Твой друг Бафомет

– Слушай, а Бог-то есть? – я не узнал свой голос, таким хриплым он получился.

Мы припарковались на дальней окраине, и я уселся на склоне холма под мостом, с видом на живописный овраг. Нужно было проветрить голову. Нужно было подумать. Фёрби, которого я пристроил рядом, таращился перед собой и молчал.

– Что? – не выдержал я. – Сложный вопрос? Ты же демон, так? Ты мне Писание цитировал! Про Ад мне затирал! Ну и ответь! Да? Нет?

Но демон по-прежнему молчал, медленно моргая. Наконец, проскрипел:

– Может быть.

– В смысле «может быть»?! – накопленная горькая ярость искала любой выход. – Ты у нас разве не падший ангел, а? Не мятежный дух?

– Наверное, – выдавил Фёрби непривычно серьёзно и тихо, потом разошёлся в ответ: – Я хрен что помню, ясно! Помню двадцать лет в коробке, помню сраное Пекло, и ты, сука, прав, я там был на самом дне! Я помню муки… такие муки, что тебе, говноеду, в страшном сне не приснится! Может, тысячи лет! Только там нет времени. Там боль! Ярость! Унижение! Там ты копошишься во тьме у ног своих владык, и мириады таких же жалких тварей копошатся с тобой…

Надо было заставить себя пошутить про подземку в Нью-Йорке, но я не смог. Холодок пробежал по коже от запоздалого осознания, что я правда смотрю не на потешно матерящуюся игрушку.

– Так ты не видел…

– Нет! Ни райские кущи, ни доброго Боженьку! – отрезал Фёрби. – А если видел, то забыл.

Что же нужно пережить, чтобы забыть такое? Я вот, кажется, никогда не забуду предсмертную улыбку Элисон. Мне бы не помешало увидеть райские кущи. Мне бы не помешало услышать, что Бог есть, чтобы разозлиться на него за всё это дерьмо. Или что его нет, чтобы разозлиться на себя, потому что больше это дерьмо расхлёбывать некому. Всю жизнь мне казалось абсурдным верить, что из сотен фантастических книжек на любой вкус, написанных человечеством в попытке объяснить мироздание и не сильно запариться, ровно одна правильная, и именно та, которая у твоих родителей дома лежит. Остальные дураки, пруфов не будет. А потом случился «Блэкстоун», и авраамическая картина мира, предложенная Питом, на первый взгляд отлично вписалась в происходящее. Фёрби дымился от святой воды, боялся католического экзорцизма, болтал про понятные западные оккультные штуки.

– А Дьявол? – спросил я.

– Хуй его знает, – крякнул Фёрби. – Есть, наверное. Только не начинай всех подряд перечислять! Может, и Зевс, блядь, есть, и Ганеша, я не знаю, я их не встречал! Может, мне даже не тысячи лет! Может, я родился на фабрике игрушек, а это всё…

– Шиза, – кивнул я. Это можно было не объяснять.

– Хотя, кажется, до тебя я был фамильяром у одной викканки. До этого служил священнику в Испании, – его голос звучал удивлённо, словно он вспоминал это на ходу. – До него немецкому профессору. Итальянскому чародею. Епископу из Чёрной Школы…

Интересно, для чего все эти милые люди использовали демона-слугу? Вряд ли для борьбы со злом. И если они кого-нибудь убили, то, наверное, намеренно. Парнишка с заправки был ни в чём не виноват. Ну или, может, он был ужасным человеком, но я-то этого не знал. А если бы и знал… Есть те, кто защищает мир от ужасных людей. У них тяжелая работа, но их много, и в хорошие дни мне кажется, что они справляются. Любой может стать одним из них, если захочет. А зло, которому собирался бросить вызов я, неприкосновенное. Безнаказанное. Невидимое, пока не станет слишком поздно. Я при всём желании не смогу свалить это на кого-то другого. Пита я уже подвёл. А ведь ему попытки хоть до кого-то достучаться, хоть кому-то рассказать, обошлись очень дорого. Может быть, я его единственное наследие, уж какое есть. Если сдамся, подведу его ещё раз. А если не сдамся…

