Проделки Везувия и следователь Железманов

– Оооо, это блюдо выше всяких похвал, – воскликнул Саллюстий. Невысокий и полненький, он одним своим видом говорил, что вкусная еда – вещь, в которой он знает толк. Однако его мнение было не единственное. Реплики и восхищенные возгласы произнесли практически все. Блюдо пришлось по вкусу абсолютно всем, Глаций едва заметно выдохнул, стало понятно, что он переживал за впечатление, которое произведет угощение на гостей.

– Мы оценили твое блюдо, – успокоил хозяина Клодий. – Однако не мог ли ты удовлетворить наше любопытство?

– А в чем оно состоит? – довольный Глаций был готов ответить на многие вопросы.

– Раскрой секрет этого изумительного вкуса?

– Секрет? Нет никакого секрета, – ответил хозяин.

– А ты не лукавишь? – не поверил ему Клодий.

– Уж не нарушил ли ты запрет? – с ноткой подозрений вопрошал Саллюстий.

– Какой запрет?

– Кормить мурен особой пищей, – пояснил гость, поспешно отправляя в рот еще один кусок лакомства, которое может оказаться запретным.

– Какой запретной пищей? – не понял Глаций, но потом, подумав пару секунд, догадался: – Рабами? Но это запрещено. Хотя я не могу понять почему6.

– Я тоже не могу понять этого запрета, рабы – наше имущество, мы можем делать с ними что угодно, тем более это делает нашу пищу вкуснее, – согласился Апасид, показывая рабу знак, что хочет еще один кусок этого настолько успешного блюда.

– И в самом деле, купить буйвола и потом купить мешок пшеницы, чтобы его накормить, закон дозволяет, а вот купить раба, чтобы накормить рыб, уже почему-то нельзя, – возмутился Саллюстий.

– Но запрет есть запрет, – заметил эдил. – Нам остается только с сожалением вспоминать времена республики, когда с нашей собственностью можно было делать что угодно. Похоже, что этот позорный закон может лишить нас не только пищи насущной, но и развлечения: приближаются августовские иды7. Обычно мы их отмечали травлей диких зверей. Как раз у нас сейчас есть молодой и сильный лев.

– И что же? Неужели нет преступника, которого достойно отдать на растерзание этому зверю, доставив удовольствие толпе? – удивленно спросили сразу несколько гостей.

– Увы, сейчас преступников стало мало! – пожал плечами Панса.

Тем временем опустевшее блюдо из-под рыбы покинуло стол, и под звуки флейты рабы внесли новый поднос, на котором покоилось мясо дикого кабана. Раб прямо перед гостями приступил к разделке готового блюда, ловко орудуя ножом в такт музыке. Если ритм замедлялся, то движение руки с ножом становились более медленными, ускорение ритма ускоряло и разделку мяса. Скоро гости смаковали новый вкус под довольными взглядами хозяина дома. Но и это было не все. Солидного размера осьминог, припущенный в красном вине, на глазах гостей расстался со своими щупальцами, которые оказались очень нежными и вкусными.

– Глаций, это твоя новая рабыня, которую ты купил на моих глазах, такая ловкачка? – наконец догадался спросить Апасид.

– Ну да. Мне говорили, когда я ее покупал, что она готовит божественно.

– Приготовить эту морскую гадину – надо иметь большое уменье, – согласился Клодий. – Не в каждом доме умеют это делать, иногда она напоминает подошву праздничных сандалий.

– Жаль, что я не смог предложить вам устрицы из Британии, суровые ветры помешали их доставить к сегодняшнему столу, – извинился перед гостями Глаций, искренне сожалея, что ему не хватает еще одного заключительного штриха для того, чтобы весь город завтра не умолкал о великолепном приеме в его доме.

– А что они в самом деле так хороши? – с интересом спросил Саллюстий. Вкусная еда была для него главным удовольствием, и хоть предыдущие блюда уже заставили его ослабить пояс туники, пропустить упоминание нового блюда он был не в состоянии.

– Говорят, что да, – согласился Апасид.

Гостей от обсуждения этой темы отвлекли новые блюда. Рабы внесли фрукты и новые кувшины вина. Однако десерт полагался не только гастрономический. Перед столом возникла тонкая девичья фигурка. Музыканты заиграли новую мелодию, девушка начала двигаться в такт музыке. Танец завораживал своей ритмичностью и пластичными движениями.

