14.300

Из динамика раздалось жужжание, такое громкое, что Денис подался назад.

– …той частоте, приём, – донеслось до него.

– Не понял, повтори! – крикнул он в микрофон, но ответа не последовало: оператор с позывным «UDWH»4 из эфира пропал.

Минуту мальчик сидел и слушал пустой шум, собираясь с мыслями. Денис был так погружен в звуки, доносившиеся из динамика радиостанции, что близкий к нему мир будто онемел и стал беззвучным. Теперь мир снова проснулся. Вдалеке залаяла собака и тотчас её прервал звон циркулярной пилы, режущей твёрдую древесину. «Денис! Денис!» – кто-то звал его по имени. Мама! Мальчик отщёлкнул питание и побежал к люку.

Внизу, у лестницы, стояли мама и дядя Вова. Сверху было видно, что макушка у Страуса почти лысая. Выставив перед собой раскрытые ладони, он тряс головой и шептал: «Маш, я не полезу; не проси даже». Мама увидела голову Дениса, показавшуюся в прямоугольнике люка:

– Денис! Сколько можно тебя звать?!

Мальчик отвёл взгляд, не зная, как ответить: вроде бы он не сделал ничего плохого, разве что не сразу подошёл…

– Я уже волноваться начала, – произнесла мама наигранным, неестественным голосом. – Ладно, слезай. Будем ужинать.

«Ужин? Ведь недавно обедали…» – удивился Денис, переставляя ноги по высоким ступенькам. Он сразу почувствовал прохладу: к вечеру чердак нагревался и всю ночь не остывал, но здесь, внизу, струилась в дом вечерняя свежесть. Свет снаружи был уже мягким, тёплого оттенка – вечер. «Да ну, не мог я так долго сидеть» – Денис вышел на крыльцо. Солнце, порозовев, висело над макушками высоких берёз, которые росли за пожарной канавой; оттуда доносилось воронье карканье.

После ужина Денис сбегал к ловушке и положил туда разрезанный пополам «Цитрон»: он эти конфеты (точнее, их жирную светлую начинку) терпеть не мог, но вкус и запах у них были сильные – то что надо для приманки. Хотелось снова сесть за передатчик, снова найти ту частоту, где повстречал он Луку – четырнадцать-триста… Артём как-то хвастался, что сидит иногда с книжкой всю ночь. «Вот бы тоже так, тоже иметь столько свободы. А ещё лучше стать юнгой, как Лука!» – думал Денис, закрывая на чердаке окна и ещё раз проверяя, что везде выключено электричество. С мыслями о том, что в городе надо будет первым делом отправиться в библиотеку и поискать книги про море, он слез вниз, допил компот и собирался идти чистить зубы, но от раковины, стоявшей возле сарая, доносились шум воды, стук кастрюль и смех мамы и Страуса.

Когда-то это был его участок, его и дедушки. А теперь приходится выгадывать, рассчитывать, чтобы не столкнуться на узкой дорожке с этим странным чужим человеком. И от мамы, случись что, никто не защитит. Поведение мамы теперь вовсе нельзя было предсказать: в присутствии дяди Вовы она становилась будто бы мягче, ласковее. Получалось, что надо благодарить именно его, но такие мысли противоречили решению Дениса: Страус был признан врагом, вторгшимся в замок, который построил дедушка и который Денис защищал. Рассказывая про тот или другой инструмент, дедушка обычно добавлял: «Вырастешь – сам продолжишь здесь всё. Ты – мои руки, как я пока – твои». Лёжа в кровати, мальчик посмотрел на свои ладони. Похожи ли они на руки дедушки, когда ему было столько же лет, как ему сейчас? Каким был дедушка в юности? Он ничего не рассказывал о тех временах…

Денис дотянулся до наушников, лежавших на высокой тумбочке у кровати, включил радиоприёмник. Эх! На это радио не поймать слабые далёкие станции, не услышать волну, на которой, быть может, ждёт его сейчас тот юнга. Юнга… Сильное слово, морское… Денис, не глядя на шкалу, настроился на программу новостей. Чистый, практически без помех, бархатный голос с тревогой зачитывал в эфир сообщение: «…потеряна связь. Продолжается поисковая операция. В поисках задействовано свыше ста единиц техники. Сухогруз «Равенск», порт приписки «Владивосток», перевозил промышленное оборудование. Команда судна…»

«Равенск»!