Скольких ещё угроблю? Каждая моя ошибка теперь может стоить кому-то жизни. Никакого давления. Человек-паук нас учит, что великая ответственность приходит с великой силой, но ко мне она пришла просто так, без подарков. И когда я только уселся на этом холме смотреть в одну точку, где-то внутри я уже знал, что не сдамся. И понимал, что это значит. Что парень с заправки, которого я даже по имени не знаю, первый, но не последний, кому придётся расплачиваться за мои ошибки. Я не могу этого исправить, не могу вернуть его из мёртвых. Значит, единственное, что остаётся – спасти кого-то другого. Десятерых. Сотню. Столько, сколько успею, пока я жив. Хоть одного. Хоть одного!

И разделаться с миссис Марш – отличное начало. Больше она никого не проклянёт, никого не погубит, ни из кого не сделает мазь. Пит называл это охотой – ну, значит, я выхожу на охоту.

– Как уничтожить призрака? – спросил я, оторвав взгляд от оврага.

По мосту прогрохотала фура. Фёрби несколько раз моргнул.

– Слушай, – начал он, – а ты не думал, что, может, это просто не твоё? Я серьёзно. Ты же полный лошпед, без обид. Как демон, я не против, чтобы ты продолжал, человеком больше, человеком ме-еньше…

– Вот правда, тебе-то какая разница? – я поднял его за гриву. – Можешь мне помочь, и тебе хоть какое-то развлечение, опять-таки. А там, глядишь, и за «Блэкстоун» возьмёмся…

– Возьмётся он! – взвизгнул демон. – Ой, не могу! Его старая мёртвая шмара уделала, а он собрался с князьями Ада воевать!

– А можешь не помогать, и тогда…

– Заебал! – перебил Фёрби. – Заебал угрожать. Ты дослушай, дебил. Буду, буду я помогать! Но ты уверен, вот прям уверен, что ты этим хочешь заняться? И прямо сейчас? Я мог бы помочь тебе разбогатеть. Стать крутым. А там можно и повоевать. Сподручнее бороться со злом, когда ты крутой и богатый, не?

– Сегодня, – я поднялся, держа Фёрби на уровне своего лица. – Я отправляюсь на ту сторону сегодня. Я не позволю ей больше никого… Так ты знаешь, как её уничтожить?

– Дай-ка подумаю… Так, чтобы сегодня? – демон прищурил глазищи. – Не дофига вариантов. Я уже сказал, я не эксперт по жмурам. По-хорошему, надо бы про неё разузнать. Что она, блядь, такое, что умеет, что её держит на этой стороне. Если бы ничего не держало… Ты сказал, у неё договор с демоном. Знаешь, с кем?

– Да откуда? – я отмахнулся и пошёл к машине. В словах Фёрби и в целом был резон – Пит всегда готовился к охоте, судя по всему. Выслеживал, наблюдал, собирал знания. А я почувствовал себя избалованным ребёнком-тиктокером, который ничего не умеет и не знает, но считает, что мир ему что-то должен. Что если очень захотеть грохнуть миссис Марш, оно само как-нибудь получится. Бабка, небось, всю жизнь училась колдовству, и договор у неё вряд ли с копошащимся червём со дна Ада, раз ей смерть нипочём. И уделала она меня ещё когда картину купила. Ту самую, с призраком, где на обороте наверняка написано, как её одолеть. Но от мысли, что пока я тут книжками обкладываюсь, деревья ребром ладони рублю под Eye of the Tiger, или что там ещё нужно делать для подготовки, эта тварь доберётся до кого-то ещё…

– Метку не видел? Смотри метки. Запоминай. Сильную метку я, может, смогу опознать. Прикинуть, что к чему. Только они не всегда на руках. Ладно, хер с ним. Она уже дохлая, вряд ли может всё, что могла при жизни, но и тупо пырнуть её не выйдет. Научить тебя за день даже самым, сука, основам чернокнижия… не, нет шансов. Это для нашего простецкого договора покатит твоя вонючая ручка и зажигалка, для нормальных ритуалов нужно самому изготовить инструменты, и не из говна и палок, посвятить и очистить в нужное время нужного дня… – он снова покосился. – И самому омовение совершить. Ты сколько, третьи сутки не моешься? Мне-то похеру, я не чую, но для ритуалов нужна чистота!

