14.300

– Можно я пойду в наш дом, на чердак? Корабли делать.

Страус бросил короткий взгляд на маму, которая сидела так, будто не слышала этого вопроса или он не имел к ней никакого отношения, затем посмотрел на Дениса:

– Ну конечно можно! Да, Маш? Ты ведь уже взрослый и будешь аккуратен?

– Да, – коротко ответил Денис, внутренне сжавшись и ожидая реакции мамы. Но никакой реакции не последовало. Денис, не веря в свой успех, на секунду замер, а затем побежал в сад.

Забора между их участками не было – только канава. Денис перепрыгнул её и, ступив на знакомую дорожку, перешёл на шаг. Он оказался один на участке; он шёл по дедушкиной дорожке к дому, построенному дедушкой. Сколько свободы! На лице его появилась улыбка. Мальчик понимал, что свобода эта – призрачная, что всё может снова перемениться, именно поэтому нужно сполна насладиться новым чувством, сильным, пьянящим.

Не замечая времени, с азартом работал Денис на чердаке. Он смог сам заменить сломанную пилку лобзика – никогда ещё это не выходило без помощи дедушки. Теперь можно было выпилить любую деталь! Только нужен чертёж: не строгать же сухогруз из цельного бруска. Здесь опять сталкивался он с делом, в котором не хватало навыков, знаний, опыта: молодой возраст есть друг увлечений, и он же – их враг.

На первом этаже стоял молочный бидон на двадцать пять литров, полный колодезной воды (дядя Володя каждую неделю привозил пару таких из соседней деревни), в шкафу нашлись три пачки печенья и прошлогодний шоколад. Разобравшись с едой и водой, Денис надел клетчатую рубашку и пошёл в сарай за стамесками. Около высокого куста жимолости его окликнул дядя Володя:

– Денис, можно с тобой поговорить?

Мальчик опешил и удивлённо посмотрел на высокого человека в белой рубашке, озабоченно хмурящего брови. Не дождавшись ответа, тот продолжил:

– У всех нас сейчас сложный период. Я уверен, что всё само наладится, просто нужно время. Я и твоя мама… – он замялся, – мы думаем, что лучше будет жить у меня. Ты можешь ходить в старый дом, только говори мне. Главное, не делай ничего плохого. Чтобы всё было спокойно.

Дядя Володя засунул руки в карманы брюк и, стараясь говорить как можно беззаботнее, добавил:

– И приходи через час обедать.

Он развернулся и пошёл обратно. «Не мешай нам» – произнёс про себя Денис фразу, означавшую слишком много. «Вырасту – стану один жить. Нет, лучше устроюсь на корабль» – решил Денис и всунул зубастый ключ на длинной ножке в замок сарая.

Без пятнадцати восемь Денис включил радиостанцию. На частоте 14.300 снова шумело «море». «Только бы он вышел сегодня, – думал Денис, – два дня уже не говорили». Он подошёл к окну и посмотрел на небо: никаких признаков непогоды. Правда между ними, считай, вся страна – где-нибудь да идёт гроза…

Минутная стрелка скакнула на двенадцать. В эфире по-прежнему переливалось странное, сложное шипение. Денис немного покрутил ручку плавной настройки, затем откинулся на спинку стула и вздохнул. Внезапно из динамика раздался треск помех и затем ясный, разборчивый голос Луки:

– Здесь Ульяна, Дмитрий, Василий, Харитон… Я Лука́, «Равенск», приём…

– Я Денис, я Денис, приём! – радостно сжав микрофон, прокричал Денис.

– Слышу тебя отлично, Денис! Как дела? Вчера ждал тебя. Приём.

– Тоже тебя слышу очень хорошо! Вчера была гроза, и ещё много чего – долго рассказывать… – Денис вспомнил вчерашний вечер и замолчал.

– У тебя дома сложности? Приём.