Денис чуть не подскочил на кровати: именно это название слышал он сегодня в эфире. Никаких сомнений! С ним что-то произошло. Диктор сказал, что пропала связь. Это ещё не значит, что он потонул. Или значит? Денис понял, что он совершенно ничего не знает о море и жизни моряков. Большое белое пятно. Огромное. Он решил дождаться нового выпуска, чтобы услышать сообщение ещё раз. Надо ждать целый час! Всё что угодно может случиться за этот час. Корабль найдут военные, и всех спасут. Или наоборот: в эти самые минуты команда отчаянно борется с пробоиной, все хватают спасательные круги…

Во время следующего выпуска новостей Денис спал.

Глава 3. На той же частоте

Наступило воскресенье. На вчерашней частоте с утра ничего, кроме шума, не появлялось. Крутить ручку настройки по всему диапазону Денис не решался: вдруг нужная волна уйдёт? Знаний ему катастрофически не хватало, и он не рисковал. С нарастающим волнением дождался Денис мелодии утренних новостей. Диктор говорил о ракетах, новом договоре, полёте «Союза» на орбиту. Начались новости культуры; про «Равенск» не было сказано ни слова. То же повторилось и в десятичасовом выпуске.

После обеда к калитке пришли Артём и Самир. Они собрались на рыбалку и решили взять Дениса с собой, а сказать по правде, им нужны были поплавки и леска. Спросив разрешения погулять и на удивление легко его получив, Денис взял снасти и трое двинулись в сторону торфяных карьеров.

– Здесь разве рыбалка, – угловатый широкоплечий сын котельщика, Артём, старший в их компании, надвинул поглубже выцветшую кепку. – Я с отцом ездил на водохранилище, щуку поймал. Большая, и весь рот в зубах, страшная штуковина. Суп из неё делали. Уху, то есть.

– Ты каждый раз ловишь щуку? – хитро щурясь, спросил Самир. Самир был всего на год старше Дениса, но побаивались его даже большие ребята. Он никогда не лез вперёд, ростом или силой не выделялся, но был так ловок, хитёр и быстр, что всегда оказывался в выгодном положении, будь то драка, войнушка или футбол.

– Иногда и две.

– Врёшь. Привези, покажи.

– Вот и привезу! – Артём сплюнул на обочину и взглянул на Самира, но спорить дальше не стал. У предпоследних ворот улицы их встретил звонкий смех. Смеялись, спрятавшись в кустах смородины, две девочки. Увидев, что их, наконец, заметили (что было желанной частью плана), они убежали в глубь сада.

– Катька с пятого и Лизка, вот с этого, – с выражением старожила, знающего здесь всё обо всех, произнёс Артём. Самир осмотрел свою одежду, сжал стрелки на брюках:

– Чего они смеются?

– Да просто. Они всегда смеются. Захотят – будут над тобой смеяться. Это же девчонки, ничего им не сделаешь.

Самир грозно взглянул на ряды густых смородиновых кустов, не желая признавать такое положение вещей. Артём вдруг повернулся назад:

– Ден, ты чего молчишь? Ааа, знаю: тебе кто-то из них нравится!

– Никто мне не нравится, – проворчал Денис. Этот разговор мальчишки начинали каждый раз, когда он гулял с ними. Постоянно выходило так, что он становился объектом каких-либо выдуманных подозрений или историй и начинал оправдываться. А оправдываться было нельзя: на тебя тут же накидывались, уже всем скопом. Помочь мог только резкий ответ: либо умелые слова, либо угроза. Ни то, ни другое ему не давалось, защиты ждать было не от кого и приходилось терпеть эту роль, стараясь перевести всё в шутку.

– Ну да, он же красавчик! Краса-а-вчик! – Артём начал расходиться, хотя их было всего трое. Денис вдруг остановился и первый раз за всё время, что отдыхал он здесь, на дачах, вместо того, чтобы молча проглотить эти слова, резко и холодно ответил:

– А тебе завидно?

Артём опешил, поняв, что угодил в ловушку. Затем снова дёрнул вниз козырёк кепки:

– Чего завидовать? Вот если бы это была Света с пятой улицы…

Самир присвистнул. По какой причине занимала она такое почётное положение среди мальчишек, Денис не понимал, но за право считать её объектом своей влюблённости бывали даже драки, поэтому, когда дело касалось Светы, лучше было молчать.

Ловили до ужина. Ротан клевал плохо, что с ним бывает редко. Артём с Самиром начали соревноваться и шли с равным счётом – по семь рыбин – когда клёв пропал совсем. За полчаса ни у кого так и не дёрнулся поплавок, и решили на сегодня сворачивать.

