресса. И все эти, так сказать, организмы, судя по всему прекрасно себя чувствуют: их постоянно куда-то приглашают, у них миллионы подписчиков, и вообще они – в полном шоколаде.

И вот у наших хануриков назрел вопрос: Почему это некрасивые, неуклюжие, не особо умные персонажи, да еще и с явными психическими проблемами, так неплохо себя чувствуют в материальном плане, в то время как сами они вынуждены ежедневно решать незначительные, и от того особенно унизительные, проблемы, как нехватка денег на бутылку самого дешевого пива. (Как вы понимаете, у наших ребят имелись все основания для того, чтобы сравнивать).

– Надо взять на вооружение эту мировую тенденцию – изрек Вован – думаю, на этом можно будет заработать.

– Это ты на что намекаешь? – спросил Анатоль. Тон, которым был задан вопрос, настолько отличался от показного дружелюбия, принятого у заморских извращенцев, что Вован испуганно замахал руками:

– Да, ты не понял, я же не переделаться предлагаю. Вон смотри – он указал, на спящего на тахте Леху – нарядим его в женское, и отправим к Американскому посольству.

–Нахрена?

– Типа, он трансгендер, и его здесь обижают, вон и синяк еще не прошел. Скажет, что менты избили. А мы этот его скулеж на фоне американского флага снимем и в сеть выложим. Журналюги глядишь – и ухватятся, начнут его на всякие интервью приглашать. А интервью эти – я слышал – совсем не бесплатные. Поплачется там про свою тяжелую жизнь, про кровавый режим и дело в шляпе. Бабла поднимем по-легкому. Ему ж там никто под платье не полезет проверять, переделкин он или нет.

– Отличный план! А если откажется, мы ему второй глаз прикроем! – хохотнул Анатоль, и пихнул ногой будущего «трансгендера» – Харе валяться, на заработки собирайся!

Когда Леха открыл глаз, ему налили пива, подождали чуток, чтобы оно правильно улеглось, а потом и рассказали о его почетной миссии. Как и ожидалось, Леха кочевряжиться не стал. Люся скрепя сердце выдала ему свой лифчик и кофточку, благо, они были почти одной комплекции. Туфель на его ногу не нашлось, и он остался в своих кедах и джинсе. Когда же Люся накрасила нашего героя, все ахнули – Леха выглядел почище (грязнее) западных аналогов.

–Тьфу, мерзота! – только и смог вымолвить восхищенный Анатоль.

Они быстро допили пиво, и отправились на дело. Впереди шел Вован, за ним Леха, и Анатоль замыкающий. Едва выйдя из подъезда, Вован нос к носу столкнулся с огромным угрюмым мужиком в засаленом тельнике. Он сразу его узнал, и, пробормотав что-то типа приветствия, стремглав бросился в сторону, в кусты, что росли вдоль дома.

Новоиспеченный трансгендер спрятаться от тестя не успел.

Только поздороваться и успел.

А больше ничего не успел.

НА КАВКАЗЕ

Еще не все пассажиры заняли свои места в салоне самолета, а мы уже выпили по третьей, уютно устроившись в креслах и разложив на откинутом столике немудреную закуску. И не особо прятались при этом, просто не выставляли демонстративно бутылку, а держали ее в портфеле на полу и доставали по мере надобности – каждые пять минут. И бутылка это была отнюдь не из дютика, а разведенный спирт и пронесли мы ее в самолет на совершенно законных основаниях!

Спросите как такое возможно? Да очень просто, потому что история эта произошла в те добрые безмятежные времена, когда в самолет можно было проносить все что угодно, и даже курить в туалетах. А еще и карамельки перед взлетом всем раздавали, чтобы уши не закладывало.

Сейчас кажется фантастикой, а раньше было обыденно.

Но в остальном, времена, были не совсем уж такие добрые и безмятежные. Шел 1991 год со всеми своими прелестями, нехватками и лишениями.

Но как это часто бывает, какую- нибудь конкретную нехватку или лишение тех лет я вспомнить не могу, а вот такие маленькие радости/приятности – сколько угодно. Из таких вот радостей и будет состоять этот рассказик, и сразу хочу предупредить, что радости эти могут кому то показаться приземленными, так я и не претендую…

Желаете возвышенного, или просто литературного – прошу сразу отсюда – к Тютчеву с Пришвиным.

И любителей остренького хочу огорчить – порнухи и матерщины тоже не будет.