– Вроде того, – Денис вздохнул. – Станцию дедушка построил, и я боюсь, что не смогу всё защитить. Сохранить. Если что-нибудь сломается, я даже починить не смогу, понимаешь? Приём.

– Я думаю, твой дедушка сделал хороший передатчик. Ничего не сломается. А электронику выучишь по книгам. Приём.

– Выучу обязательно, – уверенным голосом произнёс Денис. – Как сегодня море? Тихое? Приём.

– Качает, баллов пять. Идём 13 узлов, приём.

– 13 узлов – это как?

– Скорость так меряется: морские мили в час. Это будет… Так, два по тринадцать минус два. Значит, 24 километра в час. Приём.

Денис вспомнил, как дедушка катал его на своём «Москвиче», оранжевом, уютном. Один раз машина сломалась, и они вместе чинили её на обочине.

– А на корабле, на «Равенске», бывают поломки?

– Конечно бывают, – тут же ответил Лука. – Знаешь, здесь постоянно надо всё проверять. Но я люблю чинить машины. А потом смотреть, как всё ладно работает. Приём.

– Я тоже! Сейчас правда деревом занимаюсь. Здесь в основном дерево, на даче.

Попрощались они уже в десятом часу. Денис выключил электричество, вышел из дома, закрыл входную дверь на ключ и спрятал его под уголок коврика. Все эти обычные действия безумно ему нравились. «Совсем как взрослый!» – подумал мальчик, направляясь к грядке, чтобы проверить медведку.

Салат исчез.

Кто-то выкопал совсем ещё молодые кустики, разбросав повсюду землю и оставив цепочку глубоких ям. Денис испуганно огляделся: он был один на участке, и мысль о ком-то, тайно залезшем в сад, чтобы своровать салат, вызывала в нём страх. Этот кто-то может всё ещё быть здесь! Прятаться за сараем, наблюдать! Он быстро пошёл в сторону дома дяди Володи. Было трудно заставить себя не оборачиваться, не бежать. «Что сказать маме? Если она узнает…» – сердце Дениса громко стучало в груди. Он перешагнул через канаву и замер: слева, под яблоней, газон был будто содран с земли, и на оголившейся почве лежали листья салата. Кустики были прикопаны, как будто их пытались пересадить. Мальчик осторожно поднялся по ступенькам и заглянул в ярко освещённую веранду.

– А вот и Денис! Как раз хотел тебя звать, – дядя Вова подошёл к нему и сделал рукой движение, будто хотел похлопать его по плечу или погладить, но передумал и опустил руку обратно. – У нас гречка! С тушёнкой. Мой руки и за стол!

Он выглядел довольным, этот высокий человек. Говорил так, что новое удивительное положение казалось нормальным, всех устраивающим. Мама снова сидела на дальнем краю стола, снова куталась в белый халат и не поднимала глаз, лишь иногда бросая тихим голосом фразы вроде «Володя, дай мне соль».

Глава 7. Птицы

Утром следующего дня дядя Володя подозвал Дениса, собиравшегося было отправиться «к себе» (так начал называть мальчик чердак дедушкиного дома) .

– Мы с мамой поедем в Э***, купить продуктов. Останешься здесь за главного, хорошо?

Денис кивнул.

– Вот и замечательно. Поиграй тогда в старом доме. Наш я закрою.

В глазах мальчика блеснули холодные искры: как смеет он называть дедушкин дом старым? Что это значит? Хмуро смотрел он, как высокая фигура, закатав рукава, гремит пустыми канистрами около машины.

«Волга», оставляя за собой шлейф выхлопных газов, чёрной акулой проплыла за забором и скрылась из вида. Денис вздохнул и пошёл к старому дому. «Что в нём старого? Соседский, который теперь дяди Володи, ещё старше». Мальчик понял, что имел в виду Страус дядя Володя, говоря «старый», и понял сразу. Но это понимание несло настолько нехорошие предчувствия, что хотелось думать об этих словах как-то иначе.

