Управление системой образования на разных уровнях: вертикаль власти, трансфер полномочий и региональное сотрудничество

Приведенные в настоящей статье результаты – только первые шаги, начало исследований, пример возможного использования данных, собранных в рамках обследования ОЭСР. Однако уже на этой стадии можно сформулировать некоторые значимые выводы.

Во-первых, можно с уверенностью предположить, что на сложившееся в той или иной стране распределение полномочий по управлению школой определяющее влияние оказали традиции, исторические процессы, менталитет. Достаточно посмотреть, насколько различны модели, принятые во фламандской и франкофонской общинах Бельгии или в Англии и Шотландии (рис. 2). В то же время существуют и объективные внешние факторы, влияющие на распределение полномочий по управлению школой. Это такие факторы, как масштаб страны и уровень урбанизации. Эти факторы по-разному влияют на распределение полномочий по принятию решений по отдельным направлениям, но как общую тенденцию можно отметить, что с увеличением размера страны полномочия по управлению школой смещаются с уровня школы на уровень местной власти.

Во-вторых, анализ показал отрицательную связь между централизацией управления школой на национальном уровне и учебными результатами, что косвенно подтверждает выявленную в ходе анализа результатов PISA положительную связь между автономией школы и образовательными достижениями школьников.

В-третьих, интересный результат – положительная корреляция доли решений, принимаемых совместно несколькими уровнями управления, и результатов PISA.

В-четвертых, приведенные выше результаты анализа – только первый шаг. Данные, собранные в ходе обследования ОЭСР, дают обширный материал для анализа факторов, влияющих на распределение управления школой по уровням власти, и влияния этого распределения на результаты функционирования национальных образовательных систем.

Многоуровневое управление в Европейском Союзе: хорошая или плохая практика? Примеры из образовательной политики

Ханс-Питер Фюссель

Понятие многоуровневого управления

Многоуровневое управление[36] – это научный подход в области государственного управления, использующий методы анализа и описания, включающий в рассмотрение расширенную (отличающуюся от традиционной) систему уровней и субъектов принятия решений. Подход учитывает оценку релевантности таких субъектов и описание отношений между ними, например, работу иерархических структур между различными субъектами принятия политических решений.

В законодательстве субъекты принятия решений должны быть формально определены. Однако на практике решение может исполняться не так, как планировалось субъектом его принятия, в связи с первоначальным дефицитом информации. Теория принципала-агента[37] показывает, насколько серьезно несоответствие в знаниях может изменить баланс сил между принимающими решение и подчиненными им субъектами[38].

Теория принципала-агента в многоуровневом управлении позволяет более четко описать реальные отношения между различными субъектами принятия решений. Многоуровневый подход также может помочь при анализе процедур и шагов принятия решений.

Многоуровневый подход является исключительно методом анализа и описания, а не разъяснения принятого решения.

Многоуровневое управление образованием в Европейском союзе

Для анализа участников процесса принятия решений в ЕС необходимо провести разделение межу институтами и акторами (субъектами принятия решений), как это сделал Г. Маркс в ключевой статье о многоуровневом управлении: «Наша отправная точка <…> это проведение четкого различия между институтами и акторами, т. е. между государством (и органами ЕС) и отдельными лицами, группами и организациями, действующими в рамках этих учреждений и их процессов»[39]. Используя это разделение, авторы обобщают систему принятия решений в ЕС, выделяя «взаимозависимость, взаимодополняющие функции и пересекающиеся компетенции» в качестве ведущих факторов деятельности[40].

Для анализа различных шагов, которые необходимы при принятии решений в ЕС, разработана модель четырех шагов:

1) разработка решения;

2) принятие решения;

3) имплементация решения;

4) разрешение судебных споров, вытекающих из принятого решения[41].

Данную модель можно применить для анализа системы принятия решений в конкретной сфере (например, в сфере образования). Европейский союз, следуя основным целям своего создания, указанным в учредительных договорах, обладает ограниченной компетенцией в вопросах образования согласно Договору о функционировании Европейского союза (далее – ДФЕС). ЕС способствует развитию качественного образования, поощряя сотрудничество государств-членов и поддерживая их деятельность, в полной мере уважая при этом ответственность государств-членов за содержание процесса преподавания и за организацию национальных систем образования, включая их культурное и языковое разнообразие[42].

