Скорая. За кулисами жизни и смерти

– Утром мама поела кашу. Поела в шесть утра. Сказала, что ей нехорошо и слабость какая-то одолела. Ну пошла полежать. А потом, часа через четыре, вот так вот себя начала странно вести. Я не могу понять, что она говорит! Ну послушайте, послушайте сами!

Пациентка попыталась что-то сказать, но у неё получилось только промычать.

Блеснул скарификатор, и на фоне белой кожи пальца появилась яркая алая капля. Выглядело даже красиво. Вспоминались японские стихи про кровь на белом снегу. Или сказка про Белоснежку. Глюкометр пикнул и показал уровень глюкозы: один и пять.

– У-у-у, да ваша мама уронила себе сахар, – прокомментировал я.

– Она диабетик? – спросила Анна Сергеевна.

Дочь кивнула.

– На инсулине?

– Да.

– Она сама делает себе инсулин?

Пока врач опрашивала, я решил сразу набрать необходимые препараты. К счастью, необходимость в госпитализации отпала сама собой. Пациентов с повторной гипогликемической комой после восстановления сознания оставляем дома с активом в поликлинику. Вообще, диабетики, зная, что у них может так сильно упасть глюкоза, очень осторожны с инсулином и всегда при себе носят либо конфету, либо хлеб, чтобы в случае чего съесть и избежать комы. Обычно этих мер хватало. А тут что-то пошло не так. Странно.

– Давно у вашей мамы диабет?

– Ой, да нет, – дочка нахмурилась, вспоминая, – месяца два назад перевели на инсулин.

– Понятно, – кивнула Анна Сергеевна. – Дима, глюкоза на двадцатке, струйно.

А я уже набрал сорокапроцентную глюкозу и ставил катетер. Вены у пациентки были безобразными. В локтевом сгибе их, ожидаемо, не было. Поэтому кисть и предплечье теперь – мои большие друзья. Но не тут-то было: они были тонкими, как нитки, и извилистыми. При попытке поставить самый тонкий катетер, они моментально лопались. Наконец, мне удалось найти венку, которая дарила надежду, что она не лопнет. Маленький отрезок в основании ладони. Катетер поставлен, глюкоза введена. Через несколько минут пациентка очнется, и мы будем свободны.

Такие вены – характерная черта большинства диабетиков. Высокая глюкоза очень негативно сказывается на всем организме, особенно на сосудах и нервах. Из-за этого у них нарушается питание тканей, портится зрение, у них меняются болевые ощущения… Жаль, что далеко не все понимают, насколько страшное заболевание – сахарный диабет, и считают его не достойным своего внимания.

Не прошло и пяти минут, как у пациентки прояснился взгляд, и она осмысленно на нас посмотрела.

– Что произошло? – слабым голосом задала она вопрос.

– Вы инсулин сколько вкололи? – спросила Анна Сергеевна

– Не помню… Я делаю себе сначала утром, длинный, а потом перед завтраком короткий, – неуверенно проговорила пациентка.

Вероятно, женщина дважды ввела себе инсулин короткого действия и получилось то, что получилось.

– Дима, измерьте ещё раз глюкозу, – попросила врач.

Скарификатор, кровь, глюкометр, и я прямо почувствовал, как от удивления расширились глаза.

– Вы себя хорошо чувствуете? – спросил я, не отрывая взгляда от пациентки.

– Да не особо. Слабость. Сильная. В голове шум. Вата. И очень сильно болит. Спать хочу.

– Нет-нет-нет, – затараторил я, показывая врачу глюкометр.

На экране значилось: «Ошибка измерения. Уровень глюкозы выше 33,3». Анастасия Сергеева крякнула.

– Перемеряйте. Такого быть не может.

– Не может, – эхом ответил я.

Скарификатор, кровь и глюкометр выдает тот же результат: «Ошибка измерения. Уровень глюкозы выше 33,3». Да как такое возможно?!

– У нее был один и…?

– Один и пять.

– Хм. Ну ставьте воду6, – Анастасия Сергеевна достала фонендоскоп и пошла сама осматривать пациентку. Та начала потихоньку, как говорят в медицине, «загружаться» – терять сознание, другим словом. Из гипогликемической комы пациентка начала уходить в гипергликемическую.

Я быстро зарядил капельницу физиологическим раствором и подсоединил его к катетеру. Не успел я открутить дозировочное колесико, как раствор из системы практически начало всасывать в кровеносное русло. Ещё немного, и вместо крови у пациентки потечет сироп или патока. Я передал дочери пакет с физраствором и пошел измерять давление, сахар, заодно не позволяя пациентке уснуть.

– А что происходит? Ей же стало легче! Из-за чего она снова засыпает? – тараторила в панике дочь.