Денис, аккуратно водя большим чёрным рубанком, строгал дощечку на верстаке перед домом. Он вспомнил, как взялся однажды строгать рейки для змея, не сказав об этом дедушке, и, конечно, все испортил. Но дедушка никогда его не ругал. Он сажал мальчика рядом, объяснял причину неудачи (а иногда винил случай или усталость – это тоже были причины), говоря: «Так получилось. Теперь подумаем, что с этим делать».

«Так получилось».

Так получилось, что Денис был теперь совсем один. И он не знал, что с этим делать, а спросить было не у кого, или же сам мальчик упрямо отказывался искать совета и доверия.

Рядом с Денисом упала мокрая еловая шишка.

– Ден! Здоро́во! – окликнул его из-за забора Артём.

– Привет!

Денис открыл калитку и вышел на дорогу. Через два дома, у забора из зелёного штакетника, соседские дети, два мальчика восьми лет, играли на большой куче песка. Рядом стояла тачка с одним колесом и лежали лопаты. В тихом небе между редких облаков чертил белую линию самолёт.

– Ден, слушай, а что у вас ночью было?

– Вроде ничего не было. А что такое?

– Да Кира говорит, видел птиц. Огромные, снизу белые, а верх – чёрный. Кружили над вон, над этой железкой, потом сели на крышу.

– Над антенной, – поправил его Денис. – Лебеди что ли?

– Может и лебеди. Или гуси из деревни. Но вряд ли.

Денис обернулся и посмотрел на крышу. Солнце ослепляющим зайчиком отражалось от стали, на краю конька неподвижно застыл флажок флюгера. Издалека послышался голос Кирилла, нескладного грузного девятиклассника, знаменитого тем, что у его отца был мотоцикл. Рядом с ним, засунув руки в карманы глаженых брюк, шёл Самир. Кирилл крутил в пальцах большое перо, чёрное, переходящее в белый к очину.

– Во! Смотри, я утром нашёл!

– Дай глянуть, – Артём вырвал перо у него из рук. – Хее, воронье, – скривился он пренебрежительно.

– Сам ты… воронье. Верни сюда, – он забрал перо и сунул его в карман рубашки. – Ден, у тебя наверняка весь участок в них. Делись давай.

– Нету там ничего, – Денис не понимал, о каких птицах они говорят. Ему не нравился интерес к себе, к дому, не нравилась эта компания (хотя справедливости ради надо сказать, что относились они к Денису намного лучше, чем шайка с дальних улиц).

– Жи́ла долго не живёт, – сложив губы по-лягушачьи, уголком вверх, заметил Кирилл. – Пусти глянуть.

– Нельзя. Нет у меня никаких перьев.

– Чего нельзя? Мама накажет?

Денис промолчал, не зная, как спасти ситуацию. Кирилл надвинулся на него и положил руку на калитку:

– Ты знаешь, что про тебя рассказывают?

Артём и Самир переглянулись. Повисло молчание. Денис готовился уже к худшему, как вдруг с конца улицы раздался свист. Кирилл обернулся: из-за поворота появилась коренастая фигура в бежевой рубашке, штанах с подтяжками и серой матерчатой шофёрской кепке. Артём толкнул в бок Кирилла:

– Предс! Небось тебе идёт ввалить за ножик!

– А ты откуда знаешь про ножик? – Кирилл сразу как-то сдулся, стал рыхлым и потерял весь свой грозный вид. Он быстро оглянулся по сторонам:

– Шухер! Бежим!

Трое дёрнули к общей канаве, шедшей по краю посёлка и огороженной ржавым сетчатым забором. Было слышно, как громыхнула сетка-рабица, когда за поворотом ребята перелезали через неё.