Принимая такие границы своей компетенции, ЕС все же пытается их расширить, апеллируя в том числе к основным целям создания союза, таким как обеспечение свободы передвижения. Таким образом, ст. 53 и 62 ДФЕС[43] используются для дополнительного расширения правовой базы в этой сфере.

Кто участвует в принятии решений в Европейском Союзе?

Разделение на институты и акторов (субъектов принятия решений) в сфере образования выглядит следующим образом.

Институтами могут являться:

– органы ЕС (Европейская комиссия, Совет ЕС, Европейский парламент, Суд ЕС и т. д.);

– государства – члены ЕС (а также их внутренние институты в зависимости от их роли в принятии решений).

Акторами могут выступать:

– различные советники и консультативные (экспертные) советы, в том числе официально задействованные в принятии решений;

– общественное мнение, включая социальные медиа;

– группы интересов, включая лоббистов.

Институты и акторы взаимодействуют на различных уровнях и стадиях процесса принятия решений:

– запускают процесс принятия решений (стадию разработки решения) путем локализации проблемы, ее определения, поиска различных путей решения этой проблемы;

– пытаются повлиять на окончательное решение, выдвигая свои предложения, подкрепляя свою позицию исследованиями, мобилизуя заинтересованные группы или общественность;

– используют стадию имплементации решения для расширения границ возможного применения решения, а также бойкотирования имплементации решения по той или иной причине, например финансовой («слишком дорого»);

– выступают в роли экспертов или инициаторов разбирательств во время стадии разрешения судебных споров.

Методы многоуровневого управления позволяют описать пути подготовки решений, влияния на них и их трансформацию на практике[44]. Однако в исследованиях, проводимых с использованием этих методов, возникают сложности с «измерением» влияния отдельных институтов или акторов. Ученым сложно объяснить, как, на каком уровне и в какой степени тот или иной участник процесса повлиял на принятие и реализацию решения.

Сложности, связанные с недостаточной разработанностью научных методов «измерения влияния», не ограничиваются научной повесткой. На практике это затрудняет процесс понимания и оценивания обществом решений, принимаемых в рамках ЕС. Эта неопределенность и недостаточная структурированность приводят к тому, что процесс принятия решений кажется запутанной системой, в которой много участников, но нет понимания, кто из них принимает конкретные решения. Именно из-за этого в речь вошел оборот «они в Брюсселе [решили] (they in Brussels are [deciding])», который используется для критики безликих и отстраненных, по мнению граждан, политики и решений ЕС. Некоторые политические партии используют этот лозунг и приходят с ним к определенному успеху, что можно рассматривать как одну из причин распространения споров о выходе той или иной страны из состава ЕС.

Расширение компетенций Европейского союза в сфере образования

Ситуация «они в Брюсселе» возникает и при принятии решений в сфере образования. Даже если компетенция Европейского союза четко определена (ст. 164 ДФЕС), институты зачастую пытаются фактически расширить пределы установленных границ их компетенции.

Одним из способов расширения компетенции ЕС в сфере образования является использование так называемого «совместного механизма принятия решений»[45]. Решения принимаются Европейским советом и министрами государств – членов ЕС, это дает возможность Совету ЕС действовать как в рамках полномочий, предусмотренных учредительными договорами, так и вне их – на основе полномочий представителей органов государств-членов. С юридической точки зрения такие решения являются одновременно и решениями ЕС, и решениями, которые можно признать межгосударственными соглашениями в рамках международного права. Эти решения не нелегальны, однако они существуют в определенной «серой зоне», которая не способствует четкому пониманию того, как они принимаются, поэтому многие используют по отношению к таким решениям термин «мягкое образовательное право».

Другим подходом для расширения компетенции ЕС является разработка рекомендаций, которые не являются обязательными для государств – членов ЕС. Однако политическое влияние рекомендаций в сфере образования достаточно высоко, так как одной из широко поддерживаемых целей ЕС является унификация образовательных систем в контексте свободы передвижения. Европейская система квалификаций[46] была опубликована Европейской комиссией лишь как рекомендация, но на практике этот документ до настоящего времени оказывает огромное влияние на принятие решений о национальных системах образования.

Третьим подходом является влияние через финансирование образовательных проектов и программ Европейским союзом, где решение об участии принимается непосредственно государствами-членами и другими национальными акторами. Erasmus+[47] – популярная программа обменов на разных уровнях образования – является хорошим примером таких программ.