А немногим оставшимся сообщаю, что, пожалуй, единственное достоинство данного опуса в том, что все описанное происходило в действительности и не содержит совсем никакого вымысла, а если и закрались где некоторые неточности, то исключительно из-за 30-ти с лишним лет, которые лежат между нами и описываемыми событиями.

Итак, когда стюардесса велела пристегнуться, привести спинки кресел в вертикальное положение и убрать откидные столики, бутылка была уже выпита, а закуска съедена. Самолет взлетел и понес нас с Ткачевым в славный город Махачкалу.

Разрешите представить : Ткачев Владимир Анатольевич – ведущий инженер Отдела Молекулярной Эпитаксии Специального Конструкторского Бюро Аналитического Приборостроения Академии Наук СССР, мой непосредственный руководитель, а также весельчак, авантюрист, красавец-мужчина, интеллектуал, знаток поэзии и живописи, балетоман, ювелир-самоучка, вырезающий в свободное время изящные камеи из различных минералов (свободное время частенько случалось прямо на рабочем месте), а также утонченный бабник и пьяница, короче – образец для подражания. Мне очень повезло оказаться его учеником – и в этом нет ни доли сарказма или иронии – очень много хорошего из того немного хорошего, что есть во мне я приобрел благодаря общению с ним.

Глава1. Махачкала

По приземлении, на пути из аэропорта Ткачев обратил мое внимание на огромный дом из красного кирпича, даже скорее замок, стоявший отдельно и видимый издалека, и сообщил, что это дом Расула Гамзатова. Сейчас уже не знаю, но тогда, еще при жизни, Гамзатов был иконой, в Дагестане его боготворили и почитали, пожалуй, как никого из соотечественников. Народный Поэт! Но помимо Гамзатова, в Дагестане награждали этим званием и других, менее известных (а у нас так и вовсе никому неизвестных) поэтов. И как раз к одному такому местному поэту, старому знакомцу Ткачева, мы сейчас ехали в гости.

Жил Поэт (имени его я, к сожалению, не вспомню, поэтому будем звать его Поэтом) в квартире, расположенной в тихом центре неподалеку от моря. Было ему около 60 –ти, невысокий, плотный седой с седыми же усами. Жили они вдвоем с женой, которая быстро и незаметно накрыла на стол и также незаметно ретировалась. За столом они с Ткачевым повспоминали общих знакомых, ситуацию в стране и мире, а затем я, как человек любознательный, подтолкнул Поэта к разговору о Коране, о котором я, на тот момент, знал очень мало. Особенно меня интересовала тема многоженства. Поэт поведал, что Коран разрешает иметь нескольких жен, но только при соблюдении определенных условий – мало того, что он должен иметь возможность содержать их в равных достойных условиях, но он еще должен любить их всех в равной мере и одинаково хорошо ко всем относиться, чтобы ни одна не чувствовала себя менее любимой и желанной, чем другая. И только если мужчина честно пред собой и Аллахом, уверен, что сможет выполнить эти условия, ему дозволено завести более одной жены.

Потом, по мере опустошения бутылки, разговор перешел на более общие темы, и уже под конец пришел к извечному застольному вопросу о счастье. И здесь пожилой поэт удивил меня сентенцией, что оказывается счастье – это когда твоя жена переживет тебя. Вот и все. Тогда мне это показалось довольно прозаичным, особенно для поэта, и эгоистичным, но я, разумеется, не стал вступать в дискуссию с человеком вдвое старше и мудрее меня. Однако, с течением лет, почти достигнув возраста моего тогдашнего собеседника, я все больше не соглашаюсь с ним. Ведь это, что получается – ты просто тихонько свалишь, и оставишь близкого человека, скорее всего уже не молодого и не очень здорового, одного в этом совсем не добром – особенно к старикам – мире. И пусть она занимается твоими похоронами, и пусть оплакивает тебя, и пусть привыкает к одиночеству… Ну это, конечно, если ты не настолько опостылел ей, что она действительно почувствует себя счастливой после тебя. В этом случае, и только в этом, старый поэт оказывается правым, и смерть действительно приносит счастье. Причем для нее. А для него это будет просто удачным стечением обстоятельств.

Впрочем, мы отвлеклись.

После ужина мы отправились на пляж, который находился неподалеку. По пути приобрели две бутылки портвейна. Как известно, на юге темнее рано и пляж был уже совершенно безлюден.

Вдоволь накупавшись в горьковатой каспийской воде, мы расположились под грибочком и принялись за портвейн, который после купания оказался удивительно вкусным. Вскоре мы увидели одинокую фигуру, приближавшуюся к нам. Парень, лет 20-ти, поддатый – это было заметно даже на нашем фоне – брел по кромке воды, похоже без всякой цели. Увидев нас под грибком, он подошел. Разговорились, угостили его портвейном. – Вы откуда?