Человек в кепке широким, но неспешным шагом подошёл к Денису. Это был Борис Петрович Часовой, председатель, считавшийся чудаком, но чудаком умным и справедливым; у него было широкое лицо с ухоженными усами, добрые глаза; на левой руке недоставало двух пальцев. Как-то повелось, что звали его «дядя Боря» (хотя Борис Петрович был дедушкиным ровесником). Председателя все или уважали, или боялись. Денису это отношение казалось странным: дядя Боря и дедушка были отличными друзьями, часто сидели вместе, обсуждали всякие пустяки, технику, радио – в общем, ничего страшного в нём мальчик не видел, и человек этот воспринимался почти как родственник.

– Здравствуйте, дядь Борь!

– Здравствуй, Дениска. Как у тебя дела? Руки, смотрю, в мозолях.

– А, грядки копал, – ответил мальчик.

– Дело хорошее! – председатель откашлялся и пригладил усы. – Я с мамой поговорить хотел.

– Они уехали. В Э***, еду покупать.

– Они – это кто? Мама и Линицкий? Владимир Александрович, сосед ваш? – уточнил председатель.

– Да, с дядей Володей.

Сказано это было с чуть изменившейся интонацией, и Борис Петрович, глядя на макушку мальчика, тихо вздохнул.

– Я вечерком загляну. Чаю попьём! Угостишь чаем?

Денис кивнул. Внутри него пробежал холодок волнения: мальчик не хотел, чтобы дядя Боря узнал, что и как теперь в доме, но в то же время председатель мог защитить. Вот только просить о такой защите Денис никогда не станет…

Заперев калитку на шпингалет и подсунув для верности щепку, Денис вернулся к верстаку и обомлел: перед домом лежали перья. Десятки точно таких же перьев, что показывал Кирилл. Испугавшись, мальчик бросился собирать их. Прижимая к себе охапку чёрных с белым перьев, он забежал в дом, поднялся на чердак. Сердце громко стучало, стало жарко. Он спрятал перья за лист фанеры, снова спустился, выпил кружку воды. Отчего-то на первом этаже ему было теперь неуютно, даже страшно, и Денис поскорее вскарабкался по затёртым ступенькам наверх. В голове крутилось множество мыслей, бесформенных и неясных. Он сел за радиостанцию, щёлкнул кнопкой и взял в руки микрофон:

– Я Денис, я Денис. Вызываю «Равенск», вызываю «Равенск». Лука, ответь, Лука, пожалуйста, ответь. Лука, Лука, я Денис…

Глава 8. Шторм

Денис повторял и повторял вызов, в конце резко отпуская тангенту6 и вслушиваясь в звуки эфира. Ему нужно было поделиться происходящим, нужна была поддержка настоящего друга. Когда среди шума послышались знакомые потрескивания, Денис убрал палец с кнопки и затаил дыхание.

– Денис, Я Лука, слышу тебя, приём.

Голос юнги был чистый, совершенно без помех, разборчивее, чем городской телефон.

– Просто хотел тебя услышать. Поговорить. У меня что-то произошло. Приём.

– Произошло?

– Да. Ты знаешь, чьи это перья: большие, чёрные, внизу белые? Одна сторона чуть светлее другой. Приём.

После небольшой паузы послышался вопрос Луки:

– Птица, значит, большая была? Приём.

– Большая, – сразу ответил Денис, – очень большая. Правда я сам её не видел. У меня только перья.

– Понятно… – на другом конце повисло минутное молчание. Денис (незаметно для себя сделавший за эти дни огромный шаг вперёд в освоении радиосвязи) по характеру помех слышал, что Лука оставил свою станцию в режиме передачи. Наконец юнга продолжил:

– Может быть, альбатрос.

Голос его звучал тише и немного настороженно.

– Это плохо? Кто такие эти альбатросы? Расскажи.

– Морские птицы. У них крылья – метра два, даже три. Часто появляются перед штормом.

– Ого! Три метра! Такие действительно есть?

– Есть, я их часто вижу.