Заключение

В Европейском союзе существуют четкие правовые условия для принятия решений в сфере образования: в основном государства – члены ЕС имеют собственные полномочия, а европейские институты не должны вмешиваться в компетенцию государств-членов, установленную договорами. При использовании методов, выходящих за рамки данных правил, высок риск непрозрачности принятия решений. Такое сочетание компетенций приводит к другой проблеме – к несоответствию механизма принятия решений демократическим принципам. Демократия чаще всего описывается как система «сдержек и противовесов». Это означает, что возможность действовать в такой системе разделена между различными субъектами, например, когда основным действующим субъектом является избранный парламент, а правительство несет ответственность перед парламентом. Однако если в рамках ЕС в сложившейся системе нет четкого различия между субъектами, возникает вопрос: как национальный парламент должен требовать ответственности от национального правительства? Решение этой проблемы, которое можно было бы применить, в частности, в сфере образования, лежит в возврате к системе четкого разграничения полномочий в рамках многоуровневого управления.

Судебная система США и образовательное право: какую роль должны играть судьи?

Чарльз Д. Руссо

Введение

В отличие от стран кодифицированного права, включающих Западную Европу и большую часть остального мира, в странах общего права – в Великобритании, США и бывших британских колониях – с признанием большей роли судебной практики при наличии писаных конституций[48], статутов и иных нормативных правовых актов возникают частые споры о роли судебной системы в правотворчестве[49]. Главный вопрос в этих дебатах: являются ли судьи, как отметил председатель Верховного суда США Джон Робертс во время слушаний в Сенате по собственному утверждению на должность, бейсбольными арбитрами[50] (umpires)[51], которые исключительно засчитывают очки и нарушения правил[52], или же они являются нормотворцами (rule-makers)[53], которые обладают возможностью изменять право в любом направлении, которое они пожелают, становясь фактически суперзаконодателями?

Сторонники судейского активизма (judicial activism) убеждены в том, что судьи (и юристы в целом) должны быть вольны трактовать положения Конституции и законов США в соответствии с собственными убеждениями и положениями конкретного дела. Им противостоят сторонники судейской сдержанности (judicial restraint) или оригинализма (originalism), считающие, что судьи должны стараться интерпретировать писаные источники права в том контексте, в котором они были изначально написаны. Критик судейского активизма[54] – покойный судья Верховного суда США Антонин Скалиа отметил в одном из своих особых мнений, что «[Верховный] суд, должно быть, живет в другом мире. С каждым новым днем и каждым новым делом он занят созданием Конституции для страны, которую я не узнаю»[55]. Непростой вопрос о роли судебной власти еще более усложняется тем фактом, что судьи, особенно на федеральном уровне, назначаются пожизненно[56] и не отвечают перед избирателями. При этом они разрешают споры, возникающие из положений законодательства и подзаконных актов, создаваемых исполнительной и законодательной ветвями власти, обе из которых в известной степени подчинены воле народа в процессе выборов[57].

Роль судейского корпуса становится все более значительной во многих сферах жизни в США, Великобритании[58] и других странах[59], и не в последнюю очередь в образовании. В рамках дела Brown v. Board of Education of Topeka[60], являющегося самым важным делом по образовательному праву в США, Верховный суд США признал неконституционным применение принципа «разделены, но равны» (separate but equal) в отношении обучения англо-американских детей. Это решение запустило волну изменений, которые фундаментально трансформировали множество аспектов жизни в США, инициировав эру равных образовательных возможностей, которая, в свою очередь, способствовала увеличению возможностей для женщин[61] и лиц с ограниченными возможностями здоровья[62]. Но даже в этих случаях, когда американские суды признают свою юрисдикцию и разрешают возникшие споры, они должны в соответствии с традиционным взглядом, разделяемым многими, действовать в границах, предусмотренных федеральной Конституцией.

В США роль судей Верховного суда является предметом тщательного изучения и широкого публичного обсуждения с момента ухода в отставку по собственному желанию судьи Энтони Кеннеди, считавшегося судьей, имеющим решающий, или «центристский», голос между более либеральным и консервативным крыльями суда[63]. Особое значение этим дебатам придавал тот факт, что баланс сил в суде мог существенно измениться: претендентом на его место стал Бретт Кавано, бывший судьей апелляционного суда округа Колумбия, который по иронии судьбы ранее был помощником судьи Кеннеди, он является сторонником оригинализма, «т. е. он интерпретирует текст закона в свете того, что он значил, когда был принят»[64].