Её трескотня выдернула из работы. У меня есть особенность: когда с головой ухожу в рабочий процесс, все посторонние разговоры и звуки уходят на десятый план и я перестаю их слышать. Только процесс здесь и сейчас.

Давление у женщины было высоким: почти двести на сто. И сахара у нее скакали – с тридцати трех в течение нескольких минут они снизились до двадцати, и пациентка постепенно приходила в себя. Всего половина пакета с физраствором влилась в вену, а сахара уже упали до двенадцати. Похоже, мы все-таки едем в больницу. Это была нестандартная ситуация

Наконец женщина пришла в себя. Спустя час нам удалось стабилизировать сахар на тех же двенадцати. Но двигаться она по-прежнему не могла – не чувствовала ни рук, ни ног. Точнее чувствовала, но шевелить ими могла с трудом. О том, чтобы добраться до машины, не шло и речи. Странно, но в этом доме жили мужчины. Вероятно, формула этажей все-таки работает. Они помогли нам спустить женщину на мягких носилках, и мы поехали в город.

Приключения продолжились в приёмном покое.

– Вы вообще с ума сошли? – задала вопрос молодая врач-эндокринолог. – Я не буду её принимать с сахарами двенадцать! Это амбулаторный больной.

– Но у нее были меньше двух…

– И что? Мне вам рассказать как лечить гипо-кому? – раздраженно ответила врач. – Или вы не знаете, что после гипо пациентов оставляют дома?

– Вы можете меня дослушать? – спокойной, но с нажимом спросила Анастасия Сергеевна.

– Я вижу, что вы мне привезли абсолютно здорового пациента! – жёстко ответила эндокринолог. – Я её принимать не буду! Тоже мне, таксисты!

Она уже приготовилась развернуться, как мой врач не выдержала и рявкнула:

– У неё от введения глюкозы сахара поднялись выше тридцати в течении нескольких минут!

– Так нехрен их вводить в таком количестве! Полечили? Снизили? Молодцы! Оставляете дома!

Эндокринолог даже покраснела от гнева. Пациентка лежала на каталке, тихонько стонала от головной боли. Она по-прежнему не могла двигать руками и ногами и с трудом ориентировалась, где она и что происходит.

– В каком количестве? Двадцать кубиков? – опешила от такой наглости Анастасия Сергеевна. – А потом она так же резко снизила на физрастворе!

– Ну я тогда не знаю, – раздраженно ответила эндокринолог, – она поликлинический больной. У меня и так дохрена работы, а вы ещё это привозите! – брезгливо поморщилась она, готовясь выйти из кабинета.

– Вы бы были повежливее, – не выдержал я, – вы это всё говорите при пациенте! И вас не смущает, что на фоне таких показателей глюкозы у неё давление высоченное и она не может шевелить конечностями?

– Ну так ставьте инсульт и валите в неврологию! – рявкнула врач и вышла, хлопнув дверью.

Мы с Анастасией Сергеевной остались стоять одни в кабинете с пациентом с нарушенным сознанием. Сказать, что мы офигели – это ничего не сказать. Внутри меня все кипело и клокотало от такого непрофессионализма. Перед нами была девчонка, которая по всей видимости только-только закончила ординатуру, но возомнила себя великим врачом.

– Что делать будем? – мой голос прозвучал глухо в замкнутом пространстве кабинета.

– Напишу расстройство мозгового кровообращения и отвезём неврологам, – с раздражением бросила Анастасия Сергеевна, приписывая в сопроводительном листе несуществующий инсульт.

В неврологии нам тоже были не рады.

– Вы что, будете сюда везти все головные боли города? А дальше что? Вы совсем обалдели? – прорычал невролог.

– Да вы можете её хотя бы осмотреть?! – не выдержала и рявкнула в ответ Анастасия Сергеевна. – Ваш коллега с эндокринологии считает, что это ваш пациент, а не её!

Врач побагровел и, вскочив со стула, подлетел к пациентке. Он грубо начал хватать и поднимать её руки. Какое-то время пациентке удавалось их удерживать, но от слабости, они медленно опустились вниз.

– Оставляйте, – буркнул он и поставил размашистую подпись на карте вызова. – Но имейте в виду, через пару часов она отсюда вылетит, – зачем-то добавил он.

Но это нас уже не касается. Тем более, я был уверен, что пациентку все-таки положат.

Глава 7. Не пьёт

Итак, новый день и новое дежурство. Дима ещё даже не знает, какая жесть его ждёт на дежурстве, поэтому, очередной раз проспав после тренировки, он едет на такси на работу и листает ленту телефона. А в это время пропившая всех и все алкоголичка набирает номер телефона скорой помощи.