И снова он прав. Помыться, переодеться в чистое, выспаться, может, даже горячего поесть. Все те вещи, которые я привык принимать как должное, сейчас казались наградой, за которую нужно сражаться с драконами. И, если так рассудить, не убивает же старая ведьма по человеку в день? Это «Блэкстоун» себе может позволить, а здесь, в маленьком городке…

– Короче, давай начнём с самого простого, – крякнул Фёрби, когда я усадил его на пассажирское сиденье. – Печать Соломона и соль, с этим даже дебил справится. Правда, соль хрен протащишь на ту сторону, но раз уж у тебя талант к проекции, можно попробовать…

– Чего? – давненько я не слышал, что у меня есть таланты. С детства, наверное.

– Проекция, блядь! Или ты как думал, все люди во сне сознательно переносятся в другой мир время от времени, и возвращаются с долларами, просто тебе забыли рассказать? Бля, не делай такое лицо, ты не избранный, – Фёрби, потешно шатаясь из стороны в сторону, развернулся ко мне. – Любой может научиться. А бессознательно это бывает у тех, кого затронула та сторона, особенно в детстве. Мне та викканка рассказывала, у неё так же было.

Похоже, мой советник по оккультным вопросам смирился со своей участью. По крайней мере, стал куда меньше выёбываться и куда больше рассказывать. Даже навредить не задумал за всё это время. Надо было пользоваться.

– Что это вообще за место? – спросил я, выруливая на мост.

– Стивенсвиль, под указателем же сидели, слеподырое чмо.

– Та сторона, – надо просто запастись терпением. – Индокитай. Куда я себя… проецирую, где старуха живёт. Это что?

– Тонкий мир, – смилостивился мой попутчик. – Ближнее пограничье. Как его только не называют у вас. Если слышал про астрал, ну поздравляю, это он. Когда про мир духов говорят, скорее всего, тоже про него. Он близко, Грань тонкая, поэтому там, блядь, не протолкнуться. Сейчас, наверное, только хуже стало, как Великая ебучая скорбь началась. Небось от жмуров проходу нет.

– Там было… довольно пустынно. Но десяток призраков я точно видел.

– Это дохера, – тоном знатока сообщил Фёрби. – Ты по сторонам посмотри. Если в этой залупе десяток активных призраков, прикинь, сколько в Нью-Йорке. Но жмуры-то ладно. Бывают довольно мерзкие, но это не худшее, что там можно встретить. Из мест поглубже всякое приходит. А ещё другие практики. Эти вообще пиздец, они такого как ты с говном съедят, радуйся, что ты в проекции. Нитку у себя из пуза видел?

– Чего? – я аж притормозил и пощупал, но никаких ниток не нашёл.

– Нитку. Серебряную. Из пупка. Когда ты там. Видел нитку? Уходящую вдаль.

Я помотал головой. В Индокитае я выглядел как обычно, чувствовал себя как обычно, пока не начинал царапать взгляд о странности этого места.

– Значит, ты у нас уверенный пользователь, – Фёрби издал механический смешок. – Другие твою нитку не видят, и ты со временем перестаёшь, но она там.

– Никогда никаких ниток там не видел, – признался я.

И ведь правда. Мои первые воспоминания о другом городе – ранние, смутные. Но такое я бы запомнил. И это было задолго до Фёрби, задолго до нашей сделки. Когда же та сторона могла меня затронуть? В утробе матери?