В свете различий между правовыми системами в США и большей части Европы, особенно в контексте роли судебной власти в разрешении споров, которые касаются в том числе возникающих в образовательных контекстах, данная статья состоит из двух частей. Первая часть объясняет понятия судейского активизма и судейской сдержанности в свете наиболее спорных решений Верховного суда в сфере образования и других сферах. Через эти решения будет продемонстрировано, как судьи-активисты расширяют (если не превышают) свои конституционные полномочия. Вторая часть фокусируется на роли Верховного суда США в судебных спорах в сфере образования.

Судейский активизм против судейской сдержанности (оригинализма)

В США споры о том, должны ли судьи быть интерпретаторами права или законодателями, можно отследить по часто цитируемому отрывку из сочинений Александра Гамильтона, одного из отцов-основателей США и автора цикла статей в поддержку текста Конституции США «Федералист». Он отметил в одной из них, что «судебная власть из-за существа своих функций всегда менее всего опасна для политических прав, определенных Конституцией, ибо у этой власти самые малые возможности для их нарушения или ущемления… она не обладает ни силой, ни волей, а выносит только суждения»[65]. Гамильтон также добавил, что «о свободе не может быть и речи, если судебная власть не отделена от законодательной и исполнительной власти»[66]. Однако в течение последних 60 лет Верховный суд США зачастую не следует этому определению, начав часто проявлять свой судейский активизм с председательства судьи Эрла Уоррена[67].

Верховный суд в серии различных решений, касающихся как конституционных толкований, так и применения различных законов, в течение даже последних 20 лет может быть уличен в юридическом активизме разного уровня, по существу, являясь «законодателем со скамьи», напрямую нарушая суждение Гамильтона, выходя за рамки простого заполнения правовых лакун, когда законодательство неясно или в принципе отсутствует. Споры об интерпретации Конституции затрагивают вопросы от запрета молитв на церемониях выпуска из государственных школ (Lee v. Weisman)[68] и на спортивных мероприятиях (Doe v. Santa Fe Independent School District)[69] до запрета на смертную казнь для несовершеннолетних (Roper v. Simmons)[70] (дело, имеющее отношение к образованию, поскольку оно связано с несовершеннолетней преступностью).

По вопросам интерпретации законодательства Верховный суд предложил такие толкования главы IX, которые ее авторы, вероятно, явно не предусматривали. Предположительно они могут выходить за границы закона. Так, Верховный суд интерпретировал главу IX как позволяющую студентам взыскивать убытки с образовательных учреждений в деле Franklin v. Gwinnett County Public Schools[71], а также как устанавливающую параметры для определения ответственности школьных советов в делах о сексуальных домогательствах со стороны преподавателей в деле Gebser v. Lago Vista Independent School District[72] и студентов в деле Davis v. Monroe County Board of Education[73]. Суд в деле Jackson v. Birmingham Board of Education[74] также интерпретировал главу IX как предотвращающую возмездие со стороны образовательной организации по отношению к сотрудникам (в данном случае к тренеру школы), которые отстаивали права своих учеников.

Верховный суд также расширил сферу действия федерального законодательства об инвалидности, интерпретировав «Акт об образовании лиц с инвалидностью» (Individuals with Disabilities Education Act – IDEA)[75] как позволяющий родителям лиц с инвалидностью представлять себя и своих детей в делах, касающихся споров об их образовании в деле Winkelman v. Parma City School District[76].

При этом в деле Arlington Central School District v. Murphy[77] Верховный суд проявил судейскую сдержанность, отказав родителям в возможности возместить затраты на экспертных свидетелей, даже если они преуспевают в деле против школы, на основании того, что такая возможность не предусмотрена в «Акте об образовании лиц с инвалидностью». Судьи решили, что, если конгресс не внес соответствующие изменения в законодательство, несмотря на многочисленные просьбы сделать это, суд не имеет права вмешиваться в данный вопрос, оставив родителей без возможностей возмещения таких расходов. Более того, конгресс впоследствии отклонил законопроект, который бы внес соответствующие поправки в «Акт об образовании лиц с инвалидностью».

Более двадцати лет назад, когда конгресс внес похожие поправки в этот акт, которые позволяли родителям, выигравшим в споре, компенсировать расходы на адвокатов[78], он заменил этими поправками решение Верховного суда в деле Smith v. Robinson[79] (в котором суд также отказал выигравшим родителям в возмещении судебных расходов). Другими словами, конгресс осознанно и специально пошел против предыдущего решения суда, внеся поправки в «Акт об образовании лиц с инвалидностью».