– Ты ее купил вместе с рабыней, которая готовит? – припомнил Апасид.

– Нидию? Да, это она. На редкость удачная покупка оказалась. Одна и в самом деле на кухне знает, что и как, а вторая способна услаждать своими танцами сколько угодно. Можно целую ночь получать удовольствие от танцев.

Девушка закончила танец и присела в поклоне. Глаций взмахнул рукой, давая знать, что представление должно продолжаться. Через несколько танцев Апасид снова повернулся к Глацию:

– Ну а третью свою покупку ты также назовешь удачной?

– Какую третью? – не понял вопроса Глаций.

– Ну, так ты купил еще одного раба. Вроде тебе его отрекомендовали как мастера по мозаике?

– Тут рано еще судить. Мозаику я хочу сделать, но он пока только приступил к работе. Через месяц или два можно будет судить, удачная это покупка или пустая трата сыра, вина и оливок8. Хотя у меня есть основание надеяться, что мой дом будет не хуже твоего. Вот смотрите, что он изготовил, – в руках Глация мелькнул блеск металла и стекла.

Апасид с интересом посмотрел на вещицу:

– Кольцо? – спросил он. Потом протянул руку и взял украшение и даже попытался его надеть на палец. – Ну, тебе это явно будет мало, – заметил он.

– Конечно, мало. Я же не себе его велел сделать, – ответил Глаций.

– И то правда. Да и оно явно больше подойдет для дамы, – украшение стали рассматривать и комментировать другие гости хозяина.

Надо сказать, что комментировать и в самом деле было что. Кольцо было изготовлено из металла и украшено кусочками смальты, складывавшимися в изящный узор.

– Похоже, что ты не прогадал, мастер стоит денег, которые за него заплачены, – Клодий знал толк в украшениях.

– Думаю, что скоро мы сможем восхищаться новыми обликом твоего дома, – предсказал Саллюстий.

– Обязательно, – кивнул грек.

– Я слышал, что ты собрался жениться. Будет вполне уместным украсить дом к приходу новой хозяйки, – предложил Клодий. Но похоже его рекомендация была запоздалой – Глаций и так планировал преобразить дом к своему бракосочетанию.

– У моей сестры хороший вкус, поэтому скажи своему мастеру, чтобы старался как следует, – заметил Апасид.

– Так твоя невеста – прекрасная Илона, сестра Апасида? – уточнил эдил. Все присутствующие закивали. Похоже, что только один правоохранитель не знал о предстоящей свадьбе.

– Тебе очень повезло. Все Помпеи говорят о талантах и уме этой красавицы, она сама пишет стихи, играет на музыкальных инструментах, но крайне неприступна, – заметил эдил.

– А Арбас дал согласие на этот брак? – вопрос Клодия имел большой смысл. Брат и сестра и в самом деле выросли без родителей, остаться в социальном статусе элиты древнеримского общества им помог опекун Арбас. У него была специфическая репутация, в обществе поговаривали, что он отправляет культ египетским богам, но его богатства помогали закрывать глаза на эти сплетни.

– Еще он был бы не согласен! – высокомерно заявил грек. – Я принимал его позавчера. Можете мне поверить: все было по высшему разряду, он, как и вы, не остался равнодушен к запеченной мурене и осьминогу.

– А правда про него говорят, что он астролог и колдун? – полюбопытствовал Саллюстий.

– Возможно, – пожал плечами Глаций. – Но замечу, я женюсь не на нем, а на его подопечной.

– По правде говоря, мне бы стоило изгнать его по примеру Рима, там прогнали всех колдунов, но Арбас богат, а мой долг эдила – охранять богатых людей.

– А что ты скажешь о новой секте, ну тех, которые верят в еврейского бога Христа?

– Они пустые мечтатели, – поспешил заверить собеседников Клодий. – Среди нет ни одного достойного богатого человека! Я уверен, что эта секта исчезнет через год или два, а через десять лет про нее никто даже не вспомнит.

– Все равно я думаю, что было бы лучше их всех распять! Они не почитают Венеру и Юпитера. Назарянин – это безбожник, придет время и я до них доберусь, – пригрозил Панса. Затем он опять обратил внимание на кольцо: – Это ты приготовил в подарок невесте?