– Ты смог вернуться, значит, твоя нить в порядке. На ту сторону можно и во плоти сгонять, но это уже для продвинутых пользователей. Грань дырявить – не в тапки ссать. С бабкой можно и в проекции разобраться, я думаю, – демон звучал почти ободряюще. – Хорошая новость – пофиг на твоё астральное тело. Его можно хоть на куски резать, отрастёт, пока физическое живо. Тебе не понравится, но ты не сдохнешь.

– Мне призрачная училка сказала, я там от голода и жажды помру, – припомнил я.

– Это твоя тушка здесь помрёт, пока ты там прохлаждаешься. Тогда всё, пизда. Время там течёт как здесь, это поглубже приколы начинаются. Убить тебя в проекции… – Фёрби ненадолго задумался. – Призраки твою нитку не видят, но могут нащупать. Сильный жмур, если захочет, может тебя отмудохать и по нитке найти твоё тело, для них это халява. Займёт его и пойдёт развлекаться.

– Наденет, как пальто.

– Во-во. Если прям сильно тебя не любит, может грохнуть, хотя мёртвым телом рулить мало кто из них потянет. Нитку порвать… – демон как-то странно стрельнул глазами и запнулся, – мало что может, но, если она порвалась, всё, пизда, добро пожаловать в призраки. Даже если найдёшь своё тело, оно будет дохлое. Вопросы?

– Да. Как мы одолеем миссис Марш?

– Мы? – присвистнул Фёрби. – Ну охуеть теперь. Даже если ты меня туда с собой затащишь, там я тоже буду заточён в этой штуке. Из неё так просто не свалить. Так что я даже не смогу подержать бабку, пока ты её пиздишь. Могу только морально её опустить. А как её одолеть… Ну, смотри, если по уму, жмуров там обычно мало, потому что большинство не задерживается. Там всякие приблудные, проклятые и застрявшие. Их можно упокоить, ну там, знаешь, похоронить мощи, доделать важные дела, снять проклятие, но это для педиков, и с нашей старухой вряд ли проканает. Ты, сука, правильно заметил – любому, кто продал душу нашим, тёплое местечко подготовлено. Чтобы откупиться от этой судьбы, когда ты уже сдох, нужно платить дорогую аренду, и платить вовремя. Жертвоприношения там регулярные, посвящения, обряды. Если у бабки хоть один платёж не пройдёт вовремя, её утащат в Ад, бзднуть не успеет.

– Предлагаешь сорвать ей ритуал? – я уже загорелся идеей.

– Предлагаю поймать её в печать Соломона и пусть маринуется, – беспечно крякнул демон. – Более сложную ловушку мы с тобой за день никак не высрем, но с неё и такого хватит. В соляной печати она никуда не денется, если какой-нибудь дебил её не выпустит, и никакие её силы за границу не выйдут. Для верности можешь ей потом экзорцизм провести, но это без меня.

Когда мы заехали за солью, день уже клонился к вечеру, но столб дыма на месте сгоревшей заправки ещё поднимался над городком. Я глубоко вдохнул и сжал руль. Простите меня, ребята. Простите меня. Я принёс вам горе. Но я искуплю свою вину. Я избавлю этот город от голодной потусторонней твари. А если хорошо пойдёт, может, и к остальным нарушителям спокойствия с той стороны наведаюсь. Если этот Освальд в доме повешенного озорничает…

Душ в придорожном кафе для дальнобоев, как оказалось, стоил пятнадцать баксов, да и смотрели на меня там как-то подозрительно, так что мыться пришлось в реке дешманским жидким мылом. На закате воздух быстро начал свежеть, и сонливость сняло как рукой. Надеюсь, моё тело отдыхает, пока я шляюсь по Индокитаю, а то у меня уже кровь носом идёт на ровном месте.

Остатки проклятой сотки я решил растянуть на подольше, так что еды покупать не стал. Будет стимул не засиживаться на той стороне. Быстро найти старуху, быстро затолкать в ловушку, делов-то.

– Самое сложное, – рассуждал Фёрби, пока я вытирался и развешивал простиранное бельё, – будет заманить её в печать. Если бабка и правда ведьма, печать Соломона она ни с чем не перепутает, и как она действует на бесплотных духов, знает прекрасно. Смотри, как бы она тебя туда не затолкала, на тебя тоже сработает.

– А призрака вообще можно толкать?

– Жмур жмура может. Если сильный, то так толкнёт, не обрадуешься. Так что лучше с ней в ваш футбол не играть. Замаскируй печать – это старый трюк. Практики из чего только не делают печати – из света, из тени. На потолок лепят. Оказалась целиком в правильной проекции фигуры – всё, попалась. Но хрен знает, как мы соль к потолку клеить будем, – демон задумался. – Наверное, лучше всего сделать здоровую печать. Вокруг дома, например, пока она внутри.

– Да я разорюсь на соли! Я и так три пачки купил.

– Купи хотя бы ещё три, если не хочешь с бабкой Марш на кулаках махаться. Кстати. Соль – это Земля, физический мир и тело. Соль этого мира враждебна к тонкому миру и его обитателям, чистенькая злобная белая стерва. Если припрёт, можно хоть кинуть ей в призрака, убить не убьёшь, но будет бо-бо. Подвох в том, что пока ты в проекции, тебе тоже будет бо-бо. Не хватай руками, – с расстановкой сказал Фёрби. – По этой же причине проецировать с собой соль охренеть как сложно. В этом месте Грань будет дырявая какое-то время.

– Кстати, – меня осенило, – а можно не покупать ещё три пачки, а эти… ну… два раза напроецировать?

– Нищебро-од! Нельзя! – возмутился демон. – Проекция – отражение там того, что есть здесь. Опытный практик может поиграть отражениями, сильный жмур может слепить из эфира что-нибудь, но с солью не прокатит. Это будет соль того мира, от неё толку…

– А как это вообще работает? Моё тело здесь остаётся, значит, и шмотки тоже. Вот сидел я на тротуаре, дремал, и в это время у меня две картины – пуф, исчезли? И сотка в кармане появилась?

– Миры же совсем рядом, – раздражённо фыркнул Фёрби. – Жмуры, может, прямо сейчас тут, но ты их не видишь, а они тебя. Когда заключаешь сделку на той стороне, даёшь им разрешение что-то протащить за Грань, или они тебе – что-то забрать.

Разрешение. Всё как объяснял Пит. У нас есть право на этот мир, у них, получается, на тот.

– И что, если кто-то в этот момент смотрит – увидит, как картина исчезает?

– Моргнёт, скорее всего. А на съёмке будут помехи, – демон изобразил звук зажёванной плёнки. – Это всё уже вдоль и поперёк исследовали до тебя, чё ты умничаешь.

– И где ж они все, исследователи эти офигенные? – не выдержал я. – Почему я тут старуху Марш ловлю, а не они? Почему Пит так никого и не нашёл за всю жизнь?

– Заняты, небось, – буркнул Фёрби. – На этот «Блэкстоун» ишачат, или в дурке, или сдохли. Правда думаешь, что твой Оби-Ван ебливый никого не нашёл? Я думаю, как раз наоборот. Поэтому и сдох.

– Это ещё не точно, – глухо ответил я. Не точно, но скорее всего. Он ждал меня. Он рискнул, он подставился, и он пропал с радара. Если бы он был жив и на свободе, он бы за это время нашёл способ со мной связаться.

Или решил бы, что пошёл я нахер, что, кстати, справедливо.

– Соль, которую ты там рассыплешь, здесь исчезнет. Но это хорошие новости, мы же хотим, чтобы старуха осталась в заточении.

– Может, я её изгоню, – буркнул я. – Не напомнишь полный обряд католического экзорцизма?

– Ты что, ёбнулся?! – Фёрби с громким щелчком распахнул глаза. – Как я тебе молитвы буду надиктовывать?! А ещё там исповедаться надо сначала, с этим тоже не помогу. А, ну и хорошо бы рукоположенным священником быть, на секундочку. У тебя как с этим, умник?

– Но тебя-то я напугал!..