Из динамика послышался треск, затем вернулся голос Луки:

– Слушай, Денис… Я не знаю, как тебе сказать… Скорость сейчас 15 узлов, уже недалеко. Просто …ного …жись…

– Что? Я ничего не понял, приём!

Но Лука пропал. Остался только шум, в котором теперь постоянно раздавался резкий треск, будто кто-то ломает сухое дерево об колено.

– Лука, Лука! – продолжал звать Денис, но ответа не было.

Денис сел на стул, но тут же вскочил, убирая громкость динамика до нуля: снаружи послышались странные звуки, похожие на лошадиное ржание. Он подбежал к окну, отдёрнул занавеску: перед ним сплошной стеной стоял плотный туман. Не было видно ни соседского дома, ни даже травы и кустов смородины внизу – один только густой туман. В нём проглядывали как будто силуэты домов, деревьев, вертикальные линии электрических столбов, но нельзя было сказать наверняка, что это именно дома, деревья, столбы. Всё стало серым и напоминало Денису картинку на экране чёрно-белого телевизора, когда расстроены яркость и контраст (в Московской квартире у них был только чёрно-белый телевизор).

Из тумана снова донеслось ржание, перешедшее в тонкий долгий свист. Денис подбежал к окну на другой стороне дома: туман был повсюду. Мальчик открыл окно нараспашку и прислушался. Туман полнился множеством звуков, большей частью Денису незнакомых, то есть слышимых им впервые. Далёкие завывания, скрипы, как будто из доски гвоздодёром тащат старый ржавый гвоздь, шумы, всплески, металлический стук. Вдруг в тумане возникло движение, тень. Она росла, и вскоре огромная птица с крыльями, шириной равными дому, пролетела прямо над козырьком крыши. Когда птица приближалась, мальчик отступил от окна и оказался неподалёку от люка, огороженного для безопасности перилами, сделанными из бруса и круглых черенков. Теперь он понял, что стук и всплески доносились с первого этажа.

Денис заглянул в люк. Внизу мелькнул свет. Там был кто-то, человек! Не в силах справиться со страхом, мальчик, будто парализованный, смотрел вниз. Снова громыхнуло железо; источник света стал приближаться. В проёме появилась его мама. На ней был всё тот же белый халат; в левой руке она держала синюю керосиновую лампу, в правой – канистру, в каких хранят бензин. Запах бензина! Теперь мальчик почувствовал его! Свет лампы отражался от залитого пола. Она подняла голову и посмотрела прямо на мальчика.

– Порождение!

В неровном свете лампы, которую она держала теперь чуть ниже груди, лицо её расчертили зловещие, неестественные тени, которые двигались вместе с её движениями.

– Ты! Порождение дьявола! Я не позволю тебе! Всё это моё. Моя жизнь – моя. Земля, это моя земля.

– Мама! – закричал Денис. – Мама!

В ужасе и бессилии он зажмурился.

– Очищение. Я должна очистить это, – послышался снизу шёпот, или скорее шипение, и в этот момент дом содрогнулся. Окно на кухне разлетелось, большие острые осколки стекла упали на залитый бензином пол, и следом за ними в окно и дверь хлынула вода. Затрещало дерево, что-то ломалось, сокрушаемое стихией, листы фанеры прогибались внутрь; всё бурлило, вращалось, не было видно уже ни мамы, ни стен – ничего.

В десять секунд первый этаж наполнился водой до потолка, и люк стал похож на колодец. Денис стоял возле края, обеими руками держась за перила. Вода теперь прибывала не быстро. Она спокойно растекалась по плотно пригнанным друг к другу доскам пола, и Денис почувствовал, как вода холодна. Высоко поднимая ноги, он отошёл от люка к окну.