Трёх маленьких рыбок Денис хотел выпустить обратно в карьер, но при ребятах делать этого было никак нельзя, поэтому он донёс алюминиевый котелок до калитки, махнул Артёму и Самиру и поспешил к бочке: теперь в ней будут жить ротаны, а личинки комаров превратятся в корм.

В семичасовых новостях снова ни слова не было сказано про корабль. Денис взял тетрадку, карандаш и полез на чердак. Накидав на стул ватных телогреек и устроившись удобно, словно в кресле, он включил радиостанцию, проверил частоту – четырнадцать-триста – и принялся под шум пустого эфира рисовать корабли. Как должен выглядеть этот «Равенск»? Да и верно ли он запомнил название? Теперь Денис не был в этом уверен. Внезапно из динамика, после заряда помех, донёсся голос Луки:

– Здесь Ульяна, Дмитрий, Василий, Харитон… Я Лука, «Равенск», приём…

Денис схватил микрофон и вдавил кнопку передачи:

– Я Денис, я Денис! Слышу тебя, приём! Сказали, что ваш корабль пропал!

– Пропал? Где это сказали? Приём.

– По радио.

– Может, это не про наш, – ответил, чуть подумав, Лука. – Здесь был шторм, гроза, связь не проходила… – остатки фразы потонули в помехах, но Денис не стал переспрашивать.

– А, понятно! Я думал, что-то случилось. А страшно это – когда шторм? Приём.

– Я не боюсь. Хотя иногда волны прямо через палубу летят, а качает так, что всё падает и кажется, что корабль перевернётся. Приём.

– Ого! Хотел бы я тоже это увидеть!

Денис подстраивал маленькой ручкой частоту, стараясь сделать сигнал чище. Теперь он слышал в голосе Луки взрослые нотки, какую-то особую, должно быть морскую, не то хрипотцу, не то глушинку, показывающую, что это не обычный мальчик из городской школы. «Один этот голос сразу поставит тебя выше всех во дворе» – подумалось Денису.

Они проговорили ещё четверть часа: Денис рассказал о рыбалке. Оказалось, что Лука не знает такой рыбы – ротанов. В районе Павловского Посада, где находились дачи и откуда сейчас посылал в атмосферу сигналы дедушкин передатчик, ротаны считались бросовой рыбой, рыбой-сорняком. Но Денис рассказывал о них, как о местной диковине, достопримечательности. Рассказывал о том, что во время хорошего клёва они хватают даже голый крючок, что попадаются ротаны с другим ротаном внутри, что могут они долгое время прожить без воды. И Лука его слушал! Денис не мог знать, насколько интересны настоящему юнге с морским голосом рассказы школьника про ротанов, но раз слушает, отвечает, удивляется – значит, интересны?

– Мне пора, спасибо за связь, приём, – среди помех голос Луки зазвучал, как будто, более напряжённо.

– Тебе спасибо! Ты когда здесь будешь? Приём.

– Обычно в двадцать часов по Москве, двойка-ноль по Москве, на этой частоте, приём.

– Я буду! Приём!

– Хорошо. Конец связи!

– Конец связи! Приём! – Денис быстро записал частоту посередине листа с недорисованным кораблём. Хотелось кому-нибудь рассказать, какой у него теперь есть друг, и одновременно хотелось сохранять это в тайне. Хотелось сладкого чая с галетами.

Глава 4. Помеха

Если бы кто-нибудь в те июньские дни сказал радиолюбителям, что на частоте 14.300 спокойно общаются голосом два абонента, их удивлению не было бы предела: для всего остального мира здесь раздавалось лишь грозное, тревожное гудение. Ниже по диапазону можно было подслушать в эфире такой разговор:

– Работает Ульяна-Костя-Девять-Анна-Семён, приём.

– Ульяна-Костя-Девять-Анна-Семён, здесь Ульяна-Зоя-Три-Щука-Иван, приём.

– Ульяна-Зоя-Три-Щука-Иван, приветствую тебя, Боря. Слышимость пять-девять, пять-девять, приём.

– Тебе тоже пять-девять. На старой частоте работать невозможно: в районе 14.300 широкополосная помеха круглосуточно. На приёме.

– Да, тоже фиксирую мощную помеху.