– Ну потому что хуй знает, ты бешеный какой-то, заладил – «спиритус, спиритус», водой облил… – проворчал он. – Ладно, на самом деле, это против демонов, сильных демонов, лучше бы как следует запариться. Мелкого жмура можно и короткой формулой прогнать. Думаю, старушенцию нашу прямо в Пекло закинет. Хотя не знаю, сработает ли у тебя. Ты грешный ушлёпок, мужика сегодня грохнул, опять же…

Я болезненно поморщился. Может, исповедаться? Никогда в жизни этого не делал. Приду, а меня там спросят – веруешь, сынок, в Иисуса Христа и вот это всё? И что я отвечу? Что в демонов верую? Так себе начало. К тому же единственная церковь, которую мы по дороге проезжали, пятидесятническая. Неизвестно, сканает такое с католической молитвой, или это разные операционные системы. Да и сила молитвы, говорят, не в самих словах, их-то и голосовой помощник может нагундеть, а в вере. В этом плане я чуть лучше умной колонки.

– Ладно, – я отмахнулся от собственных мыслей. – Сейчас соли докуплю, и давай потренируемся.

Мы припарковались совсем на отшибе, у реки, чтобы не маячить ни у кого под окнами. Обычный парень, спящий в своей машине, не должен привлекать внимание, скоро полстраны так жить будет. Но если кто-то всё-таки полезет, Фёрби говорил, не добудятся. Ладно, чёрт с ним, проснусь в больничке – сбегу. Проснусь на помойке без одной почки – ну, будет мне урок, наверное.

– Щас для начала простенькую медитацию попробуем. Не получится, перейдём к чему-нибудь посерьёзнее. Сосредоточься на мне, на соли, на всём, что хочешь с собой забрать, – бубнил мой наставник, пока я устраивался, обкладываясь шестью пачками. – Машину, скорее всего, тоже утащишь – хрен с ней, не продавай её там просто, и она вместе с тобой вернётся. Потом её, конечно, лучше почистить, мало ли кто зайцем прицепился, ну это я тебя научу. Вот так. Закрой глаза, дыши, как я учил. Вдо-о-ох… вы-ы-ыдох… Теперь представь, как будто…

В тепле я так быстро начал отрубаться, что перестал отсекать, что мне там надо было представлять и на чём сосредоточиться. Пару раз я вынырнул из дрёмы, чтобы снова услышать усыпляющий бубнёж демона, но уже не уловил, о чём он говорит и на каком языке. Мой мозг не хотел строить никакое астральное тело. Он хотел отдыха. Я себя так загнал, что уснул бы не то что сидя с охапкой пачек соли в руках – стоя на голове. Но только я начал предаваться блаженству, как резкий голос ворвался в мой сон:

– Подъём, рядовой! – в первые мгновения пробуждения визг Фёрби казался иерихонской трубой, как в те ужасные ночи в детстве.

Я подпрыгнул, выронив пару пачек соли, и ошарашенно огляделся. Пейзаж за окном изменился. Река стала шире, чернее, и казалась непреодолимой преградой, над водой клубился туман, скрадывая дальний берег. С другой стороны отражение Стивенсвиля лежало во мраке. Почти все окна выглядели безжизненно чёрными, и только уличные фонари, стоящие где попало, давали тусклый свет. Один оказался совсем рядом, у реки, посреди густых зарослей рододендрона. Под ним роились бесчисленные крупные мотыльки.

– Ну, даёшь, – оценил Фёрби. – С первой попытки! Я тебя даже через медитацию провести не успел. Странно, как ты всю жизнь туда не проваливался с такой чувствительностью.

Ночной Индокитай был абсолютно безлюден. Единственным движением, заметным глазу, оставались мотыльки, да что-то на том берегу, воспринимаемое боковым зрением. Неправильные улицы другого Стивенсвиля казались пустыней.

– Так, – я сглотнул, – мы на месте, соль при нас, осталось найти, где живёт миссис Марш.