Сторонники судебного активизма могут иногда забыть, что законы принимаются в первую очередь законодательными органами. Почти все законы абстрактны или неясны в той или иной мере. Сторонники судейской сдержанности склонны признать, что абсурдно было бы предположить, что при применении таких потенциально абстрактных положений к конкретным, чувствительным к фактам делам судьи должны бездумно, механически читать законы и выдавать решения как автоматы. Конечно, великие юристы проявили здравый смысл и благоразумие при применении законов, потенциально написанных за две тысячи миль или за два столетия от времени и места, в котором эти законы применяются в конкретных разбирательствах. Однако сторонники сдержанности или оригинализма держат юристов на гораздо более коротком поводке, когда те пытаются отойти от текста конституционных положений или законов.

Сторонники судебной сдержанности не считают суды простыми машинами, применяющими закон. Независимо от того, поддерживает кто-либо судейскую сдержанность или судейский активизм, все должны признать, что применение закона в сложных, реальных жизненных ситуациях требует определенной степени усмотрения. Скорее, спор идет между теми, кто считает юристов связанными судебной функцией, и теми, кто рассматривает их как лиц, формирующих правила, которые обладают значительной свободой усмотрения для представления и осуществления широких социальных реформ.

Результатом этого доктринального спора стало то, что, по общему правилу, когда судьи в США применяют в том или ином споре правило, закрепленное в Конституции США[80], они должны применять его так, как оно написано, а не так, как они того пожелают. Исходя из этого тезиса настоящая роль судейского корпуса и взаимоотношения между конгрессом и судами становится более четкой. Ситуация, когда в деле Smith v. Robinson суд отказал родителям в праве на судебные расходы в соответствии с действовавшим законодательством, а конгресс впоследствии изменил это положение, закрепив такое право, демонстрирует пример того, что обычно упускают сторонники судейского активизма. Данный пример показывает на практике, как должны взаимодействовать между собой законодательная и судебная власть.

Когда судьи применяют право, как оно есть, они могут отметить, что конгресс может рассмотреть вопрос о пересмотре данных особенностей законодательства и, вероятно, внести соответствующие поправки в законы. Однако ни Верховный суд, ни иные суды не могут вносить поправки или переписывать законодательство, так как это нарушило бы статью I Конституции США, которая наделяет законодательными полномочиями конгресс США.

Если же судьи не согласны с текстом или смыслом закона, они остаются обязанными его применять. В таком случае конгресс имеет возможность рассмотреть проблему, поднятую в том или ином деле, и принять решение о соответствующем изменении закона. Конгресс также может игнорировать предложения судей, в этом случае суды должны принимать свои решения, основываясь на действующих на данный момент законах. Это взаимодействие отражает конституционные взаимоотношения между судами и законодательными органами с принципом разделения властей в их основе[81]. Если конгресс не согласен с судебной интерпретацией закона, он может изменить закон таким образом, чтобы обеспечить судебную интерпретацию в соответствии с волей законодателя.

Другой пример реализации конгрессом своей возможности участия в балансировании законодательства и его правоприменения путем реакции на принятые судебные решения – решение Верховного суда в деле Grove City College v. Bell[82]. В этом деле Верховный суд ограничил область применения главы IX в организациях высшего образования, отказавшись накладывать санкции на всю образовательную организацию (санкции накладывались лишь на ту программу, которая была уличена в дискриминационном поведении и получала федеральные средства). Конгресс не согласился с мнением Верховного суда по этому вопросу, приняв «Акт о восстановлении гражданских прав 1998 г.» (Civil Rights Restoration Act of 1988)[83], распространив защиту, предусмотренную главой IX, на всю образовательную организацию, а не на ее отдельные части или программы.

Как описывается далее в тексте, несколько недавних решений Верховного суда могут оправдывать – если не усиливать – страх судьи Скалии о том, что его коллеги на судейской скамье создают Конституцию для страны, которую он и, возможно, многие другие не узнают. Эта обеспокоенность усугубляется тем, что судьи-активисты все чаще интерпретируют Конституцию и/или федеральные законы в соответствии с собственными принципами, а не следуют близко к тексту и первоначальным намерениям отцов-основателей либо законодательных органов. Эти судьи не только выборочно применяют иностранное законодательство в поддержку своих решений, но в одном случае также частично ссылались на международный договор, который Сенат США никогда не ратифицировал, – на Конвенцию ООН о правах ребенка.