Гудение слышали на Камчатке, в Мурманске, на Алтае, на Кавказе – повсюду. Мощность помехи в разных регионах почти не отличалась, поэтому источник её невозможно было установить. Областное управление связи немедленно передало всю информацию в министерство; подключился КГБ. Днём и ночью связисты анализировали сигнал на лентах самописцев и экранах приборов; на поиски были отправлены даже машины с пеленгаторами5… Однако работа самодельного передатчика со второго этажа дома номер восемнадцать никак не могла быть ими замечена: на этой частоте всё тонуло в сплошном плотном гуле, переливающемся на графиках подозрительными гармониками.

Позже помеху на частоте 14.300 отнесут к природным феноменам и постепенно позабудут, но пока комитетчики и армия продолжали искать на земле и в небе источник, а в сигнале-гудении – признаки закодированных сообщений.

* * *

В понедельник дядя Володя уехал в Москву, и мамин голос снова сделался сухим, пугающим. Денис старался терпеть и покорно сносить любые упрёки, выполнять любые приказания, только бы не лишиться возможности сидеть вечером на чердаке.

Он поливал салат, стараясь не задеть водой ни одного листочка, таскал за сарай шершавые занозистые доски, выливал вёдра в канаву, ворошил сено (которое всё равно придётся потом отнести и выбросить за общий забор). После обеда, в самую жару, Денис отправился копать грядку.

За два года земля по левую сторону от калитки стала похожа на заросший пустырь. Смысла этого перекапывания Денис не понимал (ведь на другой такой грядке ничего не было посажено), но старательно вбивал ногой штык лопаты, налегал на ручку, выворачивая большие куски торфяной почвы, в любую погоду тяжёлой из-за близости грунтовых вод. Неделю назад он занимался этой же самой «грядкой»: резал траву большими ножницами (серп или косу мама не давала), резал у самой земли. С лопатой работалось тяжелее, зато появлялся шанс выловить медведку, и это было похоже на настоящую охоту! Так успокаивал себя Денис, тяжело дыша и вытирая пот со лба рукавом рубашки, снимать которую ему тоже запрещалось.

И всё же его жизнь в это лето явно переменилась. Синяки и ссадины получал он разве что во время игры в футбол; не так страшно стало спросить у мамы разрешения или даже выйти ненадолго за калитку, вовсе никакого разрешения не имея. Мама не обращала внимания на то, что раньше привело бы её в ярость. «Ну да, она занята Страусом, – думал Денис, сидя на ступеньках сарая и глядя на мозоли, которые успел натереть всего за один день. – Интересно, а Страус знает, какой она бывает?»

Денис мог и хотел забыть то, чем было его детство раньше, но он не мог этого простить. Однажды «решив» (как он это называл), то есть сформировав своё отношение к чему-то, он никогда ещё не менял его.

Непривычная для первой половины июня жара всё не спадала. На следующее утро зашёл Артём – похвастаться, что собирается с отцом на речку, – и как бы между делом спросил, чья это чёрная «Волга» теперь появляется около денискиного забора.

– Дяди Володи, – ответил Денис. За Артёмом водилась привычка всё про всех разведывать. К тому же новая, блестящая хромом «Волга» – машина не рядовая.

– Поня-я-ятно, – прищурился Артём, решив, что это действительно дядя, родственник Дениса, и прикидывая, что раз он ездит на такой машине, то с Денисом желательно дружить – так был устроен Артём.

Вечером Лука в эфире не появился. В прошлый раз юнга рассказал, что связь между ними устроена не по прямой, и волна отражается не то от облаков, не то ещё от чего-то, и не всегда погода подходит для связи. Но богатое воображение мальчика начало придумывать всякие вероятности: шторм, столкновение с айсбергом или даже нападение пиратов. Денис до девяти просидел за радиостанцией, слушая мягкий шум эфира, напоминавший сегодня морские волны (Денис никогда ещё не слышал моря вживую, но был убеждён, что это именно морские волны). Он водил по листу, вырванному из альбома, грубым строительным карандашом, выделяя из белизны бумаги силуэт корабля, плывущего будто в тумане, и его отражение в воде… Этот корабль, случись оценить его понимающему в рисовании человеку, был бы найден очень живописным. Ещё удивительнее было то, что изображён был действительно «Равенск», сухогруз с портом приписки «Владивосток», связь с которым пропала уже более месяца назад.

Глава 5. Гроза

Жара, как часто бывает в этих местах, закончилась большой грозой. К полудню следующего дня на горизонте появилась серая пелена. Разогретый воздух казался потяжелевшим; птицы в дачных садах притихли, зато со стороны карьеров доносились непрерывным потоком пронзительные крики чаек.

