Мой блог

Я перестал писать и мне стало легче

Должен сразу попросить прошения за орфографические ошибки. Пишу с телефона, кнопки маленькие, возможны опечатки. Есть желание высказаться и заодно поставить точку в блоге и разделе мои произведения. Прошу не рассматривать сию запись как способ пожаловаться. Просто хочется поделиться своими впечатлениями и размышлениями. Вдруг кому поможет. Как уже обозначено в заглавии речь о том, что я перестал писать. Совсем. И как-то лучше даже стало. Пропала эта тяготеющая необходимость работать над текстами своих историй. Каждый день вымотанный и усталый после длинного рабочего дня я мучил себя. Вместо отдыха я искал в себе силы и вдохновение. Убежден абсолютно в том, что писать нужно в хорошем расположении духа и хорошем физическом самочувствии. Вообще самоотверженность и подвиги возможны. Возможно работать на износ. Но ради чего? Ни читателей, ни отзывов. Книги издавал, но за свой счет и себе в убыток. А те единичные экземпляры что были, раздарил. А жаль. Себе ничего не оставил. И я решил все бросить. Смотрю и мир от этого не стал бледнее и хуже. Зато я стал свободнее. Появилось больше времени. Надо жизнь тратить на себя, а не на письма в стол. А все мои фантазии останутся при мне

Где вы были в своей юности?

Как известно много в творчестве закладывается в детстве и юности. Тяга рассказывать истории, выдумывать сказки, умение излагать мысли и образы засевшие где-то в подсознании.

Где вы были в своей юности, в своем детстве? Что привело вас к желанию творить?

Лично я подростком любил гулять по крышам окрестных девятиэтажек. Забирался наверх и подолгу всматривался в небо. Наверное, мне надо было стать летчиком. Но почему-то мне грезилась магия и волшебство. В ту пору модным был один фокусник – Девид Копперфильд. Насмотревшись его выступлений, мне казалось, что волшебство возможно. Что можно летать без крыльев. Мне почему-то казалось, что это даже круче, чем на самолете за штурвалом капитана. Никто не объяснил мальчишке что шоу это всего лишь фокусы, ловкость ума и рук. А я-то глупец мечтал о крыльях за спиной и не знал, что там внизу реальный и жестокий мир.

Ваше место, где вы творите

Как оно ваше излюбленное место для творчества? Там, где думается лучше, где ничто не отвлекает. И есть что-то что очень даже вдохновляет.

Когда-то я жил в другой квартире. В высотном доме, стоящем на горе. Из окон открывался великолепный вид на город, расстелившийся до горизонта. Ни одно колесо обозрения не могло дать такой поразительной панорамы. Ночью город сиял тысячами разноцветных огней от края и до края, словно звездный небосвод. Рядом проходила оживленное шоссе. Дорога шумела и жила своей жизнью и днем, и ночью. У окна, на столе стоял компьютер, за которым я начинал когда-то сочинять. Теперь я живу в обычной пятиэтажке, с окнами на тихий двор. И вот однажды я поставил стол с компьютером у окна. И я стал замечать, что когда работаю то будто бы переношусь к тому окну. Боковым зрением я вижу тот волшебный вид на город. Хотя ничего за окном нет, кроме одинокого фонаря. И меня это видение безумно вдохновляет. Становится хорошо и легко. Строчки рождаются сами по себе. Я словно существую над миром, вижу все со стороны и могу объять все события и всех людей.

Сны как вдохновение

Нужно ли, возможно ли, использовать сны в текстах произведения? Порою за ночь столько снов пересмотришь. Словно кино. И про то, и про это. Вот нынче приснился сюжет. Парень нашел проход в параллельный мир. Отправился туда из любопытства. Он шел по средневековому городу, заглянул на рынок. Среди прочих товаров наткнулся на лавку с загадочными артефактами. Случайно поранился об один из них. Не придал этому никакого значения. Гулял дальше по городу, встретил девушку. Влюбился с первого взгляда. Они договорились встретиться на следующий день, на том же месте. Парень вернулся в наш мир, долго не мог заснут, так сильно девушка запала ему в сердце. И он вернулся на следующий день. Но вот беда. Укол артефактом не прошел бесследно. В этом мире он очень быстро обращается в дракона. И как ему теперь быть? За ним охота и девушка, которую он так сильно полюбил, не догадывается ни о чём.

Вот такой вот сон. Не знаю даже, что с ним делать. Как использовать? Куда? И таких снов полно. Какие-то удается встроить в произведение, находящееся в работе. Какие-то пропадают бесследно. И я так думаю даже кошмары нужно выкладывать на бумагу. Читатель любит, когда его пугают.

Страхи в творчестве

Чего я не боюсь: быть смешным, нелепым, бездарным, наивным, глупым.

Мой страх: быть неинтересным. Страшно очень когда то, что ты очень долго и упорно сочинял, быть может даже всю свою жизнь, просто никому не интересно.

А у вас какие страхи в творчестве?

Высота и сказки

Сегодня было занятие по работе на высоте. Странно, но что-то в этом есть необычное. Высоко от земли, там, где ближе облака. Быть может это только для меня в верхолазных работах видится романтика, мечта. В вышине быть может слышны голоса драконов и сказочных существ из других миров. Но, не стоит слишком сильно витать в облаках. Опасно, опасно, опасно. Осторожно, очень осторожно ступаешь на цыпочках по краю над пропастью. И всё же где-нибудь и как-нибудь, я использую все эти канаты, карабины, стропы и защелки, в одной из своих историй.

В поисках вдохновения

Что заставляет нас неустанно, вновь и вновь браться за перо? Что если в голове, в воображении есть только яркие, ключевые моменты твоей будущей истории. Они изобилуют сильными диалогами и интересными сюжетными поворотами. Ты знаешь, что твой герой должен пройти определенный путь. И перейти из одного состояния сознания, психологии в другое. Но вот беда, между яркими фрагментами у тебя ничего нет. Пусто как в высохшем колодце, абсолютный арифметический ноль. Ты будто бы пишешь историю своей жизни, где в какие-то моменты у тебя наступала амнезия. И все. Ты не знаешь, что делает твой герой, где и как существует, чем живет. Процесс застопорился, и ты ищешь вдохновение. Везде и всюду, в архитектуре, живописи, музыке, в одобрении друзей и прочих, не знакомых тебе людей. Но бывает так, что друзьям до тебя нет дела, у них свои заботы. И вдохновение не приходит, и ты думаешь, что уже ни на что не годишься. Но что-то вновь и вновь заставляет двигаться вперед. Как говориться: “Пытаться и искать, найти и не сдаваться”. Быть может это глупая погоня за мечтой? Попытка дотянуться до звезды. Пусть она не твоя и принадлежит другому человеку, но так хочется стать ей равным. Вновь и вновь, любуясь неповторимым светом далекой звезды, пускаешься в самообман лишь бы только твоя история жила.

Писатель – какой он?

Писатель – каким он должен быть? Какой образ рождается в воображении при упоминании человека данной профессии? Интересные вопросы. Но меня в последние годы мучает другой вопрос. Как писать если в душе, как следствие и в жизни имеются неразрешимые проблемы? Если внутри сплошное беспокойство и мысли скачут одна за другой. И ты понимаешь, что скорее всего вся эта нервозность привела к больничной койке. А может он и есть такой вот настоящий писатель? Нервный, на грани, с ворохом противоречий, не самый идеальный человек. С совершенно неидеальными поступками. Скорее всего постоянно курит, пьет горькую, живет в вечном бардаке как внутри, так и снаружи. Насчет горькой, лично в моем случае ответ отрицательный. Не могу ничего в таком состоянии писать и выдумывать. Да и по сути своей перфекционист. Так что не могу жить в беспорядке. Зато внутренних дилемм, раздирающих сердце противоречий, нервных переживаний, волнений, хождений по краю хоть отбавляй.

Что такое блог?