Диспетчеры потихоньку сменяли друг друга, поэтому, когда зазвонил телефон, старая смена быстренько исчезла из диспетчерской: разговаривать по телефону с пациентами – это намного хуже, чем ездить к ним на вызовы. Ведь через трубку надо выслушивать часто не знающих, чего сами хотят, персон, сталкиваться с грубостью и откровенным хамством людей-потребителей и пытаться оценить степень тяжести пациентов, не видя их в глаза и основываясь только на словах не всегда здоровых людей.

– Станция скорой помощи N слушает вас, диспетчер Иванова. Что у вас случилось? – голос по ту сторону трубки с трудом пытался что-то произнести заплетающимся языком. – Я вас не понимаю, – терпеливо ответила Иванова, – повторите ещё раз.

– М-м-мам… Он-на… Ик! – попытались что-то сказать по ту сторону трубки. – Машину мне! – наконец, голос сумел полностью произнести, что же он хочет.

– Что там? – поинтересовался Сергей, второй диспетчер. Мысленно он уже был дома. Иванова лишь махнула рукой, пытаясь вникнуть в бессвязный набор звуков по телефону. И ведь не пошлёшь – все разговоры записываются.

– По какой причине вызываете бригаду скорой помощи? – терпеливо повторила вопрос Иванов.

– В смысле, по какому?! – возмутились из трубки. – У меня мать не пьёт!

Диспетчер Иванова закатила глаза. Эти алкаши уже достали. Но ничего не поделаешь, вызов надо фиксировать. Хорошо, что это не приоритетный вызов и можно поставить в неотложку. Задав ещё ряд вопросов, Иванова сдалась:

– Уточните ваш адрес.

– Бригада восьмая, врач Гребенщиков, фельдшер Болтунов. Бригада восьмая!

Быстро сегодня. Едва-едва успел машину принять. Я посмотрел на часы: было ровно девять. Ювелирно. Сегодня у меня был крутой врач – Артём Сергеевич. Но он просил называть его коротко – Артём. Реаниматолог, он обычно работает на спецах, – так мы называем бригады реанимации. У него всегда бывают вызовы по жести, даже если он работает на линии. Такая мини-реанимация. Это были интересные и всегда запоминающиеся дежурства.

– Что за вызов? – Артём забрал у меня сигнальный талон. – Плохо хроническому больному? – он усмехнулся.

Такой повод к вызову – это может быть вообще всё, что угодно. Угадать, что там ждёт, было невозможно.

– Сереж, погнали, – Артём стукнул водителю, и мы тронулись.

***

В это время пьяная уже пятый месяц женщина пыталась растолкать свою событульницу. Пить в одиночку – это же скучно, правда?

Грязная, одетая лишь в когда-то белую футболку, а сейчас цвета несвежей мочи, женщина налила в стакан прозрачную жидкость и сунула под нос собутыльнице:

– Ну-у-у чо ты с-си-ди-шь, мля? – собутыльница лишь что-то прошипела в ответ и осталась лежать на столе.

– Ты чо-о-о? – протянула женщина. – Я тебе н-нали-л-ла! Пей! – заплетающимся языком приказала она, толкнув вторую. Но промахнулась, поэтому удар оказался вскользь. Женщина снова что-то сипло пробормотала.

– Ну не хошь, н-н-нада! – пьянчужка оскорблённо отвернулась, захватив с собой стакан, предназначавшийся напарнице.

В этот момент в дверь громко постучали.

– Ща! – громко крикнула женщина и встала. Раздался грохот – это её мотануло в сторону, и она задела сервант, тут же рассыпавшийся осколками последнего стекла. – Вот с-с-сука, – выругалась алкоголичка, отряхиваясь и не замечая, будучи под алкогольной анестезией, что разрезает себе руки.

***

– Вот только не говори, что нам на пятый этаж, – взмолился я.

Но нам было именно туда.

– Ну что, старая скоропомощная примета? На какой этаж первый вызов, на тот и будем ходить всю смену? – хохотнул Артём. Меня всегда поражало, как ему удается сохранять веселость всегда.

– Мне не нравится эта примет. Я её отменяю, – мрачно пошутил я, вешая на плечо кардиограф.

– Пошли, ворчун, – Артём забрал у меня оранжевую укладку, и мы отправились на вызов.

Кодовой замок был взломан, дверь тоже подверглась вандализму – она вся была исписана нецензурными выражениями и рисунками соответствующего содержания. В подъезде воняло дерьмом, мочой и блевотиной. Мое чувство прекрасного забилось куда-то в угол подсознательного и накрылось тазиком, чтобы этого всего не видеть и не ощущать. Ступеньки были чем-то заляпаны. Перила поломаны. Большинство дверей были старыми и деревянными, установленными ещё в годы, когда дом только построили. Кошмар. Похоже, нас ждало что-то чрезвычайно интересное.