– Обязательно. Только будь другом, – Глаций повернулся к Апасиду, – не говори сестре о подарке, который я ей приготовил. Пусть будет сюрпризом.

– А когда ты планируешь подарить?

– Думаю, что через пару дней, когда будет праздник богини Исиды.

Друзья опять обратились к столу, желудки их давно были полны, в сосудах текла кровь, хорошо разбавленная изысканным вином. Но руки продолжали подносить ко рту новые яства и чаши с вином. Разве можно остановиться, когда хозяин подал все самое вкусное и дорогое? Гастрономическое наслаждение сопровождалось эстетическим: музыканты извлекали из своих инструментов прелестные звуки, танцовщица Нидия пела и танцевала.

Однако неожиданно пение было прервано негромким грохотом. Хозяин и гости недоуменно переглянулись.

                                   * * *

1910 год, начало ноября

– Вот она, современная молодежь! – воскликнула Вожжинская. – Читают всякую чушь! Зачем девушке нужны описания жизни в древние времена? А уж интрига и детектив – это даже неприлично для девушки. Молодая дама должна думать о других вещах.

– Это обычная тема Софьи Михайловны, – наклонившись, шепнул на ухо Кате Гринев. Впрочем, шепнул не совсем верно сказано, фраза была произнесена довольно громко. Инженер не имел настроя скрывать свою реплику от пожилой дамы.

– А о чем должны думать молодые дамы? – Петр догадывался, что имела в виду Вожжинская, но все же решил задать этот вопрос. И он не обманулся. Последовал монолог, суть которого заключалась в извечной теме: молодежь пошла совсем не та, стариков не уважает, думает не о том, занимается не тем. Извечная тема для российского общества, когда пожилые люди предъявляют претензии к подрастающему поколению. Причем набор претензий не меняется с годами и передается как эстафетная палочка из века в век. Видимо подобные сцены повторялись в этой гостиной регулярно, поэтому Гринев и Пимов слушали со снисходительными улыбками. Поняв, что ее почти не слушают, Софья Михайловна решила перейти в наступление:

– Девушка должна читать духовную литературу, которая учит благочестию. Или руководства для молодой хозяйки. Вот вас интересуют мозаики, – обратилась она к Варе. – Я не вижу, чтобы вы занимались рукоделием. Вы умеете вышивать?

– Крестиком или гладью? – поинтересовалась Катя. – Вот воротничок на мне, я его сама вышивала.

Конечно, как и все барышни тех лет, Катя и Варя были знакомы с вышивкой, вязанием. Хотя тут тягаться с пожилой леди было трудно. Ее работа была намного сложнее работы девушки, но и Катино изделие было сделано аккуратно и смотрелась довольно изящно. Поэтому старая аристократка потеряла интерес к воспитательной работе; поджав губы, она отвернулась к окну, давая понять, что и так уделила молодежи слишком много времени. Разговор завис на неудобной паузе. Из этого положения всех выручил Железманов.

– Это, конечно, очень интересная тема для разговора, но нам надо отдохнуть, – вмешался Петр.

Он проводил девушек до их комнаты и направился к себе. В коридоре у молодого человека развязался шнурок на ботинке, и он задержался, чтобы его завязать. И в этот момент случайно стал свидетелем одного разговора. Дни стояли теплые, и одно из окон в коридоре было слегка приоткрыто. Внизу под ним беседовали двое. И содержание этого разговора было не совсем обычное.

– Когда будет товар? Сколько дней мне ждать? – фразу произнесли по-русски, но с сильным акцентом.

– Куатро-чинкуэ9. Ты зачем сюда пришел? Я же просил не делать этого! Я сам тебя найду. Или давай встретимся на пьяцца дэль-Дуомо10. Лунеди, иль меццо-джиорно11.

– Может быть лучше в катакомбах? У усыпальницы святого Януария.

– Сам лезь в свои катакомбы. Ты еще там товар не вздумай хранить! Это же Санти! Не затем эту красоту делали, чтобы ее тащить в подземелье.

– Но на площади много народу.

– Вот и хорошо, никто на нас внимания не обратит. Главное сам не болтай.