– Из Ленинграда.

– Ух ты! Маляцы! Здорово! – а он идет со свадьбы то ли соседей, то ли родственников.

Портвейн кончился, а желание выпить – нет. Решили сгонять за добавкой, пока не закрыли, но тут парень (имя, увы – тоже уже не вспомнить) сказал, что покупать ничего не надо, а надо прямо сейчас идти на свадьбу, откуда он пытался вернуться, и где нас совершенно точно накормят и напоят. Прекрасная мысль! И вот мы уже идем по вечерней Махачкале, почти в полной темноте с незнакомым пьяным дагестанцем и все дальше уходим от центра. Углубляемся в район частных застроек, идем улочками с глухими заборами, откуда то и дело раздается собачий лай.

Сейчас это выглядит как глупая и опасная авантюра (кто то употребит и более крепкое выражение), но тогда мы себя ощущали в полной безопасности и не только из-за алкоголя, а вот такая тогда была атмосфера в Дагестане, да и вообще в стране.

В похожей ситуации я уже оказывался за пять лет до описываемых событий. В другом чудесном городе, и тоже – на букву «М» – Минске. Пока мы идем за нашим проводником, петляя по узким темным улочкам, позволю себе небольшое и не особо лирическое отступление.

Нелирическое отступление:

Я приехал в Минск по окончании четвертого курса, на летнюю практику. Разместились мы в студенческом общежитии – высотном здании рядом со стадионом Динамо. Из окна нашей комнаты футбольное поле хорошо просматривалось и, при наличии бинокля, можно было смотреть матчи. Но бинокля не было и фигурок бегающих по полю во время матчей, было практически не видно. Зато, неплохо просматривался пивной бар под названием «Свислочь», расположенный неподалеку. Туда-то мы с однокурсником и направились через несколько дней по приезду. Когда мы изучили меню и официантка, худая девица в очках, подошла принять заказ, я заявил:

– По – пять кружечек, для начала, пожалуйста. И пару наборов к пиву.

–По – пять? – удивилась она. – Мальчики, это не живая вода.

–О, не переживайте, мы опытные ребята. Потом еще повторять будем.

Здесь я вынужден сделать еще одно не лирическое отступление, дабы объяснить столь амбициозный заказ. Так сказать отступление в отступлении.

Вот оно:

Институт где я учился, находился неподалеку от Пяти Углов. Не буду его называть, дабы не компрометировать солидное заведение, дослужившееся ныне до звания Академии. А рядышком, на Владимирском проспекте расположились два других известных и уважаемых заведения – Театр им. Ленсовета и пивной бар Жигули. И находились они – в соседних зданиях. По странному стечению обстоятельств излюбленным местом наших студенческих посиделок оказался не театр.

Пиво в Жигулях, как и в других пивных Ленинграда в то время, было жиденьким, не крепким, пена исчезала сразу после розлива, и за вечер можно было спокойно выпить 10-12 кружек, не особо пьянея, а только бегая в туалет каждые полчаса.

И поэтому, когда я в Минске заказал по 5 кружек » для начала» это не было бахвальством или куражом. Это был заказ, основанный на опыте, и вскоре официантка принесла пиво. Причем сразу 10 кружек. И не на подносе, а по 5 – в каждой руке! Даже смотреть было страшно, как она несет такое своими тощими ручонками. Когда она поставила кружки на стол и ушла за закуской, я попытался повторить ее фокус, но своими короткими пальчиками смог ухватить только 3 кружки, и то разлил немного.

Пиво разительно отличалось от того, к которому мы привыкли в Ленинграде. Оно было вкусным, плотным, пена держалась долго и, выпив три кружки, я почувствовал себя и захмелевшим и сытым одновременно. Пузо было полным, а в туалет не хотелось. А две оставшиеся кружки нетерпеливо ждали на столе и тощая официантка, проходя мимо, с ухмылкой косилась на них. В ожидании, когда откроется второе дыхание или освободится место в животе, мы вышли на улицу перекурить. Там уже курила компания из 5-6 местных парней, также сидевших в баре. Слово-за- слово познакомились, разговорились. Я похвалил пиво и Минск в целом, они – Ленинград, хотя никто из них у нас не бывал.