Мальчик умел плавать: дедушка научил его. Раздобыл где-то оранжевый спасательный жилет и возил на озеро, к старой церкви. Сначала Денис плавал в жилете, затем пенопластовых брусков становилось всё меньше, меньше, и наконец дедушка сказал: «Жилет тебе сегодня совсем не помогал – ты плыл сам!» Но куда плыть, если вокруг пустота, туман? Денис обернулся и посмотрел на стол с радиостанцией. Вода пока была ниже колен, но если она продолжит подниматься, всё затопит… Сердце мальчика сжалось. Денис посмотрел наверх, на потолок, раздумывая, нельзя ли забраться туда, под самый конёк, нельзя ли затащить туда приборы.

Радиостанция всё ещё работала. Денис выключил её, вынул коричневый штекер с белым многожильным проводом из розетки. Он нагнулся за табуреткой, которую собрался поставить на стол, чтобы лезть к потолку, и обнаружил, что воды внизу нет, а есть лишь туман, плотным слоем стелющийся у его ног.

Снаружи в глухой туманной пелене загудел бас корабельного тифона. Он всё длился и длился, и Денис снова подошёл к окну. Слева, над тем местом, где должен был стоять дом дяди Володи, туман как будто посветлел, хотя оставался всё таким же непроницаемым; справа угадывалось в нём какое-то движение, тёмный силуэт, растущий, надвигающийся прямо на Дениса. Это было что-то громадное, сравнимое со многоэтажным домом. Корабль!

Стальной нос корабля показался из серой мглы. Что-то скрежетало, шелестело, шумело, вокруг будто перешёптывались невидимые существа. Дом едва заметно подрагивал, с потолка сыпался мусор; на оконную раму упала сухая муха, но мальчик не обратил на неё внимания. Сверху послышался знакомый голос:

– Денис! Денис, где ты?

Денис посмотрел вверх и увидел высунувшуюся по пояс из-за фальшборта фигуру мальчика со светлыми, чуть вьющимися волосами.

– Лука?!

Лука перегнулся через планширь:

– Да! Подожди, я сейчас!

Фигура скрылась за грязно-белым металлом. Корабль медленно опускался, одновременно приближаясь сантиметр за сантиметром к окну. Земли не было видно, поэтому Денису начало казаться (а может, так оно и было на самом деле), что это сам дом постепенно поднимается всё выше и выше. При мысли о такой возможности мальчик машинально схватился за раму. Сверху опять раздалось лошадиное ржание.

Лука снова появился над краем фальшборта. В руках его была чёрная коробка, из которой дугой торчали переплетённые провода. Он был совсем близко. Неужели этот мальчик в тельняшке, выглядящий таким спокойным, решительным, как будто взрослым, и есть юнга, с которым Денис разговаривал на частоте один-четыре-точка-три?

– Давай руку, – Лука протянул свою; его серо-голубые глаза, широко открытые, с чуть опущенными уголками, выражали усталость и надежду, а голос звучал совсем не так уверенно, как во время связи по радио. «Ему тоже страшно!» – понял вдруг Денис.

– Я не могу!

– Почему?

– А как же мама? Костя? Дядя Боря?

Лука опустил руку. Мышцы его болели от нагрузки, которая выпала на долю юнги в предыдущие дни, но Денис этого не знал, а Лука старался не показывать.

– Ты хочешь остаться здесь?

– Я не знаю, – в глазах Дениса блеснули капельки слёз. – Так нельзя делать. Это только в книжках бывает, что куда-то убегают.

Лука обернулся. За ним высились мощные углы грузовых мачт. В тумане они казались огромными безрукими великанами: тела́-салинги7, тонкие ноги, стеньги-рога́8. Внизу притаился толстый брашпиль9, справа дремало чудовище запасного якоря. Корабль, выплывший из сказочного тумана, оказался не сказочным, а самым настоящим кораблём. Вблизи он давил, пугал размерами; странные предметы, чужие, незнакомые, спящие на палубе среди пластов тумана, вызывали внутри холодок тревоги.