Понятно, что Петр не мог знать человека, говорившего с акцентом. А вот голос его собеседника, который отказывался лезть в катакомбы, он узнал. Это был его сосед по гостинице, предприниматель Трофим Алексеевич Пимов. Не все слова Петр понял, так как часть разговора шла на итальянском, но бесспорно, что торговец фруктами не так прост. Похоже его благосостояние было сделано не только на апельсинах. Хотя какое это имеет сейчас к нему отношение? Он в отпуске. Петр даже не подозревал, насколько он ошибся!

                                   * * *

1910 год, начало ноября

Несколько дней в Неаполе промелькнули как в сказке. Миша погрузился в свои коммерческие дела, а Петр с девушками знакомились с достопримечательностями города. Последующие три дня были потрачены на более детальную работу в Национальном археологическом музее. Девушки уже не просто ходили по залам, они пристально рассматривали мозаики, делали описание и пытались зарисовать их. Естественно, Петр старался им помочь. Точнее делать это у него получалось только для Кати. Варя продолжала отвергать его таланты. Нельзя сказать, что у нее ничего не получалось, она тоже неплохо рисовала. Хотя и помощь молодого человека могла бы ускорить процесс, но девушка явно настаивала на самостоятельности. Железманов сосредоточился на помощи сестре. В конце концов он приехал сюда из-за нее. Музей работал только полдня, и после того как посетителей просили покинуть залы, девушка и Петр (иногда к ним присоединялся и Миша) знакомились с другими достопримечательностями. Они осмотрели королевский дворец, посетили несколько наиболее выдающихся храмов, художественный музей и даже спустились в катакомбы Сан-Дженнаро, где были устроены усыпальницы горожан. Там особенно их поразила фреска с изображением отца, матери и ребенка.

Через два дня число постояльцев гостевого дома Своровских расширились. В наиболее дешевую комнату заселились два студента – Сергей Голубев и Андрей Диков. Вечером они приняли участие в традиционном кофепитии. Сергей был явно помоложе, с лихими непослушными кудряшками, с интересом осматривал гостиную и людей в ней. Даже уделил внимание Мичо, погладив его по мягкой спинке. Андрей держался более степенно, больше смотрел в свою чашку, чем на окружающих.

– Вы по коммерческой части? – спросил их Вожжинский.

– Нет, мы студенты, – коротко ответили они.

– А вы пенсионеры из Академии художеств, приехали изучать искусство? – выдвинул свою версию Гринев.

В конце XIX века слово «пенсионер» имело несколько другой смысл, чем сейчас: пенсией называли не только выплаты по старости, а еще средства, выделявшиеся наиболее успешным студентам для продолжения обучения за границей. Так наиболее способным выпускникам Академии художеств оплачивали поездку в Италию, которая считалась сокровищницей мирового искусства. Не случайно в творчестве, например, великого Айвазовского есть картины с изображением Неаполя. Именно он был в свое время таким пенсионером и писал пейзажи в этом городе с натуры.

– Да, именно так, – подтвердили новенькие.

– Чем интересуетесь? Живопись, скульптура? И мы будем иметь честь лицезреть новый вариант картины «Последний день Помпеи»?

Великий Карл Брюллов тоже был пенсионером Академии художеств и жил в Италии целых двенадцать лет, написал не только великое полотно «Последний день Помпеи», но и ряд других замечательных работ, в том числе серию прекрасных акварелей о жизни итальянцев.

– Да, может быть, вы отобразите, как эти несчастные спаслись и благополучно отплыли от берега на корабле? – подал идею Гринев.

– Интересная мысль, – без особого энтузиазма обронил Диков.

– Но такой сюжет, кажется, уже имеется? На картине «Гибель Помпеи» как раз изображены корабли, отчаливающие от берега, на котором беснуется Везувий, – заметила Варя. – Что вы скажете? Или данная тема не исчерпана? Как вы думаете?

– Не одна тема не может быть исчерпана полностью, тем более что Брюллов обратил внимание только на богатых людей, а в Помпеях были люди попроще. Их спасение он совсем не отобразил, – заявил Голубев.

– Брюллов вообще ничье спасение не изобразил, – возразила Катя. – Все люди, которые есть у него на полотне, явно обречены. Они находятся на форуме, на котором рушатся колонны и статуи, явно, что никто оттуда живым не уйдет.

– Но кто-то же уплыл на кораблях! – решительно возразил Голубев.

– Кто-то уплыл, – согласилась Варя. – Но если говорить о сюжетах в живописи, то было это на полотне, которое написал Айвазовский, а не Брюллов.

И, видя немного растерянное лицо студента, добавила:

– Картина «Гибель Помпеи» кисти Айвазовского12.

– Ах, да. Я немного попутал, устал просто, – растерянно улыбнулся Голубев.

– И вообще, мы не художники, а будущие архитекторы, – поспешно пояснил Диков.

Железманов понял, что слегка напрягся. Почему? И дело не в том, что студент-художник спутал две картины известных авторов. Дело было в другом: слова Андрея были произнесены слишком поспешно. Так говорят, когда выдумывают на ходу. Молодой человек соврал? Зачем? Хотя какое ему дело, правду говорят новенькие или врут? Он в отпуске, никакого преступления не расследует. И в этом он снова ошибся.

Петр погрузился в атмосферу отпуска: прогулки по экзотическому для себя городу, кулинарные эксперименты, купания в ноябре месяце. Все это дополнялось неторопливым ритмом жизни, светскими беседами в большой гостиной. Даже выступления старой аристократки по вечерам превращались в милое дополнение отпускной программы. На пятый день пребывания в Неаполе вечером зашел спор о внешнем виде женщин. Софья Михайловна прошлась по современным девицам, которые смеют обрезать косы и носить короткие стрижки.

– Но укладывать волосы – это очень долго! – попыталась возразить Варя. Сама она не рассталась с косой, но многие ее подружки по Бестужевским курсам носили короткие волосы.

– Просто не надо лениться! – выдвинула классический аргумент всех ревнителей старины Вожжинская. – Каждая уважающая себя дама должна обязательно укладывать волосы. Вы сами сказали, что девица на мозаике простолюдинка именно потому, что у нее распущены волосы. Но даже она не стриженая!

Варя и Катя действительно каждый вечер проводили некоторое время перед стеной, где висела мозаика, любуясь работой древнего мастера. Вот и сейчас Катя автоматически повернулась к стене. Увы, занавеска была задвинута. Опять прислуга оплошала! Девушка протянула руку и отодвинула ткань. Но что это?

– А где Нидия? – раздался удивленный возглас.

Все присутствующие, не сговариваясь, повернули головы к стене, на которой висела мозаика. Но ее там не было! Нидия исчезла. Позвали Своровского. Мало ли, может быть хозяин ее просто перевесил. Или продал. Имеет право. Но тот был просто в шоке. Он очень гордился этим произведением искусства и никогда бы не стал продавать!

Николай Николаевич потребовал к себе прислугу и стал задавать вопросы, словно надеясь, что картину просто перевесили слуги. Но горничные клялись, что они ничего не трогали. Понятно, что южный темперамент не мог не проявить себя. Эмоции, восклицания, клятвы – все было в ассортименте. Этот поток остановил Петр.

– Кто видел Нидию в последний раз? – он автоматически задал профессиональный вопрос. И тут все вспомнили один важный момент: Нидию все видели в последний раз не накануне, а позавчера. Дело в том, что в этот день у супруги Своровского – Эмилии Петровны – был день рождения. И в честь этого события в гостинице был устроен небольшой вечер: угощение, танцы, игры. Естественно, всех постояльцев пригласили. Вечер выдался теплым, и праздник проходил прямо на террасе, где было много места. Поэтому гостиную с ценным артефактом заперли, и в нее никто не заходил. По крайней мере из гостей. И в данный момент надо выяснять детали не вчерашнего, а позавчерашнего вечера.

– Кто из вас закрывал комнату позавчера вечером? – обратился Железманов к прислуге. Нет, он не собирался браться за расследование. Просто профессиональный опыт выскакивал и диктовал действия сам по себе. Поэтому молодой человек спрашивал то, что узнает следователь на месте происшествия. Персонал в этой гостинице работал смешанный. Некоторые слуги, такие как дворник, повара, были местные, а вот горничные были русские. Для хозяина это было очень важно: нужно, чтобы персонал очень хорошо понимал требования и пожелания гостей. Поэтому Петр вполне мог задавать вопросы без переводчиков. Одна из девушек робко вышла вперед.

– Ты точно закрыла дверь? – начал с металлом в голосе наступать на нее Своровский. Девушка клялась, что не могла этого забыть.

– А занавеску над мозаикой тоже вы задвигали? Она была на месте? – уточнил Петр. И опять девушка заверила, что точно помнит, что мозаика была на месте.

– Я, как вы и говорили, задвинула занавеску, проверила, закрыты ли окна, и вышла из комнаты и заперла дверь, – последние слова были произнесены со слезами на глазах.

Гринев подошел к двери и осмотрел замок. К нему присоединился и Петр.

– Не похоже, что его взламывали, – сделал заключение инженер. Конечно, Железманов не был специалистом, который мог бы сделать трасологическую экспертизу замка и установить, взломан он или нет. Для этого им всегда приглашались слесаря. Именно так было принято тогда на следствии в Российской империи. Однако профессиональный опыт подсказывал, что с высказанным мнением надо согласиться. Тогда он автоматически перешел к окнам. Вот тут и обнаружилась находка. В замочной скважине одного из окон можно было заметить что-то белое. Было неясно, что это.

– Простите, – Петр обратился к Вожжинской, – не могли бы вы мне одолжить на минутку иголку.

Дама посмотрела на него с изумлением, но иголку дала. Молодой человек поковырялся в замке и кончиком иглы стал вытягивать белое содержимое. Это оказалась хлопчатобумажная нить.

– Понятно, – обронил Петр Андреевич.

– Ты нам не объяснишь? – спросил его Михаил.

– Очень просто. Есть такой прием взлома замков. Берут нить. Опускают ее в воду и мокрой начинают набивать в замок. Вода делает нить более эластичной и податливой. В результате нить забивает все внутреннее пространство замка и продавливает его детали, замок открывается. Вообще прием, который требует умения и опыта, – объяснил молодой человек.

– То есть в комнату проникли снаружи? – догадался Миша.

– Похоже, что именно так.

– Так может быть там под окном и следы остались? Пошли посмотрим, – Берштейн был готов выпрыгнуть из окна.

– Пошли, только выйдем как люди из дома. И целее будем, и сами не натопчем, – поправил друга Петр.

Вместе они осмотрели пространство под окном. Результат был весьма интересный. Последние дни в Неаполе стояла солнечная погода, поэтому шансы обнаружить следы на почве были весьма скромные. Но именно в этом месте дворник протаскивал шланг от водопровода, чтобы поливать цветы в палисаднике. И как раз этот нехитрый садовый инвентарь имел небольшой дефект, а проще говоря трещину. И поэтому тут почва была влажной. И на ней со вчерашнего дня застыли следы, которые ясно показывали, что некто свернул с садовой дорожки, проходящей у дома, и вплотную подошел к окну. Именно к тому, в замке которого была обнаружена нить.

– Вот так вор проник в дом, – сделал вывод Железманов.

– А по следам можно определить, кем мог быть этот вор? – спросил Миша, который хорошо помнил совместное чтение с другом детства книг про индейцев.

Железманов еще раз посмотрел на следы, сделал параллельно им пару шагов и сказал:

– Думаю, что рост у него меньше моего, а если быть точнее, то возможно не у него, а нее.

– Мозаику украла женщина? – удивился Миша.

– А что? Можно подумать, преступления совершают только мужчины? – удивился Железманов, а потом объяснил: – Следы похоже от женской обуви, уж больно изящные носочки отпечатались. И каблук отпечатался достаточно глубоко. У женской обуви каблуки чаще более высокие, поэтому следы остаются заметнее.

– Но как она смогла залезть в окно?

А вот это был интересный вопрос. Дело в том, что для Неаполя, как и для многих городов, которые находятся в горной местности, было характерно разноуровневое строительство дома. Когда здание строят на улице, которая идет вверх, часто бывает, что с одной стороны у дома один этаж находится гораздо выше, чем с другой. Поэтому тут был довольно высокий цоколь. И если с противоположной стороны можно было легко заглянуть с улицы в окно, то тут, чтобы заглянуть или уж тем более проникнуть в него, надо было фактически подтянуться на руках. Миша и Петр внимательно осмотрели стену под окном. Кажется, нашли! Один камень в кладке был положен криво, поэтому образовался небольшой выступ. Полноценно встать на него было нельзя. Но поставить носок ноги было вполне реально. Петр пристроил свою ногу и попытался приподнять тело над землей. У него ничего не получилось, слишком была мала площадь, чтобы использовать выступ как полноценную ступеньку.