Что такое блог? Своего рода дневник. Так ведь? Надо только выбрать место, площадку в инете, где его вести каждодневно, записывая все, что твориться в голове как есть. Я люблю писать, сочинять сказочные, нереальные истории. Но почему тогда дневник, а не книга? По-моему, книга – это большой труд, сборище упорядоченных, целенаправленных мыслей, разложенных по полочкам. Ею нужно занимать долго, упорно и добросовестно. И как-то необходимо соблюдать целостность и некоторые правила. А дневник, здесь, наверное, можно вольность допустить, уйти, порассуждать, что-то вспомнить, записать что произошло сегодня. Не откровенно конечно, пока. На данном этапе не такое большое доверие к этому делу для затрагивания животрепещущих тем. Неизвестно что еще из этого выйдет. Просто хочется складировать где-то свои мысли. Что-то строчить как выдастся свободная минутка. Забавно, в воображении рисуется образ писателя, некое такого человека среднего возраста или может быть даже старше. Если это мужчина, то может быть даже или определенно точно с бородой и сединой в волосах. Сидит он так умиротворенно в кресле, созерцает мир, работает неторопливо со своими мыслями и текстом. Где-то на берегу озера в тишине, быть может у камина или просто в квартире у окна. В общем умиротворение царит вокруг него. Так, наверное, и должно быть. Необходим настрой, полное погружение в создаваемую историю. Но, наверное, все должно быть не так как у меня. Суматошный день на работе. Шум, гам вокруг. Куча вопросов и дел до самого позднего вечера. А дома что? Чих пых и день закончился. Тоже дела, вопросы и задачи от любимой дочки. Не до уединения и сосредоточения. Никакой работы над текстом с чашечкой кофе в руках. Хочется конечно придумывать и сочинять, но забросил это дело. Отчасти еще из-за того, что книга написанная, изданная и размещенная повсюду в инете, по сути никому не нужна. Так стоит ли так надрываться, трудиться, выкраивать время для того что никому не нужно? Если можно просто жить и наслаждаться простыми вещами и не грезить успехом. Ведь так может быть, что и вправду бездарность полная. Так или иначе решил просто для себя строчить дневник, записывать как черновик все то, о чем думаю. Вот пока так как-то.

Что делать, когда лежишь в больнице?

Что делать, когда лежишь в больнице? С одной стороны, появляется куча свободного времени. И человеку творческому должно было бы его использовать с умом, на реализацию планов. Мне так казалось. Но увы что-то не получается. Все мысли сосредоточены на здоровье, главная задачей становится суметь выздороветь, восстановиться. Не знаю, но как-то по мне, работать к тому же привык в других условиях. С чашечкой кофе и плиткой шоколада. Сосредоточиться в кресле на мыслях. Ну не получается в палате, сидя на кровати, когда снуют вокруг все туда-сюда творить. Так что я пока временно в простое. Хотя глубоко убежден, что все в жизни нам дается не просто так, а для чего-то. Вот только я пока не понял, как использовать во благо сие бедствие.

Немного эротики

Метель за окном

Он скучал и тосковал по ней. Два дня всего, а тянутся так долго. Без милых рук, нежных прикосновений, без ее взгляда и слов, тоска жгучая. Он смотрел в окно, там бушевала метель. Он же видел в свете фонаря ее фигуру. В дрожании ветвей дерева на ветру угадывал ее развивающиеся волосы. В кружении снежинок читал ее тонкие пальцы. В сумраке комнаты на фоне окна рисовал ее обнаженную грудь, ее талию, плечи и бедра. Едва слышимый шорох он воспринимал за ее нежный шепот. Он вновь и вновь в темноте ночи, в переулках комнаты обнимал и целовал ее. Он наслаждался ее едва уловимым теплом, ее запахом, витавшим в воздухе. Он полюбил метель, потому что она была ее продолжением. Снегопад принес сквозь расстояния к нему ту, по которой он так скучал. Снегопад принес ему слова, что будто цветы он подарит при встрече ей:

Любовь моя, мой ангел от края земли,

Мы крепко друг в друге с тобой проросли.

Воет вьюга, гнутся ветви, гудят фонари,

А я все упрямо твержу, где ты моя визави?

Кольцо

Мужчина и женщина, им трудно понять друг друга. Хорошие мужчины жалуются хорошим женщинам на плохих женщин. Хорошие женщины жалуются хорошим мужчинам на плохих мужчин. Высказывая взаимные претензии, они отстаивают каждый свою сторону, не понимая, что находятся на одной и той же стороне. Спор длится долго и не кончается. Но она была другой. Душу ее неоднократно ранили прежде, но все равно она поверила ему. Она отдала всю себя в распоряжении его рук и слов. Единственное что не любила она это обручальные кольца. Он же не требовал от нее демонстрационного показа своей принадлежности ему. Он знал и чувствовал, что душой она крепко обручена с ним. Ему не нужны были оковы на ее нежных руках. Он принимал и любил ее такой, какая она есть кроткой, нежной, смущенной. Он, обняв ее за талию, прижав крепко к себе, словно перышко легко приподнял и посадил ее на стол. Она откинулась назад, открыв поцелуям грудь и плечи. Она его манила и притягивала к себе, обручая с собой своим нерушимым кольцом. Она смущалась и не знала, что с ней происходит. Ей нравилось, как и что он говорил. Как нежно и проникновенно шептал ей на ушко трогательные слова. Он просил ее поддаться наслаждению и не думать больше ни о чем. Она чувствовала его в себе. Чувствовала его дыхание на своем плече, его поцелуи на своей шее. Он дышал вместе с ней, прижимал к себе и отпускал. Двигался с ней в так, был в ней. У них было единое дыхание, одно на двоих. Она обнимала его все крепче, так, что они сливались в единое целое. Она чувствовала его тепло там, внизу живота, его движения, его мощную пульсацию. Он продолжался глубоко в ней рекой жизни. Она обручалась с ним нежно, крепко и нерушимо. Эти кольца в отличие от обручальных колец не жгли ее, а доставляли радость и блаженство. Она любила его и не искала более объяснений своим чувствам. А он лишь только повторял: “Моя, моя, моя…”

Она любила шоколад

Он налил крепкого зеленого чаю цвета древесной смолы. Она, задумав что-то, хитро улыбнулась и распечатала плитку шоколада. Он спокойно и безразлично сел за стол. Она словно кошка молниеносно прыгнула ему на колени. Он прижал ее к себе так сильно как мог. Ногами она крепко обхватила его за талию. Сквозь две тоненькие футболки животом она чувствовала мурашки на его коже. Ей уже казалось, что его сердце бьется у нее внутри. Так громко, так искренно, так нежно. Тук-тук, тук-тук подстраивались два сердца в унисон друг другу. Он массировал ей спину. Она отломила дольку шоколада и тут же спрятала от него за дивным бутоном алых губ. Чувственные, пухлые, они были так близко к его губам. Они едва соприкасались. Она вновь хитро улыбнулась. Ее руки обвили его шею. В поцелуе долгом и сладком она не хотела так просто отдавать ему свой шоколад. Тогда он украдкой отломил очередную дольку от плитки, прервал поцелуй и демонстративно отправил шоколад в рот. Она, не зная всех его намерений, обиженно нахмурила брови. Он же теплом своего языка растопил дольку, превратив сладость в жидкий напиток. Она всегда телом следовала велению его рук. Вот и сейчас поддалась его движениям и наклонилась набок. Теперь уже его губы, такие же чувственные волновали ее взгляд. Она коснулась их пальцами. Но он, отрицательно кивнув головой, дал ей понять, что сейчас намерения его другие. Он желал напоить ее теперь уже своим шоколадом. В поцелуе долгом отдать ей все до капли.

Он, она и дождь

Иногда дождь согревает душу. Летний, теплый он насыщает душу красками и чувствами, освежает тело и наполняет мыслями сознание. Но иногда чаще осенью или ранней весной дождь обжигает холодом. Он, вымывая эмоции, студит сердце, если не успеешь укрыться в теплом, уютном уголке. Она поначалу просто грустила, ибо он чуть-чуть опаздывал, его опередил холодный дождь. Она тосковала и замерзала, сидя у окна. Полуобнаженная, в легком, коротком платье, она обняла ноги и опустила голову на колени. Ей бы укрыться под теплым одеялом с чашкой горячего чая в руке, где-нибудь в уголке комнаты. Но она упрямо ждала его, расположившись как можно ближе к холодной, разделяющей завесе из мелких капель что зависли почти неподвижно по ту строну стекла. Он торопился к ней, мысленно слал ей тепло и объятья. Он целовал ей плечи и спину, шептал нежные слова. Она с трудом чувствовала его, все больше печалилась и чувствовала себя одиноко. Он же бился, сражался с дождем, покупал билет на самолет и летел к ней, повторяя как заклинание слова, что скучает, обнимает ее, свое солнышко. Он целовал ее глаза, вбирая в себя, ее слезинки. Он плакал вместе с ней, считая, что слезы как дождь смоют все плохое, грусть, печаль. Слезы они как дождь когда-нибудь кончатся. Он летел над землей и мысленно грел ее, водил пальцами по ее ладони. Он беспокоился и волновался за нее. Она теряла силы и чувствовала себя хмельной. Он не переставал ей говорить, что постоянно думает и днем, и ночью о ней. Она дождалась его, но заболела. Он прилетел и стал лечить ее любовью и заботой. Он грел ей чай, намазывал для нее хлеб малиновым вареньем. Он парил ей ножки, массировал и целовал ступни и каждый пальчик. Она же в ответ сияла как солнышко.

В душе

Он влюбился в ее черные волосы,

В ее стройный, изящный стан.

Он ее из тысяч узнал по голосу,

По улыбке, по нежным словам.

Он без ума влюбился в нее. В ее мысли, в ее слова, в ее фигуру, темный силуэт на фоне ярко освещенного окна. Он бредил ею днем и ночью. Искал в прохожих, незнакомках похожие черты. Вдруг она ему повстречается, ворвется в реальность как весна. Подойдет тихонько сзади, закроет глаза, чтобы он догадался, кто пришел. Для него не было проще задания, чем узнать ее, свою душу, и эту мелодию, что всегда напевало ее сердце. Она была для него его весной, летом, осенью и зимой. Она была хозяйкой его событий, рисовала картину. Он же радостно шел за ней. Она же целовала его в самый краешек губ, гладила пальчиками по щеке и смотрела в глаза взглядом, наполненным морем, где штиль и шторм, две половинки ее. Она была повелительницей на его планете чувств. Он касался ее шеи и плеч, дышал ее волосами, где жили ветер и страсть. Они терлись кончиками носиков как два голубка и смеялись, почувствовав запах весны. Он следовал за ее руками. Если она прижимала их к сердцу, то и он прижимался вслед за ними к ее комочку волнительно бьющемуся в груди. Оно словно бы птица, небольшое, но очень отважное. Она раскидывала руки в стороны, он тут же становился ее крыльями. Она касалась обнаженной груди, следовала по телу вниз, он везде и всюду жаркими поцелуями шел за ее пальцами, рождая в ее теле трепет и дрожь. Она хотела, чтобы остального мира не было, хотела, чтобы он спрятал ее и закрыл собою. Она видела окно и ветер, что врывается из форточки и колышет занавески. Он быстро откликался на ее просьбы. Он хотел, чтобы они стали единым целым, перемешались друг с другом, чтобы не понятно было, где кто, и никто не смог отделить одного от другого. Чтобы она стала им, а он стал ею. Они запирались на несколько дней в комнате, задергивали шторы и не вылезали из постели ни днем, ни ночью. Они закрывались от всего мира прозрачным балдахином и наслаждались друг другом, любили до беспамятства. Они, не размыкая поцелуя, шли вместе в душ. Ими правила тихая нежность. Им было все равно в одежде они или нет. Теплая вода струйками стекала по ее черным волосам, по шее, по плечам, по тоненькой футболке. Ткань намокая, обнажала ее грудь. Ему нравилось, когда она раздевала его, скидывала прочь мокрую рубашку. Они страстно целовали друг друга. Он хотел ее всю от кончиков волос до мыслей, парящих где-то там, высоко. Хотел присвоить ее себе всю. Он был жадный до нее. Она была его безоговорочно и окончательно.

Художник и натурщица

Он давно хотел этого. Сама мысль возбуждала и волновала воображение. Как и что будет с его затеей? Он хотел нарисовать ее обнаженной. Прикасаться к ее совершенному телу не руками, а взглядом, на расстоянии. Вместо сотен поцелуев, ласкать кистью образ на холсте. Он неистово жаждал выразить в рисунке то безумное желание обнять ее и овладеть ею. Страсть рвалась наружу. Он представлял себе все ее изгибы, грудь, шея, бедра. Алые губы, пронзительный взгляд в обрамлении выразительных ресниц и бровей. Загорелая кожа и черная как смоль копна волос. А вокруг сотни мазков ярко-красным, оранжевым, желтым. У него было все для этого. Кисти, палитра, холст и огромная комната с небрежно накрытой одеялом кроватью у стены. Он наточил карандаши, чтобы наметить контуры, налил крепкого кофе. Осталось только одно, самое главное, чтобы она решилась и пришла к нему.

Раздался звонок. Он открыл дверь. Она вошла тихо, молча, смело, словно кошка в свой дом. Она прошла в комнату. Он последовал за ней. Сердце его стучало как заведенный мотор суперкара. Так громко и неистово, что ему казалось, будто она слышит его биение. Между ними было расстояние. Она молча, не отрываясь, смотрела ему в глаза, расстегивая пуговицы на платье. Они осознали мысли друг друга, мысли, устремленные к единой цели – сексу души. Ее платье скользнуло по телу и упало на пол. Под ним на ней ничего не было. Кивком головы он велел ей расположиться на кровати. На самом краю, на белоснежной постели она замерла, приняв вызывающе-соблазнительную позу. Лишь только остро торчащие соски выдавали кипевшее у нее внутри возбуждение.

Он хотел закурить, чтобы обрести хладнокровие, но сдержался. Дым был лишним в их идеальном танце, сложенном из красок, эротики и чувств. Он взял в руки карандаш и стал наносить контуры. Он всегда начинал с глаз, ибо считал, что стоит уловить их выражение и весь рисунок дальше получится легко, сам собой. О! Как было непросто смотреть в эти глаза. Пронзительные, яркие, наполненные страстью. Ее брови, ресницы, скулы, подбородок, шея. На белом полотне она становилась все более осязаемой, она словно проявлялась постепенно сквозь туман. А дальше идеальный изгиб шеи, плечи, обнаженная грудь. Так часто дышащая, чуть вздернутая вверх. Ему казалось, что он видит, как в ней ярким рубином, бьется сердце. А потом осиная талия, втянутый живот. И о боже! Восхитительные бедра. Нога одна на другой. Дальше, внутрь нее пока нельзя. Она улыбнулась, видя его смущение. Набросок был готов. Ему стало жарко. Он снял футболку и принялся наносить краску. Она поднялась и подошла к нему, мягко, неслышно как кошка. Такая красивая и обнаженная. Она загадочно посмотрела на палитру. Ткнула пальцем в желтый цвет и провела линию на нем, от шеи вниз живота. Он принял новые условия игры. Ему была по душе такая манера письма. Он взял сразу несколько цветов. Зеленым он подчеркнул линию шеи. Оранжевой краской округлил груди. Красная линия устремилась вниз, словно его энергия. Она взяла синий цвет и фиолетовый. Ими она нарисовала его мужскую силу в руках. Он снял с себя оставшуюся одежду, чтобы она продолжила рисунок. Далее в ход пошли разнообразные оттенки и полутона. Они изрисовали друг друга. И когда для краски уже не было места, они решились перейти ранее обговоренный рубеж, слившись в страстном поцелуе. Она увлекла его за собой на кровать. Они томились и ждали этой минуты, и когда она настала, неистово наслаждались друг другом. Белая простыня их новый холст. Они сами кисти, пропитанные краской страсти и любви. Это была их лучшая работа.

Телефонная будка

Вы когда-нибудь прятались от дождя в телефонной будке? Знаете, были такие раньше. Красные, с телефоном-автоматом внутри за две копейки. И хоть он и она из времени нынешнего и подобные аппараты видели разве что только в раннем детстве, попробуем представить их, попавших под проливной дождь без зонта. Ни магазина, ни остановки со спасительным козырьком поблизости нет, лишь только она, телефонная будка. Дождь застал их врасплох. Сильный, неистовый, он вымочил их за считанные секунды до нитки. Они бежали по лужам. Шлепали промокшими ногами громко и сильно. Он стремительно открыл дверь, и она последовала за ним внутрь. По ее лицу стекали крупные капли. Волосы были сырыми. Она выжила их. Он подставил под струи свои ладони. Она рассмеялась. Он очень хотел ее. У них одновременно родилась безумная, Возбуждающая мысль заняться этим прямо тут, в этой будке посреди дождя. Стекла быстро запотели, срыв их от случайных прохожих. Он обнял ее и крепко поцеловал. Их языки сплелись в красивом танце. Он обнял ее правой рукой, левой коснулся живота. Постепенно он спускался все ниже и ниже. Она, повинуясь его воле раздвинула ноги. Его рука проворно проникла под трусики. Он нащупал клитор и стал его ласкать. Круговые движения с легким нажимом. Она, дабы не потерять равновесия, руками уперлась в боковые стекла. Отпечаток ее ладоней отчетливо проступил на запотевшем стекле. Она от наслаждения запрокинула голову назад, издав протяжный, сладкий стон. Ее состояние эйфории подстегивало его не останавливать и двигаться дальше. Их совершенно не смущало то, что место было общественным, что в любую минуту в телефонную будку могли войти. Это обстоятельство лишь только добавляло возбуждения, заставляло все быстрее и быстрее биться сердца. Его движения в предвкушении оргазма становились все более быстрыми. Стоны все более громкими. Их невозможно было не слышать с улицы. Возможно кто-то на мгновение, стоя под зонтом, задержался, поймав исходящую изнутри будки волну наслаждения. По ее телу прошла дрожь. Стоны стихли, а тело расслабилось. Она упала в его сильные руки, зная, что только в его объятиях она в безопасности, она защищена.