– А как же я? Что тогда делать мне? – Лука снова посмотрел на Дениса. Пахло машинным маслом, точь-в-точь как от велосипеда, когда они с дедушкой перебирали его. Запах был знакомым, приятным.

– Я здесь один. Что мне делать?

Денис вздрогнул:

– Один?! Ты один на корабле?

– Да. Тут никого нет, только я и птицы. Иногда прилетают птицы.

– Разве так бывает?

– Так получилось.

Минуту они молчали. Денису вдруг захотелось посмотреть радиостанцию, с которой работал Лука. Наверняка это очень хороший, большой передатчик.

– Ладно, – неуверенно ответил Денис. – Только заберём дедушкины приборы. Хорошо?

Глава 9. Участок номер восемнадцать

У открытой нараспашку калитки стояла лимонная с синим автомашина – милицейские «Жигули». Над капотом склонились дядя Боря и участковый инспектор. Милиционер придерживал руками карту:

– Где, вы говорите, обычно рыбачат?

– Вот эти карьеры. Здесь кстати проходу нет: затоплено всё; от сих до сих – вода.

Участковый, хмуря брови, некоторое время разглядывал карту, затем сложил её нужным квадратом наружу, сел в машину, снял трубку рации и несколько минут что-то говорил в конус микрофона. Из сада к ним вышел Журавлёв, сорокалетний майор, начальник уголовного розыска. Он постучал в окно, привлекая внимание инспектора.

– Что там?

– Группу формируют, будут через час. ГАИ проинформировали, описание разослано.

– Час… Медленно. Подомовой обход надо. Давайте с водителем, сейчас отправлю. Особое внимание на первую реакцию. И осматривайте участок, хотя бы немного.

– Есть.

Майор посмотрел на председателя:

– Борис Петрович, пройдёмте в дом.

За столом листал записную книжку следователь, рядом с ним стоял водитель-сержант. Напротив, у холодильника, на стуле, который всегда занимал Денис, сидел дядя Володя. Он постоянно переводил глаза то на одного, то на другого, словно ждал чего-то или хотел задать вопрос.

Журавлёв шепнул сержанту указание, и тот выскочил наружу. Рядом с дверью, под полкой, шурша, съехала на пол стопка газет, упал кусок оргалита и обнажился алюминиевый бок канистры. Майор резко повернулся, присел, качнул её. Затем открутил крышку, переставляя пальцы так, чтобы держаться всегда за одни и те же грани.

– Между прочим, нарушение правил пожарной безопасности, – он закрутил крышку обратно, поднял газеты. – Что она тут делает? Борис Петрович, у М*** был автомобиль?

– Да, у покойного Михаила Ивановича был «Москвич», оранжевый. Но я слышал, сразу его продали: сами понимаете…

Майор поднялся, положил газеты на стол и посмотрел на дядю Володю:

– Ваша?

– Нет! – тот вытянул шею вперёд и поднял голову. – То есть, да.

– Так да или нет? Гражданин, вы понимаете, что речь идёт о жизни ребёнка? Сделайте усилие – говорите всё, что знаете, всю правду. Это ваш долг, как человека.

Владимир Александрович сглотнул:

– Моя, но я не приносил её сюда, – он перевёл взгляд на следователя. – Я правда ничего не знаю. Я так же испуган, как и все. Машенька пропала, и я… Я просто не нахожу себе места, я готов идти на поиски вместе со всеми! У меня машина. Я могу…

– Отвечайте только на вопросы, – оборвал его следователь.

– Хорошо, – тихо прошептал дядя Володя и уставился на зелёную узорчатую клеёнку, – простите.

В кустах черноплодной рябины, которая давно выбралась из-за забора и разрослась на углу улицы, затаились Артём, Самир и ещё двое ребят.

Артём покрутил в руках бело-чёрное перо – у него было уже три таких. Перья теперь находили повсюду, больше всего, конечно, возле денисова участка.