Дверь в нужную квартиру ничем не отличалась от окружающих – деревяная, разрисованная, – и была не заперта. То ли нас ждали, то ли… А, замка даже нет. Понятно. Но Артём все-таки громко постучал. Ногой. Касаться руками этого было просто опасно. По ту сторону двери царила тишина. Потом раздался глухой звон и грохот. Ещё через пару минут дверь резко распахнулась. На пороге стояла бухая баба неопределенного возраста. Ничего, кроме какой-то грязной тряпки на ней не было. Отекшая, измазанная, со стекающими по рукам тоненькими ручейками крови, не способная связать двух слов, она, покачиваясь, стояла и смотрела на нас. Затем икнула и громко прохрипела:

– Чё надо, с-суки?! – после этого она рассмеялась. Смех напоминал скрип пилы.

– Артём? – я покосился на своего врача. Из улыбчивого человека, он превратился в грозную статую неведомого языческого божества. Казалось, он врос ногами в бетон.

– Вызывала? – тихо спросил он.

Услышав такой тон, лично я быстро бы ответил, что уже нет, всё в порядке. Все проблемы сами ушли, больные выздоровели, а мертвые воскресли. Алкоголичка на каком-то интуитивном уровне поняла, что шутки закончились, и надо быстро трезветь.

– Д-да. П-проходите, – всё так же хрипло, но уже серьёзно ответила она, посторонившись.

Мы вошли в квартиру. Точнее… В пещеру. Квартирой это назвать было нельзя. Провода соплями висели с потолка. В помещении царил мрак – света тоже не было. От пола до потолка был сложен всякий мусор: пакеты, бутылки, ящики, картон, какой-то строительный мусор, банки, горшки… Горы мусора нависали над головой и грозились обрушиться прямо на голову при малейшей ошибке движения. А вонь, которая стояла… Кажется, что в этих мусорных залежах что-то давным-давно умерло и разложилось. Я с трудом подавил рвотный позыв и нашарил в кармане вторую маску. Лучше я задохнусь в двух масках, чем от вони.

– Света нет? – спросил Артём. Женщина поджала губы и отрицательно помотала головой. Грязные пакли волос зацепились за что-то в мусорной куче и едва не обрушили её.

– Где?

– Там, – махнула рукой женщина куда-то во тьму, где были лишь силуэты новых гор мусора. Свет с трудом пробивался сквозь мутные от грязи окна, создавая ощущение чего-то призрачного и угрожающего.

Неужели мы туда пойдём? Всё моё существо отказывалось заходить в эту квартиру. Тем более, мой глаз уловил какое-то шевеление на полу.

– Дима, фонарик зажги, – с напряжением в голосе попросил Артём.

Поковырявшись в телефоне, я зажёг свет.

– О, Боже, – прошипел я, повторно подавляя рвотный рефлекс и крик отвращения. Вся комната кишела насекомыми. Они были везде. Темная шевелящаяся масса старалась заползти с пола в мусорные кучи, гроздьями висела на пакетах, падала с потолка. Даже на расстоянии было видно, что волосы хозяйки кишели вшами.

– Артём, я туда не пойду, – горло у меня пересохло, и мне с трудом удалось выдавить из себя звуки.

– Все ясно, – так же глухо ответил врач. – Сначала мы переоденемся, потом поднимемся.

Я зажмурился от ужаса.

– А мама? – внезапно членораздельно спросило человекоподобное существо.

– Подождёт.

Артём развернулся и начал спуск по лестнице. Я попытался пойти за ним, но понял, что у меня буквально задубели мышцы в ногах. Мне не сразу удалось сделать шаг, чтобы уйти.

Одевались мы молча. В такой же тишине поднялись на этаж и вошли в эту пещеру чудес. Когда мы сделали первый шаг, я почувствовал, что ноги прилипают к полу.

Чтобы дойти до нужной комнаты, пришлось пройти целый лабиринт из мусора. Они были настолько огромные, что упирались в потолок. Я очень ждал, что услышу крысиный писк. В этом царстве помойки не хватало только этих серых тварей. Наконец, мы добрались до нужной комнаты. В крошечном помещении, так же заваленном мусорными кучами, осколками стекла на полу и с кровавыми разводами, в нос ударил резкий и очень узнаваемый сладкий запах гниющего мяса. Возле окна стоял небольшой столик, заставленный батареями бутылок. Они стояли на столе, под столом, вокруг него… На стуле сидело существо, отдаленно напоминающее человека, и упиралось головой в скрещенные на столе руки. О том, что это труп, явственно говорила гнилостная венозная сеть, обвившая руки. Она выделялись на белоснежной коже ярким зеленым узором. Артём замер, не приближаясь к трупу.