В новостях сообщали о дождях на севере области, но про восток сказано ничего не было, и Денис, не ожидая непогоды, с четырёх часов возился с катамараном. После знакомства с Лукой он снова, с утроенной энергией, взялся за начатый ещё с дедушкой деревянный флот: теперь к катамарану добавится сухогруз. Денис не знал, с чего начать его постройку – схем под рукой не было. Но разве нельзя делать всё на одной интуиции? Разве не так работают изобретатели?

Решив передохнуть, он принёс снизу радиоприёмник, наушники и пару карамельных конфет в жёлтой обёртке. До условленного времени связи оставался ещё час. Денис, нацепив наушники, подогнал красный флажок к нужной частоте. Шла вечерняя музыкальная программа. Передавали концерт Паганини ля минор для скрипки с оркестром (слова эти, впрочем, для Дениса значили не больше, чем термины радиолюбителей для музыканта). Скрипка солиста плакала, смеялась, выражала одно за другим разные состояния человеческой души, и делалось это так пронзительно, что невозможно было не поддаться эмоциям. Знания музыки не требовалось для того, чтобы чувствовать музыку – это открытие поразило мальчика, и он погрузился в звуки, совершенно отключившись от внешнего мира.

Снаружи поднимался ветер; шумели высокие берёзы, тучи наползали стремительно, так что нельзя было разобрать, темнеет ли от того, что солнце катится за горизонт, или от того, что всё гуще и гуще непогода.

Первые капли ударили по металлу крыши, упали на сухой песок дорожек. В калитку постучали, но мальчик, занятый музыкой, не слышал этого. Не услышал он и хриплого мужского голоса, громко назвавшего его имя: «Денис!» Через минуту в люке чердака показалась голова мамы. Незнакомый старик, который во время начинающейся грозы стоял под окнами и звал её сына, вызвал в ней не страх, не удивление, а ярость, и ярость эта была направлена на Дениса: «Что ещё он натворил?! Что ещё он устроил, чтобы осложнить ей жизнь в такой важный момент?»

– Денис! – она увидела в глубине чердака фигуру сына, сидящего в наушниках перед окном. Затем посмотрела на дощатый пол, который в полумраке выглядел тёмно-бордовым (по крайней мере, в тот момент он показался ей тёмно-бордовым). Не находя в себе смелости подняться, наступить на него, она вдруг схватила лежавший рядом деревянный угольник, размахнулась и кинула в мальчика. Однако в тот момент, когда её рука уже завершала бросок и готова была выпустить инструмент, кто-то схватил её за лодыжку. Закричав, она пропала в тёмном прямоугольнике люка. Одновременно с этим громким, пронзительным криком угольник ударился о лист фанеры, стоявший у стены, и с грохотом упал на пол.

Денис скинул наушники, вскочил, оглянулся, ища источник шума, затем подбежал к люку: мама сидела внизу, на полу, обхватив руками правую ногу, и смотрела на распахнутую настежь дверь. Ветер трепал занавеси, пахло водой, дождём. Мальчик быстро спустился и хотел спросить, что случилось, но лицо матери, искажённое только что пережитым ужасом, заставило его отступить в глубь кухни-гостиной. Он прижался спиной к комоду. Тело его тряслось от страха и холода, вливавшегося снаружи и расползавшегося по комнатам.

Мама встала, потёрла ногу, сделала шаг в сторону сжавшегося и зажмурившегося Дениса, затем повернулась, выгребла мелочь из-под клеёнки, укрывавшей стол, взяла зонт:

– Мне надо к председателю. Нет, на перекрёсток.

Хлопнула входная дверь.

Денис, ничего не понимая, потерявшись от пережитого, от всё ещё не покидавшего его чувства острого испуга, забежал в комнату и выглянул в окно: мамы не было видно. Руки его дрожали. Не было понятно, ушла ли она или всё ещё где-то рядом. И опять Денис никак не мог отойти от окна и всё смотрел и смотрел на то, как резкие порывы треплют смородину и сливу, как косыми линиями падают на стекло капли и слушал, как шумит ветер и громыхают листы оцинкованной стали на крыше. Иногда он вздрагивал от близкого грома, иногда закрывал глаза.

Ему казалось, что он просидел так целую вечность.