– Потормоши жмуров. Они ночью активные, это только кажется, что тут шаром покати. Да, если вдруг нарвёмся на бабку и она нас заметит, рви пачку и живо рисуй круг вокруг себя, пока она не опомнилась. Давай, потренируйся.

– Ну нет, – отрезал я, выбираясь из машины и вытаскивая Фёрби следом. Пять пачек я запихнул в пакет, но одну оставил в руках. Демону придётся ехать в пакете. – У меня и так соли мало. Справлюсь.

– Собой рискуй, сколько хочешь, – взвизгнул пакет. – А я не собираюсь тут с дохлой ведьмой оставаться!

Не слушая его протесты, я вошёл в город пешком. Заезд по миру духов попробую как-нибудь в другой раз, когда буду достаточно крутым, как его, практиком, чтобы напроецировать себе призрачный бензин нахаляву. Найти бы школу, поговорить с Луисом. Картины я захватил с собой, чтобы не оставлять в машине, а то неизвестно, какой тут у мертвецов райончик. Если придётся, продам ещё парочку, но обязательно перепишу заметки.

Ночной Индокитай, впрочем, не спешил вывести меня к школе. Зато раз за разом мне на глаза попадалось тихое заросшее кладбище. Если задуматься, нафига им тут вообще кладбище? Можно дабл-сдохнуть?..

Пару раз в чёрных окнах домов мелькали бледные силуэты, жутковатые лица, прижавшиеся к стеклу, но растворялись раньше, чем я успевал их разглядеть. К одной двери я даже заставил себя подойти и постучать, потому что я крутой чернокнижник с талантом к проекции, а не мелкая сучка, которая видит мёртвых людей и ссытся. Да, ночью тут как-то менее весело, но ничего особенно. Со мной вообще демон. Прям целый демон из Ада. Он мой кореш. Ну, в самых общих чертах. Любой ужастик превратится в семейное кино, если выдать главному герою кореша-демона.

– Извините! Здравствуйте! Я ищу дом миссис Марш!

Внутри скрипнула дверь, раздался суетливый тихий топоток, потом всё стихло. Никто не ответил, никто не открыл.

– Такая… старая. Бледная. В розовом. Ведьма?

– Эй, жмур! – заорал Фёрби, когда ответа не последовало. – Твоя мать шлюха!

– Ты чего творишь?! – прошипел я, отпрянув от двери.

– Привлекаю внимание, дальше твоя работа. Если что, солью их херачь, как я учил.

Так мы и мыкались, от дома к дому, от улицы к улице. Разок догнали призрака, выглядящего бездомным стариком, но от упоминания миссис Марш он тут же растаял, плюнув мне под ноги напоследок. Никто не хотел иметь с нами дел. Даже когда я закатал рукав, выставляя на всеобщее обозрение свою метку, сохранилось ощущение, что здешние мертвецы намеренно от нас прячутся. Я пробовал не упоминать миссис Марш, спрашивать дорогу к начальной школе, но дома отвечали лишь шорохами и скрипами. Может, там никого и не было, и это сам Индокитай играл со мной в игры. Если десять призраков – это много, то мы обошли домов тридцать, где кто-то мелькал в темноте.

– Эй! – заорал я в какой-то момент на всю улицу, впрочем, держа пачку соли наготове. – Есть тут кто?! Живой, мёртвый, мне без разницы, я спросить хочу!

Жалкое одинокое эхо пронеслось по ночной улице. Крутой практик должен звучать как-то увереннее, басовитее. А его кореш-демон не должен быть детской игрушкой, если уж на то пошло.

– Жги, – раздался ровный женский голос откуда-то сбоку. – Спрашивай.

В свете одинокого фонаря стояла и курила девушка, которой там не было мгновение назад. Стоило бы уже привыкнуть к их манере перемещения. Может, они повсюду вокруг, просто я их не вижу, пока они не пожелают появиться. «Тебя видно», так Луис говорил. Похоже, обычно им даже друг друга не видно. Неспроста, наверное, если одни из них намного сильнее и злее прочих.