В общем, пиво мы допили. Повторять не стали. При выходе, мы снова столкнулись с компанией белорусов, которые также уже покидали бар. Опять покурили, поболтали и совместно пришли к выводу, что пиво, конечно хорошо, но без водки все равно не обойтись. Решено было зайти в магазин неподалеку и продолжить в парке, который также был невдалеке. Парк был большим и довольно запущенным, даже не парк, а какая- то рощица на склоне холма с редкими скамейками и дорожками. То, что парк был запущенным и малолюдным, было нам на руку, т.к. в Минске очень много милиции, и она строгая. А распивать в общественных местах запрещено.

Когда после магазина, мы вошли в парк и стали искать укромный уголок, мой однокурсник, отвел меня в сторонку и попытался отговорить – мол, переться в лес с толпой пьяных незнакомцев, в незнакомом городе, на ночь глядя и т.д. и т.п. Но напугать меня не удалось, и он ушел, сославшись на срочные дела в общежитии. Мы же забрались в парк поглубже, нашли заброшенную скамейку, вокруг которой и организовали круглый стол, на котором обсудили цены на алкоголь в Минске и Ленинграде, мировую политику и некоторые философские аспекты. Когда совсем стемнело и водка кончилась, парни довели меня до общежития и сдали на руки вахтеру, поскольку сам бы я точно заблудился. Вот и вся история.

Нечто подобное со мной случалось и в Одессе, где был на летней практике годом ранее. Это я все к тому, что в СССР человек всегда мог рассчитывать на местное гостеприимство, особенно если он был из Ленинграда – я всегда замечал особенное отношение к ленинградцам – уж не знаю почему, но – факт.

Ну вот, все отступления кончились, и мы бесстрашно продолжим наш путь по пригородам вечерней Махачкалы.

Через полчаса мы добрались до места. Свадьба гуляла во дворе деревенского дома. Сам дом я не разглядел, поскольку он был почти полностью скрыт в тени, но двор был очень большой. Столы были расставлены с трех сторон по периметру под огромным освещенным навесом. Невеста с женихом чинно восседали на положенных местах. Внутри периметра танцевали. Гремела музыка. Люди сновали туда-сюда. Ворота были распахнуты настежь, и любой желающий мог свободно зайти с улицы. Судя по тому, что мы никого не встретили по пути, все уже и зашли. Количество народу сосчитать было невозможно, но по ощущениям, точно больше сотни.

Наш провожатый подошел к какой то женщине и что то стал ей объяснять, кивая в нашу сторону. После чего нас быстренько усадили за стол, поставили чистые приборы и рюмки, и женщина умчалась к другим столам, а мы тут же приступили к празднованию. Вдруг музыка смолкла и в тишине мужской голос в микрофон сказал, что хочет поднять тост за дорогих друзей из Ленинграда, которые почтили своим присутствием их скромное мероприятие. Это говорил мужчина, сидевший рядом с молодоженами, вероятно отец жениха. В ответ «дорогие друзья « неуверенно поднялись со своих мест и Ткачев произнес витиеватую речь о вечной любви и дружбе, которая не знает преград, не подвластна времени и расстояниям и т,д. и т,п., после чего мы подошли к новобрачным и пожали им руки и музыка загремела вновь, а мы продолжили трапезу. Наш проводник меж тем, куда- то испарился и более мы его не видели.

Ничего, к сожалению, не могу вспомнить, как проделали обратный путь, как – никак тридцать лет прошло, но проснулся я утром невредимым и несвежим в доме у Поэта. Судя по недовольному лицу последнего, наше ночное возвращение не было бесшумным, и наскоро позавтракав, мы извинились за причиненное неудобство, поблагодарили за гостеприимство и распрощались.

Дальше наш путь лежал на автобусный вокзал. Но сперва, мы решили еще разок искупаться, благо море – совсем рядом. Придя на пляж, по-прежнему безлюдный, мы поняли, в чем дело – вдоль воды повсюду были воткнуты колышки с табличками, на которые вчера в сумерках мы не обратили внимания. На табличках было написано: « Купаться запрещено. Обнаружена холерная палочка». Мы искупались и поехали на вокзал.

Очередей, как таковых, когда один человек стоит за спиной другого в автобусных, да и в железнодорожных кассах Дагестана, я не встречал. Окошко кассы окружено со всех сторон плотным людским комком, и когда человек, купив билет, отходит, его место занимает наиболее ловкий, протиснувшийся первым. При этом никто не орудует сверх меры локтями, не кричит и не ругается и вообще все происходит достаточно дружелюбно. Вот и мы, потолкавшись с пол часика, стали счастливыми обладателями билетов до конечной точки автобусного маршрута – поселка Советский, расположенного в горах в ущелье реки Аварское Койсу.