Снаружи шумело и гремело, но ливень так и не начинался. Часа через полтора ветер стал стихать: буря уходила дальше на юго-запад. Послышался звук мотора, в котором Денис сразу узнал «Волгу». Хлопнула калитка. В дом поднялись мама и дядя Вова. Денис бросился в кровать, чтобы если кто-нибудь из них войдёт, прикинуться спящим: это иногда уберегало его от бед.

Послышался вздох Страуса, громкий и долгий:

– Маша, давай выпьем чая, успокоимся. Надень это. Ну надень, замёрзнешь.

– Это был отец, я тебе говорю! – прошептала мама.

– Ты просто упала с лестницы. И ветер. Люди принимают ветер за… Хорошо, что обошлось. Видишь – я здесь, не бойся, – послышался скрип, кто-то передвигал стулья.

– Я не останусь больше в этом доме ни минуты. Слышишь? Ты слышишь меня?

– Слышу, слышу. Успокойся, – мужской голос тоже перешёл на шёпот.

– Нет, ты не понимаешь! Всё проклято!

– Хорошо, давай просто пойдём ко мне. Там много места, только кровати застелить. Пойдём?

Звякнули чашки, что-то упало на пол.

– А где Денис?

– Я не знаю! На своём чердаке!

Раздался тихий стук в приоткрытую дверь денискиной комнаты. Не дождавшись ответа, дядя Володя вошёл в комнату.

– Денис, ты спишь? Денис, вставай. Маме нужна и твоя помощь.

«Он ничего не понимает!» – подумал мальчик. Хотелось просто ждать, когда всё само собой успокоится, когда его оставят, однако Страус не уходил. Лежать к нему спиной в тёмной комнате было страшно. Не выдержав этого напряжения, Денис перевернулся на кровати, отползая к стене.

– Сегодня надо переночевать у меня. Здесь… – он замялся, на ходу выдумывая причину, – здесь молния может ударить. В антенну.

«Как же, молния. Дедушка два громоотвода поставил» – подумал Денис. Нахмурившись, он, не поднимая глаз, натянул ботинки и принялся завязывать непослушными, снова дрожащими пальцами шнурки.

Дом дяди Володи пах табаком и одеколоном. Запахи были резкие, чужие. Звучало всё тоже по-чужому, более звонко. Денису выделили маленькую комнату с окном, смотревшим в сторону дедушкиного дома. На кровати лежали две подушки, скатанное трубкой шерстяное одеяло и постельное бельё, к которому было неприятно прикасаться. Когда Страус зашёл, чтобы помочь мальчику с постелью, Денис резко, тем же тоном, каким раньше ответил Артёму про девчонок, бросил:

– Я сам могу.

У противоположной стены стояли большой тёмный шкаф, два стула с развешанными на них майками и брюками и высокая табуретка. На табуретке дымилась чашка чая, белая с синей птицей; рядом лежала пачка печенья. «Юбилейное». Денис любил его – больше правда с какао. С некрепким какао, сваренным без сахара: такое пил дедушка. Сначала Денис не понимал, что может быть вкусного в горьком какао, но попробовав его однажды вместе со сладким печеньем, навсегда полюбил этот вкус.

Кровать он всё-таки заправил, разве что пододеяльник остался пустым: Денис укрылся им одним, отодвинув колючее одеяло к дальнему краю. До утра сознание мальчика, не способное погрузиться в тихие воды ночного отдыха, плавало по самой кромке сна, и миражи последних событий сопровождали его.

Глава 6. Свобода

Дядя Вова встал с рассветом. Шумел на газовой плитке чайник, стучали какие-то предметы, хлопали дверцы мебели. Звуки чужого дома, ме́ста, которым управляет большое незнакомое существо, должны были поддерживать холодок страха в груди мальчика, но бояться Денис устал: в это лето стремительно менялся не только мир вокруг него – менялся он сам.

Завтракали на веранде. Мама со вчерашнего вечера не сказала Денису ни слова и сейчас сидела в большом белоснежном халате с кружкой кофе напротив мальчика. Что-то поменялось в её отношении к Денису. Раньше она следила за мальчиком взглядом надзирателя или начальника, выискивая промахи и ошибки (порою мнимые), или просто теряла к нему интерес; теперь же она избегала смотреть на сына, будто боялась его.

Ковыряя неудобной ложкой омлет, Денис готовился задать вопрос, готовился тщательно: мальчик начинал понимать, как работает интонация, с которой произносятся слова. «Как с Артёмом» – это было самое сильное, секретное оружие Дениса. Ещё надо посмотреть на дядю Володю. Он точно знал – надо. И не отвести потом глаз. Собравшись, он положил ложку: